– Майор! Майор Дивероу! Ваша телефонная трубка лежит не на месте.

Непрекращающийся громкий стук в дверь сопровождался гнусавыми криками Лоудстоуна.

– Боже всемогущий, что это такое? – спросила Регина Гринберг Сэма, толкая его под одеялом. – Это напоминает мне несмазанный поршень.

Невыспавшийся, страдающий с похмелья Дивероу с трудом открыл глаза.

– Это, дорогая хозяйка Тарзаны, – принялся объяснять он, – голос злого человека, одного из тех, что выплывают на поверхность, когда вздрагивает земля…

– Ты знаешь, какой сейчас час? – продолжала возмущаться Регина. – Позови работающих в гостинице полицейских!

– Не надо, – неохотно вылезая из постели, ответил Сэм. – Если я поступлю так, то этот джентльмен вызовет Объединенный комитет начальников штабов. Мне кажется, они до смерти боятся его. Они профессиональные убийцы, а он, так сказать, их глашатай.

Прежде чем Дивероу смог полностью прийти в себя, его одели, посадили в машину и увезли. Затем какие-то люди, предварительно накричав на него, втащили его в самолет.

В Китае улыбались все. Правда, как заметил Сэм, улыбались больше губами, нежели глазами.

В пекинском аэропорту его ожидала посольская машина, сопровождаемая двумя китайскими армейскими машинами с восемью армейскими офицерами. Улыбались все, даже машины.

Встречавшие Сэма два атташе посольства заметно нервничали. Им не терпелось вернуться в миссию, поскольку никто из них не чувствовал себя спокойно в окружении китайских военных.

Наверное, именно поэтому оба дипломата предпочли больше разговаривать о погоде, кстати, довольно пасмурной и унылой. И когда Сэм все же заговорил о Маккензи Хаукинзе, – а он не видел причин, запрещающих беседовать на эту тему, поскольку чувствовал себя как дома, – оба атташе вдруг потеряли дар речи и только трясли головами, указывая пальцами на проносящиеся за окнами машины пейзажи. А потом вдруг ни с того ни с сего принялись хохотать.

В конце концов Сэм понял: дипломаты убеждены в том, что их беседа прослушивается, и принялся совершенно беспричинно смеяться вместе с ними.

Если автомобиль и на самом деле снабжен электронной техникой, думал Дивероу, то человек, который в данный момент слушал их, должен представить себе трех взрослых идиотов, передающих друг другу комиксы непристойного содержания.

Путь до посольства показался Сэму по крайней мере странным, его же получасовая встреча с послом в здании миссии на площади Славного Цветка и вовсе выглядела нелепой.

Атташе, все так же продолжая хихикать, ввели Сэма в посольство, в холле которого его торжественно приветствовала целая группа стоявших там с серьезными лицами сотрудников. У него даже мелькнула мысль о том, что, наверное, с таким же видом служащие зоологической лаборатории, неуверенные в своей безопасности, рассматривают только что привезенное и вызывающее у них интерес новое животное.

Затем Сэма быстро повели по коридору к какой-то массивной двери, за которой, по всей видимости, размещался кабинет посла. Как только Сэм перешагнул порог, посол быстро пожал ему руку, одновременно проведя пальцами свободной руки по своим слегка подрагивающим усам. Один из сопровождавших Сэма атташе достал из кармана сканер размером с сигаретную коробку и принялся размахивать им возле окон, словно благословляя стекло. Посол наблюдал молча за своим сотрудником.

– Я не могу быть уверенным, – произнес наконец атташе.

– Почему? – спросил глава миссии.

– Стрелка слегка качнулась, но причиной этого может быть и громкая речь на площади.

– Черт, нам пора уже иметь более совершенную аппаратуру. Подготовьте соответствующие бумаги на этот счет в Вашингтон… – Подхватив Сэма под руку, посол повел его назад к двери. – Идемте со мной, генерал!

– Я майор…

– Прекрасно!

Посол вывел Сэма из кабинета и подвел его к другой двери, на противоположной стороне коридора, которую тут же и открыл. Он первым спустился по довольно крутым ступенькам в огромный подвал с единственной электрической лампочкой на стене. Посол зажег ее и мимо выстроенных в ряд корзинок провел Сэма к двери в едва видимой стене. Дверь оказалась довольно тяжелой, и послу пришлось даже упереться ногой в цементную стену, чтобы открыть ее.

Это был вход в давно не использовавшийся холодильник, служивший теперь винным погребом.

Войдя в помещение, посол зажег спичку. На одном из выступов стены стояла сожженная наполовину свеча. Дипломат поднес спичку к фитилю, и вспыхнувшее пламя затрепетало по стенам и выступам. Про себя Сэм заметил, что хранившееся здесь вино далеко не из лучших.

Увлекая за собой Сэма, посол прошел чуть назад и закрыл, правда, не совсем плотно, тяжелую дверь. Аристократические черты его худого лица казались еще более строгими в неверном свете свечи.

– При виде нас, – виновато улыбнулся он, – у вас может сложиться впечатление, что вы имеете дело с параноиками. Но, уверяю вас, это далеко не так!

– Ну что вы, сэр! Здесь очень уютно и спокойно…

В следующие тридцать минут он получил предназначенные для него последние инструкции, присланные правительством. И получил их во вполне подходящем для этого месте: в глубоком подземелье, населенном червями, которые никогда не видели дневного света.

Дивероу покинул посольство с кейсом в руках. Чувствовал он себя не очень уверенно. И не успел выйти из белой стальной двери, как наткнулся на поприветствовавшего его китайского офицера, стоявшего в футе от дорожки. Только сейчас Сэм увидел «вещественные доказательства» тарана – лежавшие на газоне разбитые доски и несколько железных уголков.

– Меня зовут Лин Шу, майор Дивероу, – улыбнулся находившийся за пределами американской территории офицер. – Я буду сопровождать вас к генерал-лейтенанту Хаукинзу. Моя машина к вашим услугам!

Сэм уселся на заднее сиденье армейской машины и, откинувшись на спинку, положил кейс на колени. В отличие от нервных американцев, для Лин Шу не существовало запретных тем. И уже скоро разговор перешел на Маккензи Хаукинза.

– Генерал Хаукинз, – покачивая головой, заявил Лин Шу, – в высшей степени неустойчивая личность… У меня складывается такое впечатление, что он вообще находится во власти каких-то потусторонних темных сил.

– Кто-нибудь пытался поговорить с ним с позиции, так сказать, разума? – спросил Дивероу.

– Да, я пробовал сделать это сам. В довольно мягкой форме старался убедить его…

– Но успеха не добились, как я догадываюсь?

– Что мне сказать вам? Он напал на меня, что само по себе не укладывается ни в какие рамки!

– И вы хотите устроить в связи с этим настоящее судилище? Посол сообщил мне, что вы непреклонны в своем намерении… Процесс или бесконечные хаззераи!

– Что означает последнее слово?

– С иврита оно переводится как «затруднения».

– Вы не похожи на еврея…

– Так как насчет процесса? – перебил китайца Сэм. – Обвинение сводится к нападению на вас?

– О нет! Это несовместимо с нашей философией. Мы не чураемся физических страданий, поскольку только через борьбу и страдания человек обретает настоящую силу…

Лин Шу снова улыбнулся, но почему, этого Дивероу так и не смог понять.

– Генерал будет осужден, – продолжал китаец, – за преступления против нашей родины…

– Расширительное толкование реального поступка, – спокойно резюмировал Сэм.

– Все намного сложнее, – возразил Лин Шу, и улыбка исчезла с его лица, выражавшего теперь покорное смирение. – Ему инкриминируется варварское глумление над национальной святыней, которую можно сравнить с вашим Мемориалом Линкольна. Он уже, как вы знаете, сумел однажды выйти сухим из воды. На украденном грузовике врезался в статую на площади Сон Тай. И поэтому обвиняется сейчас в осквернении великих произведений искусства. Ведь статуя, на которую он наехал на грузовике, выполнена по эскизам жены председателя. И в тот раз не могло быть и речи ни о каких наркотиках. Его видели многие дипломаты. Наделал он шума на площади Сон Тай!

– Он заявит о смягчающих обстоятельствах.

– В случае с нападением на меня это вряд ли поможет.

– Понятно. – И хотя на самом деле Сэм ничего не понял, не было никакого смысла продолжать. – На сколько он тянет?

– Что значит «тянет»?

– Я имею в виду, сколько лет тюрьмы грозит ему?

– Приблизительно четыре тысячи семьсот пятьдесят лет.

– Что? С таким же успехом вы могли бы приговорить его к смертной казни!

– Жизнь в глазах нашего народа священна. Каждое живое существо может внести свой вклад в общее дело. Даже такой закоренелый преступник, каким является ваш империалистический маньяк генерал. Он мог бы принести много пользы, работая в Монголии.

– Подождите! – произнес Дивероу, повернувшись так, чтобы смотреть Лин Шу прямо в лицо.

Он не был уверен, но ему показалось, будто с переднего сиденья донесся металлический звук, какой обычно издает снимаемый револьверный предохранитель.

Сэм решил не думать об этом – так будет лучше – и снова обратился к Лин Шу:

– Но это же идиотизм! – воскликнул он. – Подумайте, о чем вы говорите: четыре тысячи лет… Монголия!

Лежавший на коленях Сэма кейс упал на пол машины, и американцу снова послышался лязг металла.

– Давайте поговорим серьезно, – продолжал он, поднимая кейс и чувствуя, как его охватывает волнение.

– Законом предусмотрены наказания за совершенные преступления, – сказал Лин Шу. – И ни одно правительство какой бы то ни было державы не имеет права вмешиваться во внутренний порядок любой другой страны. Это непреложная истина. Хотя в данном весьма специфическом случае возможны варианты.

Прежде чем ответить, Сэм сделал довольно большую паузу, наблюдая за тем, как хмурое выражение на лице Лин Шу медленно уступает место его прежней вежливой, но в то же время совершенно лишенной какого бы то ни было чувства улыбке.

– Могу я из сказанного вами заключить, – спросил он, – что речь может пойти о решении этого дела без суда?

– Как это – без суда? Каким образом? – снова нахмурился китаец.

– В результате компромисса. Ведь мы говорим именно об этом, не так ли?

Лин Шу позволил себе перестать хмуриться. Сменившая угрюмость улыбка была искренней ровно настолько, насколько Дивероу мог себе это представить.

– Если угодно, то да. Компромисс возможен, но при одном условии.

– При соблюдении которого, возможно, срок тюремного заключения в Монголии в четыре тысячи лет будет несколько сокращен?

– Не исключаю этого, если только вам удастся то, что явилось камнем преткновения для других. В конце концов, стремление к компромиссам у нас в крови…

– Я надеюсь, вы знаете, что говорите. Ведь Хаукинз – наш национальный герой.

– Как и Спиро Ейгару, майор! Ваш президент сам сказал об этом…

– И что бы вы могли предложить? Отменить процесс?

Лин Шу перестал улыбаться, и Сэму показалось, что сделал он это намеренно.

– Это не в наших силах. О процессе уже объявлено, о нем уже знают и за границей…

– Чего вы хотите: сохранить лицо или продавать бензин? – откинувшись назад, спросил Сэм, а сам подумал, что китаец вовсе не желает никаких компромиссов.

– Немного и того и другого. Ведь это и есть компромисс?

– Хотелось бы узнать, что это значит – ваше «немного». При условии, если я уговорю Хаукинза быть благоразумным.

– В случае вашего успеха речь непременно пойдет о сокращении срока, – в который уж раз улыбнулся Лин Шу.

– С четырех тысяч лет до двух с половиной? В милосердии вам не откажешь. Давайте-ка поговорим лучше об условном освобождении. Я допускаю такую возможность.

– Но каким образом?

– Объясню вам это чуть позже, уверен, вам понравится мое предложение. А пока дайте мне нечто реальное, с чем бы я мог заставить Хаукинза пойти на уступку.

Сэм постучал пальцами по кожаной поверхности своего кейса. Это был дешевый прием, который тем не менее часто расслаблял противника и делал его более сговорчивым.

– Судебный процесс у нас может проходить по-разному, – ответил китаец. – Иногда он бывает долгим, несколько декоративным, сопровождаемым исполнением всевозможных ритуалов. Или, наоборот, быстрым, без всяких там лишних атрибутов. Иначе говоря, правосудие вершится и за три месяца, и за три часа. Я предлагаю последний вариант…

– …предусматривающий освобождение Хаукинза, – завершил фразу Сэм. – Я покупаю это. Подобное решение – именно то, что действительно побудит меня поработать как следует. Считайте, что мы заключили сделку.

– Поскольку дело касается освобождения, вам надлежит обставить все в лучших адвокатских традициях.

– Все будет как надо. Вы не только сохраните свое лицо и продадите бензин, но и продемонстрируете, сколь вы сильны, надолго став героями мировой прессы. И все это – одновременно. Что может быть лучше?

Лин Шу улыбнулся. Сэм подумал было о том, не скрывается ли за этой улыбкой что-то более значительное. Но все тот же Лин Шу от подобных мыслей тотчас отвлек его, начав задавать самые различные вопросы и сам же отвечать на них, не давая Сэму открыть рта.

– И в самом деле, что может быть лучше этого? – вновь спросил Лин Шу и сам же ответил: – Только изгнание генерала Хаукинза из Китая!

– Какое совпадение! Это вполне приемлемое условие его освобождения.

– В самом деле? – произнес Лин Шу, глядя прямо перед собой.

– Мы договоримся с вами, – несколько задумчиво сказал Сэм. – Но меня по-прежнему беспокоит Брэнд Икс.