Глава 4
Вопросы без ответов
Вторая смерть пришла в Полынью… Пока Марков осматривал труп, я, глядя на помертвевшие черты лица местного балагура и затейника, невесело пошутил:
— Кажется, на этот раз он перестарался.
Было очевидно, что убийца вышел из сарайчика за несколько минут до нашего прихода. И им, несомненно, мог оказаться именно тот человек, которого я увидел в слепящих лучах солнца. Тогда он показался мне Ермольником, да и путь его лежал к кузнице. Но я мог и ошибиться. А если это был разыскиваемый нами маньяк? Ведь Мишка-Стрелец знал, где он прячется, и тот мог догадаться об этом… Да и с какой стати кузнецу убивать смотрителя башни? Мне было искренне жаль этого веселого и непутевого человечка, который и сам в чем-то являлся местной достопримечательностью. Без его подчас злых забав Полынья сильно осиротеет. Но его постигла участь всех придворных шутов. Если бы мы пришли хотя бы на полчаса раньше…
— Вот те раз! — произнес между тем. Марков, взявшись за рукоять ножа и вытаскивая его из спины. — Такие ножички в магазинах не продаются. Лезвие-то нестандартное. Сделано на заказ. Уж не в местной ли кузнице?
— Конечно, — согласился я. — Наверняка Ермольник ковал ножи чуть ли не для всех жителей поселка. Станут они бегать по магазинам, когда проще обратиться к местному мастеру. А инициалов каких-нибудь на рукоятке нет?
— Буква «М». Нож мог принадлежать самому Михаилу. — Марков впервые отозвался о покойном с таким уважением, назвав его полным именем. Он вынул свой носовой платок, завернул в него нож и спрятал в карман брюк.
— Еще какие-нибудь улики есть?
— Отсутствие улик — тоже улика, — туманно отозвался он. — По крайней мере, у меня есть основания предполагать, что наш маньяк тут ни при чем.
— Почему ты так думаешь?
— Не мешай следствию, ладно?
— Тоже мне, следователь! Ты в отпуске. Да и вообще, работаешь в другом ведомстве. Этим должны заниматься официальные органы.
— А где ты здесь их найдешь?
— Ну хорошо, — согласился я. — А помнишь, что Стрелец хрипел перед смертью? Он хотел назвать имя убийцы, выговорить его. Но у него выходили только начальные буквы. Так мне кажется. «Гр-р…» Это может означать… Гриша? Или же — Громыхайлов. Во-первых, Стрелец видел, как Громыхайлов тащил ночью труп к озеру. А во-вторых, он прилюдно обвинял его в убийстве девочки.
— Логично, — усмехнулся Марков. — Но твое, а вернее, его «гр-р…» может быть просто предсмертным звуком, бульканьем крови в горле. Не придавай этому такого большого значения. Гораздо важнее другое.
— Что именно?
— То, что Стрелец и не думал защищаться, а спокойно сидел за столом и позволил убийце зайти за спину. Значит, он его хорошо знал и не боялся. Да и удар нанесен профессионально, мастерски.
— Думаю, нам следует навестить Ермольника. Он сможет опознать нож. Если, конечно, не сам воткнул его в спину Стрельцу.
— Думать тебе никто не запрещает, — ехидно отозвался Марков. — Не строй из себя розыскную собаку.
— Ну ладно, а что ты собираешься делать дальше? — спросил я обиженно.
— А дальше нам уже делать нечего, — понизив голос, ответил он. — Кажется, сюда идут…
Марков отскочил за дверь, а я спрятался за выступом в стенке: слышались чьи-то шаги, приближающиеся к сараю. Егор подал мне знак, чтобы я не шевелился. Возвращается убийца? Дверь скрипнула, и в помещение вразвалочку вошел Петр Громыхайлов. Он близоруко щурился, привыкая к полумраку. А когда взгляд его скользнул по лежащему на полу трупу, Марков подпрыгнул и нанес ему сзади удар по затылку сцепленными кулаками. Милиционер рухнул, заняв свое место рядышком с Мишкой-Стрельцом.
— Сматываемся, — сказал Егор. — С полчасика он еще проваляется…
— Зачем ты это сделал?
— А ты хочешь, чтобы он нас застал на месте преступления? Да еще с орудием убийства в моем кармане. И как бы мы стали объясняться?
Выбравшись из сарая, мы постояли, привыкая к слепящему солнцу. Марков вынул нож и тщательно вытер его о траву, очищая от крови.
— Одно из двух, — сказал он. — Либо твой Громыхайлов убийца и вернулся, чтобы удостовериться в смерти Стрельца и забрать улику, либо он совершенно ни при чем, а забрел сюда случайно. Но в любом случае мы поступили правильно. Не надо, чтобы он нас видел. К чему лишние, неприятности?
— А теперь куда?
— Давай-ка заглянем к кузнецу да потолкуем с ним. Надо, как и он, ковать железо, пока горячо.
И мы направились к кузнице, оставив позади себя один труп и одно бесчувственное тело. Уже на расстоянии было слышно, как злобно, с какой-то яростью стучит молот, словно разделываясь с железным врагом, а потом вдруг наступила тишина. Из дверей кузницы вышел помощник Ермольника Степан и уселся на бревнышко, дружелюбно поглядывая на нас.
— Потап Анатольевич там? — спросил я, ответив на приветствие. Вихрасто-соломенный парень кивнул головой, разминая плечи.
— А он никуда не отлучался минут тридцать назад? — продолжил я, заслужив одобрительный взгляд Маркова.
— Так… было, — непонимающе моргнув глазами, ответил он. — Живот у него прихватило. А что?
— Нет, ничего.
Мы вошли в кузницу. Ермольник стоял возле бака с водой и жадно пил из большой кружки. Увидев нас, он нахмурился.
— Ну что, туристы, все шляетесь? — спросил он.
— А вы нас возьмите к себе в помощники, — сказал я.
— Кишка тонка.
Я не знал, как приступить к делу, а Марков молчал, словно доверяя всю инициативу мне. Он разглядывал стоявшие возле стен решетки для ограды, пики, кольца, даже пощупал их руками.
— Потап Анатольевич, — начал я издалека. — Хотелось бы с вами поговорить кое о чем… Как работается?
— Не крути, — отрезал он. — Или говори, или проваливайте.
— Тогда скажите, что за человек… Мишка-Стрелец?
Ермольник усмехнулся, глаза его сощурились: он смотрел не на меня, а на Маркова.
— Пустой он человек, зря только на белом свете живет. Таких убивать надо, — произнес наконец Ермольник.
Откровеннее не скажешь, я даже растерялся.
— Когда вы видели его в последний раз? — повернулся к нему Егор.
— Не люблю ищеек, — ответил кузнец весьма красноречиво. Но Марков, видно, привык к подобным штучкам.
— Сразу ясно, что вы побывали под следствием, — спокойно сказал он. — За что сидели?
— За драку. Вот с таким пронырой, как ты.
— И все-таки напрягите память: когда вы его видели в последний раз?
— А я его вообще в упор не вижу. И знать о нем ничего не хочу.
— Что так?
— А так, — коротко ответил кузнец.
— Вы с ним что, поссорились?
— А какое тебе дело?
Чувствуя, что между ними начинает вспыхивать вольтова дуга, я решил вмешаться. Конечно, характер у обоих был не сахар, но что вот так, сразу, они поведут себя как кошка с собакой, я не думал.
— Потап Анатольевич, вы много сделали ножей для жителей поселка?
— Ну, много, — ответил он, повернувшись ко мне, а голос его чуть смягчился.
— А вот это изделие вам знакомо? — Я жестом попросил Маркова показать нож. Тот неохотно протянул его мне, а я уже передал Ермольнику. Кузнец лишь чуть взглянул на него и вернул обратно. У него была отличная память на свои работы.
— Докторский, — сказал он. — Полгода назад для Мендлева делал.
— Понятно, — сурово произнес Марков, пряча нож в карман.
А мне показалось, что он сейчас добавит: «А теперь прошу следовать за нами…» Но он ничего не сказал, а просто повернулся и пошел к двери. Даже не попрощавшись. Напряженную обстановку пришлось смягчать мне.
— Вы на него не обижайтесь, — .сказал я. — От него две жены ушли. Одновременно.
— Оно и видно. Ты бы, парень, держался от него подальше. Он тебе еще устроит пакость.
— Собственно говоря, уже устроил. А ключиком вашим мы скоро воспользуемся. Может быть, даже завтра ночью.
— Ладно, дашь знать, — сказал кузнец и взялся за молот, заорав в сторону дверей: — Степка, иди сюда!
Маркова я нашел возле кузницы, сидящего на корточках. Он смачно плюнул и пружинисто поднялся.
— Жук навозный твой кузнец, — сказал он. — Будь моя воля, я бы на него вмиг статью подобрал. Да и подбирать не надо, у него на лбу весь Уголовный кодекс отпечатан.
— Ну это ты брешешь, — не согласился я. — Нормальный мужик, только занозистый. Как ты сам.
— Ладно, пойдем.
— Куда теперь?
— К доктору Мендлеву. Пощупаем его за горлышко.
Я не стал пока говорить Маркову, что доктор кого-то прячет в своем доме. Мне хотелось самому, в крайнем случае вместе с Комочковым, выяснить — кто этот незнакомец. Чтобы утереть Егору нос. Вполне возможно, что этим человеком мог оказаться маньяк Гриша. Мало ли какие отношения их могут связывать. Даже гомосексуальные. Ведь в свое время от доктора сбежала жена и, может быть, именно на этой почве. А если моя догадка верна, то Гриша мог воспользоваться ножом Мендлева, чтобы убить Мишку-Стрельца. Или это сделал тот, кто прячется в его доме. Что ж, посмотрим, как Марков станет «щупать» доктора за горло…
Мы пришли в медпункт, где Жанна, отличившаяся вчера вечером в танце живота и стриптизе, сидела с видом утомленного рыжего солнца, глотая какие-то пилюли.
— Это было ужасно! — ответила она на мой вопрос, каково ее самочувствие после вчерашнего. — Я ничего не помню.
— А мне понравилось, — соврал Марков. — Веселенький был пикничок. Хорошо бы повторить… Доложи-ка, красавица, доктору, что пришли двое больных люэсом, да поживее, а то у нас мозги вскипают.
Густав Иванович встретил нас смущенной улыбкой, поблескивая круглыми стеклами очков. Видно, и ему было стыдно за вчерашний вечер в особняке, хотя он-то вел себя наиболее скромно: просто хлестал одну рюмку за другой и искал кого-то глазами, словно именно ему должно было явиться привидение. Но это безобразное пиршество теперь каким-то образом объединяло нас в некое таинственное братство. «Элиту Полыньи», как сказал бы Намцевич. Может быть, это и было целью его вечера?
Без долгих разговоров Марков выложил нож перед носом доктора Мендлева.
— Ваша игрушка? — коротко спросил он.
— Моя! — обрадовался Мендлев. — Как она к вам попала?
Он попытался взять нож, но Марков накрыл его рукой.
— Я его вам потом верну, — пообещал он. — А пока скажите, где вы его потеряли?
— Да и не терял я его вовсе, — отозвался доктор. — Просто он исчез с моего стола. Недели две назад. Всегда тут лежал, возле фонендоскопа. Наверное, кто-то из пациентов прихватил.
— Вы хотите сказать: украл?
— Можно сформулировать и так.
— Странно.
— Конечно, странно. Кому он мог понадобиться? Свиней резать?
— Или людей.
— Что вы имеете в виду?
— Скоро узнаете. А скажите-ка, доктор, что у вас в том пузырьке, который вы поспешно задвинули в ящик стола, когда мы вошли? Ужасно жажда мучает.
Густав Иванович молча улыбнулся, встал, достал три мензурки, пузырек и разлил спирт.
— Это лучше того, что мы пили вчера, — сказал он.
— Да… — согласился Марков. — Гораздо лучше. А чем он вчера нас опоил, как вы думаете?
— Наверное, какой-нибудь экстракт белладонны с красавкой.
— Либо наркотические травы, — вставил я. — Но надо быть хорошим специалистом, чтобы разбираться в них. Очевидно, у него грамотный помощник. Вроде Раструбова. Ведь он часто приносит вам свои находки с болота? — Я не забывал, что мне надо выявить еще и возможную причастность пекаря и Мендлева к убийству деда. Но мой вопрос нисколько не смутил его.
— Да, я пользуюсь его услугами, — ответил он. — Иногда я составляю лекарства и по методам народной медицины.
— И яды тоже?
— Ядами занимался ваш дедушка, — холодно произнес доктор.
— А как часто его и ваши пути пересекались? В какой точке болота?
— Я вас не понимаю.
— Поставим вопрос иначе: сколько раз пекарь обещал вам то, что отдавал деду, и наоборот? И из-за какого редкого растения разгорелся главный конфликт?
— Вы говорите загадками, Вадим Евгеньевич. Хотите еще спирта?
— Я хочу, — ответил за меня Марков. — А ему хватит.
Минут через десять мы брели в сторону озера и рассуждали, врет доктор Мендлев или говорит правду, украл у него нож кто-либо из пациентов или он сам имеет прямое отношение к убийству Мишки-Стрельца.
Версия Густава Ивановича выглядела довольно правдоподобно.
— Но я ему все равно не верю, — сказал Марков. — Уж больно все гладко стелется.
— А тебе и положено никому не верить.
— Итак, у нас четверо подозреваемых. Ермольник, Громыхайлов, Гриша и — гипотетически — сам Мендлев. Но не исключено, что есть кто-то и пятый — пациент доктора.
— И вот что любопытно. Заметь, что все они имеют какое-то косвенное отношение к смерти деда. Девочку также могли убить либо Громыхайлов, либо маньяк Гриша, либо опять неизвестный. Какой-то заколдованный пасьянс получается. Как новый труп, так вокруг него те же лица, которые подозреваются в гибели дедули. А за ними — таинственная фигура умолчания. Что это — случайность? Мне так кажется, что все вертится вокруг деда. Найдя его убийцу, мы распутаем все эти узелки.
— И все-таки ты зря раскрыл перед Мендлевым некоторые карты из этого пасьянса, — укорил меня Марков. — Пекаря надо было держать в резерве. Теперь, если их действительно связывает серьезное дело, они будут осторожнее.
— У меня есть против доктора кое-какие козыри в запасе.
— Выкладывай.
— Подожду. Ты же мне тоже не все рассказываешь.
— Ладно. Только не зарывайся. Мы подошли к берегу, на котором лежали сожженные остовы лодок. Вся рыбацкая флотилия была уничтожена за одну ночь. Понурая группка рыбаков стояла чуть поодаль.
— Что это еще за кладбище погибших кораблей? — спросил Марков.
— Какой-то умный ход Намцевича, — пояснил я. — Пока вы давились белладонной и изображали театр времен императора Нерона, мы с ним наблюдали, как горит Рим.
— Понятно. Очевидно, он хочет, чтобы из Полыньи вообще никто не улизнул. Вот только зачем?
— Спроси у него сам. Валентин! — позвал я знакомого рыбака — того самого, кто первым обнаружил труп деда. — Как это все произошло?
— Ночью, — хмуро откликнулся он. — Когда мы спали. Кто-то облил их бензином и поджег. Найти бы эту сволочь!
— И неужели никто ничего не видел и не слышал?
— Куда там! Все так накушались на радостях, что… — И он махнул рукой.
— А что за радость-то? Русалок наловили?
— Да Намцевич нам ящик водки прислал. В подарок. Вот мы… и соблазнились.
— Тогда вопросов больше нет. Бойтесь данайцев, дары приносящих…
— А?
— Я говорю: спроси моего друга. Он вчера был у Намцевича, и его тоже опоили. Только что не подожгли. Еще успеется.
От группы рыбаков отделился один здоровенный мужик.
— А ну валите отсюда! — сказал он, угрожающе надвигаясь на нас. — Еще неизвестно, кто поджег! Может быть, ты сам со своими пришлыми? А Александра Генриховича не трожь, понял?
— А сколько он тебе платит, дядя?
Вместо ответа огромный кулак чуть не влетел мне в ухо, но Марков ловко перехватил руку и вывернул ее за спину. Мужик взвыл. И хотя он был раза в два крупнее Егора, но походил сейчас на беспомощный куль с песком. Остальные рыбаки, потоптавшись, нерешительно двинулись в нашу сторону. Марков оттолкнул к ним мужика и успокаивающе поднял руки.
— Все, ребята, все! Инцидент исчерпан. Будем дружить семьями.
— Уходили бы вы, правда, — посоветовал Валентин. — Мы тут сами разберемся. Без посторонних.
— Уже уходим. А ты все-таки подумай над моими словами, — сказал я.
Мы повернулись и пошли прочь, оставляя поле не состоявшейся битвы. И правильно сделали, потому что даже при всей сноровке Маркова нам бы не поздоровилось. Но зато я понял, что и среди рыбаков у Намцевича были свои люди. Не они ли и подожгли лодки?
— Что ты думаешь по этому поводу? — спросил я.
— То же, что и ты. Что мы влипли, как тараканы в дуст. А выход только один.
— Какой?
— Принять вызов и бороться. Я лично намерен так и поступить.
— С кем или с чем бороться? Мы еще даже не знаем, что нам угрожает.
— Не беспокойся. Очень скоро мы это узнаем. Я тебе гарантирую. Артподготовка кончается. Теперь жди наступления по всем фронтам.
— А тебе не страшно?
— Наоборот. Давненько я не попадал в такие веселенькие ситуации. Аж руки чешутся…
— Все-таки ты дурак, Марков. Недооцениваешь опасности. А здесь ею пропитан весь воздух. Я чувствую это. Мы просто плывем в ней, словно в густом тумане. И каждый шаг сопряжен со смертельным риском. И главное, реальность тут переплетена с какими-то мистическими явлениями, с запахами потустороннего мира. Я не могу объяснить, но мне кажется, что Полынья — это слепок с умирающего человечества, ждущего прихода Антихриста. Здесь сейчас сосредоточена основная борьба между силами добра и зла, света и тьмы. И мы втянуты в нее, каждый по-своему. А может быть, так и было предопределено нам судьбой… Ты меня понял?
Марков усмехнулся.
— Тебе бы, Вадимка, стихи писать. Или философские трактаты. И то и другое — глупость.
Мы подходили к церкви, из которой выносили гроб с телом девочки. Впереди шел бледный отец Владимир, неся перед собою крест. А рядом, возле «айсберга», в окружении своих многочисленных почитателей, стоял проповедник Монк и громко вещал:
— Вторая Гранула опустилась на Полынью! Вторая Гранула!
Значит, они уже знали, что Мишка-Стрелец убит…