Очнулся я на берегу, а мне казалось, что я все еще плыву где-то в озере: кругом была вода. Потом я сообразил, что это льет немилосердный дождь, и услышал рядом с собой голос Маркова:

— Очухался, а притворяется мертвым. Вставай, великий утопленник!

— Кто меня вытащил? — спросил я, оглядывая стоящих возле меня друзей.

— Кто же, кроме нашего боевого капитана, способен на это? — сказал Комочков. — Я бы лично не пошевелил и пальцем.

Милена склонилась надо мной, присев на корточки.

— Дорогой, тебе лучше? — спросила она, чуть не плача. А может, уже и поплакала — кто ее знает?

— Чего-то сердце прихватило, — ответил я.

— А мы думали, ты комедию ломаешь, — сказал Сеня. — Все-таки мы все дураки, что полезли в воду.

— Во всем виноват Марков, — сердито произнесла Ксения.

— А я вас заставлял? — тотчас же откликнулся он. — Голову надо иметь на плечах.

— Вот у тебя-то ее и нет. Кочан какой-то с ушами.

— Пошли домой! — произнес я, поднимаясь. — Там будем браниться. В тепле. А я, как заслуженный утопленник Советского Союза, помирю вас.

Пока мы шли обратно к дому, Милена держала меня под руку, словно боялась, что я сейчас вырвусь и снова нырну в озеро.

— Что же ты меня так пугаешь, негодник? — сказала она шепотом.

— А что бы ты стала делать, если бы я действительно утонул?

— Вышла бы замуж за Маркова. Я ему давно нравлюсь.

— Тогда Егорке не надо было бы меня спасать…

— Это он действительно сглупил.

— Может быть, вернемся и повторим финальную сцену?

— Нельзя войти в одно и то же озеро дважды. Мы придумаем что-нибудь другое. Такое же душещипательное.

— Хорошо, — согласился я.

Тогда я еще не знал, насколько наш разговор будет близок к истине. Когда мы вернулись домой, меня освободили от кухонных обязанностей, а подготовкой к ужину занялись женщины. Разогрели долгожданного поросенка, достали с ледника холодную закуску и все остальное, а Комочков стал открывать бутылки. Наконец стол был полностью сервирован, и мы уселись, горя желанием немедленно приступить к трапезе. Аппетит после купания в озере разыгрался нешуточный. Даже у меня, наглотавшегося доброй порции воды. И хотя я чудом избежал смерти, но меня не покидало какое-то странное ощущение, что я повторяю путь деда, и мое сегодняшнее спасение — лишь отсрочка. Самое главное ожидает не только меня, но и всех нас, явившихся в Полынью с беззаботным весельем, впереди.

Марков постучал вилкой по бокалу, призывая всех к молчанию.

— Хочу сказать тост! — произнес он строго. — Втяните языки и слушайте. Мы собрались здесь благодаря усилиям нашего дорогого полупокойника Вадима Евгеньевича Свиридова. Но есть еще одно обстоятельство, которое заставляет меня внести минорную ноту в наш праздничный ужин. Это — нелепая и трагическая смерть Арсения Прохоровича, моего дальнего родственника и кровного деда Вадима, в чьем доме мы имеем честь пребывать. Я мало знал этого воистину замечательного человека, но был много наслышан о его феноменальных способностях. Он исцелял людей — а это высшая мудрость и истинное призвание, которое дано не каждому. И если он сейчас… слышит нас, то пусть возрадуется и пребудет в мире и вечном покое! Помянем его, друзья, и не будем забывать о тленности всего сущего и близости неизбежной смерти! — Закончив свою витиеватую тираду, Егор лихо опрокинул в себя водку, не позабыв крякнуть при этом.

— Ну… ломанул! — с завистью произнес Комочков. — Где это ты так тостировать научился?

— Приходится, понимаешь ли, пить с разными барыгами ради дела, — ответил Марков, пережевывая ветчинку.

— А правда, что твой дед был… колдуном? — спросила вдруг Ксения.

— Не знаю. Наверное. Так он сам себя называл, — сказал я.

— И может явиться ночью? Как привидение?

— Ровно в полночь, — уточнил Комочков. — К тебе первой. Ты еще никогда не соблазняла привидение? Приготовься.

— А он был симпатичный мужчина?

— Как наш Вадим. Он и сам, должно быть, колдует по ночам. Лапки лягушек варит.

— Милена, твой муж знает какие-нибудь заклинания? Чем он тебя приворожил?

— Не скажу, — ответила Милена, поглаживая мое плечо.

А гроза тем временем продолжалась и становилась все сильнее и сильнее. Дом буквально сотрясался от сильных порывов ветра, и казалось, что на поселок надвигается ураган. В зале не было окон, возле стен горели лишь свечи, но мы все ощущали, что где-то над крышей сверкают молнии, и слышали рокочущие раскаты грома. Все это сливалось в какую-то тревожную симфонию дождя, ветра и грома, щемящих душу звуков, словно небесный оркестр принялся исполнять свой траурный марш. И мы, сидящие за столом, будто бы справляли поминки, и даже шутливый разговор не мог помешать напряженному ожиданию чего-то сверхъестественного, которое обязательно должно было случиться.

— Страшно как-то, — сказала вдруг Маша, оборвав подтрунивание Комочкова.

И он не стал продолжать, умолкнув на полуслове. Маша выразила чувства всех нас. Возможно, лишь Егор Марков не был охвачен этим мистическим страхом, который явился невесть откуда, проникнув в полутемный зал. Он продолжал орудовать большим кухонным ножом, разрезая поросенка на блюде на равные порции. Он был по-прежнему абсолютно спокоен и невозмутим.

— Ну, вот и готово, — сказал наш капитан. — Можно приступать жрать.

— Ты бы выражался поблагороднее, — заметил Комочков.

— Неужели ты ничего не чувствуешь, Егорка? — спросила Милена.

Марков покрутил головой, принюхался.

— Чувствую ароматный запах, — сказал он. — А что? Поросенок должен пахнуть навозом?

— Да нет же! Мне кажется, что сейчас кто-то незаметно вошел сюда и уселся рядом с нами. Восьмым.

Все притихли, опасливо оглядываясь.

— Тебе надо в Баден-Баден ехать, на воды, — произнес Марков, отправляя в рот кусачек мяса. — Вадим, отправь свою жену лечиться. У нее нервы не в порядке.

— Но я тоже чувствую это, — сказала Ксения, расширив от ужаса глаза.

— И тебя туда же! — вынес свой вердикт капитан. — В одну палату. А на дверь — амбарный замок. Ну, кто у нас еще страдает головокружением от страха? Будем дрожать или начнем есть поросенка?

Комочков молча разлил мужчинам водку, а дамам — вино.

— Все дело в грозе, — сказал он. — Электрические заряды в воздухе аккумулируют атавистическое начало в человеке. И он, словно пещерный житель, стремится спрятаться как можно дальше. Кроме того, новая обстановка… странный дом… Все естественно. Не надо их ругать, Егор. Мне и самому как-то не по себе.

— Если не ошибаюсь, ты был в некоторых горячих точках. Где стреляют. Неужели там тебе было спокойнее? — ядовито спросил Марков.

— Как ни странно — да. Война есть война. Там враг ясен. А вот когда его не видно и не слышно, но ты ощущаешь его присутствие, то… Все непонятное вызывает помутнение рассудка. Спокойный человек становится легковозбудимым, храбрец — трусом. А философ, привыкший докапываться до самой сердцевины непознанного, превращается в истеричную и нервную девицу, если ему выпадет счастье провести ночь на кладбище, среди мертвецов. Вспомните гоголевского Хому. Кажется, он сдвинулся с ума, когда на него полезла вся эта загробная нечисть?

— Ты, Коля, возбудитель вируса, только не гриппозного, а мистического, — сказал Марков. — Я читал некоторые твои статьи о полтергейсте в московских квартирах, о всякой загадочной чертовщине. Все это ерунда. Вам, журналистам, специально приплачивают, чтобы вы пугали народ. Когда человек начинает думать о небыли, то уже не обращает внимания на бытовые трудности. Все вы, газетчики, продажные девки. Вас надо пороть при большом скоплении зрителей.

— Хватит задираться, — остановил его Барсуков.

Но Маркова понесло на всех парусах. Он даже поднялся со своего стула.

— Я докажу вам, что ваш страх связан не с теорией Комочкова о каких-то там параллельных мирах, которую он старательно развивает на страницах своей бульварной газетки, а с элементарным невежеством. И переутомлением. — Егор вышел из-за стола, и мы еще не понимали, что он собирается сделать.

— Что ты задумал, Егорушка? — спросила моя Милена.

— Хочу сыграть с вами в одну игру.

— А как она называется?

— «Убийца в темном доме».

— Чего-то я не слышал о такой… — проворчал Сеня. — У нее хоть есть правила?

— Правила пишутся по ходу игры.

— Я категорически отказываюсь, — произнесла Маша, но Марков уже подошел к первому подсвечнику и потушил его.

— Эй, эй! — крикнул я. — Хватит дурачиться!

— Пусть гасит, — мрачно откликнулся Комочков. — Ему же хуже будет.

Прежде чем мы успели остановить Маркова, он быстро обошел зал, задул все свечи, и все вокруг погрузилось в темноту. Потом где-то хлопнула дверь. Очевидно, Егор вышел из зала.

— Индюк налоговый, — сердито произнесла Ксения. — Как его только в полиции держат?

— А там все такие, — отозвался Сеня.

— Я не могу найти свою вилку. И стакан, — сказал Комочков. Что-то на столе звякнуло, опрокинулось. — Кажется, я разлил водку… — добавил он.

— За это тебя надо убить, — тотчас же произнес Сеня. — Раз игра называется «Убийца в темном доме», то должен быть и труп. Непременно. Вот ты им и станешь.

— Хватит вам, — вмешалась Маша. — Это не смешно.

Все это стало мне напоминать недавний спиритический сеанс в доме Дрынова. Не хватало лишь, чтобы кто-нибудь снова подбросил электрические провода к моему стулу. Если дух Бориса действительно существует и блуждает где-то по поселку, то здесь его ждет гостеприимный прием с развлечениями. Рядом вдруг громко взвизгнула Милена.

— Эй! — шепотом сказала она. — Кто-то коснулся моей ноги. Это ты, Вадим?

— Я даже не пошевелился.

— А кто же тогда?.. Коля, ты?

— Если это Комочков, я ему морду набью! — пригрозил я.

— Была охота лезть к твоей жене, — пробормотал он. — Я пытаюсь водку нащупать.

— Может быть, он не там щупает? — предположила Ксения.

— Ой! — опять взвизгнула Милена. — А теперь кто-то до головы дотронулся… Брысь! У тебя здесь нет кошек?

— Была одна, прожорливая. Федором звали. Может, вернулась?

— А куда Егор подевался?

— Ну, все, надоело! Сейчас я включу свет. — Я поднялся и на ощупь направился к выключателю. Но сколько ни щелкал — электричества не было.

— Наверное, Марков заранее вывернул пробки, — предположил Сеня. — Вот скотина!

— Или что-нибудь случилось на станции, — ответил я. — Во время такой грозы могли отключить электроэнергию. Либо провода оборвались.

— А есть здесь автономная подстанция, в Полынье?

— Есть. Только генератор слабенький. Вряд ли его сегодня пустят. У кого есть спички? Зажжем хотя бы свечи.

Но спичек ни у кого не оказалось.

— Моя зажигалка пропала, — сказала Ксения.

— И моя тоже, — отозвалась Милена.

— Это все работа Маркова, чтоб ему провалиться! — высказался Сеня. — Он все заранее продумал. То-то сидел с таким хитрым видом, морда аж светилась…

— Ну что, так и будем сидеть в темноте? — спросила Маша.

— Пойду пошарю на кухне, — сказал я. — Где-то у меня там валялся коробок.

— Не ходи! — жалобно попросила Милена. — Мне страшно.

— Глупости. Егор только того и желает, чтобы мы все тут смертельно напугались.

Я потерял в этой кромешной темноте ориентировку и не знал, где находится кухня. Осторожно двигаясь вдоль стенки, я нащупал какую-то дверь и толкнул ее, оказавшись в комнате номер шесть, той самой — пустующей, которую не занимал никто из моих гостей. Помещение лишь на мгновения освещалось сверкавшими за окном молниями. Теперь надо было идти вправо по коридору, и тогда бы я добрался до кухни, миновав комнату Маркова, где был главный вход в дом. А слева находились наши с Миленой апартаменты. Подумав, я решил сначала идти к себе, чтобы взять фонарик. Но едва я вошел в свою комнату, как где-то позади меня раздался страшный, чудовищный вопль, который мог принадлежать и мужчине и женщине, но, скорее всего, какому-то нечеловеческому существу. Этот крик внезапно оборвался, словно его остановила чья-то рука, а меня всего просто передернуло. Неприятное ощущение еще больше усилилось, когда чья-то тень мелькнула передо мной и выскользнула из комнаты через вторую дверь. Я быстро схватил со столика фонарик и посветил вокруг. Комната была пуста, но здесь явно кто-то побывал. Я интуитивно чувствовал это. Между тем в зале раздался еще один крик, голосила женщина. Кажется, это была Ксения. А потом кто-то побежал по коридору. В довершение всего и на чердаке послышались чьи-то осторожные шаги. Я выскочил в зал, направив фонарик на моих гостей. Но за столом сидели только двое: Маша Барсукова и Милена. Остальные стулья были пусты.

Обе женщины смотрели на меня широко раскрытыми глазами, в которых таился страх.

— А где… все? — недоуменно спросил я. — Кто кричал?

— Ксюша, — с трудом выдавила из себя Милена. — А кто вопил первый раз — не знаю. Кажется, где-то в подвале…

— Потом Ксения вскочила и убежала, — добавила Маша, тесно прижимаясь к моей жене. — А Коля и Сеня пошли ее искать.

— Оставайтесь здесь, — предупредил их я. — Что-то странное творится в доме. Мне это не нравится.

— Ты хочешь нас бросить? — испуганно спросила Милена.

— Ничего с вами не случится. Если будете сидеть на месте. А я пойду поищу их.

Я открыл дверь в комнату номер три, где разместились Барсуковы, и пошел налево, в сторону кухни. Но здесь тоже никого не было. Между тем кто-то продолжал передвигаться по чердаку, там что-то рухнуло и загремело. «Марков, гад! — подумал со злостью я. — Всех довел до белого каления». Я пошел по коридору, миновал его комнату и добрался до шестой, откуда вела лестница на чердак. Поднявшись по ней, я отворил люк и выбрался наверх. Подсвечивая себе фонариком, я сделал несколько шагов и тотчас же угодил в собственную ловушку — в разбросанную по полу проволоку-петлю. Обе мои ступни оказались опутанными этой заразой. И в это время хлопнул второй люк, который вел в комнату номер три: кто-то поспешно покинул чердак. Я знал, что из этой проволоки мне не выбраться. Если я начну распутывать ее, то скорее всего руки будут намертво схвачены тонкими металлическими петлями. Это славное изобретение успешно применялось на наших границах и предназначалось для нарушителей и диверсантов.

— Эй, кто-нибудь! — закричал я. — Поднимитесь на чердак!

Мне пришлось ждать минут пять. Наконец из люка позади меня появилась голова Сени Барсукова.

— Ты чего орешь? — спросил он. — А где Ксения?

— А Николай где?

— Полез в подвал. Он думает, она там.

— Зря вы разделились. Нам всем нужно держаться хотя бы по двое. Иначе нас всех передавят поодиночке. Если это действительно кому-то нужно… Не подходи! — предупредил его я. — Здесь ловушка. — Я посветил фонариком, показывая на проволоку-петлю. — Не вляпайся, как я. Давай, осторожно попробуй меня распутать.

Пока Барсуков освобождал мои ступни, внизу, прямо под нами, снова раздался крик. Я узнал голос моей жены.

— Поскорее не можешь? — сердито сказал я.

— А какого хрена ты тут капканы наставил?

— На двуногого зверя, — отмахнулся я.

Наконец я был свободен, и мы осторожно пошли вдоль стенки, пробираясь ко второму люку. Спустились в третью комнату, а потом вошли в зал. Я посветил вокруг фонариком: за столом сидела только одна Милена, необычайно бледная. Даже косметика вроде бы испарилась с ее лица.

— А где Маша? — спросил я.

— Она… исчезла, — шепотом ответила моя жена. — Я держала ее за руку и вдруг… Раз — и нету. Словно кто-то вырвал ее. Что здесь творится, Вадим?

— Не знаю. Должно быть, все это проделки Маркова.

— Он был здесь до того, как Маша исчезла. Вошел, захохотал и сразу же скрылся. Мне кажется, я узнала его смех.

— А может быть, это был не он?

— Может быть.

— Я ему морду набью, — пообещал Барсуков.

— Слушай, Сеня, оставайся тут, с Миленой, а я пойду пошурую в подвале. Только ради Бога, держитесь вместе!

— Мы сольемся в неразрывном поцелуе, — довольно неуместно пошутил Сеня. Я погрозил ему кулаком и пошел в свою комнату, где был выход в подвал. Помня о проволоке-петле, я спускался по лестнице осторожно, так как где-то на ступеньках была натянута леска. Но она уже была разорвана до меня. Посветив на пол, я увидел лежащего человека. Это был Марков, а около его головы темнело несколько пятен крови…