Поужинал я вместе с тетушкой Краб, но перед тем установил в своем доме кое-какие ловушки для назойливых и незваных гостей. Если они обладали материальной плотью, а не представляли собой бестелесные существа, то непременно должны были попасться хотя бы в одну из них. Для этого я распаковал один из своих чемоданов и достал «маленькие хитрости», которые в общем-то держал для друзей, чтобы нам было веселее проводить время. Но обстоятельства требовали их использования сейчас. В коридоре, возле каждой из комнат, я установил на полу крошечные капсулы, которые с треском взрывались, если на них наступить ногой. В своей комнате, под карнизом, поместил свой любимый японский фотоаппарат, задав ему автоматический режим работы: каждые полчаса он производил моментальный снимок. Здесь же, на кровать, я положил диктофон, реагирующий и включающийся на звук или голос, прикрыв его сверху старой газетой. В подвале на обеих лестницах я натянул лески возле верхних ступеней, и тот, кто надумал бы спуститься сюда, непременно бы загремел вниз. Чердак я также оборудовал соответствующим образом: здесь я разбросал тонкую металлическую проволоку-петлю. Ступивший в нее так запутывался, что уже не мог освободиться без посторонней помощи. Она «схватывала» и стягивала и ноги и руки. Но самый главный сюрприз поджидал пришельца в зале. Тут я усадил за стол надутую в человеческий рост резиновую куклу, которая изредка поворачивала голову и реагировала на посторонние шорохи; при этом включался вмонтированный в нее магнитофон, и она произносила зловещую фразу: «Крови хочу, крови! Наконец-то ты явился — иди ко мне!..» А вслед за этим раздавался леденящий душу смех. Голова куклы ужасала оскалом трупа, пролежавшего по меньшей мере с полгодика в сырой земле. Для вящей убедительности я натянул на нее свой свитер, а на темечко нахлобучил найденную здесь же шляпу. Теперь посмотрим, кто кого больше напугает… «Заминировав» таким образом свой дом, я с чистым сердцем отправился к тетушке Краб на блины со сметаной.

За ужином моя верная помощница удивила меня еще одной новостью: ей удалось выяснить у пасечника Матвея, разводившего пчел на южной окраине поселка, любопытную деталь. За день до своего исчезновения к нему заходил за медом дед и вполне серьезно сказал, что чувствует, что скоро умрет. Буквально его слова звучали так: «Жить мне осталось дня три-четыре…» Что это было: ворчливая старческая болтовня или действительно ощущение надвигающейся смерти? Или он просто был уверен, что его убьют? И ошибся всего на сутки? Как бы то ни было, но его прогнозы сбылись… Почему же он не принял никаких мер, чтобы обезопасить себя? Может быть, он знал, что это невозможно? Тетушка Краб в своих изысканиях постаралась на славу и превзошла меня — я ей даже позавидовал. Вот что значит женская хитрость и пронырливость! Пришлось объявить ей еще одну благодарность.

— А не знаете ли вы, что за черноволосая красавица живет у Намцевича? Валерией ее зовут, — поинтересовался я.

— Да мы и сами в поселке гадаем: жена не жена, может, полюбовница? А то и сестра. Или дочка. Шут ее знает. Надо бы с учителем поговорить, он у них в доме частый гость. А что, понравилась?

— Есть немного.

— Ты, я гляжу, в деда пошел. Такой же бабник.

— А он что же, приволочиться любил?

— Так все мужики — кобели окаянные. И он туда же, седина в бороду, а бес в ребро.

— За кем же он тут ухлестывал?

— Да вот за этой самой твоей Валерией… тьфу!

— Быть не может! — изумился я. — Она ж ему во внучки годится. Да и живет за семью замками.

— Что ж с того, коли приспичило? Я с ним разругалась даже однажды. Стыдить начала, а он только молчал да покрякивал.

— И как же на это реагировал сам Намцевич?

— Известно как! — в сердцах ответила тетушка. — Гневался да ругался. Обещал пристрелить старого ловеласа.

— Вот! — торжествующе сказал я. — Вот и еще один повод для убийства.

— Из-за бабы-то? Вряд ли…

— Из-за бабы, тетушка, Троянская война началась. Ну ладно, дорогая моя Мата Хари, пойду я. Спасибо за угощеньице.

Вернувшись домой, я подумал: а может быть, эта таинственная Валерия и есть та самая Девушка-Ночь, смущающая покой жителей поселка? Выбирающаяся в лунную полночь из замка и блуждающая в поисках одинокой жертвы, чтобы увлечь ее к Волшебному камню. В таком случае я не прочь встретиться на ее пути. Эта романтическая идея мне так понравилась, что я, размечтавшись, совсем позабыл о предстоящем визите Мишки-Стрельца. А время между тем приближалось к десяти часам. Скоро он должен был явиться и сообщить мне, кто убил деда. Я наскоро разложил на кухонном столе закуску, приготовил водку (на которую, честно говоря, не мог смотреть после нашего ударного возлияния с Петром Громыхайловым) и стал ждать. Быстро стемнело. Прислушиваясь к тишине в доме, я подумал: сработают ли сегодняшней ночью мои ловушки или нет? Попадется ли зверь в капканы или хитро обойдет их?

Стрелки часов показывали уже четверть одиннадцатого. Мишка-Стрелец запаздывал. Может быть, он вообще не придет, передумал? Или что-то помешало ему? Кто-то? Тот, кто видел, как мы разговаривали возле башни?.. Наконец во дворе звякнула калитка. Я посмотрел сквозь оконное стекло: чья-то тень двигалась по дорожке. Но шел этот человек как-то странно, спотыкаясь, покачиваясь, еле передвигая ноги. «Напился он, что ли?» — подумал я и перешел из кухни в соседнюю комнату, где находился главный вход в дом.

В дверь постучали, вернее, поскреблись — именно такой звук раздался в напряженной тишине. К верхнему стеклу вплотную приблизилось, почти вдавилось лицо Мишки-Стрельца. Оно было ужасно: залитое кровью, мертвенно-бледное, с вытаращенными, кричащими глазами. Я рванул дверь на себя, и Мишка-Стрелец, постояв несколько секунд на пороге, беззвучно шевеля губами, рухнул к моим ногам. В спине у него торчала рукоятка ножа…

Ошарашенный, я отступил в сторону и прислонился к стене. Кровь бросилась в голову, запульсировав в висках. Я почувствовал, как нервно дрожат кончики пальцев, а во рту появился какой-то едкий вкус. Сомнений не было — его убили по дороге ко мне. В моей короткой жизни мне еще не приходилось видеть смерть так близко. Она существовала где-то далеко от меня — на экранах телевизоров, на страницах газет, в беседах со знакомыми… И вот… вот она пришла. Я нагнулся над трупом, не зная, как быть дальше, что делать. Может быть, он еще жив? Нужна срочная помощь… Кто? Доктор Мендлев — это имя сразу же пришло мне на ум. Надо бежать к нему и привести его сюда. Нужен врач, и как можно быстрее. Я переступил через распростертое тело Мишки-Стрельца и выбежал во двор. Луна как раз скрылась за тучами, и меня обступала темнота. А что, если убийца прячется где-то неподалеку? Вон за тем деревом… за кустами малины… Там что-то белеет. Я озирался, напрягая зрение, и мне чудилось, что убийца все время находится за моей спиной, тихо подкрадывается… Собравшись с духом, я пересек двор, открыл калитку и побежал по улице.

Доктор Мендлев еще не спал. Выслушав мою сбивчивую речь, он быстро собрался, взял кое-какие инструменты и торопливо пошел со мной.

— Его убили, понимаете, убили… — говорил я. — Он шел ко мне, а его зарезали, как… как барана. Воткнули нож в спину… А он должен был мне сказать… сказать…

— Я понимаю, понимаю, — успокаивал меня доктор Мендлев. — Так что он должен был вам сказать? И кого убили, я так и не понял толком.

— Сказать… кто убил… нет, потом. Это Мишка-Стрелец.

— Ах, Стрелец! — Доктор вдруг остановился, словно ему расхотелось идти дальше. — Вон оно что!

— Да пойдемте же! Что вы встали?

— Ну-ну! — Мне показалось, что на лице доктора появилась недовольная гримаса. — Хорошо, идемте…

Мы вошли ко мне во двор и поднялись на крыльцо. И тут я остановился как вкопанный. Дверь была по-прежнему распахнута настежь, но… трупа на полу не было. Он исчез… Не осталось никаких следов, которые говорили бы о наличии здесь всего десять минут назад мертвеца.

— Ничего не понимаю, — произнес я, прикладывая пальцы к вискам. — Вот здесь, вот тут он лежал… и нож… Может быть, я сошел с ума? А, доктор?

— Возможно, — хладнокровно отозвался Мендлев. — Но у меня есть другое объяснение. Прислушайтесь!

Где-то неподалеку, кажется на кухне, тихо звякнул стакан и кто-то кашлянул.

— Давайте поглядим, — предложил доктор, — не ожил ли наш мертвец? Такое иногда случается в медицинской практике. Редко, но бывает.

Мы прошли по коридору и отворили дверь на кухню. За столиком сидел Мишка-Стрелец. В одной руке он держал стакан, в другой — вилку с нацепленным на нее огурцом. Рожа его была вытерта от крови, а разноцветные глаза нагло косились на нас.

— Заходите, чего встали? — нахально произнес он, пододвинувшись на скамье. Потом опрокинул в себя водку и захрустел огурцом. — Меня спасла хорошая закуска и выпивка. Угодил, хозяин, слов нет.

— Забыл вас предупредить, Вадим Евгеньевич, — сказал доктор Мендлев, протирая стекла очков. — Наш местный идиот, которого мы имеем честь наблюдать перед собой, большой любитель на подобные фокусы. Особенно с приезжими. Здесь-то его штучки хорошо знают… Когда же вам это надоест, Михаил Евграфович?

— А чё? Весело же. А то живем скучно, как в тине. Дай, думаю, развеселю нашего московского гостя. Будет что вспомнить, когда в столицу вернется.

Я опустился рядом с ним на скамью. Подумал. Потом встал, ухватил Мишку-Стрельца за шиворот и потащил к двери.

— Эй!.. Эй!.. Я еще за ваше здоровье не выпил!.. — забарахтался он. — Слышь, хозяин, положи на место…

— Да оставьте вы его, — вмешался доктор Мендлев. — Ну чего теперь, право… Пусть выпьет.

— Ладно, — сказал я, отпуская его. — Один — ноль в твою пользу. Поздравляю.

Мишка-Стрелец заулыбался.

— Вот так-то лучше… А то — сразу по мордасам! Юмор надо иметь, юмор. С ним жить пользительней.

— Это верно, — согласился и доктор Мендлев. — Только не такой черный. Когда-нибудь тебя в самом деле зарежут.

— Ну и пусть! Я уж достаточно погулял. Водку будете?

Мы переглянулись с доктором Мендлевым и кивнули.

Мишка-Стрелец еще больше расцвел, чувствуя себя, должно быть, хозяином положения, центром внимания, этаким пупом земли, вернее, поселка Полыньи. Он налил водки, болтая и подхихикивая, пока я не прервал его фразой:

— Значит, ты врал насчет того, что говорил мне у башни?

— Почему же? — ответил он, несколько смутившись. — Я и в самом деле кое-чего знаю. Насчет твоего деда.

Я заметил, как насторожился сидящий напротив меня доктор Мендлев. Но теперь уже было поздно останавливаться.

— Ты знаешь, кто его убил?

— Не гони так… Давай-ка еще выпьем да закусим.

Но у меня уже заканчивалось терпение. Я отобрал у Мишки стакан и сказал:

— Пока не выложишь все — не получишь.

— Я могу и из горла…

Пришлось спрятать и бутылку.

— Говори.

— Ну ладно, ладно. Значит, так. Стояла лунная апрельская ночь… Звезды сияли, как маленькие алмазы, а в воздухе разносился аромат дорогих духов…

— Укоротись, поэт хренов. Ближе к телу.

— Вот я о теле и толкую. Я стоял на верхотуре своей башни… чего-то спать не хотелось.

— Алкогольная бессонница, — вставил доктор Мендлев.

— Пусть. Ладно, стою. Смотрю вокруг. Вдруг вижу: двое тащат к озеру что-то тяжелое, какой-то мешок. Положили его в лодку и поплыли… Потом, где-то на середине озера, вытряхнули это из мешка, оно еще булькнуло здорово, и вернулись обратно к берегу. И разошлись. А на следующее утро на берегу нашли одежду твоего деда. А самого его больше никто живым не видел. Вот, собственно, и все. Давай водку.

— А ты не разглядел их, этих двоих «носильщиков»?

— Да далековато было… Хотя…

— Ну-ну, рожай. — Я повертел перед его носом бутылкой.

— Один из них был вроде бы в форме такой пятнистой. Камуфляжной. А второй… и по фигуре, и по всему… походил на нашего… — Мишка-Стрелец выдержал паузу, прежде чем закончить: — Петра Громыхайлова. Милиционера.

— Вот так так! — щелкнул пальцами доктор Мендлев, а я откинулся на спинку стула. Конечно, слова Мишки-Стрельца еще не доказательство: он мог спьяну и ошибиться, да и в воду могли сбросить не труп, а, например, что-то другое… Но под покровом ночи, втайне от всех? Странно… И одежда на берегу…

— Почему же ты ничего не рассказал следователю? — спросил я, наливая ему в стакан.

— Ага! Сейчас. Ты знаешь, кто следствие вел? Дружок Громыхайлова из города. Только бы я рот открыл — меня бы вмиг с башни и сбросили. Ищи дурака!

— Логично. А чего же сейчас разговорился?

— Так надоело молчать, в себе таить. Да и ты вроде человек неплохой. Может, распутаешь этот узелок. Я ведь твоего деда уважал. Жалко его. — Он даже всхлипнул от избытка чувств.

— Ну ладно, будет. О нашей беседе — никому ни слова. Это в твоих же интересах. Надеюсь, Густав Иванович…

— Конечно, конечно, — поспешно отозвался доктор. — Буду нем как рыба.

— А я — как покойник! — сказал Мишка-Стрелец и захихикал. — Здорово я тебя разыграл? А? Знай наших!

И тут я решил отомстить ему, чтобы сравнять счет.

— Мишка, — небрежно сказал я, — сходи-ка в зал, там у меня на столе еще одна бутылка водки стоит… Вот через эту дверь.

— Завсегда рад услужить в таком деле! — взвился он соколом и поспешил в темный зал, где его уже поджидала моя кукла с незабываемым личиком. Мы услышали ее громкий голос: «Крови хочу, крови! Наконец-то ты явился — иди ко мне!», затем — жуткий смех, а потом и дикий вой Мишки-Стрельца. Что-то там грохнулось, упало, раздался топот ног. Обезумевший от страха Мишка побежал не назад, а выскочил через какую-то другую дверь в коридор. Тотчас же с треском начали взрываться разбросанные по полу капсулы. Это еще больше подлило масла в огонь Мишкиной души. Мы слышали, как он бегает где-то по дому, орет благим матом, а в ответ раздаются взрывы капсул. Ловушки сработали. Только не на того, для кого я их приготовил.

— Что это с ним? — спросил доктор Мендлев.

— Должно быть, белая горячка, — невозмутимо отозвался я.

— А что это за взрывы какие-то? Словно стреляют?

— Так… пол трещит. Рассохся.

Наконец Мишка добрался до нас и ввалился на кухню, высоко подкидывая колени. Рухнул на скамью и потянулся к бутылке.

— О-один — од-д-ин, — заикаясь, произнес он.