Эпилог
«Нью-Йорк дейли ньюс»
КРАСНОКОЖИЕ ДИКАРИ ПРОТИВ КОМАНДОВАНИЯ СТРАТЕГИЧЕСКОЙ АВИАЦИИ
Вашингтон, округ Колумбия, пятница. Как это ни странно, Верховный суд поддержал иск племени уопотами, штат Небраска, предъявленный правительству Соединенных Штатов. По единогласному мнению членов суда, территория в несколько сотен квадратных миль, занимаемая городом Омаха и его окрестностями, является законной собственностью уопотами, что было признано в 1978 году конгрессом четырнадцатого созыва. В этом районе расположена и база штаб-квартиры командования стратегической авиации. В связи с вышеизложенным объявлено о созыве чрезвычайной сессии сената и палаты представителей, что вызвало глубокий интерес у представителей нескольких тысяч юридических фирм.
* * *
«ИльпрогрессаИталиано»
Questo giomale muove obiezione all «insensibilita» del «Daily News» facendo uso di un’eapressione denigratoria nella testata di ieri. Noi iron siamo dei «pellerosa selvaggi»!
* * *
«Голливуд вэрайети»
«Беверли-Хиллз», среда. Господа Роббинс и Мартин, высокопоставленные служащие агентства Уильяма Морриса, заявили, что шестеро их клиентов, о которых в данный момент известно только, что все они, будучи блестящими актерами, на протяжении последних пяти лет действовали во благо отечества как самостоятельная антитеррористическая группа, заключили соглашение с Эммануэлем Гринбергом, продюсером «Консолидейтид колоссал стьюдио», предоставляющее ему право снимать фильм об этих героях при условии выплаты им довольно солидной суммы в сто миллионов долларов. Отважные актеры выступят в этом фильме в роли самих себя. На состоявшейся в Мерве пресс-конференции великий характерный актер Генри Ирвинг Саттон признался, что судьба этих актеров произвела на него столь сильное впечатление, что он, поступаясь своим покоем, согласился сыграть главную роль. По-видимому, Гринберг также не остался равнодушным к испытаниям, выпавшим на их долю. Во всяком случае, он не переставая плакал и был настолько взволнован, что не мог говорить. Правда, многие представители прессы считают, что он расчувствовался оттого, что ему наконец удалось провернуть это дело, хотя другие полагают, что его просто доконали переговоры. Леди Кэвендиш, бывшая жена Гринберга, также присутствовавшая там, лишь улыбалась.
* * *
«Нью-Йорк таймс»
ДИРЕКТОР ЦРУ ЖИВ. ЕГО ОБНАРУЖИЛИ НА ОДНОМ ИЗ ОСТРОВОВ АРХИПЕЛАГА ДРАЙ-ТОРТУГАС
Майами, четверг. С рыболовецкой яхты «Контесса», принадлежащей промышленнику международного класса Смитингтон-Фонтини, был замечен дым от костра, вздымавшийся над необитаемым островом архипелага Драй-Тортугас. Когда судно приблизилось к берегу, команда и пассажиры услышали громкие крики о помощи, издававшиеся на английском и испанском языках, и увидели, как трое мужчин, воздавая хвалу судьбе за ниспосланную им помощь, устремились к воде. Одним из троих оказался Винсент Ф. А. Манджекавалло, директор Центрального разведывательного управления, считавшийся погибшим на прошлой неделе в море, поскольку яхта «Готча Бэйби», на борту которой находился мистер Манджекавалло, потерпела крушение во время тропического шторма, а среди выброшенных на берег обломков судна были обнаружены и личные вещи господина директора.
Рассказ о том, как мистеру Манджекавалло удалось спастись, свидетельствует о героическом складе его натуры. По словам двух членов экипажа – аргентинцев, отправленных самолетом назад, к их семьям в Рио-де-Жанейро, – директор буквально вытянул их из воды, кишащей акулами: плывя к пустынному острову, мистер Манджекавалло позволил им держаться за его ноги. Услышав обо всем этом, президент воскликнул: «Я знал, что моего старого товарища по службе на флоте ничто не сломит!» Единственный же комментарий министерства военно-морского флота сводится к тому, что это, мол, все очень славно.
* * *
В Бруклине, штат Нью-Йорк, Рокко Сабатини, прочитав сообщение о спасении директора ЦРУ, сказал своей жене за завтраком:
– Черт возьми, что там происходит? Бам-Бам же не умеет плавать!
* * *
«Уолл-стрит джорнэл»
БАНКРОТСТВА ПОТРЯСАЮТ ФИНАНСОВУЮ АМЕРИКУ
Нью-Йорк, пятница. Юристы носятся по коридорам американских корпораций, сшибаются в кабинетах администраторов и присутствуют на заседаниях советов директоров, пытаясь восстановить былое равновесие в финансовом мире. В голове просто не укладывается, сколь массовый характер приняло обращение за кредитом в связи с произведенными за последние дни в лихорадочной спешке скупками акций. В результате подобных операций многие промышленные гиганты, находившиеся как в корпоративной, так и в индивидуальной собственности, были разорены, а незадачливых предпринимателей с красными от прилива крови лицами и с пустыми карманами охватило желание покинуть страну, где им так не повезло.
Известно, что президент одной из таких компаний истерически воскликнул в международном аэропорту Кеннеди: «Куда угодно, но не в „Каир“! Не желаю чистить писсуары!» Смысл этого заявления пока не ясен.
* * *
«Звезды и полосы», газета армии США
ПЕРЕБЕЖЧИКАМ С КУБЫ ПРИСВОЕНО ОФИЦЕРСКОЕ ЗВАНИЕ
Форт-Беннинг, суббота. Как сообщил генерал Этелред Броукмайкл, начальник отдела информации и связей с общественностью, на базе Форт-Беннинг впервые в истории американской армии звания лейтенантов были присвоены перебежчикам с Кубы, коими оказались двое высокопоставленных чинов из вооруженных сил Кастро, специалистов по саботажу, шпионажу, тайным операциям, разведке и контрразведке.
Дези Ромеро и его кузен Дези Гонсалес, дезертировавшие из кубинской армии в связи с «нестерпимой ситуацией в нашем отечестве», как изволили выразиться они, сразу же, как только окончат курсы английского языка и приведут у дантиста свои зубы в порядок, возглавят отдел особого назначения, формирующийся в Форт-Беннинге.
Армия с радостью приняла в свои ряды этих отважных и опытных людей, рискнувших жизнью своей ради свободы и чести. Генерал Броукмайкл заявил весьма определенно: «Их подвиги могут быть положены в основу замечательного фильма, о чем мы еще подумаем».
* * *
Лето шло на убыль. Погода становилась все более изменчивой, напоминая о приближении осени. По утрам дули несшие прохладу северные ветры, словно предупреждая жителей Небраски о том, что скоро со зноем будет окончательно покончено, наступят холода, а вслед за тем придут и жгучие морозы. Но племени уопотами было не до этого, потому что переговоры с правительством Соединенных Штатов так и не были завершены. Вашингтон рассматривал возможность направить в резервацию двести двенадцать домов-трейлеров, чтобы заменить ими вигвамы и те ветхие строения, которые использовались для общественных сборищ и для многих служили приютом во время зимних снегопадов. Вашингтону было невдомек, что несколько сот прекрасно оборудованных домиков было снесено лишь несколько недель назад и что вигвамов давно уже не было на территории резервации, если не считать нескольких сооружений при въезде во владения индейцев, предназначавшихся исключительно для туристов. Маккензи Хаукинз, опытный стратег, не упустил при рекогносцировке местности ни одной мелочи, способной сорвать его замыслы. Он заранее все продумал, ибо знал: без плана битвы не выиграть.
– Я никак не могу поверить в это! – Шествуя рука об руку с Сэмом по грязной дороге, Дженнифер смотрела на раскинувшееся справа безлесное пространство, усеянное трейлерами, каждый из которых был оборудован спутниковой параболической антенной, укрепленной на крыше. – Все выходит именно так, как и предсказывал Мак.
– Значит, переговоры идут успешно?
– Более чем! Стоит нам только нахмурить вдруг брови, хотя бы потому, что мы чего-то еще не уяснили себе, как представители правительства тут же начинают юлить и делать еще более выгодные предложения. Мне приходилось даже неоднократно останавливать их и объяснять, что финансовые аспекты возражений с нашей стороны не вызывают и что единственное, чего я хотела бы, – это более четких в юридическом отношении формулировок. Один юрист из правительственного финансового управления крикнул как-то: «Раз вам не нравится данное предложение, не беспокойтесь, мы уберем его!»
– Совсем не плохо, не так ли?
– Извинившись, я удалилась тогда в дамскую комнату.
– Я не совсем тебя понимаю… Почему ты не воспользовалась ситуацией?
– Послушай, Сэм, то, что они и так предложили нам, превосходит наши самые безумные мечты, и выторговывать себе что-то еще было бы просто преступлением.
– Зачем же в таком случае вообще вести переговоры? Чего ты добиваешься?
– Прежде всего, формально засвидетельствованного перечня таких наших требований, как строительство современных жилых зданий, школ, мощеных дорог и предоставления нам финансовых средств для производства первоначальных вложений в магазины и лавки, чтобы мы могли вести в своем поселке достойный человека образ жизни. Думаю, нам не помешало бы и такое новшество, как пара плавательных бассейнов. А разве плохо было бы устроить на Горе Орлиного Ока лыжную базу с подъемником и рестораном? Но это, конечно, уже из области коммерции. Высказал же данную идею Чарли: он любит кататься на лыжах.
– Как у него дела?
– Дорогой, когда-то я меняла ему подгузники и до сих пор не могу свыкнуться с мыслью о том, что он уже взрослый.
– Ха!..
– Он так похож на тебя! Быстро соображает, исключительно умен и вместе с тем весьма забавен…
– Я – очень серьезный служащий судебной системы, – ухмыльнулся Дивероу.
– Вы оба с ним ненормальные. Ваш психоз вызван чрезмерно быстрой реакцией, склонностью предаваться неприятным для вас воспоминаниям и упрощенным восприятием наисложнейших проблем.
– Мне не вполне ясно, о чем это ты.
– Он тоже не все в состоянии осознать. И тем не менее это так. Или ты забыл, что когда Хаукинз составил свое исковое заявление, то именно ему пришла в голову безумная мысль воспользоваться порочащим историю нашей юриспруденции прецедентом, известным как non nomen amicus curiae? Об этом же факте все давно позабыли!
– Только не я. Это произошло в тысяча восемьсот двадцать седьмом году. Дело «Джексон против Бакли». Один у другого воровал свиней…
– Заткнись! – Дженни выпустила его руку и тотчас снова завладела ею.
– Чем собирается заняться Чарли, когда все останется позади?
– С моей подачи он станет официальным поверенным племени. И сможет еще в зимнее время года надзирать за лыжной базой.
– Но не будет ли это обременять его?
– Может, и будет, хотя я так не думаю. Но выхода нет: здесь должен быть кто-то, чтобы следить за выполнением взятых на себя Вашингтоном обязательств по вновь заключенному с нами соглашению. В делах подобного рода поверенный всегда должен быть рядом. Ведь когда строят твой дом, необходимо наблюдать, чтобы все шло по графику. И скажу еще: я добилась включения в соглашение пункта, предусматривающего строгие штрафные санкции в случае каких-либо отклонений от согласованного нами плана.
– Выходит, Чарли будет занят круглые сутки… Но что еще получила ты от Города Дураков, как Мак называет его? Кроме того, что ты уже перечислила?
– А вот что. Согласно не подлежащему пересмотру договору, гарантом соблюдения которого выступает казначейство, в течение ближайших двадцати лет наше племя будет получать ежегодно по два миллиона долларов, не считая инфляционных надбавок.
– Дженни, это же пустяк, черт побери! – воскликнул Сэм.
– Вовсе нет, дорогой. Если к окончанию действия этого договора мы не встанем на ноги, то, значит, мы и этих денег не заслуживаем. Мы не хотим для себя каких-то льгот, просто нам надо с чего-то начать. Зная моих уопотами, я уверена в том, что мы сумеем отчитаться перед вами, бледнолицыми, за каждую потраченную нами никелевую монетку. И еще, поверь мне на слово, через двадцать лет наш президент получит у них прозвище что-то вроде Солнечного Заката или Лунного Луча. Не зря же мы готовим зелье – этот самогон!
– А как насчет другого? – спросил Дивероу.
– Какого такого «другого»?
– Ну, насчет нас с тобой?
– А к месту ли сейчас заговаривать об этом?
– Ты считаешь, что я выбрал для этого неподходящее время?
– Вовсе нет, но мне страшно.
– Не бойся ничего: в случае чего я защищу тебя!
– От кого?
– Ну, если понадобится вдруг… Собственно говоря, то, что я хочу сказать, очень просто. Как ты заметила, мы с Чарли имеем склонность сводить сложную ситуацию к простой, доступной пониманию каждого.
– О чем ты, черт возьми, Сэм?
– О сведении сложной ситуации к простой.
– И что все это значит, можно спросить?
– Я не хотел бы провести остаток своей жизни без тебя, и мне почему-то кажется, что примерно то же чувствуешь и ты.
– Признаю, в твоих словах содержится зерно правды, даже, пожалуй, больше чем зерно. Но обстоятельства сильнее нас. Я служу в Сан-Франциско, ты – в Бостоне. Расклад не из удобных.
– Учитывая твои данные, Арон с радостью возьмет тебя к себе, и на такое жалованье, что ахнешь.
– А учитывая твои данные, Спрингтри, Бэсл энд Карпас из Сан-Франциско возьмут тебя в свои партнеры охотнее, чем мистер Пинкус примет меня на работу.
– Я никогда не смог бы покинуть Арона, ты это знаешь, а ты уже ушла из одной фирмы в Омахе… Теперь поняла, как можно свести сложную проблему к простой, когда сознаешь, что, не выдержав разлуки, мы оба отравимся газом?
– Ну, о себе я бы этого не сказала!
– А я о себе говорю! Итак, каково твое мнение?
– Я отказываюсь отвечать, поскольку каждое мое слово может быть обращено против меня же самой.
– Позволь в таком случае предложить тебе кое-что.
– Слушаю тебя.
– Мак подарил мне сохранившийся у него со Второй мировой войны медальон с эмблемой своей старой дивизии, той, с которой он совершил прорыв в Арденнах. Я всегда ношу его с собой на счастье. – Дивероу сунул руку в карман и вытащил из него крупную, но легкую эрзац-монету с выгравированным в центре ликом самого Маккензи Хаукинза. – Сейчас я кину ее. Если выйдет решка, ты возвращаешься в Сан-Франциско, обрекая обоих нас на невыносимые муки. Если же сверху окажется орел, ты отправляешься со мной в Бостон.
– Согласна!
Медальон описал в воздухе круг и упал на дорогу.
– Силы небесные, это же Хаук!
Дженнифер хотела нагнуться, чтобы поднять медальон, но Сэм схватил ее за руки:
– Дженни, тебе не следует наклоняться так!
– Как «так»?
– Ну… в общем, ты должна следить за собой, чтобы не сдвинуть позвоночник.
Дивероу поднял с земли эрзац-монету и, сжимая ее в правой руке, левой прижал девушку к себе.
– Сэм, к чему ты это?
– Первая обязанность мужа – заботиться о жене!
– Каким образом?
– Скажем, беречь ее позвоночник. – Дивероу покрутил медальон, а затем швырнул его на луг, расстилавшийся слева от них. – Мне не нужны больше амулеты. У меня есть ты, и это самая большая моя удача, о которой я мог только мечтать.
– А может, ты просто не хотел, чтобы я увидела другую сторону медальона? – прошептала Редуинг, нежно покусывая его ухо. – Хаук дал мне такой же в Хуксетте с его портретом… на обеих сторонах. И знай: если бы ты сказал «решка», я бы убила тебя!
– Распутница! – сладострастно молвил Сэм и осторожно, как шимпанзе, изучающий незнакомый плод, коснулся своими губами ее губ. – Найдется ли здесь такое местечко, где бы мы могли уединиться с тобой?
– Не сейчас, разбойник. Нас ждет Мак.
– Ему нет больше места в моей жизни.
– Хотелось бы верить в это, мой дорогой, но, будучи реалисткой, я лишь задаю себе правомочный вопрос: надолго ли вы разлучаетесь с ним?
Дорога сделала поворот, и они оказались у высоченного вигвама, крытого сверху донизу полиэтиленовыми имитациями звериных шкур, прибитых к каркасу из длинных жердей, образовавших внизу широкий круг. Из отверстия наверху валил дым.
– Он там, – произнес Дивероу. – Давай побыстрее распрощаемся с ним, ну, скажем, в такой, например, манере: «Рад нашему знакомству, но будет лучше, если мы с вами никогда не встретимся вновь!»
– Это несколько грубовато, Сэм. Ты только подумай, как много сделал он для моего народа!
– Дженни, для него это все игра, неужели ты не понимаешь?
– В таком случае игра эта очень хорошая, дорогой, разве ты не видишь этого сам?
– Не знаю. Он всегда сбивает меня с толку…
– Это не главное, – заметила Редуинг. – Он выходит… Боже милостивый, взгляни на него!
Сэм не верил своим глазам. Генерал Маккензи Лохинвар Хаукинз, он же – уопотами Повелитель Грома, не имел ничего общего ни с одной из прежних своих ипостасей, к которым они привыкли. Мак никак не походил на военного и еще того менее – на царственного величавого индейца. В его манерах появилась небрежность, а в облике – обыденность, что лишь придавало созданному им новому образу особую убедительность. Желтый берет только отчасти прикрывал коротко подстриженные, топорщащиеся волосы, под резко очерченным носом виднелась полоска тонких черных усиков, на розовой шелковой рубашке выделялся пурпурный галстук, вполне соответствовавший цветом своим плотно обтягивавшим ноги ярко-красным брюкам, отвороты которых ниспадали на пару белых туфель «гуччи». А в руке он держал чемодан – понятно, от Луиса Виттона.
– Мак, черт возьми, кого ты изображаешь на этот раз? – завопил Дивероу.
– А, вот и вы! – сказал Хаук, оставляя вопрос без ответа. – Я уже боялся, что так и уеду, не попрощавшись с вами. Я ведь очень спешу.
– Спешите? Но куда? – спросила Дженнифер.
– Мак, кто ты все же теперь?
– Макинтош Куортермейн, – проговорил Хаук с туповатым видом, – ветеран шотландского гренадерского полка. Это идея Джин-Джин.
– Что?!
– Я отправляюсь в Голливуд, – пробормотал Хаукинз, – в качестве продюсера и технического директора Гринберга.
– Гринберга? Вы снимаете с ним фильм?
– В мои функции входит присматривать за Мэнни, чтобы он не очень-то расточительствовал… Имеются и еще кое-какие задачи: в Голливуде черт знает что творится, сами понимаете. Он нуждается в новаторах с холодной, четко мыслящей головой… Какое дивное зрелище представляете вы собой, пара любящих сердец! Но, увы, я должен бежать. У меня назначена встреча с новым моим адъютантом… я хотел сказать, ассистентом… полковником Романом Забриски, бывшим советским киноактером, снимавшимся в военных фильмах. Он ждет меня в аэропорту. Наш самолет направляется на побережье.
– Это вы о Романе Зет? – изумилась Редуинг.
– А что случилось с Сайрусом? – поинтересовался Сэм.
– Он где-то на юге Франции, налаживает сигнальную систему в одном из шато Фрейзера, подвергнувшемуся недавно ограблению.
– Мне казалось, что он хотел вернуться в лабораторию.
– С его судимостью это не так-то просто… Правда, Куксон покупает химический завод… Я так рад, что вы, дорогие мои, пришли навестить меня, но, к сожалению, у меня нет ни минуты свободного времени. Целую вас! Если когда-нибудь надумаете попробовать свои силы в киноискусстве, вы знаете, где меня найти.
Пораженная услышанным, Редуинг позволила Хауку обнять себя.
– А ты, лейтенант, – продолжал Маккензи, опуская руки на плечи Дивероу, – лучшая юридическая башка на всей планете, если не считать, может быть, командира Пинкуса и вот этой маленькой леди.
– Мак! – закричал Сэм. – Разве ты не видишь? Мы начинаем новую жизнь, и в ней для Лос-Анджелеса не будет места.
– Неправда, сынок! Мы возродим прежние счастливые дни! – Хаук поднял свой чемодан от Луиса Виттона. – Чао, детки! – С этими словами, с трудом сдерживая слезы, он повернулся и зашагал торопливо по грунтовой дороге навстречу новым своим заботам.
– Я почему-то подумал, что однажды, где-нибудь в Бостоне, зазвонит телефон, и я услышу голос Макинтоша Куортермейна, – сказал Сэм Дивероу, обвивая рукой талию Дженнифер.
А фигура Хаука между тем становилась все меньше и меньше.
– Это было бы только естественно, милый мой, – ответила девушка. – Иного мы с тобой и не хотели.
notes
