Глава 9

Винсент Френсис Ассизи Манджекавалло, директор Центрального разведывательного управления, известный в некоторых особо избранных кругах как Винни Бам-Бам, а также под кличкой Рагу, бродил с расстроенным, смятенным видом по своему кабинету в Лэнгли, штат Вирджиния. До сих пор ничего не слышно! Никаких известий! Что там не сработало? План был исключительно простым, безупречным во всех отношениях и к тому же надежно защищенным от огласки: возможность утечки сводилась к нулю. Все должно было развиваться по формуле: «Эй» равняется «Би», «Би» равняется «Си», следовательно, «Эй» равняется «Си». Однако, доверившись этому уравнению, Хайман Голдфарб и его люди утратили где-то присущие им сметливость и хватку, а Винсент – и своего человека: непревзойденный мастер своего дела, неприметнейший из всех его телохранителей вдруг взял да и пропал! Что же, черт возьми, случилось с Ураганом? Кто вывернул наизнанку его столь широко разрекламированные мозги? И где тот жалкий слизняк, которого он, Винсент, спас от не столь уж маленького долга в Вегасе и устроил на приличное место в одном из государственных учреждений, предупредив мальчиков в казино, чтобы они о денежных обязательствах этого мерзопакостника и думать не смели, исходя из интересов национальной безопасности? Исчез, сбежал куда-то! Но почему?

…Маленький Джо Саван был вне себя от радости, заслышав голос своего дружка, которого знал еще с тех достопамятных дней, когда выслеживал во благо всей шайки паразитов из бруклинских доков, чтобы препроводить их затем в один из модных манхэттенских клубов. Джо тогда был просто великолепен! Он мог встать посреди стадиона «Янки», и никто бы его не заметил даже при полном аншлаге. Так же, как и в любом другом месте, в помещении Малыш Джо Саван словно приклеивался к обоям, а в подземке растворялся в толпе. У него был редкий талант человека-невидимки. И если бы кто взялся вдруг описать его лицо, серое, невыразительное, то столкнулся бы с непреодолимыми трудностями…

…Куда же запропастился этот чертов Малыш? Должен же он понимать, что со старым дружком Винсентом ему куда лучше, чем без мощной поддержки из Вашингтона: в конце концов о его долгах могут вспомнить, и тогда «смокинги» из казино устроят на него облаву… Все это бессмысленно! Полнейшая чушь!

Из нижнего правого ящика директорского письменного стола раздался телефонный звонок. Манджекавалло сам устанавливал там аппарат среди ночи, воспользовавшись услугами профессионалов, значительно более опытных, чем так называемые эксперты из Управления системами секретной связи. Из членов правительства никто не знал его номера, известного только действительно важным людям, занимавшимся настоящим делом.

– Да? – тявкнул директор ЦРУ, срывая трубку.

– Это я. Маленький Джо Саван, Бам-Бам, – послышался тонкий писк.

– Где ты, черт тебя побери, пропадаешь? Прошло уже почти тридцать шесть часов, или около полутора суток, как я не имел от тебя никаких известий!

– Все это время я был вынужден оглядываться то и дело по сторонам и перебегать с одного места на другое, чтобы не упустить этих болванов, testa zucconie!..

– О чем ты?

– Кроме того, ты не велел мне звонить тебе домой, – да у меня и номера-то твоего нет, – и, уж конечно, не мог же я связаться с тобой в твоем шпионском гнезде через коммутатор, верно ведь?

– Да, верно. Ну и что дальше?

– А вот что. Бог знает, сколько времени сновал я между самолетами и клерками в аэропорту, ни за что ни про что совал чаевые водителям такси, готовым плюнуть мне в лицо, и занимался подкупом вышедшего в отставку полицейского, который когда-то надел на меня ошейник. И все ради того, чтобы с помощью старых своих подельников произвести небольшое расследование и выйти в конце концов на один лимузин с забавными номерами и не менее странной лицензией. В общем, у меня не было ни минуты свободной…

– О’кей! О’кей! Давай о главном. Обнаружил ли ты что-нибудь, что пригодилось бы мне?

– Думаю, что да. И если ты не воспользуешься почему-либо этим, то уж я-то своего не упущу. Загадка складывается из многих составных, столь закрученных до безумия, что и салату с пастой не сравняться с ними. Словом, все это стоит намного дороже, чем мои долги в Вегасе.

– Не забывай, Джо, твои долги исчисляются двенадцатью тысячами!

– Но то, что раздобыл я, имеет вдвое большую цену, Бам-Бам.

– Слушай, не называй меня так, хорошо? – произнес Манджекавалло просительным тоном. – Это как-то не вяжется с моим классным офисом.

– Эй, Винни, может, сеньорам не следовало посылать тебя в школу: ты теряешь скромность и уважение к старым друзьям.

– Зря ты это, Джо. Я всегда буду помнить о тебе. Клянусь могилой отца!

– Но твой папа жив еще, Винни. Я видел его на прошлой неделе в «Цезаре». Он по-крупному играет в Вегасе, но не с твоей мамочкой.

– Баста!.. Так он не в Лодердейле?

– Хочешь узнать номер его телефона? Только вот что: если ответит шлюха, не вешай трубку!

– Довольно, Джо, не отвлекайся! А не то эти парни в Лас-Вегасе получат по пятьдесят кусков каждый, а я и пальцем не пошевелю. Capisce? Ну, и что же все-таки там произошло?

– Ладно, ладно, все это так, для затравки. Понял, Винни?.. Ты вот спрашиваешь, что же произошло. А лучше было бы спросить, – о Иисусе, – чего там не происходило. – Маленький Джо Саван перевел дыхание. – Как ты и предполагал, Голдфарб направил свою банду в резервацию. Я это сразу понял, как только увидел, что Заступ скользнул в ворота в фальшивой изгороди, украшенной дурацким плакатом «Добро пожаловать в вигвам!», и прямиком прошествовал к прилавку с едой. Ну и жрет же этот верзила, парень!.. Рядом с ним стоял тощенький мужичонка. Он все время сморкался, но то, что оттопыривало его карман, не было пачкой сигарет. Затерявшись в толпе, я подслушал, как два дружка Заступа расспрашивали на забавном английском об этом вожде, Повелителе Грома, которым ты так интересуешься. И, замечу тебе, им не терпелось схватить его тепленьким… Ну, я подождал еще немного. Все четверо – один из них тот самый верзила – заскочили зачем-то в лавку с сувенирами, а затем заспешили по грязной дороге. Но вскоре они разделились, и каждый пошел по своей тропинке.

– По тропинке? – изумился Манджекавалло. – Что, им на дороге грязи не хватало?

– Бес мне в помощь, Бам-Бам, – ой, прости, Винченцо, – однако там не только грязь, но и кусты и деревья. В общем – настоящий лес. Ты понимаешь, о чем я это?

– Черт возьми, на то это и резервация, если я не ошибаюсь!

– Ну, я ждал, и ждал, и ждал, – произнес скороговоркой Маленький Джо.

– А вот сейчас я жду, Джо! – бросил директор.

– Хорошо, хорошо!.. Через какое-то время из леса выскакивает этот индеец – ну тот, что Повелитель Грома. Я сразу же узнал его, потому что на голове у него было полно перьев, свисавших, собственно говоря, до самого пояса. Он несся вприпрыжку по грязной дороге, а потом повернул направо и скрылся в огромном шалаше, на редкость нелепом. И вслед за тем я узрел то, о чем и хотел бы втолковать тебе, Винни. Я даже не поверил глазам! Спустя несколько минут индеец выходит из своей хибары, но только теперь это уже был совсем не тот парень.

– Чего ты накурился, Крошка Джо?

– Послушай, Вин, я же правду говорю! Это был тот же самый человек, хотя выглядел он совсем по-другому, словно бухгалтер: в обычном костюме, в очках и к тому же еще в дурацком парике, который вовсе не был рассчитан на его башку. В руках у него была большая дорожная сумка… Взглянув на его ношу, я, конечно же, тотчас смекнул, что мой подопечный надумал рвать когти, ну а из того, что он сменил одежку, и дураку стало бы ясно, что ему надоело ходить в индейцах.

– Кажется, конец этой истории еще не близок, не так ли, Малыш Джо? – простонал жалобно Манджекавалло. – Постарайся-ка ближе к делу!

– Тебе нужно, чтобы я отрабатывал свой долг, ну а мне хочется убедить тебя в том, что стою я значительно больше. О’кей?.. И все же, так уж и быть, попытаюсь сократить свой рассказ. Прежде всего, ни слова о том, как довелось мне добраться до аэропорта в Омахе, куда проследовал я за ним. Там он взял билет на ближайший рейс до Бостона. Я сделал то же самое. А сейчас – нечто необычайно важное, Бам-Бам. Пока кручусь у регистрационной стойки, подмечаю одну девочку. Сую ей один из моих поддельных служебных значков и говорю, что правительство интересует та дылда в шутовском парике. Думаю, парик сыграл свою роль. Во всяком случае, шлюшка мне очень помогла. Я объяснил ей, что все должно быть шито-крыто и полицию нам вмешивать ни к чему. Как бы то ни было, я узнал имя этого малого из его кредитной карточки.

– Сообщи мне его, Джо! – воскликнул директор ЦРУ, нетерпеливо хватая карандаш.

– А как же иначе, Вин! Так вот, слушай: большое «М», маленькое «а» и такое же «к». Далее следует фамилия – Хаукинз. А потом идут буквы «г», «с» и «н», точка, «США», заглавная буква «О», маленькие буквы «т» и «с». Я в точности переписал из карточки все, что было там, но что это значит, не знаю.

– Это значит, что зовут того типа Хаукинзом и что он отставной генерал… Боже милостивый, генерал!..

– Это еще не все, Винни! Дослушай до конца…

– Конечно же! Продолжай!

– Итак, я по-прежнему слежу за ним. В Бостоне и вовсе начинается какое-то безумие. В общем pazzo, и только! В аэропорту он вбегает в мужской туалет, где встречает пару латиноамериканцев в форме, которой я никогда раньше не встречал. Потом все трое выходят на стоянку, садятся в «Олдсмобиль» с номерами Огайо или Индианы и уезжают. Я ловлю свободное такси, сую водителю пятьдесят баксов и говорю ему, чтобы не отставал от «олдса», и вот тут-то мне показалось, будто я нахожусь в дурдоме!.. Этот странный тип – индейский вождь и одновременно бухгалтер – тащит поджаренных на солнышке своих спутников в парикмахерскую. А потом – да поможет нам бог, Бам-Бам! – они едут в какой-то парк у реки, где этот верзила заставляет этих двоих «энчилада» маршировать по траве, словно они заводные куклы, и при этом орет на них во всю глотку. Зрелище, прямо скажу, впечатляющее.

– Может, это отставной генерал из Восьмого отдела, как ты думаешь?

– Тот самый, которого поперли из армии за то, что он подмешивал какое-то зелье в горючее для дирижаблей и салютовал проезжим грузовикам канистрами с бензином?

– Подобное часто приходится нам читать. Так случается порой и с нашими сеньорами: чем выше они поднимаются, тем меньше заслуживают доверия. Помнишь Жирного Салерно из Бруклина?

– Еще бы не помнить! Он хотел сделать цветок орегано символом штата Нью-Йорк. Ввалился прямо в законодательную палату Олбани с воплями о дискриминации.

– Об этом-то я как раз и подумал только что, Крошка Джо. Из-за этих большого «м» и маленьких «а» и «к». Ну а проще, из-за Мака Хаукинза, отставного генерала-психа, он же вождь индейцев Повелитель Грома, в чем я полностью с тобой согласен. Судя по всему, у нас в Вашингтоне появится скоро свой Жирный Салерно, который тоже будет вопить о дискриминации.

– Он итальянец, Винни?

– Нет, Джо. И даже не индеец. Но что же было потом?

– А потом вся эта троица – вождь-бухгалтер и двое «энчилада» – снова расселись в «олдсе», и тогда мне пришлось сунуть уже отработавшему свою смену таксисту еще пятьдесят зелененьких. Мои поднадзорные проехали в деловую часть города и там остановились. Двое латиноамериканцев вышли и, посетив предварительно магазин мужской одежды, направились в большое здание. Придурковатый же вождь-очкарик остался сидеть в машине. Ну а я вынужден был расстаться еще с двумя бумажками по пятьдесят в пользу этого вшивого таксиста, заявившего на этот раз, и не безосновательно, что жена убьет его горячей сковородой, если он сейчас же не вернется домой. Примерно через час к тому зданию подкатил большой лимузин. Трое ребят влезли в него. Двое «энчилада», следившие за ними, подошли к своему «Олдсмобилю» и пустились в погоню. А затем я потерял их обоих из виду.

– Потерял!.. Да что ты мелешь такое, Джо?

– Не волнуйся, Бам-Бам…

– Опять?

– Ай, прости, – Винсент Френсис Ассизи…

– И это ни к чему!

– Верно, верно, прошу прощения от всего сердца…

– Твое сердце скоро остановится, если ты не скажешь мне, почему это я не должен вдруг волноваться.

– Хотя я и позволил тем идиотам затеряться в потоке машин, мне удалось все же разглядеть номер лицензии той большой темно-синей машины. К тому же, можешь поверить, я вспомнил имя бостонского полицейского, который двадцать лет тому назад засадил меня в кутузку. Я подумал: нынче ему, наверное, уже за шестьдесят, но волею Христа он, возможно, еще жив, потому что мы с ним примерно одного возраста…

– Маленький Джо, я ненавижу длинные истории!

– О’кей! О’кей!.. Так вот, я решил навестить своего старого приятеля. Дом у него не очень-то большой и на вид неказист. И это – после его долгой и верной службы обществу!.. Мы раздавили по стаканчику-другому в память о старых добрых временах…

– Джо, ты сведешь меня с ума!

– Хорошо, хорошо… Я упросил его пустить в ход деловые связи, подкрепив свою мольбу десятью бумажками по сто баксов, чтобы разузнать, кто владелец лимузина со столь забавной лицензией и причудливыми номерами, и выяснить, если представится такая возможность, куда направлялась машина, когда за нею ехал «олдс», и где она в данный момент… И, ты удивишься сейчас, он ответил на первый вопрос, не отрываясь от виски…

– Джо, ты просто невыносим!

– Спокойней, спокойней, Бам-Бам!.. Он сразу же сообщил мне, что лимузин принадлежит одному из величайших юристов в Бостоне, штат Массачусетс, – «ермолке» по имени Пинкус… Арон Пинкус. Его считают правильным парнем. Он пользуется огромным уважением среди мелкой и крупной рыбешки, у граждан законопослушных и у правонарушителей. И он безупречен во всех отношениях. Да простит меня бог, но все это, Винни, – сущая правда!

– Ублюдок, паршивый слизняк – вот он кто, этот твой Пинкус!.. И что еще выяснил ты у своего копа?

– То, что двадцать минут назад этот лимузин припарковался на Бойлстон-стрит, у отеля «Времена года».

– А как насчет «олдса» и индейского псевдовождя? Где он, этот сукин сын?

– Где «олдс», мы не знаем, Винни, но вот коп уверяет меня, что лицензия на нем с номерами со Среднего Запада. И еще он сказал… Но ты не поверишь: это просто фантастика!

– И все-таки попробуй ввести меня в курс дела.

– Это номера машины вице-президента!

– Магдалина! – завопил вице-президент в своем кабинете, швыряя на рычаг телефонную трубку. – Где этот наш чертов «Олдсмобиль»?

– Да тут, где всегда, любовь моя, – послышался из гостиной тоненький голосок второй леди страны.

– Ты уверена, голубка?

– Вполне, ягненочек! Только вчера звонила горничная и сказала, что помощник садовника с большим трудом смог проехать на нем по шоссе. Машина взяла да и остановилась посреди пути, и завести ее было невозможно.

– Боже мой, так он ее там и оставил?

– Да нет же, моя пышечка, упаси господи! Кухарка позвонила в гараж, и ее приволокли на буксире. А в чем дело?

– Только что звонил этот кошмарный тип из ЦРУ, – ну тот, у которого такое имя, что я никак не могу его произнести, – и сообщил, будто бы нашу машину видели в Бостоне, на ней разъезжают какие-то подозрительные типы и что это я сам ссудил им свою машину. В общем, у нас могут быть крупные неприятности.

– Ты просто дурачишь меня! – промурлыкала вторая леди, входя в кабинет с волосами, накрученными на розовые бигуди.

– Должно быть, какой-то ублюдок угнал эту чертову машину! – зарычал вице-президент.

– А ты уверен, что не дал ее на время своим никчемным приятелям? Ты же у нас простофиля!

– Боже милостивый, конечно же, нет! Это только твои недотепы-друзья просят дать им на ней покататься!

– Истеричные взаимные обвинения и оскорбления ни к чему не приведут нас, – заявил с достоинством Арон Пинкус, глубоко потрясенный разыгравшейся у него на глазах трагической сценой. Маккензи Хаукинз уперся коленями в плечи пригвожденного к полу Сэма Дивероу. Пепел с его сигары время от времени падал на искаженное судорогой лицо противника. – Я полагаю, давно пора нам поостыть, как говорит молодежь. И попробовать разобраться, в какой ситуации мы очутились.

– А что там насчет расстрельного взвода после того, как меня выгонят из коллегии адвокатов и лишат права заниматься моим делом? – задыхался Дивероу.

– Послушай, Сэм, – произнес Хаук успокоительным тоном, – они больше этого не делают: чертово телевидение положило этому конец.

– Ох, я и забыл! Ты ведь однажды уже объяснял мне это. И все, мол, из-за вмешательства общественности! И еще добавил, что существуют другие способы избавляться от неугодных лиц. Например, охотиться на акул отправляются трое, возвращаются же домой только двое. А чем хуже охота на уток? Там, где устраивают ее, неожиданно появляется дюжина водяных щитомордников, хотя, всем известно, в этих краях не водилось их испокон веку. Премного благодарен тебе за подобные сведения, свихнувшийся мерзавец!

– Я лишь старался держать тебя в курсе всего, что происходит, и делаю это для твоей же пользы, сынок, потому что мне небезразлична твоя судьба. Так же, как и Энни. Она по сей день интересуется тобой.

– Я сказал уже: не упоминай при мне ее имени!

– Право же, мальчик, ты совсем лишился рассудка.

– Позвольте заметить, генерал, – промолвил из-за письменного стола Пинкус, – главное, чего лишен он в данный момент, так это способности ясно осознать реальное положение вещей, что было бы для него крайне важно.

– Вы полагаете, в конце концов он сумеет понять что к чему, командир?

– Думаю, надо попробовать… Ну как, Сэмюел, возьмешь себя в руки? Или, может, мне следует объяснить Шерли по телефону, что мы не появимся на пресловутой выставке искусства, поскольку ты присвоил себе ее лимузин, напихал туда полным-полно старых греков, а меня, своего работодателя, заставил участвовать в разрешении твоих личных трудностей, которые, в силу сложившихся обстоятельств, оказываются в юридическом отношении и моими?

– Я предпочел бы лучше встретиться с расстрельным взводом, Арон!

– Мудрое решение. Я тоже предпочел бы… это. Как мне кажется, Пэдди придется отдать в чистку бархатные занавески… Генерал, отпустите его и помогите ему встать. Пусть он сядет вот здесь, на этот стул.

– Только не вздумай, Сэм, снова шалить! – предупредил своего юного друга Хаукинз, не спеша поднимаясь на ноги. – Насилием ничего не добьешься.

– Но этот-то тезис и находится в вопиющем противоречии со всем твоим образом жизни, не так ли, мистер Истребитель? – Дивероу, приняв вертикальное положение, прохромал до письменного стола и тяжело опустился на указанный ему Пинкусом стул. Глаза его были устремлены на старого юриста. – И что же вы хотели сообщить мне, Арон, и зачем?

– Я обрисую тебе общую картину, – ответил Пинкус и проследовал через комнату к утопленному в стене зеркальному бару. – И, кроме того, предложу приличного бренди тридцатилетней выдержки. Замечу, я полностью разделяю пристрастие твоей прелестной матушки к сему предмету роскоши, в котором так нуждаешься ты со своей нервной системой. Этот божественный напиток позволит тебе снять напряжение и немного расслабиться: недаром же мы с миссис Дивероу прибегли к его помощи перед тем, как приступить к осмотру твоей шато-берлоги. Я даже могу налить тебе щедрую порцию в расчете на то, что она не даст замутиться твоему юридического склада разуму после того, как узнаешь кое-что, о чем и не подозревал. – Арон наполнил хрустальный бокал темно-коричневым коньяком и поставил его на стол перед Сэмом. – Сейчас ты прочтешь нечто невероятное, после чего тебе придется принять наиважнейшее в твоей жизни решение. И то же самое должен буду сделать и я, да простит меня бог Авраам, который, как я глубоко убежден, – я имею в виду Авраама, – был царственно безумен!

– Избавьте меня от этой метафизической чепухи, Арон. Итак, что же мне предстоит узнать? И не представите ли вы на мой суд свое резюме?

– Вкратце, мой юный друг, все сводится к следующему. Правительство Соединенных Штатов отобрало у племени уопотами земли, законно принадлежавшие им. Сделано это было путем организации целой серии заговоров и с помощью различного рода махинаций, сопровождавшихся заключением договоров и щедрыми посулами. Впоследствии, однако, было принято решение, согласно которому этих соглашений как бы и не существовало. Что же касается соответствующих документов, то они были надежно спрятаны в закрытый архив Всеамериканского бюро по делам индейцев в Вашингтоне.

– А кто, черт возьми, эти уопотами?

– Это индейское племя, занимавшее территорию, простиравшуюся на север вдоль Миссисипи до самого форта Кэлхон, на запад, по берегам реки Плэтт, – до Сидар-Блафса, на юг – до Уипинг-Уотера и на восток – до города Ред-Оук, штат Айова.

– Но я не вижу здесь никакой проблемы. Отчуждение территории исконного обитания этого племени было компенсировано, если придерживаться принятой в Верховном суде терминологии, деньгами того времени. Кажется, это произошло в тысяча девятьсот двенадцатом или тринадцатом году.

– Как и всегда, Сэм, ты продемонстрировал изумительную фотографическую память. И все же ты кое-что упустил.

– Неправда! Я никогда ничего не упускаю… Во всяком случае, когда дело касается юридических вопросов.

– Ты основываешь свои заключения на официально опубликованных текстах документов, не более того.

– А разве имеется что-то еще?

– Да. Бумаги, скрытые от общественности, Сэм… Они тут перед тобой. Прочти их, мой юный друг, и через час или час с небольшим поделись с нами своим неординарным юридическим мнением об этих материалах. И, пока будешь знакомиться с документами, пей бренди, но в пределах допустимого, хотя, возможно, тебе и захочется прямо противоположного. Помни: не глотай его жадно, а лишь цеди маленькими глоточками. В правом верхнем ящике найдешь блокноты и карандаши: уверен, что ты пожелаешь сделать кое-какие пометки. Сводные данные, включенные в отчет, представлены стопкой бумаг слева от тебя. Материалы расположены в алфавитном порядке, листы пронумерованы. – Арон повернулся к Хауку. – Генерал, думаю, нам лучше оставить Сэма одного. Каждый раз, когда он смотрит на вас, у меня возникает такое чувство, будто с его головой происходит что-то неладное.

– Должно быть, это из-за моего национального костюма индейцев племени уопотами.

– Не сомневаюсь, какая-то связь тут есть. И, принимая во внимание своеобразие вашего одеяния, я осмеливаюсь спросить вас: что бы вы сказали, если бы Пэдди – простите, сержант Лафферти – отвез нас в маленький ресторанчик, который я посещаю во всех тех случаях, когда желал бы избежать встречи со слишком любознательными знакомыми?

– Предложение принято, командир Пинкус! Но как быть с Сэмом? У него был тяжелый, проведенный в полевых условиях день. А в армии, как вы знаете, сытый желудок решает все.

– Наш юный друг весьма ценит комфорт, генерал, о чем свидетельствуют счета, присланные ему из ресторана за доставку обедов на дом. А посему все необходимое он получит здесь, не выходя из кабинета. Хотя вроде бы сейчас ему не до еды.

Так оно и было. Раскрыв рот, Дивероу напряженно вглядывался в первые страницы, занеся крепко зажатый в руке карандаш над стандартным желтым блокнотом, какие обычно используются в суде. Но изучение документов длилось недолго. Уронив карандаш, глухо шлепнувшийся о стол, Сэм прошептал:

– Из нас никто не уцелеет! Они не допустят, чтобы мы остались в живых!

В трех с лишним тысячах миль к западу от Бостона, штат Массачусетс, и немногим севернее пересекающей этот населенный пункт параллели расположен славный Сан-Франциско, штат Калифорния. И в том, что, как свидетельствует статистика, большинство переселенцев с Восточного побережья в сей чудо-град – бывшие жители Бостона, право же, нет ничего удивительного. Некоторые специалисты по демографии утверждают, что беглецов из Новой Англии влекла к себе величественная гавань, столь напоминавшая им стоянку легендарных «Больших кораблей». Другие же полагают, что притягательная сила Фриско обусловлена присущей ему атмосферой академизма, подтверждением чему служит бесчисленное множество университетских кампусов и заменяющих собою дискуссионные клубы кафе, столь типичных и для столицы штата Массачусетс. Но не все согласны с той или иной изложенной выше точкой зрения: находятся и такие, кто настаивает на том, будто главным все же является все возрастающая, достигающая порой степени некой одержимости терпимость к иному образу жизни, что выгодно отличает Сан-Франциско от погрязшего в косности Бостона, чьи почтенные граждане неоднократно и с завидным упорством отвергали во время выборов национальную идею, предпочитая и впредь идти против течения. Однако безотносительно к многочисленным теле– и радиобеседам и шоу, а возможно, и не безотносительно к ним, мы считаем необходимым заметить, что приведенные нами сведения не имеют никакого отношения к нашему повествованию. Единственное, что имеет для нас значение, так это то, что один из персонажей, с которым нам предстоит сейчас познакомиться, окончил ту же Школу права при Гарвардском университете, что и Сэмюел Дансинг Дивероу.

Девушка, о коей пойдет речь, могла бы встретиться с Дивероу еще много лет назад, поскольку фирма «Арон Пинкус ассошиэйтс» проявила в свое время немалый интерес к ней и, соответственно, попыталась вызвать у нее адекватную реакцию. Но, к счастью или к несчастью, ее интересы лежали совершенно в иной плоскости, потому что она была по горло сыта изначально уготовленной ей ролью представительницы национального меньшинства и ей претило чуть ли не при каждом новом знакомстве озадачивать своей этнической принадлежностью бостонских профессионалов и ученых позеров. Она не была ни чернокожей, ни еврейкой, ни азиаткой, ни латиноамериканкой, и не было у нее корней среди выходцев из Средиземноморья, Бенгалии или арабских государств. Таким образом, по крови своей она не относилась ни к одной из тех групп населения, которыми практически исчерпывался юридически признаваемый список национальных меньшинств, боровшихся за выживание в бостонско-американском тигле. А это значило, что в стране не было ни клубов, ни учреждений, ни уличных тусовок, призванных обратить внимание общества на судьбу ее маленького народа, о котором никто не думал как об этносе, обеспокоенном перспективой своего исчезновения в результате все возрастающей социальной мобильности как следствия изменения в психологии коренного населения. Об индейцах широкой общественности было известно лишь, что они существовали где-то и занимались какими-то там своими делами.

Она была индианкой.

И звали ее Дженнифер Редуинг. Дженнифер заменило ей ее индейское имя Восходящее Солнце, которое, по словам ее дяди Орлиного Ока, было дано ей потому, что она появилась из материнской утробы с первыми лучами утреннего солнца, заглянувшими в окна Мидлендской муниципальной больницы Омахи. Уже в ранние годы ее жизни стало очевидным, что она, как и ее младший брат, были самыми одаренными отпрысками племени уопотами. Совет старейшин, собрав необходимые средства, предоставил ей возможность получить образование. Поскольку она в полной мере воспользовалась этой возможностью, чтобы всемерно развить свои таланты, она с нетерпением ожидала того времени, когда отправится на запад – на Дальний Запад, – где люди не думают, что индианки должны ходить в сари и украшать свой лоб красными точками.

Ее переезд в Сан-Франциско носил скорее характер случайный, чем преднамеренный. Этому событию предшествовали ее возвращение в Омаху после получения ею высшего образования, вступление в коллегию адвокатов Небраски и устройство на службу в престижную фирму. Тогда же одному из клиентов фирмы, занимавшемуся пейзажной съемкой и фотографированием диких животных, было поручено редакцией журнала «Нэшнл джиогрэфик» побродить по индейской резервации и запечатлеть на пленке представителей местной фауны. Сделанные им снимки должны были соседствовать в журнале со старыми гравюрами. Подобная акция явно осуществлялась с целью продемонстрировать сокращение кормовой базы некогда столь богатого животного мира по вине тех, кого считают исконными обитателями субконтинента.

Фотограф был опытным профессионалом, несколько склонным к съемкам экстравагантных, чтобы не сказать – порнографических, материалов, и отлично сознавал, что задание он получил не из легких: кому, черт возьми, интересно будет лицезреть умирающий мир живой природы, если рядом с его снимками разместятся репродукции романтических гравюр, изображающих плодородные равнины и леса – этот подлинный рай для охотника? Однако отчаиваться не было оснований. Ведь при наличии некоторой фантазии все можно повернуть иначе и то же самое показать уже под несколько иным углом. Если бы, скажем, ему удалось вдруг найти настоящего проводника-индейца, который украсил бы обликом своим все его фотографии! Конечно, лучше всего, чтобы этим проводником-индейцем оказалась полная жизненных соков женщина-гид. Он смог бы снимать ее в многообразных ситуациях, на разном фоне и так далее. И почему бы не взять ему на данную роль эту Ред Редуинг – потрясную красотку-адвоката, чей кабинет рядом с кабинетом его поверенного? Для нее-то уж у фотографа найдется приманка!

– Послушай, Ред, – молвил однажды утром фотограф, просовывая голову в кабинет женщины-адвоката и используя при обращении к ней несколько фамильярное ее прозвище, которое сослуживцы Редуинг произвели, естественно, от ее фамилии, поскольку волосы девушки – не огненно-рыжие, а черные и блестящие – не давали основания для подобного словотворчества. – Не хотела бы ты заработать пару сотен зеленых?

– Если ты намекаешь на то, о чем я подумала, то тебе лучше было бы обратиться в «Дуги», – последовал ледяной ответ.

– Эй, старушка, ты неправильно меня поняла!

– Думаю, что правильно, если судить по слухам, которых навалом.

– И все же ты не права, клянусь честью!

– Да брось ты!

– Нет, честно, это заказ от «Джиогрэфик».

– Они то и дело показывают голых африканок, но я не помню, чтобы видела там обнаженных белых женщин, а я постоянно хожу на медосмотры к терапевту и дантисту и, следовательно, волей-неволей знакома с их публикациями.

– Ты все никак не врубишься, леди. Я лишь ищу особо яркий типаж гида для эссе о тяжелых условиях жизни в резервациях. Юрист с гарвардским дипломом, оказывающийся вдруг членом индейского племени, заставит читателя с полным вниманием отнестись к публикуемому материалу, вместо того чтобы бегло перелистывать страницы, как обычно он делает это.

– О?

Итак, выстрел был метким, ему удалось ее зацепить. Хотя Ред Редуинг считалась многообещающим молодым адвокатом, в том, что касалось мира профессиональной фотографии, она была до смешного наивной. Горя искренним желанием помочь своему народу, она согласилась со сделанным фотографом выбором костюмов, но, отказавшись позировать в бикини с крохотной речной форелью в руках, не подумала о том, чтобы просмотреть предварительно фотографии, предназначавшиеся для публикации.

Однако сотрудничала Ред с фотографом недолго. Заметив, что он снимает ее в то время, когда она склонилась над тушкой убитой электрическим током белки в позе, открывавшей часть ее полной груди под свободной деревенской блузкой, – гораздо большую, чем может позволить себе показать уважающий себя адвокат, – она пришла в такую ярость, что тут же с силой ударила его кулаком по физиономии и затем объявила, что позировать больше не будет. Не обращая внимания на кровоточащие губы, фотограф пал на колени, вопя:

– Конечно, малышка, но, пожалуйста, прошу тебя, давай повторим эту сцену!

После публикации статьи отдел подписки на журнал «Нэшнл джиогрэфик» буквально взорвался бурной деятельностью.

Материал попался на глаза и Дэниелу Спрингтри, старшему партнеру расположенной в Сан-Франциско юридической фирмы «Спрингтри, Бэсл энд Карпас», в жилах которого текла и кровь навахо, и подвергся серьезному, скрупулезному изучению с его стороны. Позвонив Дженнифер Ред Редуинг в Омаху, он попросил ее взять на себя его дело, в основе которого лежало испытываемое им чувство вины за то, что он проявил слишком мало заботы о своих родственниках по отцовской линии. И вслед за тем в Омаху был послан реактивный самолет фирмы «Рокуэлл», чтобы доставить Редуинг в Сан-Франциско на предмет собеседования с нею. Когда Ред увидела семидесятичетырехлетнего Спрингтри, все еще влюбленного в свою жену пятидесяти лет, она решила, что самое время покинуть Небраску. Фирма в Омахе была расстроена ее решением, но не могла предъявить ей никаких претензий, поскольку с момента выхода в свет номера журнала «Нэшнл джиогрэфик» с вышеупомянутой статьей список клиентов этого юридического учреждения увеличился в три раза.

В описываемое нами утро младший партнер фирмы «Спрингтри, Бэсл энд Карпас» по имени Редуинг – а к этому времени многие уже считали, что у «конторы» скоро появится новое название: «Бэсл, Карпас энд Редуинг», – занималась сугубо юридическими вопросами. Мысли девушки находились на расстоянии нескольких световых лет от проблем ее родного племени.

Внезапно в ее кабинете загудел телефон внутренней связи.

– На линии ваш брат! – провозгласила секретарша.

– Чарли?

– Он самый. Говорит, что у него что-то очень важное, и я верю ему: он даже не стал тратить время на то, чтобы сказать мне, что, судя по моему голосу, я необыкновенно красива.

– Боже милостивый, он не подавал признаков жизни уже несколько недель!

– Месяцев, мисс Ред, – поправила секретарша. – Я люблю, когда он звонит. Он разговаривает со мной как с равной. Он так же красив, как и вы? Я хочу сказать, это у вас семейное?

– Соедините меня с братом, после чего можете потратить на обед лишние полчаса, – сказала Редуинг и дотронулась до светящейся кнопки на своем столе: – Чарли, дорогой, как ты? Я так давно не имела от тебя вестей… О, прошло ведь несколько месяцев!

– Я был очень занят.

– Канцелярщиной? Ну и как?

– Да никак. С этим покончено.

– Вот и хорошо…

– Собственно говоря, я был все это время в Вашингтоне.

– Замечательно!

– Вовсе нет. Все идет так, что хуже не придумаешь.

– Почему, Чарли? Хорошая фирма в округе Колумбия была бы для тебя прекрасной находкой… Я знаю, мне не следовало бы тебе говорить это, но через день-другой тебе и так все станет известно. Мне позвонил старый друг из адвокатуры Небраски и сообщил, что ты сдал экзамен, братишка, и к тому же – блестяще! Ну, что скажешь на это, наш гений?

– Это уже не имеет значения, сестренка… Сейчас для меня больше ничто не имеет значения… Когда я сказал, что со всем покончено, то имел в виду и себя, и все то, что хоть как-то связано с моей карьерой в области права. В общем, со мной покончено.

– Что ты мелешь?.. В деньгах, что ли, дело?

– Нет.

– Тогда что там у тебя? Девушка?

– Нет, парень. Мужчина один.

– Чарли, я и не подозревала!..

– Боже мой, да это совсем не то, что ты думаешь!

– Так что же?

– Нам бы лучше пообедать вместе, сестренка.

– В Вашингтоне?

– Нет, здесь. Я тут – внизу, в коридоре. Я не хотел подниматься: чем меньше тебя будут видеть в моем обществе, тем лучше для тебя… Сначала я отправлюсь на Гавайи, потом поработаю на кораблях, и не исключено, что доберусь до Американского Самоа, куда, возможно, доходят, на мое счастье, далеко не все новости…

– Оставайся на месте, садовая голова! Старшая твоя сестра спустится сейчас, чтобы выбить чушь из твоей башки!

Дженнифер Редуинг смотрела растерянно на своего брата, сидевшего за столом напротив нее. Поскольку после услышанного она лишилась дара речи, Чарли решил взять инициативу на себя.

– Славная погода в Сан-Франциско! – произнес он.

– Идиот, дождь же идет!.. Скажи лучше, Чарли, почему ты не позвонил мне до того, как связался с этим психом?

– Честно говоря, я думал об этом, Дженни, но я знаю, как ты занята, и, кроме того, сперва мне казалось все это игрой, своего рода шуткой. Мы все забавлялись происходящим. Этот шут гороховый тратил на нас немалые деньги, но кому от этого было плохо? Иногда, правда, мы начинали вдруг ссориться – так, по пустякам. А потом выясняется неожиданно, что шуткой тут и не пахнет, и в результате я – в Вашингтоне.

– И заявился в Верховный суд под чужим именем! – возмутилась Ред. – Одного этого более чем достаточно!

– Это было просто шоу. Игра, Дженни. Я, по сути, ничего и не делал. Только встретился с двумя судьями, да и то в неофициальной обстановке.

– Встретился с судьями?!

– Так, совершенно случайно. Уверен, они не запомнили меня.

– Почему? И вообще, как ты встретился с ними?

– Хаукинз просил меня послоняться по коридору, побродить там в национальной одежде нашего племени – в куртке и штанах из оленьих шкур. Признаюсь, я чувствовал себя идиотом. Как-то раз один из судей, чернокожий верзила, сказал, пожимая мне руку: «Я знаю, откуда вы, молодой человек», – а неделей позже я столкнулся в холле с итальянцем. Похлопав меня по плечу, он произнес печально: «Те из нас, кто прибыл сюда из-за моря, нередко, как и вы, страдают от жестокого по отношению к ним обращения».

– Боже мой! – пробормотала Ред Редуинг.

– Там было полно народу, сестренка, – заметил торопливо ее брат. – Целые толпы туристов и адвокатов!

– Чарли, я уже достаточно опытный юрист. Даже выступала в Верховном суде, и тебе известно это! Так почему же ты не снял трубку и не позвонил мне?

– Потому что боялся огорчить тебя и, кроме того, не хотел, чтобы ты ругала меня… Впрочем, наверное, это не совсем так, скорее всего, я попросту вообразил, будто смогу уговорить этого клоуна Мака отказаться от его замысла. Я пытался втолковать ему, что у него ничего не выйдет, учитывая занимаемое мною положение, делающее мое исковое заявление юридически неправомочным. Я объяснил этому психу, почему мне нельзя участвовать в процессе и что с равным успехом я мог бы выступить и в родео. Мне даже пришла было мысль о том, чтобы немедленно отозвать свое заявление под предлогом обнаружения новых данных и тем самым восстановить статус-кво: о такой возможности я узнал, пока бродил по залам суда с видом дефективного ребенка. Оказывается, чтобы закрыть это дело, Верховному суду нужен не более серьезный предлог, чем нашему дяде Орлиному Оку, решившему опрокинуть стаканчик.

– И как же Хаукинз прореагировал на все это?

– И не спрашивай! Мне никогда не воспроизвести полностью всего того, что наговорил он тогда. Он не признавал никаких аргументов. Орал как безумный, наконец, перед тем, как вернуть мою одежду – ту самую, на которую ты прислала мне деньги, когда я работал клерком…

– А как очутилась она у него, твоя одежда?

– О, это другая история!.. Но, как бы то ни было, я обрадовался, получив ее назад, и тут же бежал без оглядки. Правда, я хотел позвонить ему потом, на следующее утро, в надежде урезонить его.

– Ну и как, удалось тебе это?

– Нет. Когда я позвонил, его там уже не было. Смылся, видать, Джонни Телячий Нос… Ты помнишь такого?

– А как же! Он до сих пор не вернул мне деньги, что я внесла за него, когда брала его на поруки.

– Так вот, этот Джонни был при Маке чем-то вроде заместителя по вопросам безопасности. Он сказал мне, что Хаукинз убрался в Бостон. Если же Маку позвонят или на его имя поступит почта из Вашингтона, то Джонни должен будет немедленно связаться с ним по телефону. От него я и узнал номер Мака в Уэстоне, штат Массачусетс. Это пригород Бостона.

– Мне известно, где это: недаром же я, как ты помнишь, провела несколько лет в Кембридже! Ну и что, ты разговаривал с ним?

– Я звонил ему. Четыре раза. И все – впустую. Натыкался неизменно на какую-то женщину, разражавшуюся при одном упоминании имени Мака истерическими воплями, перемежавшимися нечленораздельными обвинениями, которые, насколько могу я судить, имели какое-то отношение к папе римскому…

– В этом нет ничего удивительного. В Бостоне в основном проживают католики. И в стрессовых ситуациях многие из них ищут утешения в церкви. Ну и что было затем?

– Да ничего. Как ни пытался я дозвониться потом, ничего не вышло. Слыша всякий раз сигнал «занято», я понял, что это безумная леди сняла трубку и больше ее не вешала.

– Итак, Хаукинз в Бостоне… Точнее, в пригороде его… У тебя с собой номер Мака?

– Да. Я успел уже выучить его наизусть. – Чарли назвал номер и тяжело вздохнул. – В общем, мне крышка!

– Пока еще нет! – заявила твердо Восходящее Солнце, она же Дженнифер Ред Редуинг, устремляя взгляд на единоутробного брата. – Я тоже несу ответственность за то, что ты попал в такую переделку. Я твоя сестра и к тому же юрист, и независимо от того, что говорит закон, моя вина налицо. Ты славный малыш, и – да поможет мне бог! – я люблю тебя. – Сестра сделала знак официанту и, когда он тотчас же подошел, попросила его: – Марио, будьте любезны, принесите мне телефонный аппарат.

– Сию минуту, мисс Редуинг! Я возьму его из соседней кабинки.

– Ты не увидишь меня теперь долгие годы, – заныл брат. – Может быть, в Гонолулу или на Фиджи мне удастся найти работу на корабле и…

– Заткнись, Чарли! – оборвала его сестра и, как только официант Марио принес телефонный аппарат и воткнул вилку в розетку, набрала номер. – Пегги, это я! Можешь потратить на ленч два часа, если сделаешь кое-что для меня. Прежде всего, выясни, как зовут абонента телефонного номера, который я сейчас тебе продиктую, и по какому адресу он проживает… Это где-то в Уэстоне, штат Массачусетс. – Ред сообщила номер, предусмотрительно написанный Чарли для нее на салфетке. – Потом купи мне билет на вечерний рейс в Бостон… Да, я сказала: в Бостон… Нет, завтра меня не будет. И, не дожидаясь твоего следующего вопроса, предупреждаю: я не собираюсь присылать своего брата вместо себя, потому что знаю – ты совратишь его… Ох, еще одно дело, Пег! Закажи мне номер в гостинице. Если удастся, то в отеле «Времена года». Кажется, это на Бойлстон-стрит. Там была как-то у нас встреча юристов.

– Дженни, что ты надумала? – воскликнул Чарли Редуинг, когда его сестра повесила трубку.

– Полагаю, это и так ясно. Я лечу в Бостон, ну а ты остаешься здесь: отправляешься ко мне на квартиру, где будешь вести себя как паинька и дежурить у телефона. Впрочем, могут быть и другие варианты. Скажем, я арестовываю тебя по обвинению в подлоге и за неуплату долгов. Или, если угодно, прошу присмотреть за тобой своего близкого друга и одного из моих клиентов. Откровенно говоря, тюрьма в данном случае была бы предпочтительней: мой друг – нападающий в команде «Сорок девятый».

– Я не боюсь угроз со стороны террористов. И вновь повторяю свой вопрос: что ты, черт возьми, собираешься делать?

– Хочу разыскать этого психа Хаукинза, чтобы остановить его… О нет, не из-за тебя, Чарли, и, соответственно, не из-за меня, а исключительно ради нашего народа!

– Понимаю. Ведь мы можем стать посмешищем в глазах остальных индейцев, проживающих, как и мы, в резервациях. Я так и сказал Маку.

– Все обстоит гораздо хуже, братец! Значительно хуже! То, о чем рассказал ты мне, чревато катастрофическими последствиями. «Великие» замыслы этого психа-генерала непосредственнейшим образом связаны с дальнейшей судьбой военно-воздушной базы в Оффате – этой штаб-квартиры командования стратегической авиации, осуществляющей во всемирном масштабе контроль за воздушным пространством. Как бы ни звучало это безумно, а звучит это именно так, я не думаю, чтобы эти Голиафы из Вашингтона даже при малейшем намеке на чье бы то ни было вмешательство в дела подведомственного им управления стратегическим воздушным контролем стали вдруг сидеть сложа руки.

– А что они могут сделать? Разве что осмеять всю эту затею в суде или вообще не обращать на нее внимания… Да, еще одно: им никто не возбраняет поджарить меня на медленном огне за подлог.

– Видишь ли, Чарли, кто помешает им издать новые законы, способные запросто уничтожить все наше племя? Начнут они с того, что конфискуют наши земли, а тех, кто живет на них, расселят по другим местам. Такое ведь случалось уже не раз при строительстве шоссе и даже прокладке обычных сельских дорог или при возведении мостов через заводи. Так что же говорить тогда о системе стратегического воздушного контроля с ее практически безграничными возможностями?

– Ты и впрямь думаешь, что они могут расселить нас? – спросил Чарли едва слышно.

– А что им стоит разослать наших соплеменников по разным местам, впихнуть их в кишащие крысами хибары и благообразные с виду многоквартирные дома, разбросанные так далеко друг от друга, что и представить трудно! – ответила Ред, кивнув головой.

– Конечно, у нас там, или, точнее, у них, отнюдь не райские кущи, и все же это их земля. Многие прожили в этих местах всю свою жизнь – по семьдесят-восемьдесят лет. За холодной же официальной статистикой, оправдывающей все национальными интересами, стоят людские, искалеченные подчас судьбы. Неужто Вашингтон способен на такое?

– Еще как, если того потребуют компании! Подобные вещи стали уже притчей во языцех. Но ассигнования на строительство сельских дорог и мостов через водные преграды – это только капля в море за счет денежных средств, расходуемых за счет налогоплательщиков. Когда же встанет вопрос о защите интересов системы стратегического воздушного контроля, речь пойдет о несоизмеримо больших суммах.

– И еще раз, сестренка: чем ты собираешься все же заняться в Бостоне?

– Я твердо намерена сломать хребет этому отставному генералу, братец, а заодно и всем тем, кто ошивается возле него.

– И каким же образом думаешь ты сделать это?

– Пока не знаю. Вот разыщу их, тогда и решу. Как мне кажется, за всем этим кроется что-то страшное: не случайно же генерал явный псих… Это может быть тот же заговор, организованный врагами демократии с целью поставить на колени столь ненавистного им величественного гиганта и свести на нет способность горячо любимой нами Америки нанести по противнику упредительный удар, о котором всему миру прожужжали уши… И еще об одном хотела бы я сказать. По-моему, нельзя исключать и возможность того, что кое-кто, воспользовавшись сложившейся ситуацией, попытается юридический терроризм подкрепить слегка завуалированным расизмом, который уж никак не упустит шанса связать с помощью различных подтасовок и ложных показаний пресловутую деятельность генерала Хаукинза с якобы имеющими место происками фанатичных арабов и разобиженных вконец израильтян, действующих в согласии со сторонниками жесткой линии в Пекине, а также с преподобным Муном, Фарак-ханом, Фолвеллом и присоединившимися к ним хари-кришнаитами, Фиделем Кастро, борцами за мир с улицы Сезам и бог знает с кем еще. Наша планета изобилует идиотами, готовыми поверить в любой вымысел, а это значит, что мир не застрахован от внезапных и бурных потрясений. И наш долг в данных условиях заключается в том, чтобы, проанализировав тщательно известные нам факты, разоблачить Мака и его единомышленников и, таким образом, не допустить судебного разбирательства.

– Так ты задумала бросить вызов этому психопату?!

– Ты же слышал меня.

– Но это, право же, безумие, Дженни!

– Я знаю это, Чарли, но у меня нет другого выхода. В свободном обществе любой вправе возбудить дело против кого бы то ни было. И в этом проявляются одновременно и безумие, и достоинство. Поэтому они не боятся судебного разбирательства, а вот разоблачение их в глазах общественности – нечто иное… Боже, когда же наконец смогу я вылететь в Бостон!