Холмс прибыл на вокзал в назначенное время и немало изумился, увидев, что́ на самом деле представляют собой «несколько вагон-салонов», о которых небрежно упомянул Кэбот Лодж. Это был целый личный поезд. Сразу за паровозом размещался вагон для слуг. Затем роскошный вагон-ресторан. Отдельный курительный вагон, чтобы беседовать и любоваться видами. По меньшей мере четыре вагона для Лоджа и его гостей.

Кэботу Лоджу и его жене Нанни предназначалось полвагона в хвосте состава, такое же пространство (с отдельным ватерклозетом – только подумать, ватерклозет в поезде!) было отведено Дону Камерону и красавице Лиззи. Хэев разместили в двух роскошных купе: в большом – Джона и Клару, в соседнем – их дочь Хелен. Кларенс Кинг не поехал, отговорившись необходимостью быть на Западе по горнорудным делам, зато Огастес Сент-Годенс принял приглашение Лоджа. Трем холостякам – Сент-Годенсу, Джеймсу и Холмсу – достались купе поменьше; впрочем, в каждом был отдельный ватерклозет и умывальник. Услышав, что трем джентльменам придется обходиться услугами всего двух камердинеров (вагон для слуг и без того был забит до отказа), Джеймс заметил со вздохом: «Что ж, придется вытерпеть это неудобство».

Он очень сдержанно поздоровался с Холмсом, который за двухнедельное отсутствие ни разу не дал о себе знать, однако сыщик был погружен в свои мысли и не заметил этой тщательно продуманной холодности. Писатель раздраженно думал, что вынужден будет первым нарушить взаимное молчание и поговорить с Холмсом наедине.

Случай представился после изысканного обеда, когда дамы удалились в общую гостиную (она располагалась в первой половине четвертого вагона), а мужчины ушли в курительный салон с бренди и сигарами. Джеймс попросил Холмса задержаться в вагоне-ресторане и велел официантам стоять снаружи, пока их не позовут.

– В чем дело? – спросил Холмс.

Он по-прежнему был погружен в свои мысли и за обедом по большей части молчал, несмотря на все усилия Хелен Хэй втянуть его в разговор.

– Я видел Мориарти, – прошептал Джеймс. – И написал вам об этом на адрес вашей чертовой табачной лавки, но конверт вернулся через день нераспечатанным, с припиской, что вы больше не забираете там почту.

– Верно. – Холмс поднес свою новомодную зажигалку к огромной пенковой трубке и выпустил клуб едкого дыма в воздух, и без того пропахший жареным мясом и вином. – Я был в разъездах и не заходил за почтой в табачную лавку. Где и когда вы видели Мориарти?

– В тот день, когда собирался ехать из Чикаго в Нью-Йорк, – раздраженно ответил Джеймс. – Пятнадцатого. В тот день, когда вы укатили невесть куда.

– Где вы его видели, Джеймс? И что он поделывал?

Писателю подумалось, что Холмс задает вопросы как-то чересчур небрежно для такой серьезной темы.

– Он был на Центральном вокзале Чикаго, прочесывал вагоны. Искал меня, Холмс. Ему помогали несколько громил. Я еле успел скрыться незамеченным.

Холмс кивнул и выпустил дым:

– Почему вы думаете, что профессор Мориарти искал именно вас, Джеймс?

– Ну, вы же не ехали тем поездом из Чикаго в Нью-Йорк, верно?

Холмс, не вынимая изо рта зажатую в зубах трубку, мотнул головой.

– Мориарти и его бандиты целенаправленно искали жертву, – сказал Джеймс. – И этой жертвой был я. Через кого-то… через кого-то, кому вы рассказали о подслушанном мною разговоре Мориарти с гангстерами и анархистами… сведения просочились наружу. Он охотился на меня, Холмс. Я твердо убежден.

– В таком случае хорошо, что вы не сели на тот поезд, – заметил Холмс.

У Джеймса отвисла челюсть.

– И вам больше нечего сказать в ответ на мои известия? Где вы были последние две недели?

– Да так, в разных местах, – ответил Холмс.

– Что вы сделали для спасения Вашингтона, Нью-Йорка, Филадельфии, Чикаго и других городов, которые Мориарти планирует погрузить в хаос анархистского мятежа после убийства президента Кливленда? Приведена ли в готовность армия? Обращались ли вы к мэрам и главам полиции этих городов? Я не могу придумать иной причины, которая оправдывала бы ваше двухнедельное отсутствие и очевидную… беспечность перед лицом общенациональной революции.

– Я бы не тревожился из-за Мориарти, – сказал Холмс, похлопывая Джеймса по плечу, словно учитель, ободряющий ученика.

Джеймс не успел оттолкнуть его руку и потом много часов об этом жалел.

– Не тревожился из-за Мориарти?! – воскликнул Джеймс. – Но, безусловно, он должен быть вашей задачей номер один! Профессор Мориарти… говоря вашими же словами, организатор и вдохновитель всех грядущих убийств и мятежей. Вам следует целиком сосредоточить усилия на поисках Мориарти и предоставить другим разбираться с этим… с этим мальчишкой, Луканом.

– Нет! – отрезал Холмс. – В первую очередь мы должны сосредоточиться на том, чтобы не дать Лукану Адлеру убить президента. Потом я займусь профессором Мориарти. Положитесь на меня, Джеймс.

Писатель только затряс головой от бессильного изумления.

– И вы знаете, как это сделать? Как предотвратить убийство президента? – выговорил он наконец. – Известно ли вам, откуда убийца намерен стрелять, каков его план отступления и, главное, как вам его остановить?!

– Думаю, да. Мы все узнаем меньше чем через три дня, верно? И да, Джеймс, в решающий момент я рассчитываю на вашу помощь. – Прежде чем открыть дверь и махнуть официантам, что те могут войти, он имел наглость еще раз похлопать литератора по плечу. – Быть может, присоединимся к другим джентльменам в курительном салоне?

Генри Джеймс никогда не испытывал желания кого-нибудь убить (если не считать кратких вспышек ярости, направленной на старшего брата Уильяма), но сейчас у него руки чесались всадить в мистера Шерлока Холмса хлебный нож. В курительном салоне он сел как можно дальше от сыщика.