Глава 6. 1984-й над нами
Большая загадка, представшая перед нами в предыдущей главе, заключалась в том, каким образом в демократии, которая предположительно базируется на принципе «один человек – один голос», 1 процент смог стать триумфатором в формировании политики в собственных интересах. Мы описали бесправие, разочарование и процесс лишения гражданских прав, которые способствуют низкой явке избирателей. Описали систему, в которой электоральный успех требует значительных инвестиций и в которой те, кто имеет деньги, делают политические инвестиции, приносящие огромное вознаграждение – часто большее, чем отдача, которую они получают от своих других инвестиций.
Существует и другой способ, с помощью которого денежные тузы получают то, что они хотят от государства: убедить 99 процентов, что они разделяют общие интересы. Эта стратегия требует впечатляющей ловкости рук; во многих отношениях интересы 1 процента разительно отличаются от интересов 99 оставшихся.
Тот факт, что 1 процент так преуспел в формировании общественного мнения, доказывает пластичность убеждений. Когда другие вовлекаются в это, мы называем это «промыванием мозгов» или «пропагандой»[445]. Мы косо смотрим на подобные попытки сформировать общественные взгляды, поскольку зачастую они кажутся нам несбалансированными и манипулятивными, без осознания того, что нечто подобное происходит и в демократиях. Настоящее время отличает то, что мы теперь куда больше понимаем, как формируются представления и убеждения – спасибо исследовательским успехам социальных наук.
В противовес реальности, демонстрирующей, что эти представления и предпочтения могут быть сформированы, экономика мейнстрима заключает, что люди имеют ясно определенные предпочтения и полностью рациональные ожидания и представления. Люди знают, что они хотят. Но в этом отношении традиционная экономика неправа. Если это было бы правдой, возможностей для рекламы было бы куда меньше[446]. Корпорации используют последние успехи психологии (и экономики!), которые усиливают наше понимание того, как предпочтения и убеждения могут быть сформированы так, чтобы заставить людей покупать. В этой главе мы увидим, как 1 процент сформировал убеждения о том, что есть справедливость и эффективность, о силе и слабостях государства и рынка, и даже о степени неравенства в Америке сегодня.
Совершенно ясно, что множество (если не большинство) американцев обладает ограниченным пониманием природы неравенства в нашем обществе: они верят, что существует меньше неравенства, чем есть на самом деле, они недооценивают его негативные экономические эффекты[447], они недооценивают способность государства сделать что-нибудь с этим и они переоценивают издержки принятия мер. Они даже не могут понять, что именно делает правительство – многие, кто высоко оценивает государственные программы вроде Medicare, не осознают, что они реализованы в государственном секторе[448].
Недавнее исследование показало: респонденты, как правило, считают, что 1/5 населения обладает 60 % общего богатства, тогда как на самом деле эта группа владеет приблизительно 85 %. (Интересно, что когда респондентов просили описать идеальное распределение общего богатства, то картина выглядела так: 20 % населения владеет немногим более 30 % общего состояния. Американцы понимают, что некоторая степень неравенства неизбежна, и возможно, даже желаема, если она является стимулом. Но уровень неравенства в американском обществе куда больше указанного респондентами)[449].
Американцы не только неверно воспринимают уровень неравенства; они недооценивают изменения, которые происходят. Только 42 % американцев верят, что неравенство выросло в прошедшие 10 лет, когда на самом деле его рост был буквально тектоническим[450]. Такое неверное восприятие очевидно также и во взглядах на социальную мобильность. Несколько исследований подтвердили, что представления о социальной мобильности чересчур оптимистичны[451].
Американцы не одиноки в неверном представлении об уровне неравенства. Глядя на разные страны, становится ясно, что существует обратная корреляция между тенденциями неравенства и представлениями о неравенстве и справедливости. Одно из предполагаемых объяснений сводится к тому, что когда неравенство настолько масштабно, как в Соединенных Штатах, оно становится менее заметным – возможно потому, что люди с разными доходами и состояниями даже не смешиваются[452].
Эти ошибочные убеждения, какими бы ни были их истоки, обладают важным эффектом для политической деятельности и политической экономики.
Представления всегда формировали реальность. Понимание того, как убеждения развиваются, было центральным фокусом интеллектуальной истории. Как бы власти предержащие ни хотели формировать убеждения, каких бы способов реализовать это желание они ни изобретали, полным контролем они не обладают: идеи живут своей собственной жизнью, и изменения в мире – в нашей экономике и технологиях – влияют на идеи (так же, как и идеи имеют огромное влияние на формирование нашей экономики). Тем не менее сегодня мы видим, что 1 процент имеет больше знаний о том, как формировать предпочтения и убеждения (способами, помогающими богатым лучше продвигать свои задачи), и больше инструментов и ресурсов, чтобы делать это.
В этой главе я опишу некоторые из исследований в экономике и психологии, которые расширяют наше понимание связей между представлениями и реальностью. Я покажу, как 1 процент использовал эти исследования для изменения восприятий и достижения своих целей – заставить наше неравенство казаться меньше, чем оно есть, и более приемлемым, чем оно должно быть.
