Мне необходимо было кому-нибудь довериться, и я рассказал Арне Йонссону все.

То есть, конечно, не совсем все… Собственно, почти ничего. К такому выводу я пришел ночью в машине, когда возвращался в Стокгольм.

Так обычно и бывает с Харри Свенссоном, каким бы решительным ни было его очередное намерение выложить карты на стол.

Арне Йонссон смутился, слушая, как я обнаружил Томми Санделля в постели с мертвой польской проституткой. Хотя ничего нового из моего рассказа он не узнал.

Зато я остался на ужин. Арне Йонссон поджарил вареную картошку с яйцами и колбасой. Совсем как мой дедушка.

– Как у вас получается такая хрустящая корочка? – поинтересовался я.

– Я жарю на сливочном масле и подсыпаю немного сахарной пудры, – объяснил Арне.

Я ответил Ульрике Пальмгрен. Интернета у Арне не было, пришлось выходить в Сеть с мобильника.

Привет! Рад получить от тебя весточку. Какая неожиданность! Но не думаю, что нам следует возобновлять знакомство. Я даже не знаю, где ты находишься. Твой Харри.

Полиция так и не нашла ноутбук Ульрики Пальмгрен. Я не сомневался, что убийца забрал его с собой, как и ее мобильник, когда удирал из гостиничного номера в Гётеборге.

Так или иначе, но он вошел в ее почту, прочитал нашу переписку и нашел способ держать меня на коротком поводке.

Между тем дождь, начавшийся еще в Андерслёве, усилился. На территории Смоланда дворники почти час ходили на самой высокой скорости. На автозаправке я вошел в Интернет с мобильника. Однако писем – ни от Ульрики, ни от кого бы то ни было – больше не поступало. Если убийца действительно так осторожен, как кажется, ноутбук Ульрики Пальмгрен уже уничтожен.

Дорога почти опустела. Неподалеку от Норчёпинга дождь прекратился, и мир погрузился в таинственную атмосферу летней шведской ночи. Солнце уже всходило, когда я подъезжал к Стокгольму по Эссингеледен. На рассвете, погасив ночное освещение, шведская столица особенно красива. Найти место для парковки, как всегда, оказалось нелегко, я поставил машину в пяти кварталах от своего дома.

В квартире было тепло и уютно. Несмотря на то что я заплатил за пересылку почты по месту моего нахождения, на полу под дверью валялось с десяток конвертов. Но среди них не оказалось ни одного от моего анонимного поклонника или предполагаемого убийцы.

Я открыл два окна и балконную дверь, включил компьютер и занялся переброской файлов на выносной жесткий диск.

Потом лег в постель и проспал четыре часа.

После завтрака в кафе «Иль», где не оказалось ни одного знакомого лица, потому что стояла середина лета – разгар туристического сезона, я отправился домой и полностью очистил свой ноутбук. По дороге заехал в газету, где выпросил себе новый.

Итак, я двигался в южном направлении с двумя ноутбуками, старым и новым, и заполненным внешним жестким диском. На бензозаправке возле Гренны я сел за столик для пикника на берегу озера и перебросил часть файлов с выносного диска на старый ноут, после чего загрузил все содержимое диска на новый, о котором полиция знать не должна.

В нескольких милях к югу от Йончёпинга я свернул на шоссе, к поселку под названием Ваггерюд.

GPS повел меня в сторону от главной дороги – той, что была Е4, а теперь стала обыкновенной поселковой улицей. Двумя кварталами ниже поворота на ней проживал Вернер Локстрём, он снимал квартиру на первом этаже двухэтажного деревянного дома.

Небо к тому времени помрачнело, стало тепло и душно, как перед грозой. Вернер Локстрём тоже это заметил.

– Ты явился ко мне с грозой? – возмутился он.

Я видел его впервые. До сих пор наши контакты ограничивались перепиской по электронной почте и телефонным разговором накануне моего приезда. Он предпочитал держаться в тени и согласился на встречу только из благодарности за услугу, которую я недавно ему оказал.

Локстрём оказался маленьким, невидным мужчиной в тапках на босу ногу, тренировочных штанах и белой футболке, поверх которой он зачем-то надел короткий коричневый жилет. Счастье, что на пороге его квартиры не было сквозняка. Малейший ветерок грозил испортить его в высшей степени необычную прическу – гребень нестриженых волос, начинавшийся у затылка с правой стороны и тянувшийся через макушку к левому уху.

– Входи, – пригласил он. – Хочешь чего-нибудь?

– Кофе, пожалуй.

Он пошел впереди и привел меня на кухню, тесную, с окном во двор с пристройками типа гаражей.

– Ты должен меня извинить, – суетился Вернер Локстрём. – Гостей у меня почти не бывает, вернее, даже без «почти».

Он поставил в микроволновку две чашки с водой и, когда раздался сигнал, всыпал в каждую по ложке растворимого кофе.

– Молоко? Сахар?

– Только молоко, если можно.

Он прищелкнул языком:

– Молока, к сожалению, нет.

– Ладно, сойдет и так.

– Рулет?

– Ну…

Я пожал плечами. С рулетом могло выйти так же, как с молоком. По-видимому, вопросы Вернера носили чисто формальный характер: он вел себя, как положено гостеприимному хозяину.

Вернер достал из буфета так называемое полено – араковый рулет, и аккуратно разрезал на две части. Я взял одну. Это оказалось единственное, что он мог мне предложить, – видимо, гостей здесь действительно не бывает. Однако квартира была опрятно убрана, хотя и скудно меблирована. Самой примечательной деталью ее интерьера оказался пятидесятидюймовый телевизор с плоским экраном, занимавший почти всю стену.

– Я нашел то, о чем ты просил, – сказал он.

– Отлично. Ты их вырезал?

– Нет, все в подвале, – отвечал он. – Там у меня и архив, и рабочий кабинет.

Мы вышли на лестничную клетку. Локстрём запер квартиру и повел меня вниз, в помещение, когда-то игравшее роль кладовой, однако со временем перестроенное под кабинет.

Кроме огромного висячего замка, в дверь было врезано еще два, которые Вернер отпирал осторожно, выбирая ключи из висевших на большой связке. Войдя внутрь, он включил верхний свет и так же аккуратно щелкнул обоими замками.

Под небольшим зарешеченным окошком стоял письменный стол. Вдоль выбеленных известью стен тянулись архивные шкафы, я насчитал их одиннадцать. Комната походила на приемную в клинике.

– Я отсканировал около девяноста процентов, – сказал Вернер. – Но у меня не поднимается рука изымать из архива вырезки. Кто знает, может, эти документы еще кому-нибудь понадобятся.

Вернер Локстрём на протяжении многих лет собирал газетные вырезки о телесных наказаниях и других сомнительных воспитательных методах. В том числе и о порке. У него хранилось все: материалы дебатов сороковых – пятидесятых годов о телесных наказаниях в школе, сведения о современных случаях, включая описанные в читательских письмах в редакции. Поначалу он продавал информацию в шведские газеты, однако потом сеть его контактов распространилась и за границу. Без сомнения, Вернер Локстрём обладал самым большим архивом по этой специфической теме. Со временем он обзавелся компьютером, и теперь нужный материал можно было заказать на его сайте, оплатив услугу по банковской карте. Он брал по двенадцать евро за вырезку, к делу подходил ответственно, чем сразу заслужил мое уважение.

В свое время я помог Локстрёму раздобыть статью в финской газете о медсестре из арабской страны, приговоренной к наказанию розгами за распитие спиртных напитков в компании мужчины. Журналист подробно рассказывал, как осужденную ввели в комнату, где ее ждали четверо мужчин в полицейской форме. Двое из них перегнули женщину через стол, третий спустил ей штаны и трусы, после чего четвертый приступил к экзекуции. Финским журналистам так и не удалось взять у несчастной интервью, но финский посол подтверждал факт экзекуции, что придавало статье достоверности. Материалы о телесных наказаниях в мусульманских странах часто основываются на слухах или делаются в целях пропаганды.

Под мышкой у палача был зажат экземпляр Корана, чтобы удары не были чересчур сильными. По словам одного шведского дипломата, это свидетельствовало о том, что наказание имело целью в первую очередь унижение осужденной. Я не переставал удивляться человеческой фантазии.

Я подписался на новостную рассылку Вернера Локстрёма и иногда брал на себя труд снабжать Вернера последними материалами по интересующей его теме. Именно за это и был удостоен чести стоять сейчас в его подвале в Ваггерюде, в Смоланде, над разложенными на столе вырезками из «Халландс нюхетер», «Смоландспостен», а также «Барометра» и «Нордвестра Сконес тиднингар».

Локстрём выглядел растерянным.

– Ты действительно первый, кого я привел в эту комнату. До тебя сюда приходили только строители, архивные шкафы появились после. Здесь нет ничего, чем обычно хвастаются перед соседями. Но теперь в комнате становится тесно, я вынужден расширяться.

– Ты все так же много рассылаешь? – поинтересовался я.

– Да, в этом отношении мало что изменилось, – ответил Вернер. – Говорят, сейчас все скачивают и смотрят на YouTube, но на самом деле на удивление много тех, кто предпочитает читать в бумаге. Это и старики, у которых нет компьютера, и те, у кого есть копм, но нет принтера. Они просят выслать им ксерокопии. Старшее поколение не доверяет тому, что выставляется в Сети и что может прочитать каждый. – Он замолчал и продолжил после паузы: – Но надо двигаться вперед, развиваться. Сейчас я перевел читательские письма в американские газеты на шведский. Теперь собираюсь выставить письма читателей в шведские газеты по-английски. Они хорошо продаются, особенно в США. Твои заметки по-прежнему пользуются спросом. Все еще в первой десятке.

– Но ты ведь знаешь, что такое читательские письма в газеты? Сплетни, не более.

– В самом деле, ты уверен? – забеспокоился Вернер.

– Большинство, – подтвердил я. – Неужели ты сам не понимал этого?

– Подозревал, конечно, но не хотел верить, – вздохнул он.

– Я сам когда-то курировал отдел писем, – признался я. – Был совсем молод, и главный редактор дал мне хороший совет. «Если приходит письмо от Лизы, семнадцати лет, которая считает, что порка – это хорошо, выбрось его в корзину, – сказал он. – Потому что это писал мужчина». Я и сам одно время сочинял подобные письма, просто от скуки. Так развлекаются журналисты.

Локстрём рассмеялся:

– Да, представляю… – И посерьезнел, уставившись в пол. – Они еще приходят?

– Кто?

– Письма.

– Бывает.

– Те, что ты видел, из Сконе, останутся в папке, но я могу сделать копии.

– Буду очень признателен.

– Такое впечатление, что парень в последние годы активно действовал в Южной Швеции, – заметил Локстрём. – Причем абсолютно одинаково во всех случаях. Он сажал их к себе в машину, только в Хальмстаде позвонил женщине в дверь и представился полицейским.

В самом деле, вряд ли это совпадение. Уж очень походили вырезки Арне Йонссона на то, что я видел в подвале Вернера Локстрёма. Теперь я почти не сомневался: действовал один и тот же человек и он в течение двух-трех лет за что-то наказывал розгами молодых женщин и девушек на территории Сконе, Халланда и Смоланда. При этом читал им лекции о том, как опасно садиться в машину к незнакомому мужчине. Случай в Хальмстаде несколько отличался от остальных. «Он обвинил меня в том, что я устроила автокатастрофу на дороге», – утверждала пострадавшая.

О сексуальных домогательствах речи ни разу не было.

Женщина из Хальмстада обратилась в полицию далеко не сразу, потому что «страшно стыдилась» и того, что с ней произошло, и собственной глупости. Имен не называлось. То ли журналисты были недостаточно напористы, то ли жертвы слишком боялись огласки. Но все это мало меня волновало. Я получил подтверждение того, о чем подозревал раньше и в чем Арне Йонссон не сомневался с самого начала.

– Еще одна заметка, – сказал Локстрём, раскладывая вырезки на ксероксе. – Выбивается из общей колеи, но, я думаю, ты должен ее увидеть. – Он положил копии в конверт и подал мне вместе с вырезкой из «Гётеборгс-постен». – Взгляни-ка. Он представился полицейским, как и в Хальмстаде. Но это случилось пять лет спустя в Гётеборге. Так далеко на север он еще не забирался.

«Гётеборгс-постен», похоже, не придала значения этому происшествию. В заметке объемом в одну колонку сообщалось, что мужчина средь бела дня пробрался в квартиру к женщине под видом полицейского и высек ее.

Я попросил копию.

Мы пошли к выходу, над поселком нависало низкое, пасмурное небо, а вдалеке слышались раскаты грома.

– Раньше через Ваггерюд пролегала трасса, – сказал я. – А теперь поселок вымирает.

– У нас здесь было много магазинов и предприятий, – кивнул Локстрём, – но сейчас большинство закрывается. Особенно сосисочные, закусочные и разные придорожные кабаки. Мы тоже скоро закроемся, но не из-за дороги.

– Что за предприятие? – не понял я.

– Производство крышек для газовых конфорок, – вздохнул Вернер Локстрём. – Кто сейчас ими пользуется?

– Мм… Я знаю одного, – улыбнулся я, вспомнив Арне Йонссона. – Значит, ты производишь крышки для газовых конфорок?

– Я лишь компаньон, – объяснил Локстрём. – Кроме того, я на пенсии по болезни. – (Я посмотрел на него с удивлением.) – Представь себе, в жизни не поднимал ничего тяжелее папки со счет-фактурами, а спина ни к черту.

Я протянул ему руку.

– И еще одно, – вспомнил Локстрём.

– Что?

– Письма, которые приходили в газету… Ты их действительно выбрасывал? – Казалось, Локстрём стеснялся своего вопроса, и в то же время его взгляд светился надеждой.

– Но ведь это действительно полный бред, – рассмеялся я.

– Кто знает, – пожал плечами Локстрём и отвернулся.

В машине я еще раз проверил электронную почту – ничего.

Около часа я двигался в южном направлении под проливным дождем. Небо озаряли вспышки молний, и раскаты грома сотрясали окрестности. Из-за плохой видимости я затратил на дорогу больше времени, чем рассчитывал.

Когда же ливень прекратился, я остановился возле закусочной, где на вращающемся гриле подогревались колбаски с причудливыми названиями. По правде говоря, они больше походили на какашки и вкус имели соответствующий. Не то чтобы я когда-нибудь пробовал какашки, но именно это сравнение напрашивалось в первую очередь.

Я позвонил Арне Йонссону и рассказал, как продвигается дело. Старик тоже не сидел сложа руки и тут же продиктовал мне несколько нужных телефонов, адресов и имен.

Весь следующий день я был занят.