Он ненавидел Копенгаген, тем не менее постоянно сюда возвращался.

Тому имелось много причин, но ни одна из них не была напрямую связана с городом. Он ненавидел Копенгаген и себя вместе с ним с тех самых пор, как его мать стала уезжать сюда к своим мужчинам. Он оставался дома один, смотрел в темноту и слушал доносящиеся снаружи звуки. Он боялся. Возвращения матери и всего, что происходило за стенами дома. Она пахла по́том, табаком, дешевым вином. И он инстинктивно чувствовал ее женское начало, хотя еще толком не знал, что такое женщина. Иногда она заявлялась в плохом настроении, кричала и бранилась.

Время от времени она брала его с собой – прогуляться в Тиволи, покататься на колесе обозрения и попить лимонада. Но до Тиволи они так ни разу и не добрались. Дело заканчивалось тем, что мать, поужинав очередной порцией пива, отправляла его спать в каком-нибудь грязном углу в Нюхавне. Он предпочел бы никогда не вспоминать всего этого.

В супермаркете «Нетто» он всегда брал чипсы из свиной шкурки – особый сорт, за которым специально охотился. Брал две упаковки. Одну, чтобы съесть на месте – на этот раз на скамейке на Конгенс-Нюторв, где он сидел, пока не начало моросить. Вторую, как обычно, оставил на обратный путь, намереваясь открыть на мосту Эресундсбрун.

Он любил именно этот сорт, в меру жирный, в меру жестковатый, и соли в самый раз. «Сделано по старинному рецепту» – гласила надпись на упаковке. Ниже красовалась картинка: симпатичная хрюшка с томными глазами, обрамленными большими ресницами, в черной шляпе, круглых очках, с галстуком-бабочкой на шее и чуть заметными усиками под пятачком.

Потом он сидел в рыбном ресторане в квартале Кёдбю. Не он один усматривал в этом противоречие: в Кёдбю должен быть мясной ресторан, а не рыбный. Заведение так себе, но, кроме ветчины, он любил устриц и впервые попробовал их именно здесь – такое вот совпадение.

Его затащила сюда польская шлюшка. Потому что ресторан популярный и вообще удобный, зал просторный, большая барная стойка, за которой можно уютно устроиться, и – фантастические устрицы.

Пока он усаживался за столик возле окна, моросящий дождик на Конгенс-Нюторв сменился ливнем и теперь хлестал в огромные окна под порывами сильного ветра, мешая ему разглядывать приземистые двухэтажные дома по ту сторону площади: гостиницы, кафе, рестораны и офисные конторы.

К устрицам полагается брать пиво или шампанское, но он пил кока-колу. Он заказал их дюжину, по шесть каждого сорта. Мягкие, склизкие, дряблые – самых крупных оставил напоследок – устрицы пахли не солью и морем, как им полагалось. Их запах напоминал о матери, какой она была, когда возвращалась из Копенгагена.

Он прищурился, всматриваясь в дождь. К ресторану подкатил автомобиль. Хотя «подкатил» – мягко сказано. Он ринулся, рванулся к зданию, загородив вход, будто его водитель подъехал к собственному дому. Из машины выскочила женщина с коротко остриженными светлыми волосами и мужчина в тонком трикотажном джемпере. Они вбежали в зал, отряхиваясь, как две мокрые собаки. Судя по тому, что он успел увидеть в декольте блузки женщины, она была без лифчика. У мужчины из V-образного выреза джемпера выбивались курчавые темные волосы. Он носил две цепочки на шее, на первый взгляд золотые. У нее в ушах болтались креольские серьги, на губах яркая помада. Женщина постоянно улыбалась, скаля ослепительно-белые зубы.

Ее ягодицы, прикрытые коротким платьем, аппетитно подпрыгивали, когда пара проходила мимо него, чтобы занять места за барной стойкой. Мужчина чем-то походил на свой автомобиль – такой же напористый, наглый и омерзительный. «БМВ», насколько он разбирался в машинах, со шведским номером.

Пара пила что-то из высоких узких бокалов. Женщина поцеловала мужчину в щеку, ее платье скользнуло вверх, и он заметил тонкое кружево на черных трусах. В этот момент он понял, что она, как никто, заслуживает наказания, и ему захотелось задержаться здесь подольше. Она должна сама выбрать прутья для розги. Он рассматривал это как важную часть экзекуции, полезный урок нежности и смирения.

Она соскочила с барного стула и процокала мимо на высоких каблуках, не заметив его. Двое мальчишек разглядывали рыбку в аквариуме. Он провожал женщину глазами, и больше всего на свете ему хотелось согнать с ее лица самодовольную улыбку.

Он расплатился наличными и побрел, перешагивая через лужи, к своей машине. Ему не пришлось долго ждать, скоро стеклянные двери разъехались, и пара, смеясь, побежала к автомобилю. Мужчина вытер со лба дождевые капли и сел за руль. Мотор рыкнул, заходили дворники, разбрызгивая воду, и «БМВ» подался назад. Когда водитель нажал на газ, из-под колес полетели фонтаны, окатив его машину.

Он тоже тронулся с места и поехал следом. Просто так, без определенного плана, который еще не успел сложиться в голове. Хотел лишь знать, где они остановятся.

Мужчина не представлял проблемы, его можно затолкать в багажник. Рано или поздно найдется кто-нибудь, кто заинтересуется стоящим на обочине автомобилем.

Они направились к мосту, в сторону Мальмё. Если на шведской территории окажется не слишком людно, их можно остановить там. Сказать, что задние фары разбиты, или что-нибудь еще сочинить.

Мужчина едет быстро, забыв об осторожности.

Разве она не несет за это своей доли ответственности как пассажир?

Он должен наказать ее. Он заставит ее раздеться донага, потом принести орудие экзекуции. Розги или трость – вопрос второй.

Он почувствовал важность стоящей перед ним задачи и полетел как на крыльях. Похоже, она из тех, на ком отметины появляются быстро и надолго. В таком случае розги предпочтительнее. Кроме того, она должна их срезать сама.

Он вытащит ее на природу и заставит поскулить. Она получит по полной программе. Сначала постоит часок в углу на коленях, на гальке. Потом он промоет ей рот мылом. И под конец – порка.

Розги или что другое.

Здесь открывается масса возможностей. Он давно не чувствовал такого вдохновения.

Они миновали последний поворот на датской территории, после чего он позволил себе немного отстать. Из-за дождя видимость была отвратительной, но рисковать смысла нет. Он нагонит их возле терминалов оплаты.

Не отрывая глаз, он следил за «БМВ», остановившимся возле автомата, куда суют банковскую карту. Сам он выбрал другой терминал, через два ряда. Перед ним в очереди была только одна машина, но водитель никак не мог справиться с банкоматом или не той стороной вставлял карту. Наконец загорелись задние фары, боковое стекло опустилось, и мужчина, высунувшись из окна, сделал ему знак отъезжать. Идиот.

Позади были еще две машины. Встать в другую очередь – значит упустить «БМВ». Они могли скрыться за первым поворотом, он ведь не знал их планов.

Он остановился на площадке и некоторое время слушал гудение двигателя на холостом ходу и тиканье дворников, прежде чем сообразил набрать номер, который до сих пор не удосужился забить в мобильник, потому что помнил наизусть.

Переговоры затянулись дольше обычного. Во-первых, было довольно поздно, а во-вторых – за такой короткий срок трудно найти подходящего человека.

Тем не менее он повернул обратно к Копенгагену. А когда, тремя часами позже, выруливал из «мочесточного тупика» – так в народе называли улицу Ларсбьёрнстреде, – снова направляясь к мосту Эресундсбрун, выглядел довольным.

Или почти.

Выходило накладно, но дело того стоило. В конце концов, он мог себе это позволить.

Из трех предоставленных ему вариантов он выбрал русскую. Она чем-то напомнила ему женщину из ресторана, которую он упустил. Разница состояла в том, что та была натуральной блондинкой. Самой настоящей, словно ее окунули головой в ведро с белой краской.

Можно вывезти русскую из России, но не Россию из русской.

Среди молодых русских попадаются очень миловидные. Остается только удивляться, куда подевались могучие русские бабы в пуховых платках. Такое впечатление, что все они поголовно занялись толканием ядра и метанием диска, в то время как их менее брутальные соотечественницы подались в теннисистки и фотомодели.

Миниатюрные польки тоже хороши по-своему, но русские очень выносливы, надо отдать им должное.

Пятнадцать тысяч крон. Больше чем по тысяче за удар. Сколько из них получит русская, а сколько оставит себе сербская гангстерша, которая стояла за всем этим?

Хотя ему на это плевать.

Возле красного дома, за воротами Тиволи, он открыл вторую пачку чипсов из свиной шкурки и запихнул в рот полную горсть.

Они оказались жесткими, чипсы по старинному рецепту.

Когда он приближался к середине моста Эресундсбрун, небо очистилось и тучи потянулись на юг. Луна стояла полная, завернутая в оболочку тумана.

Назавтра ожидался погожий, солнечный день.