Всем желаю такой смерти!
Мы часто говорим, что «это было», а «то будет». У Мастеров «было» и «будет» почти не встречаются. Они разговаривают о времени как о пространстве. В их разговорной речи понятие «человек умер» отсутствует. Для них нет понятия «смерть». И понятие «человек родился» – тоже отсутствует. Он просто «есть».
Они так разговаривают между собой:
– Вот, помнишь ушедшего Ахмеда? Он сегодня мне сказал…
А этот Ахмед умер пятьдесят лет тому назад. Или:
– А вот, который придет, – то есть тот, кто еще не родился, – вот о-он, еще молодо-о-й, такой сыро-о-й, а она такая, такая и такая.
Друг с другом они это так обсуждают. Понятие «родившийся», понятие «умерший» у них специфические. Эти люди для них существуют реально. Они общаются с ними.
Потому что по одежде, то есть по телу, они не судят. По внешнему виду не судят, дорогие мои! Понимаете?
Уверяю вас, обычному человеку это понять трудновато.
Однажды мне позвонили и сказали: «Срочно приезжай. Послезавтра Наставник всех собирает». Мы собрались в назначенный день.
А у него было восемнадцать сыновей. Тогда было семнадцать, а через семь месяцев после его ухода родился младший. Между старшим и младшим сыном разница девяносто три года. Ну, не от одной жены, сами понимаете!
И вот, родственники, ученики и близкие съехались из разных городов и стран.
Дед в добром здравии, двухметровый старикан, наказал накрыть огромный П-образный стол во дворе. Мы, человек двести близких, за столом сидим.
Все его просто боготворили. Да и сейчас боготворят!
Он с каждым пообщался. Одному говоря:
– Помнишь, я тебе говорил, вот так-то у тебя будет? И как вышло?
Тот:
– Так и вышло, как Вы сказали.
Другому, третьему. И у каждого был случай, когда старик ему говорил, что с ним будет. И у всех вышло, как он сказал.
– Можете ли вы сейчас усомниться в моем уме?
Все дружно:
– Не-е-т! Что Вы?!
– Значит, так. Того, что сегодня происходит, и того, что завтра будет происходить, я каждому из вас желаю от всей души.
Сегодня за столом сидят почти все, кого я хотел увидеть на своих похоронах. Завтра в одиннадцать часов время, данное мне Всевышним, – так он сказал, – заканчивается. Жизнь заканчивается.
Наконец-то Господь разрешил мне вернуться. Господь забирает меня. К тому завтрашнему дню я пятьдесят лет готовлюсь. Не думайте, что старик от старости мозги свои съел, – я в своем уме. Чтобы завтра вас не утруждать, я хочу сегодня с вами за столом посидеть.
Ну, я-то уже более-менее был готов к этому, чуточку знал, что так и будет, и что примерно в это время. А многие-то его родственники – обычные нормальные люди. И ка-а-к бы он ни доказывал…
Стол был шикарным. Музыканты. Застолье, что надо! Но чуточку было такое чувство – сами понимаете. Люди шептались, что дед, мол, тронулся, но раз застолье сделал – не пропадать же добру!
На следующий день кто-то все равно уехал.
Часов в одиннадцать опять сели за стол. Позавтракали. Он пришел с другого конца поселка – там, оказывается, какая-то недоделанная работа у него осталась.
Зашел, посмотрел на нас с улыбкой. Улыбка с грустью.
Говорит:
– Ну что, заждались? Не волнуйтесь, все будет вовремя.
Сел. Сыновья стоят. Он посиде-е-л, посмотре-е-л в небеса, посмотре-е-л на нас, еще раз в небеса.
Последние его слова были:
– Э-эх, жизнь – проститутка! Все равно тобой не насытишься.
И все. Ушел. Прислонился к рукам своих детей и просто ушел.
Каждому из вас желаю, когда придет время, уйти так!
