Едва встретившись, они тотчас же начинали горячо спорить по самым разным вопросам, от устройства семьи до предназначения русской интеллигенции. А после расставания каждый из них продолжал этот спор мысленно. Их дружба была непрерывным диалогом, непрекращающимся спором, интересным и важным для обоих собеседников. Этот спор помогал каждому из них лучше понять себя и вдохновлял на новые творческие свершения. Когда Леонид Андреев скончался, Горький сказал: «Как это ни странно, это был мой единственный друг. Единственный».

«Спорили мы все чаще, все напряженнее. Наиболее острым пунктом наших разногласий было отношение к мысли.

Я чувствую себя живущим в атмосфере мысли и, видя, как много создано ею великого и величественного, – верю, что ее бессилие – временно. <…>

Леонид воспринимал мысль как „злую шутку дьявола над человеком“; она казалась ему лживой и враждебной. Увлекая человека к пропастям необъяснимых тайн, она обманывает его, оставляя в мучительном и бессильном одиночестве пред тайнами, а сама – гаснет.

Столь же непримиримо расходились мы во взгляде на человека, источник мысли, горнило ее. Для меня человек всегда победитель, даже и смертельно раненный, умирающий. Прекрасно его стремление к самопознанию и познанию природы, и, хотя жизнь его мучительна, – он все более расширяет пределы ее, создавая мыслью своей мудрую науку, чудесное искусство. Я чувствовал, что искренно и действительно люблю человека – и того, который сейчас живет и действует рядом со мною, и того, умного, доброго, сильного, который явится когда-то в будущем. Андрееву человек представлялся духовно нищим; сплетенный из непримиримых противоречий инстинкта и интеллекта, он навсегда лишен возможности достичь какой-либо внутренней гармонии. Все дела его – „суета сует“, тлен и самообман. А главное, он – раб смерти и всю жизнь ходит на цепи ее».