Глава 18
Любовь и лыжи
Подошел день рождения Даниель — ее девятнадцатилетие. Однако отмечать именины по ее настоянию не стали — не до того было. Просто собрались для этого в кафетерии здесь же, в Ядерном — ехать для этого в мегаполис времени не нашлось.
Сдвинули столики в один общий — получилось нечто похожее на стол, который стоял в гостиной виллы Завары.
Веселья не получилось — то и дело вспоминали исчезнувшего Арнольда. Когда стол был накрыт, Даниель обратилась к белковым:
— Садитесь и вы с нами.
Среди белковых произошло замешательство.
— Человек, мы не нуждаемся в твоей пище, — пристально посмотрел на нее Первый: ему показалось, что эта молодая особь лучше других понимает их потребности.
— Знаю. Просто побудьте с нами, лишний контакт не помешает, надеюсь.
Делион с беспокойством прислушивался к диалогу именинницы и робота. Между тем белковые, повинуясь сигналу Первого, уселись за общий стол.
— Друзья, — поднялся Делион. — Ветер времени бьет нам в лицо, наша жизнь полна неожиданностей. Мог ли я думать, что окажусь на месте Арнольда в качестве руководителя Ядерного? Но я верю, что в следующий праздник Арни будет снова с нами. Бог свидетель, я буду счастлив уступить ему бразды правления. Нас всех собрала здесь прелестная женщина и будущий ваш коллега. Наши наилучшие пожелания — тебе, Даниель!
Потом говорили остальные, но лучше Делиона не сказал никто. Что касается Первого, то он от имени собратьев поднял символическую чашу за союз всех разумных существ, независимо от их происхождения, обитающих на Земле и других планетах Солнечной системы. Люди были озабочены — то один, то другой поглядывал на часы: скоро должен был начаться мозговой штурм, назначенный Делионом перед проведением эксперимента. Теперь в Ядерном каждый раз проводился штурм, по мере накопления фактов, требующих общего осмысления.
Так, штурм был проведен после необычного снегопада в мегаполисе: физики Ядерного сумели вскрыть его причины. Впрочем, намечавшееся расслоение миров на параллельные, не состоялось. Граница между ними, которую посчастливилось наблюдать Эребро и Арсениго, исчезла, видимо, переместившись.
— Тянет на виллу Завары, сил нет, — шепнула Даниель Делиону, сидевшему рядом.
— И меня, — признался Александр.
Именинница волновалась: ей сегодня впервые предстояло принять участие в мозговом штурме. Радомилич вынашивала одну мысль, которая, она знала, произведет впечатление разорвавшейся бомбы.
Надо сказать, ее давно уже, после странного сна, мучила неотвязная мысль: что ожидает будущего ребенка Мартины, которая — первая из молодых матерей — окунулась в грозное голубое свечение. Вдруг у нее родится мутант? Свои опасения она не высказывала никому, даже Эребро. Прилежно штудировала биофизику, к удивлению своего ментора — Атамаля. Читала и перечитывала, держа под подушкой, книгу Эрвина Шредингера «Что такое жизнь с точки зрения физика», шаг за шагом стараясь постичь ее сокровенный смысл.
— …О чем задумался наш ангел-хранитель? — привел ее в себя вопрос Делиона.
— О штурме.
— И верно. Пора, — Делион поднялся. За ним встали с мест и другие.
Кто-то тронул руководителя центра за руку. Делион обернулся, перед ним стоял Первый.
— У нас общая просьба, — сказал белковый. — Да?
— Разреши и нам участвовать в мозговой атаке.
— Участвуйте, — решил Делион и посмотрел на Радомилич.
— Почему бы и нет? — кивнула она. — Давно пора.
— Думаю, это на пользу дела, — присоединился к ним марсианин.
Даниель не ошиблась: ее сообщение, подкрепленное выкладками, произвело на физиков впечатление. Эребро сидел, как убитый, и по большей части молчал.
Решено было Мартине пока ничего не говорить, но под благовидным предлогом отвезти ее в мегаполис, в медицинский центр, для всесторонних исследований.
Мозговая атака проходила трудно. Еще месяц назад речь шла о том, чтобы пробиться к Арнольду Заваре и попытаться вернуть его, найдя дня этого место стыковки двух расщепившихся миров.
Но с каждым днем выяснялось, что просачивание сумасшедших частиц из будатора имело далеко идущие последствия. И события на Марсе, и синоптические неполадки по соседству, в мегаполисе, и другие происшествия в разных точках Земли убеждали, что трещина в четырехмерном континууме пространство — время, которая образовалась в памятную юбилейную ночь, продолжает блуждать, появляясь то здесь, то там. Для предотвращения катастрофы решено было сшить пространство, ликвидировав трещину.
К следующему мозговому штурму обещал прибыть, несмотря на занятость, Сванте Филимен. А пока решено было бросить все силы на поиски трещины, которая отделяла Завару от остального человечества.
— Мы — род человеческий, до сих пор плыли по реке Времени на одной льдине, — так подвел итоги мозговой атаки Делион. — Всякое случалось на пути, но льдина оставалась целой. Грянул гром — и льдина раскололась. Правда, трещина незрима — тем более она опасна. Обломки могут уплыть в разные стороны — по разным потокам времени, и это будет означать конец единого человечества. Медлить нельзя!..
…К ночи Делион почувствовал, что силы оставляют его. Он вышел в холл, присел на скамью и, привалившись к стволу дерева, задремал.
Ручная белка перешла с ветки на его плечо, добралась до кармана, но убедившись, что нынче там для нее ничего не припасено, ускакала восвояси.
Видно, Атамалю снились кошмары, он тяжело шевелил плечами, словно старался сбросить невидимую тяжесть, один раз чуть не свалился, но даже глаз не открыл.
Здесь и увидели его Даниель, Эребро и марсианин, которые спускались по парадной лестнице.
— Уморился, — посочувствовал Рабидель. — День нынче был сумасшедший у него.
— Как и у любого из нас, — добавил Эребро.
— Может, разбудим шефа? - предложил марсианин.
— Жаль будить… — шепнула Даниель. — Нежданный сон прекрасней многих снов.
— Знаете, друзья, люблю старика, — признался Эребро, глядя на усталое лицо Делиона.
Неожиданно шеф открыл глаза:
— Насколько я понимаю, разговор пошел о любви? — Он поднялся со скамьи и подошел к ним. — Только кто же здесь старик, а?..
— Атамаль, пойди к себе, вздремни, — сказала Даниель. — В любой момент может начаться эксперимент, а ты должен быть в форме.
— А бы куда собрались?
— Хотим присоединиться к поисковикам, — произнесла Даниель.
— Выдался часок свободный, посвятим его поиску трещины в окрестностях Ядерного, — пояснил Эребро. — Чем черт не шутит, когда дьявол спит!
Приборы для поиска трещины еще не были сконструированы, и можно было полагаться только на интуицию физиков.
— Возьмите меня, — сказал Делион.
Они переглянулись.
— Мы хотим прочесать овраг, — сказала Даниель. — Трудная местность.
— Ничего, старый конь борозды не портит, — произнес Делион. — Я эту трещину за десяток метров учую!
Когда они надевали лыжи, Даниель спросила:
— Каким временем мы располагаем? Я имею в виду — до начала эксперимента.
— Временем… Наше время сжимается, как шагреневая кожа, — вздохнул Делион. — Поговорим лучше… о любви!
— Оставим любовь молодым, Атамаль, — произнес марсианин. Он успел экипироваться и поджидал остальных.
— Не согласен, — возразил Делион. — В жизни любого человека любовь должна занимать достойное место. Как ты полагаешь, Даниель?
Она махнула рукой:
— Я уже забыла, что это такое — любовь.
— Твое слово, Эребро.
— Я люблю… люблю, когда работа ладится.
— Остроумно, — констатировал шеф. — Однако не по существу.
— А по существу, Атамаль, все человеческие чувства неразумны, — вступил в разговор марсианин. — Но любовь среди них — самое нерациональное.
— Ты так считаешь?
— Не я.
— А кто?
— Сванте.
— Он так сказал? — удивилась Даниель.
— Это его убеждение.
— И ты с ним согласен? — не отставала Радомилич.
— Как тебе сказать, Дани? Для меня, после известных событий, Филимен — авторитет в том, что касается природы человека. Он смотрит на нас со стороны, и потому объективен.
— Зря улыбаешься, Дани, — заметил шеф. — По глубине мышления со Сванте мог поспорить разве что Завара. Но Арнольда всю жизнь, в отличие от Филимена, губили страсти.
Они двинулись в путь, прокладывая лыжню.
— Оставьте любовь в покое! — с горячностью проговорил Эребро. — Из всех чувств — это самое человеческое. И если оно представляется нелепым с точки зрения чуждого разума, это ничего не доказывает. Разве не во имя любви человек совершает свои лучшие деяния? — он сильно оттолкнулся от наста лыжными палками и добавил: — Вспомните историю… Да литературу, наконец!
— Литературу? — сплошная выдумка, — сказал Делион.
— И это говоришь ты, поэт, — упрекнул его марсианин.
Завязался спор, в котором, как водится, никто никого не сумел переубедить.
Когда они вышли за корпуса, инициативу взял на себя Эребро. Он шел впереди уверенным шагом, остальные потянулись за ним, стараясь не отставать.
— Чует мое сердце, мы сегодня не останемся без добычи! — крикнул Эребро на ходу, не оборачиваясь.
— Почему ты так решил? — спросила Даниель.
— Я ведь здесь все свободное время провожу. — Он приостановился и показал палкой на дальнюю рощу, облитую лунным сиянием. — Видите тот лесок? Он начинается сразу за оврагом. Меня влечет туда, словно магнитом.
Вокруг царил синий фосфорический полусвет. Мороз пощипывал за щеки. Позади остались башня космосвязи, бегущие дорожки, неутомимо движущиеся фигуры белковых. Впереди открылась слабо мерцающая под луной снежная поляна. Женская и три мужские фигуры, отбрасывая гигантские тени, двигались в сторону леска, который сизой подковой охватывал с северо-востока территорию Ядерного центра.
— Давайте заедем на виллу, к Сильвине? — предложила спутникам Даниель.
— Я не против, — сказал марсианин.
Глаза Эребро вспыхнули радостью, и он вопросительно посмотрел на Делиона.
— Слишком далеко, — сказал Александр. — Мы доберемся туда только к утру. У нас нет времени.
Снег под лыжами похрустывал. Местность пошла под уклон.
— Я в сосульку превращусь! — Рабидель остановился, воткнул подле себя палки и принялся варежкой растирать нос, — даже на Марсе таких морозов не припомню.
— Какая потрясающая луна! — воскликнула Даниель. — Круглее ничего не бывает на свете.
— Однажды на вилле я спросил у Филимена: с помощью какого теста можно, отличить белкового от человека? — произнес Делион. — И он сказал: с помощью окружности.
— Окружности? — удивилась Даниель.
— Да. Нужно нарисовать окружность рукой, без помощи циркуля. Как бы человек ни старался, точной окружности у него не получится. А вот у белкового выйдет идеальная окружность.
— Если эту идею развить… — начал марсианин.
— Только чур, никаких ученых разговоров! — перебила Радомилич. — Я игру предлагаю: кто назовет круглый предмет, с которым лучше всего сравнить луну?
— Сковородка.
— Метательный диск.
— Колесо.
— Больше выдумки! — поощрила Даниель.
— Электронная орбита.
— Заумно, Эребро!
— Круг почета, — произнес Делион и с торжеством посмотрел на спутников.
— Лицо славного Атамаля: оно круглее любой луны, — с расстановкой сказал марсианин.
Они остановились у края оврага, откуда повеяло погребом. Постояли, чтобы дать Делиону отдышаться, и начали медленно, лесенкой, спускаться. Воздух здесь казался холоднее, чем на открытом пространстве.
Эребро шел впереди. Видно было, что дорога ему знакома. Дно оврага поросло чахлым ельником. Пахло хвоей.
— Вот сюда я и хотел привести вас, — сказал Эребро, и они разбрелись по дну, каждый в душе надеясь на удачу.
Но не повезло никому. Да и как искать Эфемерную грань, разделяющую расщепленные пространства? По легкому прикосновению внезапного вихря?
Непонятному звуку? По незримой пленке, которая рвется от малейшего прикосновения?
На обратном пути они встретили группу поисковиков, которая тоже без успеха возвращалась в Ядерный.
