Глава 13
Туннельный эффект
Центр полицейского управления республики располагался в старинном уголке мегаполиса, где имелось всего четыре горизонтальных уровня вместо многих десятков и даже сотен в новых районах.
Сванте Филимен ехал в полном вагоне подземки. Он сидел, откинувшись на спинку и положив на колени неизменный дипломат. Женщины, из тех, что помоложе, бросали на него внимательные взгляды.
В салоне стояла духота, накопившаяся еще с утра. На остановках вагон, скользящий на воздушной подушке, опускался на бетонный подиум, двери раздвигались, люди суетливо входили и выходили. Затем динамик коротко и раздраженно лаял простуженным дискантом название соседней станции, двери салона затягивались, словно лужи осенним ледком, и вагон мчался в непроглядной темени дальше, слегка покачиваясь на тонком воздушном слое.
Когда Филимену надоели изучающие взгляды представительниц прекрасного пола, он опустил веки, делая вид, что дремлет, хотя спать и не думал. Обычная защитная реакция, одна из многих, которой научили его менторы на учебных полигонах в далекие времена. Сванте вышел на угловой станции, открыв глаза, словно по заказу, за мгновение до полной остановки. Он ступил на перрон, когда каплевидная капсула вагона еще с шипением опускалась. За время расследования на вилле, отрезанный от внешнего мира, он успел отвыкнуть от вечно кипящей толпы пассажиров подземки, которая тут же подхватила его, словно щепку.
Филимен, однако, быстро разобрался в пассажиропотоках, разрезал крутым плечом суетливую толпу и втиснулся в нужную пневмокапсулу, идущую без остановок по вертикали до самого верхнего горизонта.
— В вечной тесноте мы живем, от колыбели и до могилы, — вздохнул какой-то старичок в панаме и с тросточкой, прижатый пассажирами к стенке.
Людей набилось порядочно, но Сванте сумел найти удобное местечко у автоматического пульта, таинственно подмаргивающего зеленым глазком. Капсула вздрогнула и пушечным ядром помчалась вверх по стволу. Филимен почувствовал, как тело наливается тяжестью, ощущение было привычным еще со времен марсианского полигона. Рядом тонко, по-заячьи заплакал ребенок, которого мать держала за руку.
Верхний горизонт — собственно мегаполис — встретил его хмуро.
Часы показывали полдень, но небо, плотно затянутое снеговыми и смоговыми облаками, давало совсем не много света.
Накануне выпал снег, но он здесь, в отличие от окрестностей виллы Завары, был тщательно убран. Только на гранитных перилах набережной осталась узкая снеговая полоска, да пустынная лестница, ведущая к темной мертвой воде, была слегка припорошена снежком. Снег был серым — другим его жители города не видели. Одни белковые складывали снег в аккуратные кучи-конусы, другие — перебрасывали его на транспортерную ленту, бегущую в сторону реки, и темная влага беззвучно поглощала рыхлую массу. Вечные труженики работали безотказно. Безотказно? Гм, до поры до времени. Но эти мысли слишком серьезны, чтобы обдумывать их на ходу.
Размашисто шагая вдоль реки в берегах парапета, Филимен мысленно все время возвращался к только что покинутой вилле Завары. За время следствия он успел сжиться с ее обитателями, и расставаться с ними было грустно. Нет, грусть, конечно, не то слово, это понятие ему органически чуждо. Чувство это присуще людям, он же — белковый, интересно, догадались ли об этом гости Завары, Даниель? Даниель, смешной и удивительный человеческий экземпляр, совершенный в своем роде. Не слишком ли много, впрочем, он думает о ней, восемнадцатилетней сотруднице Ядерного центра?
Усилием воли Филимен переключил мысли, заставив их течь в нужном русле. Первое криминальное дело — и он довел его до конца, единолично завершил расследование, установил убийцу. Хотя попутно ему пришлось освоить целый материк новой информации. Подобного дела мировая криминалистика не знала — это Сванте мог объявить с полной ответственностью. Не зря же он изучил в архивном центре республики тысячи и тысячи самых запутанных уголовных дел.
После завершения учебного цикла Филимен долго дожидался своего первого самостоятельного дела, перебиваясь мелкой помощью другим сыщикам — вполне заурядным людям. Тогда же он убедился, что потенциал даже среднего человека огромен, о чем большинство из них не догадывается, растрачивая жизнь по пустякам. За время долгого бездельничанья Филимен несколько раз обращался к полицайпрезиденту с рапортом: мол, сколько же можно находиться в простое? Начальник отделывался шуточками, вроде того, что бездельничанье — лучший вид работы, но однажды, когда молодой выпускник учебного комплекса был особенно настойчив, произнес:
— Ты у нас, Сванте, сыщик особого рода. Произведен и обучен в единственном числе. Штучный, так сказать, товар. Пускать тебя на расследование заурядного дела — все равно что электронным микроскопом гвозди заколачивать. Сам понимаешь, задуманный эксперимент — первый в истории криминалистики, такого еще не бывало. Потому и дело для тебя мы хотим подобрать необычное, из ряда вон выходящее. И он продолжал ждать, хотя каждый день совершались убийства, ограбления, мошенничества.
Наконец шеф управления вызвал его и сообщил, что только что на собственной вилле убит Арнольд Завара, ведущий физик страны, и не только страны. Ознакомившись с обстоятельствами дела, молодой сыщик понял: это то, что надо.
Получив скудную информацию об обстоятельствах убийства, которую передала взволнованная вдова убитого, а также схему виллы, взятую в архитектурном управлении, и стандартное досье на каждого из гостей, оказавшихся в ту роковую ночь на вилле, Сванте Филимен отбыл к месту преступления. Так начался столь давно и тщательно задуманный эксперимент, который теперь близился к завершению.
Филимен свернул с набережной в тихий переулок, где даже бегущих лент для вечно торопящихся пешеходов не было, и вошел в массивное приземистое здание. Несмотря на отсутствие вывески, дом был известен не только жителям мегаполиса, но и всему населению республики.
Основная часть старинного здания уходила вниз, под землю, пронзая несколько горизонтов, почему и именовался дом в просторечии айсбергом.
Перед тем как войти Сванте оглянулся и увидел на противоположной стороне, в небольшом саду, стиснутом со всех сторон зданиями, необычное скопление людей, увешанных радио- и видеоаппаратурой. На одиночную фигуру Филимена никто из них не обратил внимания. Здороваясь на ходу с сотрудниками, Филимен прошел к шефу.
— Докладывай, Сванте, — произнес тот.
— Расследование завершено, — отрапортовал Филимен.
— Ты нашел убийцу Завары?
— Преступник обнаружен.
— Ты ни разу не попросил о помощи…
— Справился сам.
— Вот и хорошо. Расскажешь сейчас обо всем совету экспертов, — они уже здесь. Заодно и прессу пригласим, не возражаешь?
Небольшой зал был переполнен.
Первые места заняли двенадцать экспертов — ведущих специалистов в различных областях обширной и разветвленной науки, именуемой одним словом — криминалистика. Остальные места заполнили представители различных средств массовой информации.
Филимен, стоя на возвышении, делал подробный доклад о проведенном расследовании. Он ни разу не заглянул в бумажку, хотя то и дело сыпал цифрами, приводил формулы, при виде которых иные эксперты недоуменно переглядывались, а другие протирали глаза.
— Откуда вы взяли это уравнение? — не выдержал эксперт по физике, когда сыщик, четко постукивая мелком, вывел на черной доске очередную строчку. — Не могу припомнить…
— Не трудитесь, — ответил небрежно Филимен. — Мне пришлось его вывести самому, по ходу следствия.
Когда Сванте закончил, в помещении воцарилась тишина: столько необычен, прямо сказать, фантастичен был вывод, который он сделал.
Первым нарушил молчание физик:
— Черт возьми, насколько я понял, Арнольд Завара убил себя сам?
— Именно так, — подтвердил Филимен.
— Тогда объясните, откуда взялся убийца? И куда он делался после совершенного преступления?
— Хороший вопрос, — кивнул сыщик. — В самом начале я уже говорил, что сразу обратил внимание на голубое свечение, исходившее от будатора. Это сияние было вызвано туннельным эффектом, роль которого недоучел Завара. По мере работы аппарата — а он, как я установил, не выключался целую ночь, — туннельный эффект усиливался. Все больше субчастиц преодолевало силовую защиту и покидало шар. Происходило накопление частиц, каждая из которых несла собственное время и разбуженную память, каждая немного дестабилизировала, возмущала плоское пространство, заполнявшее рабочий кабинет. И это в конечном счете привело к тому, что пространство в комнате расщепилось, распалось на два параллельных мира, — продолжал Филимен. — Это и послужило началом трагедии.
— А что вы можете сказать о границе между расщепленными мирами? — спросил физик.
— Граница очень зыбкая. Вот расчеты…
— Цифры потом!
— Она то возникала, то исчезала. Множество параллельных миров то появлялись, то пропадали, словно пузыри на воде во время ливня.
— Послушайте, Сванте, но это только теория, хотя и остроумная, — не выдержал кто-то из экспертов. — А видел кто-нибудь в глаза этого самого двойника Завары?
— Да. Видел один из людей, находившихся на вилле. Ему повезло, он застиг короткий миг формирования параллельного мира. Пузырь возник, но еще не успел лопнуть.
— Кто же этот человек?
— Рабидель.
Легкий шум прошел по рядам тех, кто заполнил зал. Физик с Красной планеты был человеком достаточно авторитетным, и его авторитетность почти не уступала славе погибшего Завары. Во всяком случае, его свидетельство заслуживало внимания.
— Наделает дел будатор, если с самого начала с ним происходят такие казусы, — заметил биолог-эксперт.
Корреспонденты оживленно переговаривались, стараясь вникнуть в существо происходящего. И фиксировали всеми доступными им способами.
…Один из корреспондентов присел на крайний стул в ряду и, низко склонившись над диктофоном, наговаривал текст. С минуты на минуту он предполагал передать его по одному из каналов новостей.
Рядом сидела девушка-фотокор. Она сделала фотоснимки действующих лиц этой не совсем понятной для нее истории, которых — одного за другим — представил полицайпрезидент.
Наибольшее впечатление на нее произвел сыщик Сванте Филимен. Он держался так уверенно, отбивал вопросы, сыплющиеся со всех сторон, так элегантно, как опытный теннисист отбивает ракеткой мяч. Подумать только, сумел в одиночку распутать адский клубок преступления. Правда, ей не совсем было ясно, кто же все-таки преступник и как его собираются ловить. Суть криминалистического эксперимента — все преступление распутывает один сыщик — она поняла, но кое-что требовало разъяснения.
— Послушай, — спросила она у приятеля, — а что он дает, этот опыт?
— Очень много. Если он завершится удачно, то у Сванте появятся последователи — такие же универсальные сыщики.
— И что?
— Тогда для раскрытия преступления, самого сложного, не понадобится огромной группы, — достаточно будет одного сыщика. А теперь не мешай, — и он вернулся к прерванному тексту. «…A теперь я вернусь к событиям, которые происходили в домашнем кабинете короля физиков. Но расскажу об этом как профан в науке. Физика-эксперта мы пригласим к микрофону позднее — он пока занят…
Сейчас перед вами на фотографии, любезные собеседники, последнее и, быть может, самое поразительное изобретение покойного Завары, — будатор. В этом шаре под влиянием силовых полей происходят удивительные процессы…»
Репортер перевел дыхание И продолжал:
«Представьте себе, что вы где-то на лоне природы развели костер и готовите уху. Только в котелке у вас — как вы думаете, что? Перец, соль, крупа? Только что выловленная рыба? Нет, господа. В котелке — кварки и хрононы, мельчайшие частички пространства и времени. Полный компот! Сумасшедший дом высшего класса».
Девушка прикрыла рукой микрофон и шепнула приятелю:
— Послушай, ты не слишком увлекся?
— Чепуха. Мои слушатели любят образный язык. «Вот такой котелок, в котором смешались пространство и время, — это и есть аппарат Арнольда Завары. Возможно, где-нибудь, на далеких мирах, уха из пространства и времени — обычное дело. Но здесь, на старушке-Земле, насколько я понимаю, подобное адское варево сварганено впервые».
— Круто завариваешь.
— Не мешай. В самый раз. — Репортер покосился на неумолимо прыгающую стрелку часов и продолжал: «Итак, в будаторе царит бедлам. Для того, чтобы сумасшедшие частицы не выскакивали наружу, изобретатель окружил шар защитным силовым полем. На манер того, как вокруг пастбища сооружают загон для овец, чтобы ни одна не выскочила наружу. Но посмотрите на фотографию! Видите, вокруг шара разлито голубоватое сияние? Здесь-то, как объяснил нам Сванте Филимен, и зарыта собака. В обычном мире, в котором мы с вами живем, достаточно мощный силовой барьер служит непреодолимым препятствием. Вернемся к овцам. Допустим, самая резвая может подпрыгнуть на метр. Тогда, достаточно поднять забор, допустим, до трех метров, чтобы быть уверенным: ни одна скотинка его не перепрыгнет. В мире малых частиц, оказывается, царствуют свои законы. Нам с вами понять их не легко… Там существует возможность, что хоть одна овца перескочит забор, как бы высок он ни был. Физики наблюдают такое явление давно. Они назвали эту удивительную штуку туннельным эффектом. Благодаря ему какие-то сумасшедшие частички и сумели перепрыгнуть забор, пардон, силовой барьер. Они и вызвали вот это голубое свечение вокруг будатора».
Бобина кончилась. Репортер сменил ее и продолжал:
«…Сумасшедшие частицы, собравшись во внешнем пространстве, раскололи его надвое. Но это не то же самое, что разбить глыбу льда пополам. Тут штука более тонкая. Граница между двумя мирами — нечто зыбкое, эфемерное, она „дышит“».
В этот момент включили его канал связи. Репортер побежал, передал готовый текст вместе с фотографиями, затем возвратился и продолжал репортаж.
Девушка, посверкивая блицем, продолжала готовить фотографии, которые с течением времени, она понимала, станут достоянием истории.
— Послушай, — сказал ей вдруг репортер. — А ведь ты идеальный собеседник для репортажа.
— Почему?
— Не хочу сказать, что ты глупее всех в зале, но уж меньше всех смыслишь тут — это точно. А зритель это любит.
Она не успела обидеться, как он сказал; «Начали!» и нажал кнопку.
«Глупая? Не смыслю? — подумала она с веселой злостью. — Ну, держись!»
— Ведем диалог, — шепнул он. — Ты задаешь вопросы, я отвечаю.
— Почему Завара не предвидел, что пространство может расщепиться?
— Не все учел.
— Встречались прежде люди с параллельными мирами?
— Нет.
— Эти миры открыл не человек, а белковый?
— Белковый.
— Его интеллект превосходит человеческий?
— Ну, это как сказать… Филимен в своем открытии опирался на предыдущие открытия физики… — Репортер почувствовал, что взмок. Он рассчитывал на диалог, легкий и быстрый, словно перебрасывание шарика в пинг-понге, а тут получилось нечто совсем другое. И прерваться он не мог — передача, как сказал оператор, пошла в прямой эфир.
Репортер дал собеседнице отчаянный знак — мол, полегче, не топи меня. Но она сделала вид, что не понимает.
— Когда будатор работал, вокруг него происходили завихрения со временем. Так? — невинно спросила девушка.
— Так, — ответил репортер, предчувствуя очередную каверзу.
— Почему же эти завихрения не ощущал сам изобретатель, когда включал аппарат?
— Да чувствовал он их, чувствовал, только не мог разобраться, в чем дело, — с отчаянием произнес репортер. — Вы ведь слышали отрывки из его дневника. Да и самому не терпелось опробовать будатор на полную мощность.
— Перейдем к призраку, который увидел в кабинете Завары марсианин Рабидель, — голос девушки звучал неумолимо.
И тут на репортера снизошло спокойствие: он решил дать собеседнице бой. И в то же мгновение перед ним на переговорном экране вспыхнули слова руководителя трансляции: «Отлично! Живой диалог. Слушатели в восторге. Давай в том же духе!»
— С призраком все ясно, голубушка.
— А вот мне — не ясно, — прощебетала девушка. — Марсианин очумел от бедлама, который творился в кабинете. А поскольку он все время думал о Заваре, тот ему и привиделся! Да может, это какая-то сумасшедшая частица вспомнила Завару, может, это ее пробужденная память сработала!
— В плоском пространстве время в каждой точке течет одинаково, оно подобно могучей равнинной реке, — сказал репортер. — Когда сработал туннельный эффект и бешеные частицы с пробужденной памятью вырвались наружу, все изменилось. Время, как и пространство, разбилось на несколько рукавов, в каждом скорость течения времени была своя. А в каком-то куске пространства, став неустойчивым, время повернуло вспять…
— И намного оно отошло назад?
— По расчетам Сванте, на несколько дней. Тогда Завара работал в своем кабинете, и его контур — по памяти! — воспроизвели частицы.
— Так это был призрак?
— Нет, материальное образование, сотканное из частиц, удерживаемых силовым полем.
— Так что, выходит, это было существо из плоти, костей и теплой крови? — воскликнула девушка.
— Нет.
— Я совсем запуталась!
— Это был не сам Завара, который, как известно, находился в эту пору в гостиной. И не его двойник, представляющий собой точную копию оригинала. Это была как бы первая примерка к двойнику, его набросок.
— Но набросок был материален?
— Конечно.
— Почему же он висел над полом?
— А почему висит пыль? Почему висит пар от дыхания в морозную погоду?
Репортер уже вошел во вкус живого разговора и даже начал находить в нем удовольствие.
— Сегодня утром, перед тем, как выйти из дому, я подошла к зеркалу, — сказала девушка. — Дохнула на поверхность — на нее набежала маленькая туманность. Отошла — и туманность испарилась. Может, и призрак Завары, который увидел марсианин, — такая же эфемерная туманность?
— Модель похожая. Частицы, образовавшие фигуру, через несколько мгновений разлетелись.
— Почему?
— Может, благодаря легкому дуновению воздуха. Слишком случайны и слабы были связи между частицами.
— Расщепленные пространства… Параллельные пространства… Скажи, люди впервые сталкиваются с ними?
— Впервые.
— Я вспомнила моего любимого Генриха Гейне. Ему принадлежит удивительная фраза: «Мир дал трещину, и эта трещина прошла через сердце поэта». Может, Гейне догадывался, что существуют расщепленные миры, которые откроются людям через несколько столетий? Или Шекспир, который сказал; «Порвалась связь времен»: он предвидел относительность времени.
— У великих писателей встречаются такие прозрения, — произнес репортер и подумал: «А она не только хороша, но и неглупа».
Отчет белкового сыщика Сванте Филимена вели сотни репортеров. По всем каналам, по всем планетам, по всем закоулкам мира, обжитого человечеством. Даже на космические корабли, которые не успели слишком сильно отдалиться от Солнечной системы.
Близился кульминационный момент — сообщение Филимена о том, как непосредственно произошло убийство короля физиков. Было решено, что отчет об этом должен вестись только по одному каналу. Можно себе представить, какая популярность и какой успех ждали этого счастливчика!
…В перерыве эксперты смешались с репортерами, и толпа хлынула в буфет — отдохнуть и обменяться впечатлениями.
Долговязый репортер с партнершей с трудом протискивались через зал, на ходу обмениваясь приветствиями с приятелями и знакомыми.
— Хочу взять интервью у Сванте Филимена, снять на видео, — сказала девушка. — Но до него теперь не доберешься.
— Да, для этого надо быть по меньшей мере, президентом. Ты не утратила к Филимену интерес, узнав, что это белковый?
— Наоборот! Послушай, а может, мы его в буфете встретим?!
— В твоей хорошенькой головке гуляет ветер: белковые не употребляют человеческую пищу.
— А что их питает?
— У них другие источники энергии.
— Ты же сам слышал только что, Сванте рассказывал, что ему в комнату регулярно доставляли пищу.
— Не мог он раньше времени открыть свои карты.
— Жаль, не задала тебе этот вопрос во время репортажа.
— Ты и так его запорола своими дурацкими вопросами.
— Прости, увлеклась.
— Что теперь говорить? — махнул рукой репортер. — Поезд уехал.
— А операторам нравилось!..
— Ладно, оставим эту тему.
В кафе стоял дым коромыслом. Пробираясь с подносами, они нашли свободный столик в дальнем углу, за автоматом, вносившим свою лепту в общий гам.
— Ешь быстрей, в зал опоздаем, — сказала девушка, прожевывая бутерброд.
— Что спешить? Сидеть там простым зрителем? Репортаж будет вести только один счастливчик.
В двери кафе произошло какое-то движение, там что-то выкрикивали, но что — разобрать было невозможно. Автомат оглушительно орал над самым ухом:
О, каменное сердце,
Как растопить тебя?
Он стукнул по автомату кулаком, и тот смолк, поперхнувшись на середине музыкальной фразы. В наступившей тишине репортер услышал, как на все лады повторяют его имя.
— Эй, я здесь. Что случилось? — помахал он рукой.
К столику протиснулся режиссер последней передачи.
— Всюду тебя ищу! — выкрикнул он. — Твой репортаж признан лучшим.
— Это какой?
— Где ты с девицей какой-то на пару выступаешь. Где ты откопал такую? Вроде с глупинкой, а потом как разошлась, как начала подкидывать ехидные вопросики — только держись!
— Потише.
— А что? Мы здесь никому не мешаем, — оглянулся режиссер. — А теперь — бегом в зал!
— Что я там потерял?
— Чудак, тебе поручено вести главный репортаж! Не зря говорят: дуракам счастье.
— Если это так, то везло бы больше тебе. Так ты меня не разыгрываешь? — Репортер поднялся.
— Э, нет, голубчик. Только в диалоге, вместе с напарницей. Это ж надо: глупа как пробка, но играет в интеллектуалку. Быстренько ищи свое сокровище.
— А сокровище нечего искать. Вот оно, — показал репортер на особу в очках. Она сидела полуотвернувшись за столиком и не обращала, казалось, ни малейшего внимания на разговор, занятая своим кофе.
Режиссер покраснел.
— У вас так здорово получилось… Поздравляю… Органично…
— Благодарю, — ответила девушка, не замечая протянутой руки.
— …Считай, что сегодня ты вытащила счастливый билет, — задумчиво произнес репортер, следя за удаляющейся спиной режиссера. — Да и я с тобой.
* * *
Поначалу в слепящем свете юпитеров они чувствовали себя не очень уютно. И дело было не в юпитерах — к ним они привыкли — а в сознании того, что на них — двух ведущих — устремлено внимание всего человечества.
Они сидели за столиком, заваленным грудой материалов, связанных с расследованием убийства Арнольда Завары, и у девушки — что греха таить — руки слегка дрожали.
В эфир прошли леденящие душу картины убитого в затылок Завары и результаты вскрытия, произведенного универсальным белковым сыщиком Сванте Филименом. После этого сам Филимен кратко рассказал о ходе расследования, и камеры переключились на парочку, сидящую за столиком.
— Начнем сначала, — неожиданно для самой себя первой заговорила она, едва на пульте вспыхнул зеленый глазок. — Может быть так, что причиной убийства послужила попытка похищения?
— Все материалы подтверждают: проникнуть на виллу посторонний не мог.
— Почему посторонний? Охотиться за аппаратом и бумагами мог кто-то из гостей. А все остальное — от лукавого.
У репортера перехватило дыхание. Похоже, эта чертовка решила все перевернуть вверх дном, а результаты следствия, столь блестяще проведенного белковым Филименом, поставить под сомнение, вопреки всему блестящему сонму экспертов.
— Боюсь, моя милая, таинственный похититель существовал скорее в больном воображении Завары. Вот свидетельства и документы, отрывки из дневника… — Он потянулся к столику.
— Не нужно. Давай просто пробежимся по самым интересным версиям убийства. И не называй меня, пожалуйста, «моя милая».
— Хорошо, моя… Но только давай оставаться на почве фактов.
— Вот они. За несколько дней до гибели Завара находился в болезненном состоянии, лично у меня это не вызывает сомнения. Это связано с будатором, с туннельным эффектом… Наконец, с расщеплением пространства и свистопляской времени.
— И пробужденной памятью частиц. Но как нам сбросить со счетов, мой милый… пардон… как нам сбросить со счетов те места из дневника Завары, где он жалуется, что его преследуют, хотят выкрасть изобретение? — Она зачитала нужные отрывки, вытащив дневник из груды материалов, подготовленных ассистентами.
— Возможно чистая случайность… — осторожно сказал репортер. — Угрожать мог любой бродяга, случайный человек, опустившийся фертачник… Понимаешь, большие люди — ученые, изобретатели — притягивают к себе, как магнит, всякую дрянь.
— А чем ты объяснишь, что Завара держал в кабинете, на своем столе, заряженный револьвер? — Она показала зрителям фотографию регельдана.
— Он любил стрелять в цель.
— Расскажи это своей бабушке, мой милый!
— Но Филимен доказал…
— Бог с ним, с Филименом! У нас есть объективные данные, факты и свидетельства участников трагедии. А истину мы — вместе со зрителями — определим сами!
Она затеяла рискованную игру, и ей нравилось вести ее дальше. Она как бы приняла сторону бесчисленных зрителей, представляя не только их жадное, пополам с дилетантством, любопытство, но и средний уровень.
И репортеру ничего не оставалось, как представлять сторону серьезной криминалистики и Сванте Филимена.
Возможно, именно такую сверхзадачу ставил перед собой режиссер этой грандиозной передачи.
— Знаешь, а я хотела бы побывать на той вечеринке. Пардон, юбилее, — произнесла она, мечтательно прикрыв на мгновение глаза. — Общее веселье. Узкий круг приятелей. Стол ломится от яств. Сервороботы предупреждают малейшее желание гостей. Четыре видеостенки, которые раздвинули гостиную до необъятных размеров. Танцующие пары, объемная музыка… Ты не знаешь, сколько стоит аппарат, производящий такую музыку?
— Нам с тобой за всю жизнь на него не заработать, — вырвалось у репортера.
— А люди-то какие собрались в гостиной! Все любят и уважают друг друга, а особенно — юбиляра, гениального ученого. Что же дальше? Происходит убийство. Прибывает Сванте Филимен, приступает к расследованию…
— Ты ставишь под сомнение вывод Филимена?
— Не то! Сейчас меня интересует чисто человеческая сторона всего происходящего. Чуть ли не все ненавидят всех, и каждый — Арнольда Завару. Вместо милых, дорогих друзей клубок змей.
— А будатор включен.
— Да, таинственный шар работает в кабинете на всю катушку, и благодаря этому ужасному туннельному эффекту вокруг него накапливается всякая дрянь, о чем говорит грозное голубое свечение.
— И еще частицы с разбуженной памятью…
— Я и говорю — всякая дрянь просачивается. Она портит наше доброе плоское пространство, в котором люди — худо ли, хорошо ли — жили в течение нескольких тысячелетий. Искривляет его, хуже того — начинает расщеплять, раскалывать на куски.
— На параллельные миры.
— Какая разница, как их называть? И мало того — начинается чехарда со временем. Наши зрители помнят: широкая, плавная река времени вдруг разбилась на ручейки, и каждый потек по-своему.
— А какие-то — вспять.
— Да, я слышала, что время может течь в обратную сторону, но это выше моего понимания, — призналась она. — Вернемся в гостиную. Наши зрители помнят показания каждого участника злосчастного банкета. Помнят и о призраке, сотканном из частиц, который увидел Рабидель. Это было грозное предостережение, но оно пропало зря. Ну, вот, мы подбираемся к главному. Настал момент, когда пространство кабинета незримо распалось на параллельные составляющие.
— И та часть кабинета, где стоял рабочий стол Завары, как бы «провалилась» в прошлое.
— Ну да, на несколько дней назад, — кивнула девушка. — И за столом, как утверждает Сванте Филимен, снова возник фантом. Так?..
— Нет, не так, — возразил напарник. — Это создание было гораздо более стабильным, прочным. Коллективной памяти частиц оказалось достаточно, чтобы полностью воспроизвести внешний вид Завары, а затем и всю его внутреннюю структуру… Когда юбиляр вошел в кабинет, за его столом сидел человек, являющийся точной его копией.
— Стоп! А как отличить одного от другого? Как различить копию и оригинал?
— Это невозможно. Ты же слышала, как сказал Филимен: они тождественны друг другу.
— Как близнецы?
— Гораздо ближе. Память у частиц не творческая, лишенная фантазии: они могут только добросовестно воспроизвести то, что было на самом деле, и ни на йоту в сторону!
— Итак, в кабинет, покинув гостиную, входит Завара. Он мрачен, полон подозрений. Ему все время чудится, что кто-то, быть может, даже из присутствующих на банкете — хочет похитить его изобретение и ценные бумаги. Голова идет кругом, мысли мешаются… И тут, о ужас! Завара видит, что за его столом сидит какой-то человек и копошится в его бумагах. В его бумагах!!!
— А как сидящий за столом реагирует на того, кто вошел в кабинет?
— А никак. Они ведь находятся в разных мирах! И мы до сих пор не представляем толком, что это такое. Когда еще физики наведут между ними мосты! Завара, возможно, даже кричит — двойник не откликается. Но перебирает бумаги, между прочим, со знанием дела. Сразу видно: разбирается. Каков негодяй: на хозяина — ноль внимания. Но теперь похититель никуда не денется! Странно, правда, фигура злоумышленника как будто знакомая. Кого она напоминает?.. Впрочем, не имеет значения. Медлить нечего — дело решают, мгновения. Волна слепой ярости захлестывает мозг физика. Он протягивает руку, хватает револьвер, но и это не производит на наглого без предела субъекта никакого впечатления. Он перебирает бумаги, что-то пишет, близоруко наклонясь к столу, да еще, словно Завара… насвистывает! Ну, каково?
— Да, яркая картина, — заметил репортер. — У меня от нее мороз по коже.
— Но здесь у Фили мена неувязочка получается. Как это мог Завара не узнать своего двойника? Когда я смотрю в зеркало, я себя узнаю.
— Да, в зеркало! — подхватил репортер. — А узнала бы ты себя в профиль? Или, допустим, с затылка?
— Нет, пожалуй.
— То-то и оно. И учти еще один психологический момент: Завара не ожидал, что пространство кабинета под воздействием флюидов будатора распадется на параллельные куски, в каждом из которых время течет по-разному, Филимен, если помнишь, сказал очень точно: Завара был нацелен на то, что в кабинете находится злоумышленник.
— И подозрения физика подтвердились!
— Можно представить себе, какие чувства вспыхнули в его душе: гнев, жажда мести, желание наказать похитителя.
— Уничтожить его.
— Ну да, как объяснил Сванте, с точки зрения разгневанного физика похититель бумаг сам поставил себя вне закона…
— Боги, какая феерическая картина! — всплеснула руками девушка. — Представьте себе, дорогие зрители! Кабинет гения утопает в полумраке. Его освещает лишь голубое сияние, которое исходит от огромного шара, стоящего посредине. Там, в глубине будатора, вспыхивают и угасают, повинуясь законам хаоса, картины, запечатленные в памяти расщепленной материи. Картины давно прошедшей — а быть может, и будущей жизни. Но не они привлекают взор Арнольда Завары. Он видит голубые всполохи, подобные северному сиянию. Странные куски с подвижными, гибкими гранями, на которые почему-то разбито пространство кабинета… Ничего подобного прежде никогда не было. Чего-то в будаторе недоучел? Вздор, аппарат работает как надо… Но вот за столом сидит кто-то чужой — это он видит ясно. Значит, не зря он затеял это празднество, пригласив на него всех подозреваемых. Один из них, главный похититель, на крючке. Теперь-то он не уйдет!
— Но Завара благороден — он дает противнику последний шанс — он еще раз окликает злоумышленника. И невдомек великому физику: сейчас хоть из пушек пани — сидящий за столом не повернет головы.
— И тогда Завара поднимает регельдан, наводит на затылок негодяя и нажимает курок…
— Стоп, опять неувязка, — перебила девушка. — Разве может пуля преодолеть границу между двумя расщепленными мирами?
— Видишь ли, по теории, которую развил Филимен, миры, на которые распалось пространство кабинета, когда туда вошел Завара, еще не устоялись. Они дышали, по образному выражению Сванте. Граница между ними была зыбкой, она вибрировала, не успев затвердеть. И потому негромкий выстрел, который произвел физик, вызвал оглушительный эффект.
— Еще бы, один из двойников убил другого, — кивнула девушка.
— Мало того, — показал головой репортер. — Как объяснил Филимен, пуля из револьвера, нарушив хрупкую границу между мирами, уничтожила и сами эти миры, едва народившиеся. Разбив равновесие, она вновь смешала и перепутала их, превратив получившийся коктейль в исходное плоское пространство.
— Вернемся к Заваре. Выходит, он убил сам себя?
— В известном смысле.
— Это не ответ. Миллионы зрителей хотят знать: можно это назвать самоубийством?
— С подобным случаем человечество столкнулось впервые, и подходящий термин юристам еще предстоит придумать.
— Какой кошмар… — прошептала девушка и глаза ее расширились. — Мне жаль этого бедного Завару… То есть погибшего двойника… Но жаль и людей, которые столько дней жили под дамокловым мечом. Ведь все время обитатели виллы были уверены, что кто-то из них — убийца. И притом они каждый день собирались за общим столом.
— Как думаешь: распутали бы обычные криминалисты этот адский клубок?
— Не знаю.
— Где сейчас труп, который сыщик заморозил в кабинете Завары?
— Его перевезли в медцентр полицейского управления. Специалисты его исследуют, чтобы подтвердить или опровергнуть выводы Филимена.
— А что означает это слово — «Филимен»? — неожиданно спросила девушка.
— «Целуй меня», на каком-то из древних языков, — тряхнул репортер запасами познаний.
— Я готова расцеловать его за столь блестяще проведенное следствие! Но у меня осталось еще несколько вопросов.
— Давай разбираться.
— Сванте установил, что физик произвел два выстрела. Первым он убил своего двойника. А вторым?
— Вторым он разбил автофиксатор — прибор, подвешенный над столом.
— Что делает этот прибор?
— Фиксирует все, что происходит в комнате. По отпечаткам пальцев на обломках автофиксатора Филимен узнал, что прибор установил накануне юбилея сам Завара. Очевидно, чтобы засечь злоумышленника, когда тот посягнет на его бумаги. Уничтожив злодея, он решил, что прибор больше не нужен, и вторым выстрелом разбил автофиксатор.
— А теперь скажи, чей труп увидела Сильвина, войдя в кабинет: Завары — или его двойника?
— Это неважно: Сванте доказал, что они абсолютно тождественны.
— В таком случае, если их было двое, куда девался второй?
— Филимен, опираясь на расчеты Делиона, проведенные на вилле, доказал, что второй из двойников остался в параллельном мире.
— Почему же Сильвина не увидела второго Завару?!
— Два выстрела, произведенные Заварой, нарушили равновесные условия, до того установившиеся в кабинете. Тем самым исчезла и видимость, или прозрачность расщепленных миров.
— Выходит, Завара жив?!
— Хотел бы я услышать ответ на этот вопрос! Филимен полагает, что жив. Но как добраться до него?
— А ты не морочишь мне голову? Как это можно быть убитым — и одновременно остаться живым? С точки зрения здравого смысла, присущего нашим зрителям…
— Забудь о здравом смысле, он изжил себя, — повторил репортер фразу Филимена, еще не зная, что ей суждено стать крылатой. — Вселенной правит не здравый смысл, дитя ограниченного человеческого опыта, а объективные законы космоса. И мир, в котором мы обитаем и который освоили, — только малая его частица.
— Двойники… — проговорила девушка задумчиво. — Я слышала, что у великих людей древности были двойники. У Наполеона, например. Или у Юлия Цезаря.
— Это разные вещи. Те двойники, о которых ты говоришь, это просто очень похожие люди. Двойник же Арнольда Завары, который возник под воздействием будатора, — это копия, совпадающая с ним во всем, вплоть до последней родинки на теле.
— Понимаю. Эта Броде как ожившее мое отражение в зеркале. Подведем предварительный итог. Один Завара находится в медцентре с затылком, размозженным пулей, и его препарируют специалисты. Другой, точно такой же, жив и здоров, но находится неизвестно где.
— В параллельном мире.
— А как его найти?
— Физики Ядерного центра будут пытаться определить его параметры.
— Сильвине нужны не параметры, а Арнольд Завара, живой и невредимый! — воскликнула девушка. — И его друзьям и коллегам — тоже. Скажи, где Завара? — В ее голосе зазвенели слезы.
— Он может быть рядом, а может — за тридевять земель. Для расщепленных миров понятия линейного расстояния не существует.
* * *
Пока велся этот диалог, криминалисты продолжали вести напряженную работу, не затихавшую ни на мгновение. И на столик двух телеведущих время от времени режиссер подкладывал новые данные.
…Они закончили работу глубокой ночью.
Сквозь полупрозрачный купол студии проступили звезды.
Репортер с напарницей шли сквозь лес рукопожатий — их поздравляли те, кто обеспечивал передачу. Несмотря на позднее время, в соседних студиях еще кипела работа: шла запись на видеопленку материалов, связанных с расследованием Филимена. Им посчастливилось в открытую дверь одной из студий они увидели Филимена. Он беседовал с биологами Земли — прибыть с других планет ученые еще не успели. Люди спорили, горячились, что-то доказывали, и только Сванте держался невозмутимо, напоминая утес, о который разбиваются волны.
— Для чего все записывается? — спросила девушка, когда они, немного послушав, отошли от двери.
— Для будущих столетий, — ответил репортер.
На улице было неуютно. Верхний горизонт встретил их сухой снежной крупкой и пронизывающим ветром. Бессонный мегаполис полыхал вдали разноцветным неоновым заревом.
— Конец света, — поежилась она и поправила очки. Он не нашелся, что ответить, глядя на ее тонкий профиль, очерченный лунным сиянием.
Только что, сидя за столиком при свете юпитеров, они пикировались, не щадили друг друга, стараясь добыть для невидимых зрителей крупицы непогрешимой истины. А тут вдруг, оставшись наедине, почувствовали необъяснимую робость. Ведь они, в сущности, почти не знакомы. Даже имен друг друга не знают, хотя и перекидывались небрежными приветствиями, сталкиваясь в бесконечных коридорах центрального информария.
Набережная была пустынной. Они шли вдоль парапета, оставляя темные следы на белом снегу, который только что успел выпасть.
Они остановились, глядя на черную воду.
— Кажется, упадешь туда — и растворишься без следа, как металл в кислоте, — сказала она.
— Ты на пороге славы.
— К ней я равнодушна.
— К славе приложится все остальное!
Она отвернулась от воды и, прислонившись к парапету, стала смотреть на дома с темными окнами. Глянула вдоль улицы, слизнула упавшую на губу снежинку и произнесла:
— Скоро наши следы заметет.
— Каждый шаг по земле темным следом отмечен, и привязчивы шепоты, словно молва, — процитировал репортер.
— Чьи стихи?
— Не помню.
— Красивые. — Вздохнула она. — Смешно, Делион стихи сочиняет. Как его Сванте наизнанку вывернул!.
— Он всех вывернул.
— Ну, я пришла немного в себя. Пойду.
— Эдвин, — вдруг протянул он руку.
— Что? Ах, да. Лучше поздно, чем никогда, — улыбнулась она. — Валентина.
— Валентина, можно проводить тебя?
— Неужели не перевелись еще рыцари? Смотри, Эдвин, пожалеешь. Я живу далеко.
— Живей, подземку закроют!
В вагоне-капсуле они нашли свободное место.
— Между прочим, я с Мартиной знакома, — сказала она. — Даже дружили когда-то.
— С дочерью Завары?
— Да.
— Расскажешь о ней? Меня интересует все, что связано с семьей Завары, с его смертью. До сих пор не могу отделаться от ощущения, что еще не все сказано, что здесь скрывается некая тайна.
— У меня тоже такое чувство. — Она откинулась на сиденье и устало прикрыла глаза.
— Никогда так поздно не ездил в подземке. Даже присесть, оказывается, можно.
Неподалеку дремала старушка, которая просыпалась на остановках, да в противоположном конце вагона веселилась компания длинноволосых юнцов и девиц с музыкальным инструментом. Они пели что-то залихватское, выкрикивая разом припев.
— Фертачники, — сказал Эдвин.
— Пожалуй. Все на одно лицо, как электроны.
— А я думаю, нет в мире двух одинаковых людей.
— В мире — да. Но не в параллельных мирах… Из головы не идет Завара. Скажи, какой дьявольский механизм воссоздает его живую копию там, в расщепленном пространстве?..
— Так ты не поняла разъяснений Филимена, — укоризненно покачал он головой. — А еще берешься перед всем светом вопросы задавать.
— Я задавала вопросы от имени публики, которая тоже мало что смыслит в таких заумных вещах.
— Ничего дьявольского здесь нет. Конечно, человек — чудовищно сложная система. Но все равно он не более, чем совокупность элементарных частиц. На этом и основана возможность возникновения двойников. А если у природы есть возможность, она обязательно ее осуществит. В этом мы убедились сегодня.
— Из скольких элементарных частиц состою я? Даже подумать страшно. — Она поправила очки.
— Сколько бы их ни было, это конечное множество. Ведь что такое человек с точки зрения физики? — рассуждал Эдвин, повторяя разъяснения Сванте. — Это совокупность микрочастиц, расположенных в определенных силовых полях в определенном порядке, и если есть определенный образчик по имени Арнольд Завара, то почему нельзя получить его копию!?
— Если делать это шаг за шагом, как в сборочном цехе машину собирают, — всей жизни не хватит.
— Сборка ведется одним ударом, мгновенно.
Старушка давно уже перестала дремать и прислушивалась к их разговору.
— Но тогда особый смысл приобретают легенды о воскрешении из мертвых… Ты читал Николая Здорова?
— Да.
— А воскресение Христа?.. Значит, в принципе можно воскресить любого человека, создав его копию?
— Думаю, да.
Теперь старушка напряженно ловила каждое их слово, приоткрыв рот, словно в ожидании чуда.
— Где он теперь, Арнольд Завара? — вздохнула Валентина. — В каких мирах бродит? Может, где-то радом, рукой подать?
— А может, за тридевять звезд, в чужой галактике.
Внезапно старушка соскочила с места и бросилась перед ними на колени.
— Я узнала вас, — заговорила она, словно в бреду.
— Успокойтесь. Вы передачу смотрели?.. — спросила ошеломленная Валентина.
— Она видела нас.
— Ангелы Божии, с небес слетевшие, — лепетала старушка, не слушая реплик. — Благословите! Скоро я предстану пред Господом нашим Иисусом Христом.
Компания с банджо, приутихнув, не без интереса наблюдала за развитием событий. Некоторые, похоже, узнали ведущих. На следующей станции они вышли.
— Почему нельзя определить, каково расстояние от нас до параллельного мира? — сказала Валентина, когда они становились на эскалатор. — Пробьются ли когда-нибудь люди к Заваре?
— Ты же слышала, — Филимен сказал, что это очень сложно.
