Глава 10
Мартина
Знакомые говорили, что Мартина унаследовала внешность от отца. Уже из этого ясно, что красивой ее вряд ли можно было назвать. И хотя ни в какое сравнение, скажем, с Даниель, она не шла, было что-то в лице молодой женщины хоть и неброское, но запоминающееся. Может, вдумчивый, внимательный взгляд, как бы устремленный в себя.
Нынче она проснулась на рассвете и, приподнявшись на локте, долго смотрела на спящего Эребро.
Близко за окном висели неподвижные небеса цвета снятого молока. Звезды успели погаснуть, солнце еще не взошло. И сегодня оно, наверно, не покажется, как и вчера, и позавчера. Отрезок горизонта, уместившийся в окне, был загроможден тяжелыми осенними облаками. Вдали скорее угадывались, чем были видны контуры никогда не засыпающего мегаполиса.
Мартина вглядывалась в холодное окно, как бы впаянное в бесстрастное небо. Она много раз бывала в мегаполисе, особенно в последнее время, когда ездила в кафе, в котором удалось устроиться на работу Эребро.
«Вот он, мой будатор», — говорил он ей, показывая на кофейный агрегат, сделанный хозяином кафе по особому заказу.
Никелевое чрево машины нагло сияло, делая их лица смешными и сплющенными.
Даже не видя, Мартина знала: вон там расположена ажурная, кажущаяся невесомой башня космосвязи. Находясь даже на верхнем уровне, вершину ее увидишь только в ясную погоду, когда в небе нет облаков. А справа от нее — дом-подсолнух, второй в мире. Говорят, автором проекта является их постоянный гость Рабидель, но Мартина так и не удосужилась спросить его об этом. Сейчас верхний диск — марсианин называл его шляпкой — наверно, уже наклонился к невидимому солнцу, вернее, к тому месту, где светило должно выплыть из-за горизонта.
А дальше — дома, море домов. Разных размеров, разного материала, разных столетий… И на окраине — шесть пилонов космопорта сверхдальнего сообщения.
Лицо спящего Эребро казалось совсем мальчишеским. Грудь вздымалась медленно, спокойно. Из приоткрытого рта свесилась тонкая ниточка слюны, как у ребенка.
Бросив взгляд на часы, Мартина вздохнула, отодвинула плед, осторожно тронула Эребро за плечо. Жаль будить — он заснул поздно, но ничего не поделаешь.
— Который час?
— Поднимайся. Ты же знаешь, она может войти в любую минуту.
Эребро наскоро привел себя в порядок.
— Еще несколько минут у нас есть, — сказал он.
Они стояли у окна, наблюдая бледный рассвет.
Солнце, едва блеснув, тут же укуталось в облака, превратившись в слабо светящееся пятно.
— Не хочу расставаться, — шепнул Эребро, обнимая Мартину за плечи. — Как ты думаешь, почему твой отец все-таки меня пригласил?
— Хватит об этом.
— Тут кроется загадка.
— Теперь у него не спросишь.
— Может, он узнал, что я был фертачником, и рассердился, что я скрыл это?
— Ты год как завязал.
— И потом, фертачил я не на Земле, а на Марсе. Был отбросом общества, как назвал фертачников Рабидель. Жили мы замкнутым мирком, вроде как в чужой галактике.
— Отец мог догадаться, что ты фертачил.
— Мог. Завара был дьявольски проницателен.
— Когда я слышу об отце — «был», мне хочется выть от горя и тоски. Несмотря на все, что он натворил в последние дни…
— Успокойся, Марти. Тебе вредно волноваться.
— Побудь еще минутку.
— Один Господь знает, сколько нам еще торчать здесь. Боюсь, я уже потерял свое жалкое место. Хозяин ждать не станет. Наймет другого безработного технаря — и баста.
— Вот выйдем отсюда…
— Знаю, знаю, что ты скажешь, — подхватил Эребро. — Обратишься к коллегам по Ядерному, они к тебе неплохо относятся, да и фирмам требуются физики… Пойми, после всего, что произошло со мной, я чувствую себя опустошенным. Для чего жить? Если бы не ты… Иногда кажется, пуля не в Завару угодила, а в меня.
— Ты счастливец.
— Да уж!.. — горько усмехнулся Эребро.
— Ну, давай посчитаем. Один шанс из тысячи, чтобы фертачник вырвался из омута. И этот шанс достался тебе. Далее, мы нашли друг друга, и нас ничто не разлучит, кроме смерти.
И потом, у нас есть…
— Знаю, — перебил он и крепче сжал ее руку. Потом посмотрел на часы и заторопился.
— Давай после завтрака встретимся, — предложила Мартина. — Если Филимен кого-нибудь из нас не вызовет.
— Только не на кортах. Ты же знаешь, кто там бывает. У нее змеиный взгляд.
— Не говори так о моей матери.
— При всем желании не могу питать к ней нежные чувства. Мало того, что она не разрешила быть вместе, так даже замок с твоей двери велела снять белковому.
— Вчера сыщик снова бывшую отцовскую пассию допрашивал.
— Ты же знаешь, я с ней не общаюсь. Но держалась она после беседы неплохо.
— Нос перед всеми задирает. Такая штучка убьет человека и не поморщится.
— Даниель — темная лошадка.
Эребро выскользнул в дверь, и вовремя: через несколько минут в комнату вошла озабоченная Сильвина.
— Ты уже поднялась? Ранняя пташка, — она пытливо обшарила комнату глазами, начав с тщательно застеленной постели.
— Могла бы и постучать.
— Прости, дочь. Голова кругом идет, — Сильвина, не дожидаясь приглашения, опустилась на стул, поставив рядом на пол сетку с теннисными принадлежностями. — Стараюсь отвлечься.
— Мы все тут сойдем с ума.
— Может, этот сыщик сумасшедший?
— Надо связаться с полицейским управлением.
— Как ты это сделаешь, если вся связь с внешним миром осуществляется только через Филимена?
Мартина остановилась перед матерью:
— О чем допрашивал тебя Сванте в последний раз?
— Не имею права разглашать. Но могу сказать одно: мне показалось, что Сванте не столько вникает в смысл слов, сколько вслушивается в интонации…
— Но он вышел на след убийцы? Я хочу сказать — Филимен подозревает кого-нибудь из нас?
— Может, и подозревает, откуда узнаешь? Мне он не докладывает. Ну, пойду, — Сильвина поднялась. — Мой партнер наверно на корте. Он любит точность.
Посещение матери оставило у Мартины неприятный осадок. Только сейчас ей пришло в голову, что убийца отца никуда не делся, он здесь, среди людей, живущих на вилле. Что, если именно ее он выберет следующей своей жертвой?.. Как она раньше об этом не подумала? Может, мать настояла снять у нее замок для того, чтобы в комнату можно было проникнуть в любое время дня и ночи?
Мартина сжала пылающие виски. «Я подозреваю родную мать», — ужаснулась она. И защититься нечем — оружия нет. Но даже если она заберет ствол из тира, что это даст? Убийца и так найдет немало способов, как убить намеченную жертву. Для чего мать так настаивала на общих завтраках в гостиной? Не для того ли, чтобы подсыпать яду, кому сочтет нужным? А еще можно пырнуть ножом в уединенном месте… Задушить во сне… Да что там, в бассейне утопить!..
Как сохранить жизнь, которая едва затеплилась в глубине ее лона? Зубы стучали от страха. Чтобы успокоить себя, проговорила негромко:
— Ну кому нужна ты, маленькая дурочка? Кому корысть убивать тебя?..
Но успокоение не приходило. Корысть? Но понадобилось же кому-то убить отца. А я как-никак дочь Завары. Потом, если убийца маньяк, в его действиях не надо искать никакого смысла.
Пароксизм страха исчез так же внезапно, как и появился. Видимо, он выплыл из темных глубин подсознания, пробужденный необычно тревожными нотками, которые Мартина уловила в голосе матери.
Она прошлась по комнате, чувствуя себя вконец обессиленной. Ватные ноги плохо слушались, но ей сейчас важнее всего было обрести душевный покой. Нужно пойти и разыскать Эребро. На людях убийца не решится… Фу, дурочка! Опять за свое.
Прежде чем выйти, Мартина выглянула, приоткрыв дверь. Коридор, увы, был пустынен.
Мартина выскользнула из комнаты и пошла, ускоряя шаг, потом побежала. Упругий пластик скрадывал стук каблуков. За дальним фикусом, ей почудилось, мелькнула тень. Молодая женщина остановилась, прижав руки к груди и стараясь унять бешено колотящееся сердце. Она мысленно ругала себя за то, что не договорилась с Эребро, где встретиться. Где теперь искать его в огромном здании, среди множества помещений?
Сердце понемногу вошло в берега. Она всматривалась в коридорную перспективу, но даль расплывалась в радужных потеках: отец наделил ее, кроме неказистой внешности, еще и неважным зрением. Хотя тень за фикусом больше не показывалась, идти дальше Мартина не рискнула. Она повернула и, стараясь не побежать, двинулась в обратную сторону.
Как на грех, никто навстречу не попадался. Она услышала в оранжерее голоса, быстро пошла на них и наткнулась на неразлучную пару — Делиона и Рабиделя.
— Куда спешим, моя прелесть? — улыбнулся Делион, первым увидевший ее.
— Боже мой, Мартина, что случилось? — воскликнул Рабидель, не дожидаясь ответа.
— Я Эребро ищу, — едва отдышавшись, произнесла Мартина. — Не видели его?
— Не было его здесь, — покачал головой марсианин.
Делион добавил:
— Мы могли и не заметить. Оранжерея большая.
Мартина понемногу пришла в себя.
— Если вам нужен рыцарь, могу в качестве замены предложить нашего доблестного сыщика, — сказал Делион. — Он только что проследовал по той дорожке, ведущей к гостиной.
— С неизменным чемоданчиком, — добавил марсианин. — Хотел бы я знать, что он там носит.
— Не иначе, фальшивые ассигнации, — подхватил Александр.
— Для ассигнаций дипломат тяжеловат, — произнес Рабидель. — Однажды я попытался поднять его, и с места не смог сдвинуть.
— Правда? — удивилась Мартина, переводя взгляд с одного на другого. — Сванте носит его легко, как перышко.
— Итак, вы согласны на замену? — спросил Делион.
— Какую? — не поняла Мартина.
— Очаровательного Эребро на доблестного сыщика.
— Глаза бы мои его не видели, — произнесла устало Мартина.
— Дамы и господа! — поднял Делион палец. — Подозреваемая категорически отказывается видеть сыщика. Отсюда мы вправе сделать вывод, что…
Кровь бросилась Мартине в голову.
— Атамаль, ваши шутки порой невыносимы, — в ярости бросила она.
— Думай, что говоришь, — осадил приятеля и марсианин.
— Каюсь, не туда занесло, — протянул он руку. — Простите великодушно.
Она вяло пожала его ладонь.
— Атамаль, Атамаль, мне тебя очень жаль, — произнес марсианин.
— Аминь, — заключил Делион.
— Иногда мне кажется, — сказал Рабидель, — что мы все здесь жертвы какого-то эксперимента.
— Какого эксперимента?
— Если бы я знал, Мартина.
— И один Господь ведает, чем этот эксперимент завершится, — сказал Делион.
— Мы тут замкнуты, окружены защитным полем, — добавил марсианин. — Нас стерегут сервороботы. И потом, расследование ведет не бригада криминалистов, а один человек. Согласитесь, это неслыханно.
— А как вам такая деталь? Сыщик видит, что убитым является физик, а сам он в этой науке слаб, и вот полицейский между делом берется изучать упомянутую науку. Мало того, наставником в этом деле он выбирает вашего покорного слугу, — ткнул себя пальцем в грудь Делион. — Тоже, между прочим, одного из подозреваемых…
— А я в этом ничего странного не вижу, — пожала плечами Мартина. — Наоборот, добросовестность следователя, который желает проникнуть в существо дела.
— Согласен, — сказал Рабидель.
— Я бы согласился с вами, друзья мои, — произнес Делион, — если бы не одно обстоятельство. Если бы сыщик Филимен ограничился общим представлением о той науке, которой занимался убитый. Если бы его устроили популярные брошюрки по физике. Но наш Сванте глубоко копает. Я бы сказал, слишком глубоко. Поверите, я, когда стал его, как это, ментором, из сил выбился. Сначала таскал ему охапки книг и информблоков, давал пояснения. Он выслушивал меня, как примерный ученик, мой авторитет был для него непререкаем. Потом зубки начал показывать… Эта теория ему плоха, та формула вызывает сомнения… Дальше — больше. Теперь он, представьте, и мои знания начал подвергать сомнению.
— Все это — за столь короткий срок? — удивился марсианин.
— Тем не менее это так.
— А что толку? — не удержалась Мартина. — Все равно следствие топчется на месте.
— Не могу судить о следствии, — сказал Делион. — В этом я не специалист. Но как человек, немного разбирающийся в физике, могу сказать: в истории науки такого не бывало. Я, во всяком случае, не припомню, чтобы некто, начав с элементарных азов, дошел до самых основ мироздания, до сути понятий пространства и времени.
— Здесь есть две возможности, — сказал марсианин. — Первая. Полицейское управление прислало для расследования убийства Завары не сыщика, а талантливого физика. И он всем нам лапшу на уши навесил.
— Не годится, — покачал головой Делион. — Физик такого масштаба не мог бы прозябать в безвестности, мы б обязательно слышали о нем. В Ядерном ведется картотека на всех физиков, где бы они ни жили.
— В таком случае, возможно, перед нами — величайший талант, который до сих пор не имел возможности раскрыться, — продолжал марсианин. — Гений, равный десятку Ньютонов или Эйнштейнов.
— В чем вы усматриваете гениальность Филимена? — спросила Мартина. — В том, что он ваши книги быстро проглатывает? Да может, он возвращает их, не читая.
— Я и сам сначала так думал, — признался Делион. — И попробовал несколькими вопросами прощупать его, как поступаю с нерадивыми студентами. Вопросы были все труднее и каверзнее…
— И что Сванте? — не утерпел марсианин.
— Он каждый раз с блеском отвечал на них.
— Ни разу не сбился?
— Ни разу! Скажу больше: настало время, когда я уже не мог определить границы его познаний. Как ныряльщик за жемчугом, который не в силах достичь дна.
— Пускай бы уже поскорее вычислил преступника, да нас подобру-поздорову на свободу отпустил, — вздохнул марсианин.
— Ты рассуждаешь, Раби, как обыватель, а не ученый! — накинулся на него Делион. — В конце концов, черт с ним, с преступником. Сванте — алмаз первой величины. Прошлый раз он объяснил мне темное место в геометрии Минковского, которое… В общем, годами оно оставалось для меня темным. Простите, Мартина, у нас пошел профессиональный разговор.
— Мне интересно!
— Еще бы не интересно! Дошло до того, что мы разговариваем с этим странным сыщиком на равных. Спорим, обсуждаем работу будатора. Теперь он занят тем, что пытается объяснить природу голубого свечения, которое возникает вокруг работающего аппарата Завары.
— Завидую Филимену, — неожиданно произнесла Мартина.
— Преступничков ловить желаете? — воззрился на нее Делион.
— Бог с ними, с преступниками. Я о другом. Только теперь поняла: нет ничего интереснее, чем познавать окружающий мир.
— Это единственное стоящее занятие, — поддержал ее марсианин.
— За чем же дело стало, милочка? — сказал Делион. — Свободного времени у вас хоть отбавляй, как и у всех нас. Ноги в руки — и в информарий! Там книг по физике — несметное количество, несмотря на опустошительные набеги отважного сыщика.
— Воспользуюсь вашим советом, Атамаль, — сказала Мартина, то ли в шутку, то ли всерьёз.
— А я буду вашим ментором, — сказал Рабидель.
— И я, — добавил Делион.
— С такими менторами не пропадешь! — хлопнула в ладоши Мартина, которой прежние страхи показались наивными и детскими.
— Очень на Арнольда похожа, — сказал Делион, когда молодая женщина скрылась из вида.
— Как бы она его судьбу не повторила.
— Вы обратили внимание, Раби, какие пятна на ее щеках?
— И на Солнце пятна… — рассеянно пробормотан марсианин.
— Кстати, о Солнце. Вчера Филимен спрашивает меня: какова температура поверхности нашего светила? Отвечаю: шесть тысяч градусов. Он берет грифельную доску и на моих глазах выводит экстраполяционную формулу изменения температуры в зависимости от погружения в глубину Солнца. А потом сообщает, какая температура должна царить в глубине нашего светила.
— Он знал эту формулу.
— Нет, я проверил.
— Чудеса.
— Задумал я одну вещь… Только смеяться не надо. Хочу посоветоваться с Филименом по некоторым вопросам пространства — времени. Они давно мне покоя не дают.
— Обсуждать с полицейским вопросы физики?!
— Не только обсуждать — советоваться, — подчеркнул Делион. — У этого сыщика удивительное, цельное представление о космосе. Думаю, это врожденное, а наши занятия только дали толчок.
— Выходит, из этого Сванте получился бы неплохой физик.
— Гм, неплохой… Он подобрался к одному из самых загадочных явлений — туннельному эффекту. Сказал мне: нутром чувствую, что это такое, только математический аппарат пока не подобрал.
— И что?
— Не стал я ему ничего подсказывать.
— Неужели он самостоятельно выведет уравнения квантовой механики?! Тогда высшую премию по физике следовало бы присудить именно ему. Одного не понимаю: при чем здесь расследование преступления?
— Филимен мне сказал: с помощью туннельного эффекта я надеюсь найти преступника.
— Как?
— Не представляю, Раби, — развел Делион руками.
— Связать туннельный эффект с выстрелом убийцы. Микромир — с нашим грешным миром. Но ведь это бессмыслица, — воскликнул марсианин. — Филимен спятил, а мы полностью в его руках. У него оружие, а мы отрезаны от внешнего мира. Перестреляет нас всех, как куропаток. И скажет, что так и было.
— А вдруг Сванте — инопланетянин? — воскликнул Делион, пораженный неожиданной мыслью.
— Инопланетянин?
— Ну да, принявший обличье человека. Тогда многое объясняется. В частности, его успехи в науке. Может, его раса намного опередила человечество на пути познания…
— Как же его разоблачить?
— Надо подумать.
— Только делать это надо осторожно. Если Филимен что-либо заподозрит, он уничтожит нас.
…То, чего в душе не желала Мартина, произошло. Сойдя с ленты, ведущей на галерею, она носом к носу столкнулась со Сванте Филименом.
Первым побуждением Мартины было — прыгнуть на ленту, бегущую в обратную сторону, и юркнуть в только что покинутую оранжерею. Но она подавила свой порыв и пошла навстречу сыщику. Ничем не мотивированный поступок мог произвести на Фил имена невыгодное впечатление.
— Хорошо, что мы встретились, Мартина, — сказал Сванте. — Я как раз собирался побеседовать с вами.
— Я готова.
— Если не возражаете, потолкуем прямо здесь.
— Пожалуйста, — кивнула Мартина и подумала, что встреча с Эребро, увы, отодвигается на неопределенное время.
…Мартине и в голову не могло прийти, что ради встречи с нею Филимен проделал огромную работу, правда, занявшую у него всего несколько секунд. Он оживил в памяти маршруты прогулок Мартины по вилле и проанализировал наиболее часто повторяющиеся из них.
После этого нетрудно было рассчитать ее маршрут в эту раннюю пору дня.
Оставалось прохаживаться по галерее вдоль длинной шеренги окон, пока бегущая лента не вынесет к нему Мартину.
— Куда вы шли? — спросил сыщик.
— В информарий. Решила последовать вашему примеру, Сванте.
— То есть?
— Заняться предметом, которому посвятил жизнь мой отец. Приоткрыть хотя бы краешек тайны, которая окутывает нас. Мы — невежды, не желающие постичь мир, подаренный нам Творцом.
— Хороший замысел, хотя сейчас не лучшее время для таких занятий. Для них нужно спокойствие духа.
— А вы?
— Я — другое дело. Моими действиями руководит сила необходимости.
— А у меня… Другого времени может просто не быть.
Они шли по замыкающейся на себя галерее, изредка поглядывая в окна. Небо было заложено тучами, как горло больного ангиной.
— Дорого вовремя время. Времени — много и мало. Долгое время — не время, если оно миновало, — проговорил вдруг Филимен после паузы.
— Что это?
— Вот, встретил эту мысль в записках одного человека, который много размышлял о природе времени.
— Мне кажется, я слышала эти стихи в детстве. Но не могу вспомнить, где и от кого.
Они остановились у окна, глядя на внутренний двор. Несколько сервороботов чистили внизу дорожки, освобождая их от опавших листьев. В движениях гибких щупалец было что-то завораживающее.
— Посмотрите на роба, который крайний слева, — сказала Мартина. — Смех, да и только.
— Не вижу ничего смешного.
— Он совершает только запрограммированные движения. Видите, сзади него упал лист, — но роб и не думает обернуться, хотя у него круговое зрение. Тем самым он оставляет огрехи.
— Зато другие белковые действуют как надо. Этот, крайний, просто отстал от них в развитии.
— В развитии? Разве белковые развиваются?
— Да…
— Такое трудно постигнуть…
— Они развиваются, как человек, и кое в чем его превосходят. Например, не убивают себе подобных. Простите… — произнес Сванте, увидев, как потемнело лицо собеседницы. — Если не возражаете, Мартина, хочу задать вам несколько вопросов.
— А если возражаю?
Сванте нахмурился.
— Можете отказаться от показаний — это ваше право. Но разве вы не заинтересованы в том, чтобы был обнаружен убийца вашего отца?
— Хочу этого больше всего на свете, — проговорила негромко Мартина.
— Меня интересуют ваши отношения с отцом. Повторяю: вы можете отказаться от показаний.
— Что уж тут отказываться… Все равно от других узнаете. Так уж лучше от меня.
— Ваше мнение об отце?
— Он был великий ученый.
— А человек?
— Человек? Хороший, но не по отношению ко мне.
— Я знаю, он любил вас. Хотя и не знаю, что такое любовь.
— Этого не знает никто из смертных, — улыбнулась Мартина, решив, что собеседник решил пошутить, чтобы немного разрядить обстановку.
— Я знаю множество определений любви, но ни одно не исчерпывает предмета.
— Да, отец любил меня. Но любовь деспота хуже ненависти. Уволив Эребро, он сломал нашу жизнь.
— Вы остались без средств?
— Я сама отказалась брать у него деньги, — сверкнула глазами Мартина.
— Гордость, понимаю. Но разве не мог Эребро найти в другом месте работу по специальности?
— Извините, Сванте, вы рассуждаете, как ребенок. Кто же возьмет физика, которого уволил сам Завара?
— Вижу, вы еще что-то хотите сказать.
— Мы с Эребро ждем ребенка.
— Знаю.
— Знаете?.. Ну, все равно. Я, когда мы освободимся, ни минуты лишней не останусь на вилле. Это проклятое место. Лучше побираться будем, под мостом в мегаполисе ночевать!..
— Какова во всем этом роль Сильвины?
— Мне кажется, именно мать рассорила нас с отцом.
— И как вы после всего этого начали относиться к отцу?
— Я возненавидела его. Думайте обо мне что угодно, Филимен. И подозревайте, в чем хотите, — отрезала она.
— Успокойтесь, Мартина. Я пока только собираю сведения.
— А мне все равно, — произнесла она, с неприязнью глядя в невозмутимое, младенчески розовое лицо молодого сыщика.
— Мне необходимо определить высоту психологического барьера, который отделяет одного человека от убийства другого человека. Туннельный эффект в применении к нашему миру.
Не понимаю…
— Вы свободны.
Мартина резко повернулась и пошла, не попрощавшись.
— Минуточку! — остановил ее возглас Филимена. Она остановилась.
— Я знаю, вы сейчас встретите Эребро. Пришлите его, пожалуйста, ко мне, — попросил Сванте.
…Мартина ушла от Рабиделя с Делионом, как бы передав им свою тревогу.
— Она заряжена тревогой, как туча грозовым разрядом, — покачал головой марсианин.
— Зарядишься тут! Мы столько торчим на этой проклятой вилле, а даже не знаем, как продвигается следствие.
— Спроси у Филимена. Ты больше всех общаешься с ним. — Характерным для марсианина было то, что он иногда путал обращение на ты и на вы — следствие знания большого количества языков.
— Как же, спросишь у него! Он говорит со мной только о физике. Да еще обещает с помощью туннельного эффекта найти убийцу.
— Не нравится мне все это.
— А у меня начинает складываться ощущение, что каждый допрос приближает его к цели.
— Каким образом?
— Трудно объяснить. Филимен, как паук, каждого он опутывает паутиной. Я имею в виду — паутиной логики и памяти.
— Логики — понятно. Но при чем здесь память?
— Сванте запоминает все, что ему говоришь. Абсолютно все. Самые мелкие детали. Я не раз убеждался в этом.
— Толку от этих бесконечных допросов…
— Не скажи. Вина того, кто поднял руку на Завару, обязательно проявится и будет неопровержимо доказана. Когда все логические схемы будут выстроены, преступник появится, как черт из табакерки.
— Не могу видеть его оловянные глаза, — пожаловался Рабидель. — Они прожигают насквозь. Что-то в них есть нечеловеческое. Что же касается этих бесконечных досье, которые он собирает на каждого, то из них можно надергать все что угодно.
— Боишься? — поддел его Делион.
— Пусть боится тот, у кого совесть нечиста.
— Боишься, боишься, — не отставал Делион.
— А ты проницательный. У своего Сванте научился? Ну да, я боюсь, боюсь, если тебе угодно. Боюсь следственной ошибки. Филимен напутает — кто его поправит?
— А улики?
— За этим дело не станет. Взять хоть отпечатки пальцев на револьвере, из которого убит Арнольд, их оставил каждый из нас.
— Я со Сванте общаюсь достаточно и уверен, что на подтасовку фактов он неспособен и действует добросовестно.
— Вот именно! — подхватил марсианин. — Разве невозможно добросовестное заблуждение?
— Мы влипли в скверную историю…
— Помнишь, я рассказывал тебе о призраке Завары, который увидел у него в кабинете в ночь убийства? До сих пор жалею, что не устоял и рассказал об этом Филимену. Этот тип буквально вывернул меня наизнанку, и сам засомневался: вдруг и впрямь это был Завара?.. И может, я же его и того… в состоянии аффекта. А? Ничего ведь не докажешь, свидетелей не было. Хотя я голову даю на отрез, что это был не Завара, а только призрак.
Делион посмотрел в его расширившиеся глаза.
— Ты прав, Раби. Так он любого может подвести под монастырь.
— Нужно что-то делать. Мы не можем сидеть, как кролики, ожидая собственной участи.
— Твой план?
— Завтра, когда все соберутся в гостиной…
— Ни в коем случае, Раби! Мы все загубим в самом начале. В нашей маленькой группе могут оказаться осведомители Филимена. Добровольные или невольные — это дела не меняет.
— Пожалуй. Мы должны действовать тайно.
— Кто это — мы?
— Мы с тобой. Вдвоем, — твердо произнес марсианин.
— А что будем делать?
— Проводить самостоятельное расследование.
— Но что мы можем? От внешнего мира отрезаны. Даже в кабинет Завары не сумеем проникнуть…
— Будем сами собирать улики, сопоставлять факты, анализировать. Все равно ведь убийца скрыться не мог.
— Какова же тут роль Филимена?
— У нас с тобой перед ним огромное преимущество, — сказал Рабидель. — Мы обладаем житейским опытом, которого он лишен. Мы знаем твердо, что ни ты, ни я — не убийцы. Значит, будем искать преступника среди остальных.
— А если преступник окажется тот же самый, которого отыщет Филимен?
— Если наши результаты совпадут — тем лучше, — произнес марсианин. — Тогда мы с тобой на старости лет подадимся в сыщики, перейдем в полицейский корпус, а юного Сванте Филимена определим в Ядерный центр.
— Но возможно и другое, — продолжал марсианин. — Наши результаты не совпадут. Что тогда?
— Тогда свяжем Сванте и вернем в его родное учреждение.
— Свяжем! Ты видел, какие у него бицепсы? Он разбросает нас, как котят.
— Свяжем ночью, когда он спит.
— Мне кажется, он никогда не спит.
— Так не бывает.
— Я наблюдаю за его комнатой уже много ночей. Днем вздремну, а ночью хожу по дорожкам внутреннего двора… С вечера и до рассвета. Сначала светится несколько окон, на разных этажах. Потом начинают гаснуть, одно за другим. Но одно горит до самого утра: это окно Сванте Филимена.
— Он может спать при свете.
— Нет, он не спит. Я наблюдал: шатается по комнате, как маятник, только тень по стеклам мечется.
— Так может, он высыпается днем, как и ты?
— Нет. Я составил расписание его нескольких дней с точностью до минуты. Выпытывал тех, кого он допрашивал. Вот листок, я все на нем набросал. Видишь, времени для сна у нашего сыщика не остается.
— Выходит, Сванте и впрямь не в себе. Тем больше у нас оснований действовать, и немедленно.
В тот день ранним утром Мартина не ошиблась, когда ей померещилось, что впереди за стволом дерева кто-то прячется.
Это был Арсениго Гурули. Он поднялся ни свет ни заря и занял место в переходе, зная, что там появляется Даниель. Там, в Ядерном, все его знаки внимания она отвергала. Может быть здесь, на вилле, ввиду изменившихся обстоятельств, ему повезет больше?.. Радомилич явно избегала его. Они виделись только в гостиной, во время общих завтраков. Но разве потолкуешь в присутствии всех? Даниель понравилась ему сразу, едва появилась в Ядерном центре. Было в этой юной женщине что-то колдовское, завораживающее. Южная кровь Арсениго закипала, когда он видел ее точеную фигуру, фарфоровое лицо и пару огромных глаз.
Сначала его, как и прочих, озадачила должность Даниель, но потом Гурули вошел во вкус и не пропускал ни одного чаепития, уверяя всех в необычайных качествах драгоценного тибетского напитка.
Правда, большую часть времени новая сотрудница проводила в головном корпусе, в высших сферах, не очень-то доступных рядовым сотрудникам, где обретался сам Арнольд Завара и его заместители — руководители многочисленных отделов.
Однажды, улучив момент, Арсениго догнал Даниель на дорожке между корпусами. Она легко шла рядом с бегущей лентой и бездумно улыбалась июньскому солнцу.
— Дани, нам необходимо поговорить, — сказал Гурули, догнав ее.
— Говори.
— Послушай, зачем тебе этот старик? — спросил он с обезоруживающей прямотой.
Она посмотрела на него с любопытством, словно на занятное насекомое:
— Ты о ком?
— О Заваре, разумеется. Ему ведь скоро полтинник стукнет. Он тебе в отцы, если не в деды, годится.
— Смелый ты, — ответила Радомилич, не замедляя шаг. — А если я Арнольду расскажу?
— Не вздумай.
— Завара не терпит соперников, тем более глупых. Мигом тебя наладит, как Эребро.
— Так это ты его сплавила?
— Очень мне надо. Это ваши внутренние дела, я в них не вникаю, грызитесь себе на здоровье.
— Выходит, ты только кажешься злой, а на самом деле добрая.
Они болтали, словно старые знакомые, пока Радомилич не произнесла, оглядевшись:
— Отваливай. Увидят нас вместе, донесут Заваре — тогда никто тебе не поможет. Вылетишь из этого рая, как пробка из бутылки с прокисшим шампанским.
— Сначала ответь на мой вопрос.
— Какой?
— Зачем тебе этот старик.
— А ты настойчивый.
— Это не ответ.
— Уж не себя ли хочешь предложить взамен?
— Хотя бы и себя.
Она ускорила шаг, но Арсениго не отставал.
— Послушай, ты из вакуумного?
— Да.
— У вас все там такие… со сдвинутой фазой?
— Дани, я буду тебя на руках носить!
— Спасибо, но я в этом пока, как видишь, не нуждаюсь. А что ты можешь предложить еще, кроме транспортных услуг?
— Молодость и любовь.
* * *
— Не густо.
— Разве этого мало?
В это мгновение он готов был, кажется, разорвать ее на части за презрительную улыбку, искривившую губы. И в то же время от волнующей близости и запаха духов у Арсениго сладко закружилась голова, а окружающие корпуса закачались в каком-то нелепом танце.
— Дани, он старше тебя на 32 года!
— О, да мы и математику знаем!
— Даниель, я жизнь за тебя отдам, клянусь!
— На что мне твоя жизнь, Арсениго? — Даниель явно скучала. — Мне бы чего-нибудь попроще, вроде фисташкового мороженого.
— Положим, мороженым от тебя не отделаешься.
— Тогда купи мне путевку на марсианский спутник, или орник.
Арсениго знал, что марсианский спутник — самый новомодный курорт невесомости — был по карману только толстосумам. А орник — орнитоптер индивидуального пользования — стоил и того больше. Это был летательный аппарат, выращенный из чутких биоэлементов. Он мог летать, подчиняясь мысленным командам владельца, отчего последний как бы обретал крылья. Гурули видел такой аппарат в витрине мегаполиса, и цена на табличке произвела на него впечатление свалившегося на голову булыжника. Такую сумму ему не заработать и за дюжину жизней, вкалывая по-черному.
— Молчишь? Вот так-то, — назидательно произнесла Радомилич. — А для Завары это — пара пустяков.
Гурули, несмотря на кипящую кровь и затуманенную голову, понимал, что она права.
— И еще запомни, поскольку ты математик, — добавила она. — Деньги — величина постоянная, а молодость — функция убывающая…
Арсениго схватил Даниель за руку, но она вырвалась, вскочила на ленту и умчалась, сделав ему на прощанье ручкой.
— Я убью его, так и знай! — крикнул он вдогонку, глядя, как ветер надувает ее юбку.
— Ух, какой грозный, — донеслось до него в ответ.
Когда она скрылась из вида, Арсениго, Немного придя в себя, огляделся. Вдоль ближнего корпуса шел Александр Делион, неизвестно откуда появившийся. Слышал ли он их разговор?
Гурули на всякий случай поздоровался, в ответ заместитель грозного шефа пробормотал:
— Атамаль, Атамаль, никому тебя не жаль…
…С того дня Арсениго возненавидел Арнольда Завару, своего благодетеля, но ненависть эта носила, так сказать, платонический характер, к тому же Гурули ее тщательно скрывал. Он следил за Арнольдом и Даниель, улавливая каждый жест, каждый потайной взгляд, которым обменивались счастливые любовники. Убрать соперника? Ну, на территории Ядерного это невозможно, а в другом месте — где его достать? Кроме того — что бы это изменило?
Теперь — ситуация другая.
Завары больше нет, спасибо небу или сцеплению обстоятельств, что одно и то же. Даниель свободна, можно снова попытать счастья. Правда, она благосклонно смотрит на сыщика… Но с тем, по крайней мере, можно соперничать на равных…
И еще одна мысль не давала Арсениго покоя: как-то наложить лапу на будатор, который стоит большие миллиарды. Да еще выскочить из мышеловки, в которую попал вместе с остальными.
Надо ковать железо, пока горячо. Действовать! Завара доверял ему до самой последней минуты — не зря ведь на свой юбилей пригласил. Видимо, Делион ничего не сказал шефу. Захватить будатор и ценные бумаги, захватить любой ценой! В том, что рынок сбыта найдется, Гурули не сомневался.
Правда, Арсениго побаивался Филимена. От сыщика исходила какая-то таинственная сила, а Арсениго побаивался всего непонятного. Когда Арсениго ждал в переходе даму сердца, его пронзила новая мысль. Даниель держится слишком независимо, это неспроста. Что, если она украла бумаги со стола Завары? И припрятала — места здесь, на вилле, хватит. Сбыть с толком она их не сумеет: не женское это дело. Облапошат, обведут вокруг пальца.
Надо предложить ей свои услуги, а станет строптивиться — и припугнуть не грех. И поблефовать: мол, все знаю, а станешь отпираться — сообщу сыщику. Заодно небось и в любви станет сговорчивее.
Если только документы у Даниель — о, тогда они будут обеспечены до конца жизни. Будет тогда красотке и спутник невесомости, и орнитоптер. Он объяснит ей, что они составляют идеальную пару, дополняя друг друга. Она ничего не смыслит, ни в документации, ни в физике. А он, Арсениго Гурули, ученый и деловой человек, его не проведешь.
Время от времени он выглядывал из-за ствола дерева и, поеживаясь под знобким сквозняком, прокручивал в уме варианты разговора с Даниель.
Издали послышался звук шагов. Арсениго подобрался, словно хищник в засаде. Судя по перестуку каблучков, шла женщина. Он осторожно высунул голову из-за ствола. Тоненькая фигурка быстро приближалась. Внезапно она замедлила шаг, остановилась, затем повернулась и быстро пошла в обратную сторону. Решительно, удача в это утро отвернулась от темпераментного предпринимателя.
Сначала Арсениго решил броситься в погоню, но тут его орлиный взор узрел, пронзив серый полусвет, что это была вовсе не Даниель, а Мартина, дочка Завары. Он чуть не плюнул с досады. Может, сменить мишень, догнать ее? Нет уж, предоставим это сокровище Эребро.
Деятельная натура Гурули изнывала от вынужденного безделья. Отправиться на поиски Даниель? Но разве отыщешь ее в этой бездне помещений?
Хорошо бы еще разок посмотреть аппарат Завары. Но дверь в кабинет заперта этим чертовым сыщиком и находится под его постоянным наблюдением. Остается пойти в тир, пострелять, чтобы не терять форму. Регельдана, конечно, нет, но приличный ствол подобрать можно. В его роду все издревле были отличные стрелки. Арсениго чтил заветы предков.
