Глава четырнадцатая
А Вечность из многих «сейчас» состоит.
Эмили Дикинсон
— И вот вам ещё одна причина держаться от алкоголя подальше, — простонала Лесли. — Хочешь чего-то добиться в пьяном виде, как ни крути, но получится полный провал. А самое противное — вспоминать об этом, когда протрезвеешь. Как бы там ни было, не хотелось бы мне завтра в школе оказаться на месте Шарлотты.
— И Синтии, — сказала я. Перед уходом мы случайно застали именинницу в шкафу, она обнималась с каким-то парнишкой, который тоже учился в нашей школе, только был на два года младше (при сложившихся обстоятельствах я предпочла не прощаться с ней, ведь, в сущности, мы и не здоровались).
— И на месте того типа, которого вырвало прямо на смешные лягушачьи туфли мистера Дейла, — сказал Рафаэль.
Мы завернули на Челси-Мэнор-Стрит.
— Но Шарлотта превзошла всех? — Лесли остановилась перед витриной мебельного магазина, но не для того, чтобы поглядеть на диваны и стулья, а чтобы снова восхититься собственной красотой. — Мне не очень хочется это говорить, но сегодня мне было её по-настоящему жаль.
— Мне тоже, — тихо сказала я. Мне-то как никому было знакомо, каково это — влюбиться в Гидеона. И, к сожалению, я также прекрасно понимала, как по-дурацки в этом состоянии можно вести себя перед малознакомой толпой.
— Может, ей повезёт, и завтра она ни о чём не вспомнит, — Рафаэль открыл дверь в дом из красного кирпича. Дом Дейлов находился всего в нескольких минутах ходьбы от Флуд-Стрит, поэтому мы решили воспользоваться возможностью и переодеться именно там.
Мы уже были здесь перед вечеринкой, заскочили, чтобы надеть зелёные и почти зелёные наряды, но я всё ещё была так взволнованна разговором с Люси и Полом, что не успела как следует осмотреться по сторонам.
Честно говоря, мне всегда казалось, что Гидеон живёт в какой-то ультра-современной просторной хипповой квартире, огромном пустом пространстве со стеклянными потолками и плоскими телевизорами через всю стену. Но я ошибалась. Сразу же от входной двери начинался узкий коридор, спускавшийся к узкой лестнице, а за ней — светлая гостиная с огромным окном. Все стены от пола до потолка были обвешаны полками, уставленными книгами, дисками и разнообразными папками с разноцветными листами. У окна стоял большой серый диван со множеством подушек.
Но центральное место в комнате занимал рояль, хотя его торжественный вид несколько приуменьшался из-за прислонённой к его боку вполне прозаической гладильной доски. На крышке рояля болталась треуголка, которую мадам Россини наверняка уже обыскалась. Она тоже не очень-то вписывалась в общую атмосферу. Но да, наверное, таково представление Гидеона об уютном жилье.
— Что будете пить? — спросил Рафаэль с интонацией идеального гостеприимного хозяина.
— А что у вас есть? — ответила вопросом на вопрос Лесли и недоверчиво заглянула в кухню. В раковине громоздилась гора немытой посуды, покрытая чем-то красным, что могло было когда-то быть томатным соусом. Хотя, возможно, мы наблюдали последствия опыта, который Гидеон проводил для своего медицинского института.
Рафаэль открыл холодильник.
— О, хм, дайте взглянуть. Вот у нас было молоко, но срок годности вышел в прошлую среду. Апельсиновый сок… о!
Он что, замёрз намертво? Там в пакете что-то хрустит. Но вот эта бутылка выглядит вполне ободряюще. Наверное, это что-то вроде лимонада с добавлением…
— Ах, мне, наверное, просто стакан воды, пожалуйста, — Лесли хотела плюхнуться на огромный диван, но вовремя вспомнила, что платье Грейс Келли не очень-то предназначено для таких пируэтов, и чинно присела на краешек. Глубоко вздохнув, я шлёпнулась рядом с ней.
— Бедная моя Гвенни, — она с любовью потрепала меня по щеке. — Ну и денёк у тебя сегодня выдался! Ты, наверное, совсем без сил. Может, тебя немного успокоит, если я скажу, что по твоему виду этого вообще не скажешь?
Я пожала плечами.
— Чуть-чуть.
Рафаэль вернулся со стаканами и бутылкой воды и смахнул со стола пару журналов и газет, среди которых оказался каталог мужских костюмов эпохи рококо.
— Можешь чуть присобрать свои юбки, чтобы я тоже поместился на диване? — он улыбнулся мне сверху вниз.
— Да ладно, садись прямо на платье, — сказала я, откинулась назад и закрыла глаза.
Лесли тут же вскочила.
— Ещё чего не хватало! Ещё порвёшь что-то или сломаешь, и потом нам никогда больше не разрешат брать костюмы у мадам Россини. Иди ко мне, я расшнурую тебя из этого корсета, — она поставила меня на ноги и начала слой за слоем вытаскивать меня из платья Сисси. — А ты, Рафаэль, тем временем отвернись!
Рафаэль плюхнулся на диван и уставился в потолок.
— Так сойдёт?
Когда я снова натянула джинсы и футболку и выпила пару глотков воды, мне стало немного лучше.
— И как оно — встретить своих… встретить Люси и Пола? — тихо спросила Лесли, когда мы снова присели на диван.
Рафаэль сочувственно поглядел на меня.
— Вообще, офигеть, жуткое, наверное, чувство, когда твои родители почти такого же возраста, как и ты сам.
Я кивнула.
— Это было довольно… странно и… волнительно, — и тогда я принялась рассказывать им всё-всё, начиная с разговора с дворецким и до того, как мы признались, что завершили Круг крови в украденном хронографе. — Когда они узнали, что мы теперь владеем этим философским камнем, или как называет его Химериус, блестящей солькой, тут же начался такой тарарам! Они ужасно заволновались, а Люси, она говорит ещё больше, чем я, когда переживает, можете себе представить? Ругать нас они прекратили только после того, как я рассказала, что знаю о наших… родственных связях.
Лесли широко раскрыла глаза.
— И что?
— Сначала наступило гробовое молчание. А уже через несколько секунд все снова зарыдали, — сказала я, и устало протёрла глаза. — Мне кажется, что такого количества слёз, как я пролила за последние дни, хватило бы, чтобы спасти от засухи целое африканское поле.
— Ах, Гвенни, — Лесли беспомощно погладила меня по руке.
Я попыталась улыбнуться.
— Да, а потом мы сообщили им ещё одну радостную новость о том, что граф просто не может меня убить, да и вообще никому не под силу это сделать, потому что я бессмертна. Они, конечно, отказывались в это верить, но времени у нас было слишком мало для того, чтобы продемонстрировать им это наглядно, например, попросить Миллхауза меня задушить или что-то в таком духе. Так мы и оставили их с открытыми от удивления ртами и убежали в церковь, чтобы прыгнуть обратно именно из неё.
— И что же будет дальше?
— Завтра утром мы встретимся с ними снова, и тогда Гидеон представит им новый гениальный план, — сказала я. — Неприятность лишь в том, что этот самый план должен прийти ему в голову сегодня ночью. Но если он устал так же, как и я, то придумать что-то он будет не в силах.
— Ну, для этого существует кофе. И существую я — гениальная Лесли Хей! — Лесли одарила меня ободряющей улыбкой. Затем она вздохнула. — Но ты права. Простой эту ситуацию не назовёшь. То, что у вас есть хронограф для того, чтобы прыгать в прошлое, когда вам вздумается — это действительно здорово, но использовать его бесконечно вы ведь тоже не можете. Особенно если принять во внимание, что завтра вы снова должны встретиться с графом, и два часа элапсации уйдут именно на это.
— Что-что? — пробормотала я.
Лесли вздохнула.
— Ты что, не читала «Анну Каренину»? Путешествовать во времени больше пяти с половиной часов в день строго запрещено, иначе это может иметь побочные эффекты, — Лесли притворилась, что не замечает восхищённого взгляда Рафаэля. — Даже не знаю, как мне стоит относиться к тому, что этот порошочек находится у вас. Это ведь… опасно. Надеюсь, вы хотя бы спрятали его в надёжном месте.
Насколько я знала, пузырёк с порошком до сих пор болтался в куртке у Гидеона. Но Лесли я этого не сказала.
— Пол потребовал у нас раз двадцать, а то и больше, чтобы мы его уничтожили.
— Не так уж и глупо с его стороны!
— А вот и нет! — я покачала головой. — Гидеон считает, что это может стать нашей тайной победой.
— Круто, — сказал Рафаэль. — Можно так, шутки ради, выставить его на Ebay и поглядеть, до какой суммы доторгуются покупатели. Порошок бессмертия, принимать один раз. Минимальная ставка — один фунт.
— Но я не знаю ни одного человека, кроме графа, кому хотелось бы стать бессмертным, — с горечью сказала я. — Это, наверное, так ужасно, продолжать жить, когда все вокруг рано или поздно умирают. Мне вот не хочется это испытать! Я, наверное, сброшусь со скалы, чтобы только не оставаться на Земле совсем одной! — я подавила ещё один вздох, который уже подступал, как только я рисовала себе в голове эту картину. — Может, бессмертие — это какая-то мутация генов? Ведь у нас в семье не один путешественник во времени, а целых двое.
— Что-то в этом есть, — сказала Лесли. — Тобой завершается круг, в прямом смысле этого слова.
Некоторое время мы молча глядели на противоположную стену. Там кисточкой было выведено какое-то выражение на латыни.
— А что тут, собственно, написано? — спросила, наконец, Лесли. — Не забыть наполнить холодильник?
— Нет, — отозвался Рафаэль. — Это цитата Леонарда да Винчи, которую де Виллеры у него украли и выставили в качестве своего семейного девиза.
— О, тогда в переводе это наверняка значит что-то вроде Мы вовсе не заносчивые ханжи, мы действительно лучше всех. Или вот что: Мы всё знаем и мы всегда правы!
Я захихикала.
— Прикрепи свою карету к звезде, — сказал Рафаэль. — Вот что это значит, — он откашлялся. — Может, давайте я принесу ручки и бумагу? Чтобы нам было удобнее рассуждать, — он смущённо улыбнулся. — Только не обижайтесь, наверное, это звучит не очень по-дружески, но ваша таинственная игра — это такая прелесть.
Лесли выпрямилась. Её лицо медленно расплывалось в улыбке, а веснушки на носу пустились в пляс.
— Я чувствую то же, что и ты, — сказала она. — То есть, я знаю, что никакая это не игра, и речь идёт о жизни и смерти, но у меня никогда не было таких захватывающих приключений, как за последние две недели, — она поглядела на меня виновато. — Мне правда жаль, Гвенни, но это так круто, когда твоя подруга — путешественница во времени, мне кажется, это намного круче, чем путешествовать во времени самой.
Я не могла не рассмеяться в ответ.
— Тут уж ты права на все сто. Мне бы тоже было гораздо интереснее, если бы мы поменялись ролями.
Как только Рафаэль вернулся и передал нам листы бумаги, карандаши и ручки разных цветов, Лесли тут же принялась чертить квадратики и стрелки.
— Самая большая головоломка — кто же связан с графом в наши дни, — она погрызла кончик карандаша. — Есть у меня одно подозрение, ну да ладно. В сущности, помощником графа может оказаться каждый, ведь так? И министр здравоохранения, и странный доктор, и приветливый мистер Джордж, и мистер Уитмен, и Фальк…. И этот рыжий простофиля… как там его?
— Марли, — сказала я. — Но мне кажется, он тут ни причём.
— Не забывай, что он потомок Ракоци. А значит, он из тех, кому доверяли меньше всего.
— Это правда, — сказал Рафаэль. — В тихом омуте черти водятся. Надо учитывать даже самых безобидных на вид хранителей.
— Этот подсобник графа, назовём его Мистер Икс, возможно, является убийцей дедушки Гвендолин, — Лесли что-то старательно вычерчивала. — И, возможно, он должен был также убить Гвенни после того, как граф получит свой эликсир, — она посмотрела на меня полным любви взглядом. — И пусть я знаю, что ты бессмертна, спокойствия мне это ни капельки не прибавляет.
— Бессмертна, но не неуязвима, — сказал Гидеон. Мы одновременно вздрогнули и испуганно уставились на него. Он незаметно зашёл в квартиру и стоял, прислонившись к двери и скрестив на груди руки. Он всё ещё был одет в свой костюм восемнадцатого века, и моё сердце, как всегда при виде Гидеона, на секунду замерло.
— Как дела у Шарлотты? — спросила я, надеясь, что тон мой был таким безразличным, как я задумывала.
Гидеон устало пожал плечами.
— Думаю, завтра ей придётся выпить парочку таблеток аспирина, — он подошёл поближе. — Чем это вы тут занимаетесь?
— Строим планы, — Лесли от напряжения высунула кончик языка, карандаш снова забегал по бумаге.
— Мы также не должны забывать о магии ворона, — сказала она, скорее себе самой, чем нам.
— Гид, а ты как думаешь, кто может быть этим тайным помощником графа? — Рафаэль возбуждённо покусывал ногти. — Я подозреваю дядю Фалька. С самого детства он казался мне каким-то совершенно неприятным типом.
— Ай, перестань, — Гидеон подошёл ко мне и поцеловал меня в макушку, затем он свалился на один из потрёпанных кожаных стульев, задрал руки и убрал волосы с лица. — У меня никак из головы не выходят слова Люси о том, что бессмертие графа закончится с рождением Гвенни.
Лесли оторвалась от своих схем и согласно кивнула.
— Но бойтесь двенадцати звёзд хоровод, отныне судьбы не изменим мы ход, — и я снова с раздражением заметила, что от этих строк по всему телу у меня побежали мурашки. — Вмиг юность исчезнет, дуб древний сражён, начнётся закат предвечных времён!
— Ты что, знаешь их все наизусть? — спросил Рафаэль.
— Не все. Но некоторые из этих стихов очень выразительные, — немного смутившись, ответила Лесли. Затем она повернулась к Гидеону. — Я трактую это вот как: граф глотает этот порошок в прошлом и становится бессмертным, но только до тех пор, пока не взойдёт двенадцатая звезда, то есть, пока не родится Гвендолин. С момента её рождения бессмертию графа приходит конец. Дуб, который сражён — это граф, снова ставший смертным. То есть, он должен убить Гвендолин, чтобы остановить этот процесс. Но сначала она должна помочь ему заполучить этот эликсир. Но если он не получит этот эликсир никогда, то ему никогда не стать бессмертным. Я понятно выражаюсь?
— Да, вполне, — сказала я и подумала о Поле и его сравнении с подземными рельсами в наших головах.
Гидеон медленно покачал головой.
— А если мы всё размышляем с одной и той же погрешностью? — растягивая слова, спросил он. — Что, если порошок уже давно у графа?
У меня чуть не вырвался удивлённый возглас, но я вовремя сдержалась.
— Этого не может быть, потому что Круг крови в первом хронографе ещё не завершён, а второй хронограф спрятан в надёжном месте, — нетерпеливо сказала Лесли.
— Да, — медленно сказал Гидеон. — Сейчас, в этот конкретный момент. Но никто не может гарантировать, что так оно будет всегда, — поймав наши непонимающие взгляды, он вздохнул. — Подумайте сами — может так случиться, что граф в своём восемнадцатом веке каким-то образом раздобыл этот эликсир, принял его и стал бессмертным.
Мы втроём уставились на Гидеона. Сама не понимая, что происходит, я почувствовала, что покрываюсь гусиной кожей.
— Это означает, что граф вполне может быть жив сейчас, — продолжал Гидеон, глядя мне прямо в глаза. — Что он крутится где-то тут, рядом с нами, и ждёт, когда мы принесём ему в восемнадцатый век его долгожданный эликсир. И когда ему представится возможность тебя убить.
На несколько секунд в комнате повисла тишина. Затем Лесли сказала:
— Не ручаюсь, что я поняла тебя на сто процентов, но даже если вы вдруг решите изменить своё мнение и отдать графу этот эликсир… у него всё равно возникает кое-какая маленькая проблемка, — тут Лесли довольно рассмеялась, — он не может убить Гвенни.
Рафаэль запустил карандаш, словно волчок, и тот, кружась, докатился до другого конца стола.
— Но зачем вам передумывать, вы ведь в курсе настоящих планов графа?
Гидеон ответил не сразу, лицо его при этом не выражало ничего. Наконец, он проговорил:
— Потому что нас могли вынудить.
Я проснулась от того, что по моему лицу прокатилось что-то влажное и холодное, а затем я услышала голос Химериуса:
— Через десять минут прозвенит будильник!
Со стоном я натянула одеяло по самые уши.
— Тебя не поймёшь, вот только вчера ты жаловалась, что я не разбудил тебя вовремя, — Химериус явно обиделся.
— Вчера я вообще не заводила будильник. И вообще, сейчас ещё так рано, — пробормотала я.
— Тот, кто хочет спасти мир от ужасного бессмертного психа, должен иногда идти на жертвы, — сказал Химериус. Я слышала, как он, жужжа, сделал кружок под потолком. — Ведь сегодня после обеда у тебя с ним встреча, если ты вдруг забыла. Давай, вперёд, становись на зарядку!
Я прикинулась трупом. Что, в сущности, не было совсем уж тяжело, потому что именно так я себя сейчас и ощущала, не важно, была ли я бессмертной или не была. Но Химериуса мои попытки, кажется, не слишком убедили. Он перелетал от одного края моей кровати к другому и громко выкрикивал всякие народные мудрости прямо мне в ухо:
— Кто рано встаёт, тому бог подаёт! Утро вечера мудренее!
— Я тебе сейчас покажу мудренее, — сказала я, но Химериус уже добился своей цели, и я нервно скатилась с кровати. Зато благодаря ранней побудке ровно в семь часов я уже стояла на станции метро возле Темпла.
Ну да. Вообще-то было уже семь часов шестнадцать минут, но мой телефон немного опаздывал.
— У тебя измученный вид, а у меня измученное состояние, — простонала Лесли, которая уже дожидалась меня на условленной платформе. В воскресное утро в такое время здесь ничего особенного не происходило, но я всё равно не могла понять, как Гидеон собирался незамеченным попасть в туннель метро. Рельсы освещались со всех сторон, а по бокам висели камеры слежения.
Я поставила на пол свой тяжёлый забитый до отказа чемодан и злобно поглядела на Химериуса, который выписывал головокружительные виражи между колоннами.
— Это Химериус во всём виноват. Он не разрешил мне воспользоваться маминым карандашом для глаз, потому что мы, по его мнению, уже опаздывали. Я уже не говорю о том, что мне даже кофе по дороге попить не удалось.
Лесли с интересом глянула мне в глаза:
— Ты спала дома?
— Конечно, где же ещё? — немного раздражённо спросила в ответ я.
— Ну, мне казалось, вы ненадолго прервали свою работу над генеральным планом после того, как мы с Рафаэлем вас покинули, — она почесала нос. — Я вот специально прощалась с Рафаэлем так долго, давая вам время перебраться с диванчика в спальню. Я глядела на неё во все глаза.
— Так долго? — медленно спросила я. — Какая жертва с твоей стороны!
Лесли улыбнулась.
— Да, ты только подумай, — сказала она, ни капли не покраснев. — Но не переводи разговор на другую тему. Могла бы спокойно сообщить маме, что осталась ночевать у меня.
Я хмыкнула.
— Честно говоря, я бы так и сделала, но Гидеон настоял на том, чтобы вызвать мне такси, — и немного несчастным голосом я добавила: — Честно говоря, я практически не расстроилась.
— О, это значит, что он очень, э-м… ответственный, — утешила меня Лесли.
— Да, можно это и так назвать, — сказал Химериус, закончивший свои головокружительные трюки. Тяжело дыша, он хлопнулся на пол прямо у моих ног. — А может, он просто зануда, трус или страшно храпит по ночам, — Химериус перевёл дух. — Или он маменькин сынок, тюфяк, невротик…
Лесли поглядела на часы. Чтобы перекричать подходивший к перрону поезд, ей пришлось повысить голос.
— Не очень-то они пунктуальны. Уже двадцать минут восьмого, — она внимательно всматривалась в выходящих на станцию людей. Вдруг её глаза заблестели. — О, вот и они.
— Оба столь долгожданных марципановых принца в виде исключения оставили своих белых скакунов в стойлах и отправились в город на метро, — елейным голосом продекламировал Химериус. — Завидев их, обе принцессы прослезились от умиления и перенаправили сильнейшие выбросы юношеских гормонов в приветственный поцелуй, смущение и глупые улыбочки, и тогда умного и прекрасного демона, к сожалению, стошнило прямо в мусорное ведро.
Он бесстыдно преувеличивал! Никаких глупых улыбочек тут не было. Может, мы улыбались немного скованно. Но никто из нас не был смущён. Ну, кроме меня. Я снова вспомнила, как сегодня ночью Гидеон убрал мои руки со своей шеи и сказал:
— Будет лучше, если я вызову такси. Сегодня намечается очень напряжённый день, — я показалась себе каким-то репейником, который надо было во что бы то ни стало вытащить из его свитера. А самым ужасным было то, что я как раз в этот момент собиралась с силами, чтобы сказать ему «Я тебя люблю». Не то, чтобы он этого не знал, но… я никогда ещё ему не говорила этих слов. А сейчас я вообще не была уверена в том, что он хочет это услышать.
Гидеон легонько погладил меня по щеке.
— Гвенни, я могу справиться со всем самостоятельно. Мне нужно просто поймать дежурного хранителя, когда тот будет подниматься наверх, и отобрать у него письмо.
— Просто — это ты хорошо сказал, — отозвалась Лесли. Вчера мы так и не придумали гениальный план, но зато составили «примерный план действий», как его окрестила Лесли. В любом случае, мы должны были снова встретиться с Люси и Полом, и успеть совершить это до обеда, то есть, до того, как нам предстояло снова увидеть графа. И ещё нам надо было позаботиться о том, чтобы письмо с указанием тайного убежища Люси и Пола, которое Гидеон принёс на прошлой неделе в 1912 год, не дошло до адресата. Они ни в коем случае не должно было попасть в руки Магистра ложи того времени и близнецов де Виллеров. Время, которое мы могли без риска потратить на наши совместные прыжки с помощью личного хронографа, сводилось к полутора часам, не более, поэтому очень сложно будет провести каждую минуту с пользой.
Рафаэль со всей серьёзностью предложил тайком пронести хронограф в штаб хранителей и прыгнуть оттуда, но таким хладнокровием его старший брат не обладал.
У Гидеона появилось встречное предложение — он снял с полок пару томов и между «Трёхмерной анатомией человека» и «Кровеносной системой человеческой руки» обнаружился план подземных ходов Темпла. Именно благодаря этому чертежу мы встретились сегодня на этой станции метро.
— Ты хочешь справиться с этим без нашей помощи? — я нахмурила брови. — Но мы же вчера решили, что с этого момента всё делаем вместе.
— Точно, — сказал Рафаэль. — Иначе в конце получится так, будто это ты один спасал мир, а мы рядом стояли, — Рафаэль и Лесли должны были охранять хронограф, хотя Химериус и пыжился изо всех сил, доказывая, что может делать это не хуже. Но мне всё же было спокойнее осознавать, что они могут унести его и перепрятать, если нам придётся прыгнуть обратно в каком-нибудь другом месте.
— Кроме того, без нас ты наверняка наделаешь глупостей! — Лесли смерила Гидеона сердитым взглядом.
Гидеон, сдаваясь, поднял руки над головой.
— Ладно вам, всё я прекрасно понял, — он взял у меня чемодан и поглядел на часы. — Так, сосредоточьтесь. В 7:33 приедет следующая электричка. После этого у нас есть ровно четыре минуты, чтобы найти первый проход, пока не приедет следующий поезд. Фонарики включать лишь по моей команде!
— Ты была права, — прошептала мне Лесли. — К этому приказному тону довольно сложно привыкнуть.
— Вот чёрт! — проклятия Рафаэля исходили от самого сердца. — Мы успели в последнюю секунду.
Я не могла с ним не согласиться. Свет фонариков блуждал по кафельным стенам и изредка по нашим бледным лицам. За нами по туннелю прогрохотали вагоны метро.
Четыре минуты — это так чертовски мало времени, чтобы перелезть через перегородку в конце платформы, запрыгнуть внутрь и забежать в туннель — теперь мы знали это наверняка. Не стоит забывать также о том, как мы изо всех сил бежали следом за Гидеоном пятьдесят метров вглубь, а затем беспомощно остановились перед железной дверью, которая преграждала путь в правый туннель, и чуть не сошли с ума, пока Гидеон доставал из кармана что-то вроде стамески и сбивал замок. В какой-то момент Лесли, Химериус и я хором закричали:
— Давай уже, давай уже, давай уже!
И голоса наши усиливались шумом надвигающегося поезда.
— На карте это выглядело как-то ближе, — сказал Гидеон и виновато поглядел на нас.
Лесли пришла в себя первой. Она направила свет фонарика в темноту и осветила стену, которая находилась примерно в четырёх метрах от нас и отрезала этот проход от основного туннеля.
— Ладно, значит, мы были правы, — она сверилась с картой. — В 1912 году этой стены ещё не было. За ней проход продолжается.
Гидеон склонился над хронографом, чтобы установить дату и время, а я тем временем вытащила из сумки наши костюмы 1912 года и попыталась стянуть с себя джинсы.
— Это ещё что такое? — Гидеон рассеянно поглядел в мою сторону. — Ты что, собралась бежать по этим лабиринтам в своём длиннющем платье?
— Э… я думала… в целях правдоподобности…
— Плевать я хотел на правдоподобность, — сказал Гидеон.
Химериус зааплодировал ему своими когтистыми лапками.
— Правильно, плевать на правдоподобность! — радостно закричал он. Затем Химериус развернулся ко мне. — Постепенно нашему вниманию представляются и плохие стороны твоего дружка, например, сквернословие. Но к тому всё шло.
— Ты первая, Гвенни, — Гидеон кивнул мне.
Я встала на колени перед хронографом. Было немного странно исчезать на глазах у Лесли и Рафаэля, тем более, что они глядели на меня с таким непередаваемым интересом, но я заметила, что не воспринимаю прыжок как что-то необычное (скоро я, наверное, буду мотаться в прошлый век за булочками к чаю).
Гидеон приземлился рядом со мной и посветил вперёд. Здесь в 1912 году стены не было, и пучок света растворился в длинном низком проходе.
— Готов? — улыбнувшись, спросила я.
— Если ты готова, то и я готов, — ответил он и улыбнулся мне в ответ.
Была ли я действительно готова, сказать сложно. Уже в самом начале туннель метро вызывал во мне самые неприятные чувства, а теперь я вообще оказалась на грани приступа клаустрофобии.
Чем дальше мы заходили, тем ниже и уже становился проход. Время от времени в глубь уходили какие-то лестницы, и вот мы очутились перед заваленным ходом и должны были возвращаться обратно. Слышно было лишь наше дыхание и тихий шорох шагов, а ещё иногда шум разворачивающейся бумаги, когда Гидеон останавливался, чтобы свериться с картой. Мне казалось, что с разных сторон до нас доносится шум других шагов и чьё-то чужое дыхание. Наверное, в этих лабиринтах обитали целые полчища крыс. Будь я, к примеру, огромным пауком, я бы наверняка основала здесь фамильное имение.
— Так, тут нам надо было повернуть направо, — сосредоточенно пробормотал Гидеон.
Раз в сороковой мы повернули направо. Все переходы были похожи друг на друга словно братья-близнецы. Вокруг не было совершенно никаких ориентиров. Да и кто знает, может, эта карта вообще неправильная? Что, если её начертил какой-нибудь идиот вроде Марли? Тогда нас с Гидеоном обнаружат году этак в 2250-ом, мы будем двумя трогательными держащимися за руки скелетами, то есть нет, я совсем забыла. Скелетом будет только Гидеон. А я, вполне себе живая, буду безутешно прижиматься к его костям. Второй вариант нравился мне ничуть не больше, чем первый.
Гидеон остановился, сложил карту и сунул её в карман брюк.
— Мы что, заблудились? — я попыталась не паниковать. — Может, эта карта — полная ерунда. Что, если мы больше никогда…
— Гвендолин, — нетерпеливо перебил он меня. — С этого момента я уже знаю дорогу. Уже совсем близко. Пойдём.
— Ах, вот как? — мне стало стыдно. Этим утром я была какой-то уж очень… э-э-э… девчонкой.
Мы тихо пробирались по коридору, я шла прямо за спиной Гидеона. Откуда, интересно, он мог знать дорогу в этом лабиринте?
— Вот чёрт! — я наступила в лужу. А рядом с этой лужей сидела тёмно-коричневая крыса и жмурила красные глазки из-за света моего фонарика. Я громко пискнула. Наверное, этот писк на языке крыс означал что-то вроде «Ты такая симпатяга!», потому что крыса поднялась на задние лапки и умильно склонила головку.
— Вовсе ты не симпатяга, — пискнула я. — А ну-ка, убирайся отсюда!
— Ну, где ты там? — Гидеон уже исчез за следующим поворотом.
Я вздохнула, собрала всю свою храбрость в кулак и пробежала мимо этой крысы. В сущности, это ведь не собаки, которые могут подпрыгнуть и перегрызть горло, так ведь? На всякий случай я ослепила животное своим фонариком и быстро побежала к Гидеону, который ждал меня у следующего поворота. Затем я посветила вперёд и снова пискнула. В конце туннеля я заметила мужской силуэт.
— Там кто-то есть, — прошептала я.
— Проклятье! — Гидеон в мгновение ока схватил меня и оттащил в тень. Но было уже слишком поздно. Даже если бы я не пищала, свет моего фонарика выдал бы меня с потрохами.
— Кажется, он меня заметил! — прошептала я в ответ.
— Да, заметил! — хмуро сказал Гидеон. — Это вообще-то я! Я, осёл! Давай же! Будь со мной поласковей! — на этих словах он подтолкнул меня, и я выскочила обратно в туннель.
— Что это ещё за… — прошептала я, но тут на меня упал свет чьего-то карманного фонарика.
— Гвендолин? — я услышала недоверчивый голос Гидеона. Но на этот раз он доносился издалека. Мне понадобилось ещё полсекунды, чтобы сообразить, что случилось. Гидеон встретил в этом лабиринте раннего себя, и тот как раз собирался передать письмо Магистру ложи. Я посветила на него. О боже, это действительно был он! Ранний Гидеон остановился в паре метров и в полнейшем изумлении глядел на меня. Несколько мгновений мы вот так ослепляли друг друга фонариками, а затем он сказал:
— Ты как здесь очутилась?
Мне ничего не оставалось, как улыбнуться.
— Э… объяснить это немного сложновато, — сказала я, хотя мне гораздо больше хотелось крикнуть ему: «Ой, да ты ни капли не изменился!». Второй Гидеон, притаившийся у стены, дико замахал руками.
— И всё-таки объясни! — потребовал ранний он и подошёл поближе.
Второй Гидеон снова начал размахивать руками, явно стараясь мне что-то показать, но я не понимала, что именно.
— Погоди, я сейчас, — я миролюбиво улыбнулась Гидеону номер один. — Мне нужно кое-что быстренько выяснить. Я скоро вернусь.
Но, очевидно, ни ранний, ни поздний Гидеон не были в восторге от каких бы то ни было выяснений. Первый последовал за мной, стараясь схватить меня за руку, а второй, не дожидаясь, пока его обнаружат, выскочил из своего укрытия и со всей силы стукнул своего двойника по темени. Ранний Гидеон свалился на пол, словно мешок с картошкой.
— Ты сделал ему больно! — я опустилась на корточки и озадаченно поглядела на кровавую рану.
— Он это переживёт, — безразличным тоном ответил Гидеон. — Пойдём, нам надо бежать дальше! Письмо уже у них в руках, — он легко пнул раннего себя, распластавшегося на полу. — Этот… был уже на обратном пути, когда встретил тебя.
Я не могла сосредоточиться на словах Гидеона, а лишь гладила по волосам его лежащего ничком двойника.
— Ты сам себе только что здорово врезал! Помнишь, как отвратительно ты вёл себя со мной после этой истории?
Гидеон слабо улыбнулся.
— Да, отлично помню. И мне очень неловко сейчас. Но кто мог знать? А сейчас пошли! Пока этот идиот не очухался. Письмо уже давно не у него, — затем он произнёс ещё парочку французских слов, которые, как мне показалось, были крепкими ругательствами.
— Ай-ай-ай, молодой человек, — укоризненно сказал чей-то голос рядом с нами. — Не стоит переходить на язык фекалий лишь потому, что рядом с нами пролегает канализационный путь.
Гидеон резко остановился, но не предпринял попытки вырубить нашего нового неожиданного собеседника. Возможно, из-за того, что этот голос казался радостным и вполне дружелюбным. Я подняла фонарик и посветила незнакомцу прямо в лицо, чтобы проверить, не направил ли он на нас дуло пистолета.
— Меня зовут доктор Гаррисон, — сказал он и легко поклонился. Его взгляд при этом немного нервно перескакивал с лица Гидеона на второго Гидеона, лежащего на полу. — И я только что перехватил ваше письмо у нашего дежурного адепта на вахте Цербера, — он вытащил из своего жакета конверт с большой сургучной печатью. — Леди Тилни заверила меня, что оно ни в коем случае не должно попасть в руки Магистра и других членов Внутреннего круга. Кроме меня, конечно.
Гидеон вздохнул и стёр со лба пот.
— Мы хотели предотвратить эту передачу, но запутались в переходах… А потом я, идиот, вообще умудрился попасться на дороге самому себе, — он взял письмо и затолкал его в сумку. — Спасибо.
— Де Виллер, который признаёт свои ошибки? — доктор Гаррисон тихо рассмеялся. — Это что-то новенькое. Но, к счастью, леди Тилни меня о многом предупреждала, и я ни разу еще не видел, чтобы кто-то сумел помешать её планам. Кстати, спорить с ней тоже бесполезно, — он указал на лежащего без сознания Гидеона. — Ему требуется помощь?
— Если вы продезинфицируете его рану и положите что-то мягкое ему под голову, это ему не повреди… — сказала я, но Гидеон меня перебил:
— Ерунда! Он в полном порядке, — не обращая внимания на мои протесты, он потянул меня за собой. — Нам пора возвращаться. Передайте от нас привет леди Тилни, доктор Гаррисон. И мою благодарность.
— С удовольствием, — сказал доктор Гаррисон. Он хотел уже зашагать в обратную сторону, как я кое-что вспомнила.
— Скажите, вы не могли бы ещё сообщить леди Тилни, что ей не стоит пугаться, когда я посещу её в будущем?
Доктор Гаррисон кивнул.
— С радостью передам, — он подмигнул нам. — Что ж, удачи! — на этих словах он развернулся и поспешил прочь.
Я хотела крикнуть ему вдогонку «до свидания!», но Гидеон уже потащил меня в другую сторону. Его несчастный двойник так и остался лежать в этом тёмном туннеле в полном одиночестве.
— Здесь столько крыс, — сказала я, вздрогнув, — они же сбегутся на запах твоей крови!
— Ты, кажется, путаешь крыс и акул, — сказал Гидеон. Затем он резко остановился, развернулся ко мне и нежно обнял. — Мне так жаль! — пробормотал он, уткнувшись в мои волосы. — Я был таким идиотом! Если на меня залезет какая-то крыса, это будет вполне справедливо.
Я тут же забыла обо всём, что происходило вокруг (как и обо всём остальном), обвила руки вокруг его шеи и начала целовать его куда попало — в шею, в ухо, в висок, а затем — в губы. Он притянул меня ближе к себе, но уже через несколько секунд отстранил меня.
— На это у нас действительно нет времени, Гвенни! — несдержанно сказал он, взял меня за руку и потащил вперёд.
Я вздохнула. Много раз вздохнула. Очень глубоко вздохнула. Но Гидеон молчал. Через два поворота, когда Гидеон вытащил карту, и мы остановились, я спросила:
— Это всё из-за того, что я плохо целуюсь?
— Что? — Гидеон озадаченно выглянул из-за карты.
— Я совершенно не умею целоваться, правда? — я изо всех сил старалась подавить истеричные нотки в голосе, но получалось у меня это довольно плохо. — До настоящего момента я ещё никогда не… то есть, я хотела сказать, что всему нужно время и практика. Из фильмов некоторых вещей не выучишь, ты же понимаешь. И мне как-то очень неприятно, когда ты отталкиваешь меня вот так.
Гидеон опустил карту, и свет его фонарика сполз на пол.
— Гвенни, послушай…
— Да, я знаю, у нас нет времени, — перебила его я. — Но мне нужно выяснить это прямо сейчас. Всё-таки это получше, чем просто отталкивать или… вызывать мне такси. Я спокойно отношусь к критике. Если она выражена с чувством такта.
— Иногда ты действительно… — Гидеон покачал головой, затем он глубоко вздохнул и серьёзно сказал:
— Когда ты целуешь меня, Гвендолин Шеферд, у меня такое чувство, что земля уходит из-под ног. Понятия не имею, как ты это делаешь и где ты этому научилась. Если это из фильма, то нам обязательно стоит посмотреть его вместе, — он запнулся. — Что я, вообще-то, хотел сказать — когда ты целуешь меня, я забываю обо всём, мне не хочется ничего, кроме как держать тебя в своих объятиях, чувствовать тебя рядом. Чёрт, я так сильно в тебя влюблён, что кажется, будто внутри у меня кто-то разлил канистру бензина и поджёг его. Но сейчас мы не можем себе позволить… Нам надо сохранять ясное мышление. По крайней мере, одному из нас, — его взгляд полностью разрушил все мои сомнения. — Гвенни, всё это меня ужасно пугает. Без тебя моя жизнь потеряет смысл, без тебя… я умру на месте, если с тобой что-то случится.
Я хотела улыбнуться ему, но в горле у меня стоял ком.
— Гидеон, я… — начала я, но Гидеон не дал мне закончить.
— Я не хочу, чтобы… Нельзя повторить их ошибку, Гвенни. Потому что граф может использовать наши чувства против нас. Может и будет использовать!
— Но для этого уже слишком поздно, — прошептала я. — Я тебя люблю. И не хочу жить дальше без тебя.
У Гидеона был такой вид, будто он вот-вот расплачется. Он взял меня за руку и чуть не раздавил её.
— Тогда нам остаётся только надеяться, что граф никогда, никогда, никогда об этом не узнает.
— И что нам придёт в голову гениальный план, — сказала я. — А сейчас хватит болтать! Мы спешим.
— Четверть часа и не минутой больше! — сказал Гидеон. Он присел на корточки перед хронографом, лежавшим на покрывале в Гайд-Парке. С этой полянки было рукой подать до галереи «Серпентайн» и до озера с мостом. День обещал быть таким же солнечно-весенним, но вдруг стало невероятно холодно, а трава покрылась росой. Мимо нас пробегали спортсмены, проходили люди с собаками и некоторые с любопытством поглядывали на нашу маленькую компанию.
— Но пятнадцать минут — это слишком мало! — сказала я, застёгивая на бёдрах нелепую сетку, которая служила подставкой для моего платья, и помогала ему стоять равномерным колокольчиком, а не волочиться по полу. Именно из-за этого аксессуара сегодня утром мне пришлось тащить с собой тяжеленный чемодан.
— А что, если он опоздает? — или вообще не придёт. Этого я боялась больше всего. — У них там в восемнадцатом веке часы наверняка не были настроены точно.
— Тогда ему не повезло, — проворчал Гидеон. — Это всё равно совершенно дикая идея. Надо же было придумать, спасать его именно сегодня!
— Тут я с ним, как ни странно, согласен, — вяло сказал Химериус. Он забрался в чемодан, устроился поудобнее и широко зевнул. — Разбудите меня, когда вернётесь. Я сегодня утром как-то слишком рано встал, — через несколько секунд из чемодана донёсся привиденческий храп.
Лесли осторожно помогала мне надеть платье через голову. Это было то самое платье с голубыми цветочками, которое мадам Россини выбрала мне для первой встречи с графом. Ведь с тех пор оно так и осталось висеть у меня в шкафу.
— Для этой истории с Джеймсом действительно можно было бы найти другое время. У него всё равно будет тот же самый день, тот же самый момент, какая разница, из какого своего времени ты его посетишь, — она принялась за застёжки у меня на спине.
— То же самое относится и к истории с письмом, — возразила я. — Можно было отложить эту операцию на любой другой день. Гидеон мог бы прыгнуть туда аж во вторник или, например, в августе будущего года. Всё случилось бы точно также. Кроме того факта, что леди Тилни взяла руководство в свои руки.
— У меня всегда голова кружится, когда я задумываюсь над такими вещами, — пожаловался Рафаэль.
— Мне просто хотелось покончить с этим прежде, чем мы снова увидимся с Люси и Полом, — сказал Гидеон. — Разве это так сложно понять.
— А мне точно также хочется покончить с этой историей Джеймса, — сказала я и театральным тоном продолжала: — Если с нами что-то случится, мы будем знать, что сделали хоть что-то хорошее — спасли человеческую жизнь!
— А вы действительно хотите вот так просто исчезнуть, а потом появиться на глазах у всех этих людей? — спросил Рафаэль. — Вам не кажется, что завтра вы попадёте во все газеты и выпуски новостей?
Лесли отрицательно покачала головой.
— Чепуха, — энергично возразила она. — Мы отошли достаточно далеко, к тому же, вас не будет всего несколько минут. Единственные, кто немного удивится, — это собаки, — Химериус вдруг захрапел в другой тональности.
— Но обратите внимание, обратный прыжок вам надо запланировать в том же самом месте, в котором вы приземлитесь, — продолжала Лесли. — Вот, вместо ориентира можете взять эти милые ботинки, — она протянула мне ботинки Рафаэля и радостно улыбнулась. — Это действительно так интересно! Начиная с этого момента, хочу проделывать это каждый день!
— А я что-то не очень, — сказал Рафаэль, бросив короткий взгляд на свои носки, переступил с ноги на ногу и снова поглядел на дорогу. — Нервы мои на пределе. Там, в метро я был уверен, что нас преследуют. Кстати, хранители вполне могли бы послать кого-то, кто наблюдал бы за каждым нашим шагом. И если этот кто-то вдруг появится тут и захочет отобрать у нас хронограф, я ведь даже не могу как следует заехать ему ногой по почкам, потому что остался без обуви!
— У него небольшая мания преследования, — прошептала мне Лесли.
— Я всё слышал, — сказал Рафаэль, — никакая это не мания, я просто… осторожный.
— Поверить не могу, что я действительно это делаю, — сказал Гидеон и надел рюкзак Лесли себе на спину. В этом рюкзаке находилась вакцина и остальные медицинские принадлежности. — Это противоречит всем двенадцати золотым правилам одновременно. Пойдём, Гвенни, ты первая.
Я присела на корточки рядом с ним и улыбнулась. Он наотрез отказался прыгать в зелёных одеждах восемнадцатого века, хотя я, как могла, старалась объяснить ему, что Джеймс испугается, если увидит нас в нормальной одежде. Или того хуже, он просто не воспримет нас всерьёз.
— Спасибо, что ты решился на это ради меня, — всё-таки сказала я и положила палец в ящичек под рубином.
— Ладно тебе, — пробурчал Гидеон, а затем его лицо растворилось перед моими глазами. Когда изображение снова стало чётким, я поняла, что приземлилась в ворох мокрых листьев и каштанов. Я тут же положила ботинки Рафаэля точно на то место, где оказалась.
Дождь лил как из ведра. Вокруг не было ни души. Только одинокая белочка прошмыгнула на самую верхушку дерева и любопытно уставилась на нас из листвы.
Гидеон приземлился рядом со мной и осмотрелся по сторонам.
— М-да, — сказал он и вытер с лица капли. — Идеальная погода для того, чтобы выбраться на природу и сделать прививку против оспы, что я могу сказать.
— Давай спрячемся в этой куче листьев, — предложила я. Сейчас я взяла его за руку и потянула за собой.
Он не поддавался.
— Но у нас есть всего десять минут, — проговорил он. — И если за это время он не появится, мы пойдём обратно к ботинкам.
— Да-да, — отозвалась я.
В этом времени уже существовал мост над озером, пусть даже совсем другой, не такой, каким его знала я. Мимо нас протарахтела карета. С другой стороны бодрым галопом к нам приближался одинокий всадник. На сером жеребце.
— Это он! — воскликнула я и радостно ему замахала. — Джеймс! Я тут!
— Может, ты попробуешь стать ещё более заметной? — осведомился Гидеон.
Джеймс, на котором было пальто с несколькими воротниками и что-то вроде треуголки, с которой срывались капли дождя, остановил коня в паре метров от нас. Он испытующе поглядел на мои мокрые волосы, затем его взгляд спустился вниз на обвисшее платье. Такому же осмотру подвергся и Гидеон.
— Вы что, торгуете лошадьми? — недоверчиво спросил он, пока Гидеон копался в рюкзаке Лесли.
— Нет, он — врач! — объяснила я. — Во всяком случае, скоро им будет, — я увидела, что взгляд Джеймса остановился на рюкзаке. «На мыло Hello Kitty» — гласила надпись на его боку. — Ах, Джеймс, как же я рада, что ты пришёл, — затараторила я. — В такую погоду, да и вообще — вчера на балу я выразилась не достаточно ясно. Дело в том, что я хочу защитить тебя от одной болезни, которой ты заразишься в следующем году и от которой, к сожалению, должен будешь умереть. Твоя будущая болезнь называется оспа. У меня как раз вылетело из головы имя того типа, от которого ты заразишься, но это сейчас не важно. Хорошая новость заключается в том, что у нас есть кое-что, что защитит тебя от этой болезни, — я, сияя, глядела на Джеймса. — Тебе нужно всего лишь слезть с лошади и закатать рукав, и мы тебе это вколем.
Во время моего монолога глаза Джеймса раскрывались всё шире и шире. Гектор (он действительно был настоящим красавцем) неуверенно отступил назад.
— Неслыханно, — сказал Джеймс. — Вы вызвали меня в этот парк, чтобы заставить принять какое-то подозрительно лекарство и поверить в какую-то подозрительную историю? Вы напоминаете мне настоящих бандитов, разбойников с большой дороги, — он распахнул пальто, чтобы мы увидели шпагу, висевшую у него на боку. — Хочу вас предостеречь! Я вооружён и умею за себя постоять!
Гидеон вздохнул.
— Ах, Джеймс, ну послушай же! — я подошла поближе и взяла Гектора за уздечку. — Я хочу тебе помочь, но времени у нас, к сожалению, совсем мало. Так что, пожалуйста, слезай с лошади и снимай пальто.
— Уверяю вас, что я этого делать не буду, — возмущённо сказал Джеймс. — Наш разговор на этом окончен. С дороги, странная девица! Надеюсь, эта наша встреча будет последней! Прочь! — он действительно попытался ускакать, но тут Гидеон бросился на него и сорвал Джеймса с лошади.
— У нас нет времени на такие проделки, — пробурчал он и выкрутил Джеймсу обе руки.
— На помощь! — пищал Джеймс, извиваясь, словно угорь. — Бандиты! Нападение!
— Джеймс! Это для твоего же блага, — заверила его я, но он бросал на меня таки яростные взгляды, будто я была самим дьяволом. — Ты этого не знаешь, но… мы с тобой друзья, там, откуда я прилетела. Можно сказать, что мы очень хорошие друзья!
— На помощь! Умалишённые! Нападение! — орал Джеймс и растерянно взирал на Гектора. Но у того, кажется, не было ни малейшего желания становиться на дыбы. Вместо того, чтобы героически броситься прямо на нас, он опустил голову и начал мирно щипать траву.
— Никакая я не умалишённая, — попробовала, было, снова убедить его я. — Я…
— Просто помолчи и отбери у него шпагу, ты, бандитка Гвенни! — нетерпеливо перебил меня Гидеон. — И достань мне, пожалуйста, шприц и ампулу из рюкзака.
Вздохнув, я исполнила его приказ. В сущности, Гидеон был прав, взывать к разуму Джеймса было бесполезно.
— Так, — пробурчал Гидеон, открывая зубами ампулу. — Она перережет вам глотку, если в течение следующих двух минут вы хотя бы попробуете пошевелиться, это понятно? И даже не думайте о том, чтобы звать на помощь.
Я приложила кончик шпаги к шее Джеймса.
— Эм-м-м, Джеймс, честно говоря, мне казалось, что ты всё-таки мне поверишь! Если тебе так хочется, можешь и дальше продолжать блуждать одиноким привидением по моей школе, боже, как же мне будет тебя не хватать! Если я правильно понимаю, сегодня мы видимся с тобой в последний раз, — мне на глаза навернулись слёзы.
У Джеймса был такой вид, будто он вот-вот потеряет сознание.
— Если вам нужны мои деньги, возьмите, только сохраните мне жизнь! Прошу вас, — прошептал он.
— Да-да, ладно, — сказал Гидеон. Он расстегнул воротник пальто и воткнул иглу прямо в шею Джеймса. Почувствовав боль, Джеймс тихо застонал.
— Разве этот укол обычно делают не в руку? — спросила я.
— Обычно я не заламываю руки своим пациентам, когда собираюсь вколоть им препарат, — хмуро сказал Гидеон, а Джеймс снова застонал.
— Какое глупейшее прощание, — сказала я, вздохнув. — Мне бы гораздо больше хотелось сейчас обнять тебя, а не держать шпагу у твоей шеи! Вы с Лесли были моими лучшими школьными друзьями, — по моему лицу покатилась первая слеза. — И без тебя у меня никогда не получилось бы разобраться, чем отличается светлость от превосходительства и от высочества.
— Готово, — сказал Гидеон и отпустил Джеймса, который, шатаясь, сделал пару шагов назад и схватился за шею. — Вообще-то, хорошо бы закрыть укол пластырем, но и так сойдёт. Надо просто следить, чтобы не попала грязь, — Гидеон убрал шпагу от его горла. — А сейчас вы садитесь на коня и скачете домой, ясно?
Джеймс кивнул. В его глазах всё ещё мерцал страх, он до сих пор не мог поверить, что всё позади.
— До свидания, — всхлипнула я. — До свидания, Джеймс Август Пелегрин Пимпелботтом! Ты был лучшим привидением из всех, которых я когда-либо знала!
На ватных ногах, со страшным хрипом Джеймс забрался на коня.
— Шпага лежит там, под каштаном, если она вам ещё нужна, — сказал Гидеон, но Джеймс уже пришпорил бедного Гектора и помчался прочь. Я проводила взглядом его мелькающий между деревьев силуэт.
— Довольна? — осведомился Гидеон, запаковывая вещи обратно в рюкзак.
Я оттёрла с лица слёзы и улыбнулась.
— Спасибо! Как же хорошо, когда у тебя есть друг, который готовится стать врачом.
Гидеон улыбнулся в ответ.
— Но, клянусь, это была моя последняя прививка от оспы. Эти пациенты такие неблагодарные.
