Глава 5
NEL VERORE IL BELLO

Утро. Солнце только поднялось над подковообразной стеной, окружающей общественный Форум Великого города. Поскольку доступ для свободного волеизъявления и обсуждения любых тем, имеющих общественную значимость, открыт гражданам с первым лучом солнца, то пока лишь пожилой раб подметал мокрые опилки с сердоликовой мозаики – каменных глициний и гранитных дельфинов, резвящихся на полу в окружении малахитовых волн.

Но вот на Форуме появился распорядитель сегодняшних диспутов, ответственный за недопущение сюда граждан, преследующих личные или корыстные интересы, а также за корректность и логическую безупречность высказываний, иначе говоря, государственный адмиратор. На местном, принятом единодушно как плебеями, так и патрициями сленге – адмир.

Государственный адмиратор громко произнес:

– Доброго всем времени суток! – хотя отлично видел, что на Форуме пока никого достойного его приветствия нет.

Это была давняя традиция, идущая от тех времен, когда Форум работал круглосуточно и по ночам не всегда удавалось разглядеть, сколько дискутирующих есть в наличии. Адмираторы в те времена трудились днем и ночью, сменяя друг друга каждые восемь часов. Но в том году, когда птицы отправились не на Север, а на Запад, и подряд наблюдалось два лунных затмения, и галлы нацелились заключить союз с фракийцами, доступ на Форум в целях поддержания общественной стабильности и охраны труда государственных адмираторов был приведен в теперешнее, безусловно оптимальное, состояние.

Адмиратор хозяйственно оглядел вверенное ему помещение, вернее, территорию, поскольку сверху за дискутирующими могло наблюдать только небо, почему, собственно, в дождливые дни здесь толкались всего несколько сумасшедших да горстка непризнанных поэтов. Негр успел почти полностью подмести сердоликовый пол и теперь тихо ворчал на языке всеми, включая его самого, забытой далекой родины:

– Доброго, доброго… Ходют тут и ходют, а ты за ними подметай…

Не обращая внимания на его бормотание, адмир взошел на возвышение. Он был в красивой лазоревой тоге, символизирующей чистоту помыслов свободолюбивых граждан, ведь с утра сегодня по расписанию на Форуме собирались представители оппозиционных сил, то есть преимущественно плебеи.

На Форум заглянул Юлий – молодой поэт, жаждущий славы. Его кудри вились точь-в-точь, как у тех голых вооруженных детей, которых принято изображать летающими вокруг богини любви Венеры и ее сексуального партнера Феба.

– Друзья! Товарищи! Любители стихов! – возвестил Юлий и только после громогласного обращения замолк и огляделся по сторонам: – Нету, что ли, никого?

Адмир молча наблюдал за оратором с высоты своего амвона. Каждому на Форуме отвечать ни глотки, ни здоровья не хватит. Юлий, не выдавая разочарования, принялся бродить, заглядывая за каждый пилястр на изъеденных временем стенах и не забывая распугивать тишину своим голосом:

– Может, кто уединился? Так вы отзовитесь, у меня стихи новые. Хорошие стихи получились, со значением. Так что вы вылезайте, если есть кто, и послушайте. Потому что я ненадолго. Только прочитаю, и на службу. Сегодня меня должны представить сенатору. Через час. Так что я едва успею. Да где все-то?

Не то чтобы призывы поэта были услышаны богами, но на Форум заглянул Коллагенус, прозванный за свою медлительность Лентусом. Как всегда раскрасневшееся плоское лицо его было покрыто испариной и выражало вселенское уныние. Тогу в местах соприкосновения с потной шеей давно было пора, и даже настоятельно требовалось, выстирать.

– Что-то сегодня мне особенно не милы ни Уран, ни Гелиос. – Коллагенус уныло поглядел на небо, как бы ожидая дождя. – Достало все, если честно.

Адмир посчитал, что от него не убудет, если он повторит приветствие, и повторил, впрочем, не поворачивая головы в сторону гостей Форума. Юлий набросился на потенциального слушателя:

– Привет, как поживаешь, Лентус? Знаешь, что я думаю? Вероятно, в дальних странах есть города, где смысл существования заключается в стихосложении. Там, если в течение месяца жители не услышат нового поэтического шедевра, они посыпают головы пеплом…

На Форум вошел Гражданин, похожий на хорька, и, прежде чем кто-то поинтересовался его именем, выпалил:

– Харчевня Дионисия, душевная беседа, готовят с душой, удовольствия с душком. Здесь вы не заскучаете, не чаете, как получаете…

Услышанное от Юлия и Гражданина, похожего на хорька, не прибавило Коллагенусу энтузиазма, с прежним пессимизмом он констатировал:

– Ну, все. Началось.

Встрепенувшийся адмиратор сделал замечание Гражданину, похожему на хорька. Гражданин убрался с Форума. Разочаровавшийся в Коллагенусе Юлий принялся за новую жертву:

– Привет, адмир, да продлят боги дни твои. Покуда на Форуме, благодаря твоим неустанным стараниям, не слышно наглых зазывал и презренных ласкателей собственных кошельков, могу ли я отблагодарить тебя за неусыпность некоторыми строками пришедшими мне в голову сегодня на ранней зорьке…

Присевший на лавочку Коллагенус ворчал под нос.

– И откуда они берутся только… Харчевня Дионисия, понимаешь ли…

На Форум забрели Предусмотрительный и Начитанный. Оба мрачнее тучи. Громко звякали о пряжки ремней с изображением копыта пустые ножны мечей.

– Рабы обнаглели, вообще… – возмущался Предусмотрительный.

Старый негр поспешил вымести остатки опилок в служебное помещение Форума. Коллагенус, потирая шелушащиеся щеки, удостоил разжалованного стражника сочувственной реплики:

– Не они одни. Если смотреть на мир не в частностях, а целостно, то невольно придешь к выводу: весь этот мир обнаглел.

– Нет, ну серьезно, – ввязался в диспут Начитанный. – Только что вышибли и меня, и его вон. Ну его-то за что? А все потому, что кое-кто русобородый…

Предусмотрительный толкнул коллегу по несчастью в бок, всем своим видом демонстрируя, что не желает вылететь еще и с Форума за несоблюдение принципа политадекватности. Юлий воспользовался паузой:

– Друзья! Соратники! Любители стихов!…

Не обращая на поэта внимания, Коллагенус гнул свое:

– Сегодня мимо цирка шел, они там завтрашнее побоище репетируют. Граждане хорошие! Там такие варвары, что из каждого двух римлян можно сделать. Республика вырождается…

Начитанный подхватил:

– Так я и говорю: наглеют, обнаглели уже совсем!

Однако тема оказалась несвоевременной, поскольку на Форум вошла Помпония и кокетливо подмигнула адмиратору:

– Vallio! – Вообще-то грамотно приветствовать словом «Vale!», но какой же молодой и полный энергии посетитель выражается на Форуме в соответствии с правилами презренной грамматики?

Коллагенус оживился:

– О прелестная гостья, не уединиться ли нам для содержательной беседы о терцинах и литотах?

Однако Помпония, игнорируя зануду, стрельнула взглядом поверх голов присутствующих. Она была высока, стройна и здорова до того, что адмир отметил ее присутствие персональным приветствием. Милостиво кивнув в ответ, Помпония отправилась обходить Форум по кругу:

– Я буквально на минуту. Просто посмотреть, нет ли кого знакомых. У меня там дети не кормленные, и вообще сейчас за мной придут.

Начитанный, вслед за Коллагенусом, отвлекся от грустных дум:

– Вот это стати! Вот это Дианы грудь, ланиты Торы! Чего ты меня опять пихаешь, Предусмотрительный?

Между тем Форум посетил мальчик лет одиннадцати, сбежавший от домашних занятий патрицианский сынок, упитанный и ленивый. Он, не потрудившись сориентироваться в обстановке, торопливо залепетал срывающимся голосом:

– Эй, девчонки, кто хочет заняться нестандартным коитусом?! – и кубарем вылетел с Форума.

Адмир вытер руки краем тоги и медленно вернулся на свое место.

Но мальчика услышали. Помпония заволновалась:

– Кто это сказал? Это не ты ли, кудрявый шалун, посягаешь на супружескую верность и девичью честь матроны?

Вместо того чтобы сменить амплуа и стать дамским угодником, Юлий не перестал косить под непризнанного гения:

– Увы, это не я. Но если хотите, могу прочитать новые стихи.

Коллагенус поспешил перехватить инициативу:

– А может, уединимся, дорогая Помпония, дабы слиться в экстазе порока…

Адмир показал записному пессимисту кулак, и на Форуме воцарилась напряженная тишина, которую Юлий предпочел считать одобрением и торжественно прокашлялся. Со своей стороны Помпония игриво пощекотала поэта под подбородком:

– Ну, расскажи нам о самых сокровенных своих желаниях. Скажи мне самые лучшие слова, что придут на сердце…

– Друзья!… Товарищи… – начал Юлий, но неуверенно, ломано.

На Форум промаршировали Павсикахий, Соссий и Моккий. Все трое были очень маленького роста, с глубоко запрятанными под высокими лбами острыми, мечущими карборундовые искры, глазками. Они молча сделали сложные жесты, долженствующие обозначать приветствие присутствующим, но не всем, а лишь разделяющим высокие идеалы борьбы с тиранией. Посетители Форума, кто как умел, покивали в ответ.

Павсикахий тут же взял быка за рога:

– К делу, граждане!

– Время не ждет, – подхватил на манер греческого хора ставший по правую руку Павсикахия Соссий.

– Вы уже обсудили подробный план вооруженного восстания? – со значением принялся вглядываться в лица присутствующих нашедший себе место по левую руку от Павсикахия Моккий.

Минутное замешательство в рядах присутствующих позволило активизироваться Гражданину, похожему на хорька:

– Легко, удобно и весело! Услада души и тела сразу после вооруженного восстания! Харчевня Дионисия: дешево, вкусно, без риска венерических заболеваний…

Не без помощи адмира он мигом вылетел с Форума. А Соссий гнул свое, не обращая внимания на реплики из зала:

– Мы – всего лишь маленькие люди, затерянные в этом огромном городе, столице империи, от которой никто никогда ничего хорошего не видел. Но мы не…

– …Мы не позволим профанировать святое дело борьбы, – вторил Павсикахий, – на обсуждение планов которой нам конституционным правом отпущено и даровано форумное время.

– Ты ведь хочешь быть моим послушным рабом? – откуда-то из ниш донесся сладкий голосок Помпонии.

А далее сардонический смех Юлия:

– Послушным!? Нонсенс!

– Короче говоря, где наш признанный ритор и утонченный оратор, вождь свободолюбивой плебейской мысли и первый среди равных ему, не забывших республиканские принципы патрициев, благословенный богами Геварий? – пытаясь не позволять вниманию слушателей блуждать по закоулкам Форума, стучал кулаком в хилую грудь Моккий. – Отвечай мне, Коллагенус, и не отводи глаз своих.

Коллагенус, пристально наблюдая за творящимся в Углу, ответил с прежним пессимизмом:

– Общество прогнило, сограждане.

– О чем ты сейчас думаешь?

Хромин прикрыл глаза, услышав этот вопрос. В который уже раз он убеждался, что смена эпох и климатических поясов не столь важна в том, что касается общения с женщинами. Будь это недотепа Машка с классом сольфеджио в интеллектуальном багаже и обещанием папы-вице-губернатора устроить в любой европейский университет, будь это развратная римская матрона, искусная в любви, как куртизанка… Когда девятый вал страстей отхлынет с побережья любви, оставив на песке консервные банки да улепетывающих крабов, та и другая непременно зададут вечный в своей бессмысленности, типично женский вопрос:

– О чем ты сейчас думаешь?

Дмитрий Хромин, известный теперь как философ Семипедис, слышал этот вопрос под мягкое поскрипывание диванных подушек, под скрежет панцирной сетки кровати с никелированными шариками, а впервые – и вовсе на подоконнике в студенческой общаге, где он сидел в расстегнутых брюках, потный и красный, а здоровенная старшекурсница, дебелая и добрая, будто племенная корова, допытывалась все о том же. И уже тогда Хромин отчетливо понимал: есть вопросы, не предполагающие честного ответа.

Не отвечать же, как оно есть. Дескать, сейчас, дорогая, я думаю о том, как бы застегнуть ширинку, и о том, не пройдет ли кто-нибудь по лестнице, а главное, как бы слезть с этого чертова подоконника, тебя не слишком потревожив, потому что ты, радость моя, изрядно тяжелая оказалась, и теперь, когда оргазм не туманит рассудок, четко ощущается онемелость всей задницы, особенно левой ее половины. И ведь спрашивающая вполне может предугадать подобный ответ, но ждет при этом чего-то другого, а чего, и сама не знает.

– Ты – моя пантера, – удивляясь механической монотонности собственного голоса, произнес новообращенный философ, – ты моя зубастая, когтистая, полосатая пантера.

Он снова сидел на подоконнике, только здесь подоконник был сделан из какого-то чудного камня вороного цвета, а за окном светилась не гриппозная питерская зима, а слепящее средиземноморское небо. Брюки застегивать не требовалось, тога в данном отношении – весьма удобная одежда. И колени Дмитрия обнимала мечта мужчин всего Рима, тонкая и страстная Феминистия-Пульхерия.

Услышав слова только что завоеванного любовника, она поглядела на него снизу вверх и театрально замурлыкала:

– О чем ты сейчас думаешь?

«Она будет это повторять, пока я не придумаю что-нибудь очень важное, очень значительное, такое же значительное, как только что пережитое неземное блаженство. В противном случае, она разочарованно протянет: „А я-то думала!" Как бы то ни было, ответ нужен срочно, пока этот престарелый бунтарь в глубине мраморных покоев не закончит умащать себя благовониями».

– Меня тревожит предстоящее выступление на Форуме, – проговорил философ Дмитрий, с непринужденным видом поднимаясь с подоконника, чтобы восстановить кровообращение в ягодицах. Хвала богам, это прозвучало убедительно и серьезно.

Феминистия еще раз поглядела на него томно, словно лев на только что обглоданную груду костей, и принялась одеваться и укладывать сбившиеся волосы. Теперь Геварий, по крайней мере, не обнаружит свою даму сердца голой в объятиях гостя. Для поддержания дружеских отношений этого уже немало.

– Геварий считает, что их нужно поразить, – медленно проговорила Феминистия, с немалым усилием расчесывая густую каштановую гриву драгоценным гребнем.

– Дело хорошее, – согласился Хромин. – Так что же он медлит, твой Геварий?

– Погляди на этот Город, – вместо ответа предложила она.

Город за окном громоздился холмами, желтыми стенами, мраморными колоннами. Солнце на каждой крыше, на каждом свинцовом переплете окна, на каждой общественной скамеечке. Кривая улица сменялась ровной мощеной дорогой, рассыпалась в утоптанной пыли на Марсовом поле и появлялась вновь уже на соседнем холме, видном отсюда, как на голографическом макете.

– Этот Город, – говорила Феминистия, и каждое движение гребня обдавало его сладковатым ароматом ее волос, – стоит – только Боги знают, сколько лет. И он будет стоять вечно, и вечно будет маячить дворец диктатора на том холме, и общественный Форум на соседнем. Конечно, хозяева будут меняться. Те, кто сегодня во дворце, переселятся на Форум, и обратно, но Город этого даже не заметит. Эти стены стоят вечно, ты согласен со мной?

Хромин припомнил политическую обстановку в Италии начала третьего тысячелетия и решил, что на две тысячи лет вперед вполне может согласиться с собеседницей.

– Мой дорогой Геварий постарел в борьбе за свободу, – продолжала гордая римлянка. – Когда я была еще юна, он, обучаясь по твоим работам, зарабатывал себе славу оратора и убеждал оппозицию, что из многих, обещающих светлые пути в будущее, он единственный владеет истиной, возможно, наряду с тобой, но ты в изгнании. Теперь он добился почти всего, ему беспрекословно верит оппозиция, и правящие кланы, считаясь с его мнением, наперебой приглашают в свои ложи в Колизее. Помня о вечности нашего Города, этим можно удовлетвориться, ведь так?

– Так, – кивнул Хромин…

Она обернулась к нему с улыбкой, которая вполне сошла бы за оскал пантеры:

– Но я-то еще не постарела в борьбе! Да и тебе, похоже, дальние странствия пошли на пользу, по крайне ней мере, в определенном отношении ты явно моложе своего почтенного ученика. Так не встряхнуть ли это болото? Они каждый день собираются на своем Форуме и с рассвета до полудня спорят о необходимости немедленного свержения правящей диктатуры, спорят до хрипоты, до печеночной колики. После полудня они послушно освобождают Форум для заседания представителей правящих кругов, а сами отправляются к Дионисию или в термы. Я не знаю, что нужно им сказать, а Геварий догадывается, что это нечто простое, очевидное, такое, на что мы не обращаем внимания в наших повседневных спорах. Но он всего лишь твой ученик и не в состоянии заглянуть в сущность вещей столь, – она взглянула на него многозначительно, – столь глубоко. И вот появляешься ты.

– Все это замечательно, – осторожно пробурчал Хромин, вглядываясь в хитросплетение улиц, где ему снова померещилась белая тень. Подсознание уже привычно отстранило страх, объяснив феномен жарой. Ну и что, что в доме прохладно. На улице камни потеют, следовательно, от раскаленной поверхности поднимаются горячие токи воздуха, способные породить любую оптическую иллюзию. – Все это чудно, но что означает практически?

– Ты вернулся после долгого путешествия, – спокойно пояснила она. – Ты говоришь, что был далеко на севере и далеко на западе. Я тебе верю, но не совсем. Это правда, но не вся правда, и я не прошу тебя рассказывать ее всю. Ты был далеко, очень далеко. Ты узнал что-то, что там, в отдалении от нас, кажется обычным, а здесь способно потрясти умы. Расскажи нам об этом. Расскажи и погляди сам, чем обернутся самые простые, самые заурядные твои слова. Не рассказывай нам о чудесах дальних стран. Расскажи нам о нас то, что знают только там, где ты был. Расскажи это нам, и мне чуть больше, чем остальным. И уверяю тебя, Семипедис, ты не пожалеешь.

Из глубины виллы послышалась легкая поступь и вскоре появился хозяин. Судя по всему, он тоже не терял времени даром, сменив не только одежду, а настроение, но даже, казалось, и лицо. Должно быть в запутанных внутренних, отделанных драгоценными камнями, тканями и деревом прохладных помещениях таился целый полк косметологов, массажистов, визажистов и, может быть, даже психотерапевтов, день и ночь радеющих только об одном: хорошо ли будет выглядеть гражданин Геварий, отправляясь сегодня на Форум.

– Ну что, голубки! – жизнерадостно вскричал он, окидывая острым взглядом парочку, пристроившуюся у окна. – Диспозиция ясна, дислокацию уточнили? Вопросы есть? Так, если вопросов нет, чего мы ждем? На Форум, граждане, и да помогут нам обитатели светлого Олимпа беспристрастно, но с гражданской страстностью продемонстрировать народу собственную позицию!

И, побрякивая бриллиантовыми украшениями на рукавах, он величественно двинулся к выходу.

На Форум заглянул Фагорий, однако стал настаивать, чтобы здесь его называли скромным именем Нодус. Адмир выступил против, ибо в недавно полученной инструкции рекомендовалось лицам неримского происхождения выступать на Форуме под собственными именами. Фагорий сослался на заслуги перед империей и наукой, отдельно указав, что ему неловко двадцать лет спустя все еще чувствовать себя военнопленным. Начитанный ухмылялся в сторонке:

– А не фиг было наши корабли топить.

Тем временем на Форум зашел грозный муж Помпонии и, поправ ногами гранитного дельфина, уставился на жену. Та, почувствовав кожей пристальный взгляд, обернулась с заготовленной улыбкой, которая тут же сползла с ее румяного лица. Короче, Помпония вылетела с Форума быстрее всех, кто сегодня покидал его.

Юлий оправил тогу:

– Итак, граждане, кто-нибудь будет слушать стихи, или я домой пойду?

Провожающий парочку полным грусти взором Коллагенус вздохнул:

– Ладно, давай свои стихи.

– Правильно! – поддержал пессимиста Начитанный. – А то чего-то совсем тоскливо! Валяй, парень.

Предусмотрительный осторожно кивнул. Не промолчал и Нодус, отстоявший в прениях право так именоваться и отныне торжествующе косящийся на адмиратора:

– Что ж, юноша! Долгие годы изучения точных наук сделали меня особенно чувствительным к хорошей поэзии, ибо ритм и рифма суть понятия физические, если не сказать геометрические.

Опять за спинами ценителей рифмы мелькнул Гражданин, похожий на хорька:

– Молчание! Внимание!

Юлий развернул пергамент с поспешностью, свойственной молодости:

Повисла пауза, достаточно длинная, чтобы родился центурион.

– А дальше что? – не выдержал Коллагенус.

– Все…

– Как все? А стихи-то? – не понял Павсикахий.

– Это были стихи.

– Вот это – стихи? – не поверил Соссий.

– Ну да.

И тогда включился общий хор:

– Ишь чем вздумал удивить!

– Долой с Форума бездарного рифмоплета!

– Вон дурака!

– Гнилыми яблоками, тухлыми яйцами шута горохового! Подайте камней! Камней сюда!

– Только в харчевне Дионисия вы найдете, чем запить, заесть и затмить в воспоминаниях эту вопиющую бездарность…

Юлий вылетел с Форума со скоростью, с которой летит запущенный баллистой камень. Следом поспешил, теряя сандалии, Гражданин, похожий на хорька. Взамен парочки на Форум зашли Пантера с коготками, Владелец южных морей и Гость, не выбравший себе имени.

– Эй, гражданин, как тебя называть на Форуме? – ретиво принялся исполнять непосредственные обязанности адмиратор.

– Можешь меня называть… – замямлил Дмитрий.

– Не вздумай произносить свое настоящее имя! – одернула Феминистия-Пульхерия-Пантера.

– А почему бы и нет?…

Закрыв тогой пол-лица, Владелец-Геварий попытался объяснить:

– Потому что это Форум. Тут надо придумать себе прозвище, желательно неожиданное и попирающее основы логики или, наоборот, характеризующее тебя так, как ты сам хотел бы.

– Например, ты можешь быть Цветком лотоса, или Брюнетом с поволокой, – мурлыкнула Пантера.

Гость взъерошил желтые волосы:

– Но я же не брюнет.

– Это несущественно. Ты что, никогда не хотел быть брюнетом? На Форуме можно все.

– И что, все будут думать, что я брюнет?

– Здоров ли ты, друг мой? – принялся урезонивать Дмитрия Владелец южных морей. – Почему это все будут думать, что ты брюнет? Все будут тебя Брюнетом называть. Не довольно ли этого с тебя?

– Ну так что, гражданин? – проявил нетерпение адмиратор.

– Хорошо, я буду Брюнет.

– Указанное имя уже используется другим посетителем Форума! – проявил теперь непреклонность адмир.

– Е-мое!

Владелец южных морей раздраженно хрустнул артритными пальцами:

– Адмир! Ну подыщи ты гражданину что-нибудь подходящее. Видишь, человеку в диковину.

Адмиратор перебрал коллекцию глиняных табличек:

– Лох. В смысле – хорошее варварское имя. Связано с водными богами.

Гость, не выбравший имени, стал вглядываться в адмиратора с подозрением.

– Или, к примеру, Тор! – пожал плечами адмир.

– Это я – Тор! – возмутился Нодус.

– С какой это радости? – свел брови адмиратор.

– Потому что тор – это нодус нулевого порядка! – свысока просветил неуча Нодус. – Мои труды читать надо. Вы легко можете их прочесть, пройдя на второй этаж публичного читального зала, что близ улицы Восьми стрел Юноны…

– Слушай, Фагорий, ты со своей стереометрией да топологией сиди на лавочке… – с прямотой потомственного римлянина цыкнул Владелец морей.

– Это не тот Тор! – в досаде застучал кулаком по ладони адмир. – Это не геометрическая фигура, а тевтонский бог.

– Короче говоря, – решил пресечь склоку Семипедис, – я – Надзиратель за тараканами из страны, сокрытой снеговыми облаками.

После этих слов на Форум пришла тишина. И длилась до тех пор, пока из угла, тихо и восхищенно, не выразил общий вердикт Коллагенус:

– Во загнул!

Андрей Теменев стоял в полном боевом облачении, придерживая короткий меч у пояса, и, пользуясь затишьем, размышлял. Сзади топтались два малоопытных легионера, успевших, однако же, за пару дней службы усвоить: их старшой ценит каждое слово на вес даже не золота, а еще не открытой античными металлургами платины. Сам не болтает и другим не рекомендует. Знали бы они, как жадно вслушивается старшой в каждое оброненное вокруг него слово.

Даже ежевечерних занятий со Святославом Хроминым в небольшой, но отдельной каморке, выделенной их кособокому семейству Галлусом, было маловато, чтобы овладеть чужим наречием хотя бы в объеме разговорной речи. Кроме того, Андрей предпочитал обучение с носителями языка.

Быт постепенно налаживался. Рыбу-пилу съели за первые два дня, но тут подоспели сестерции, выплачиваемые наймитам рыночного проконсула аккуратно каждые четыре дня. И теперь по вечерам несостоявшийся доцент Института водного транспорта не мог нахвалиться кулинарными способностями Айшат, обходившейся, к его изумлению, без газовой плиты и водопровода столь же легко, как если бы она готовила на кухне с вытяжкой и нержавеющей мойкой.

Поевши, Святослав впадал в давно забытое за годы перестройки и рыночной экономики благодушие и принимался ругать брата. Рассуждения его сводились к тому, что из всех живущих, а также живших и намеревающихся жить на этой планете в ближайшие две тысячи лет, пожалуй, именно Дмитрий Васильевич Хромин, жестокосердный сластолюбец и морально-ущербный эгоист, в наименьшей степени достоин нечаянного счастья женитьбы на столь одаренной в плане обустройства быта женщине, как юная племянница Вячеслава Васильевича. Однажды объявившись дядей девушки, историк незаметно для себя в этом заблуждении утвердился, что лишний раз доказывает, насколько любое гуманитарное умопостроение зиждется на самовнушении гуманитария.

Вероятно, в данном случае гуманитарий полагал, что, ругая исчезнувшего мужа, доставляет Айшат если не радость, то, по крайней мере, утешение. Андрей основательно в этом сомневался, но не вмешивался в их сердечные тайны. Доев ужин, он усаживался с назваными сестрой и дядей в кружок, занимавший всю циновку, постеленную на полу каморки, и до одурения практиковался в произношении, требуя от Айшат исправлений. А также в построении фраз, требуя от Хромина-младшего фактического материала по устройству Римской империи.

Ровно через час Теменев командовал отбой, гасил коптящий фитиль и укладывался спать, не забыв поставить пиликалку в часах на нужное время. Как будет течь трудовая жизнь, когда в наручном будильнике иссякнет батарейка, Андрей предпочитал не заморачиваться.

Работа тяготила его в наименьшей степени. Ходить по захудалому торговому ряду, где продавались народные средства от блох, вшей и прочей ползучей напасти и куда народ валил валом потому только, что по соседству отведен утоптанный плац, на котором валтузят друг друга дегенеративного вида петухи… Прогуливаться там во главе патруля, побрякивая медными бляхами, не составляло труда. Конечно, поначалу слышался ропот, но в таких случаях хватало сдвинуть брови. Андрей, овладевший этим искусством на контрах с гибэдэдэшниками, частенько пытавшимися оштрафовать водителя с двумя девицами на заднем сиденье, хоть и превысившего скорость, но вооруженного ксивой ФСБ, знал не менее дюжины способов грозно сдвигать брови.

Конечно, среди толпы загулявших римлян и гостей города зачастую попадались те, кому мимики оказывалось недостаточно, но тут уже на пользу шла грубая физическая сила. «Акселерация накапливалась веками, – в первый же вечер под лестницей в доме добрейшего Галлуса пояснил образованный Слава Хромин, – там, на рубеже тысячелетий, ты был просто выше среднего. Но не забывай, насколько даже средний мужчина двадцатого века выше античного. Говорят, дело тут в алюминиевой посуде. Ионы влияют». Всякий раз, когда Андрею удавалось одной рукой удержать загулявшего скототорговца, тыкавшего в представителей власти вилами, густо измазанными навозом, он с теплотой вспоминал гнутые ложки и вилки из столовых невозвратного будущего.

«Надо бы наладить тут производство алюминия, – мечтал Теменев, засыпая по вечерам, – глины много. Вот заставлю Славу и Айшат вспомнить школьный курс химии, и заживем мы тут как боги светлого Олимпа». На поверку, однако, пока что выяснилась только удивительная неосведомленность всех троих в достижениях человеческой цивилизации, которые можно было бы развернуть в полевых условиях античного Рима. Перспективнее всего казалось собрать автомат Калашникова, но смущало отсутствие пороха и любых взрывчатых веществ, исключая неполную, без одной пули, обойму в ПМ, висящем на плече Андрея.

Самыми острыми моментами дежурства был час, когда народ, охочий до азартных зрелищ, стекался со всех сторон туда, где кричали противными голосами и сбивали собственные перья с прутьев ивовых клеток голенастые и почти бескрылые птицы, похожие на озверелых разноцветных кур. Являющиеся, однако, петухами. Это не были среднерусские белоснежные с красными гребнями красавцы, нет, бойцовые петухи смотрелись птицами-уголовниками, эффективными в уличной драке, но абсолютно лишенными духовных и интеллектуальных запросов.

Поначалу Андрей грешным делом опасался, что игромания, едва не приведшая его к уголовному преступлению в далеком будущем, скажется и здесь и ему захочется поставить небогатый заработок на одного из этих разбойников. Но нет. То ли ответственность за негаданно обретенных иждивенцев, то ли неприязнь к петухам-дебилам, то ли, наконец, профессиональный подход. В общем, что-то заставляло его быть равнодушным к азарту, с которым античные геймеры рвались поближе к людскому кругу, из середины которого летели разноцветные перья.

Есть же что-то, что не позволяет спиваться дегустаторам, что разрешает кассиру хладнокровно считать тысячи и миллионы и благодаря чему крупье не получает инфаркт, даже если кто-то сорвет на «зеро» месячный доход казино. Андрею отдали на откуп правопорядок на петушиных боях, и он покуда даже не думал, как можно нагреть на этом руки. Задача была освоиться, поскольку среди разгоряченных азартом зрителей попадались и люди, не охлаждающиеся от удара ножнами по рукам. Но опять-таки Андрей обучался противостоять нарушениям правопорядка не среди дремучих пейзан Кампаньи. Оголтелые футбольные фанаты на стадионе «Петровский» и «лохотронщики» с Апраксина рынка, которых, по слухам, разводят там специально для тренировки милицейских кадров, настолько превосходили по наглости и уверенности в собственной правоте любого стихийного и, по сути дела, наивного бунтаря-ромея, что лишь изредка Теменеву доводилось применить парочку приемов рукопашного боя.

Кстати, этого оказалось достаточно, чтобы ропот среди подчиненных прекратился даже прежде, чем Андрей выучил язык в должной степени для понимания смысла их шепотков. Смысл же оказался весьма лестным, хотя и забавным. Легионеры шептали: «Они там на севере, все ногами дерутся, потому что снег, холод, но и все равно на одной ноге стоять приходится».

Сегодняшний петушиный бой не предвещал никаких неожиданностей, во всяком случае, пока среда толпы крикливых торговцев, угрюмых батраков, молчаливых рабов и наглых, как любые маргиналы, гладиаторов Андрей не заметил мощную фигуру своего работодателя – Галлуса. Но и в этом ничего экстраординарного не было. Проконсул рынков, хоть и не ставил никогда денег на пернатых бойцов, бывало, следил за поединком, если хозяином одного из петухов оказывался знакомый или просто знатный человек. А нынешнего, если можно так выразиться, менеджера Андрей запомнил благодаря увесистой золотой монете, которую тот дал ему, когда пара его черных, как на подбор петухов, уничтожила целую толпу иноплеменных претендентов на чемпионство. Выигрыш, вероятно, был велик без меры, но согбенного, седенького, с греческим носом Феодора волновало, казалось, не это. Заботливо осмотрев израненных бойцов, он отдал в тот раз слугам причитающиеся распоряжения, и голос его выражал не столько радость победы, сколько удовлетворение от проделанной работы. Грек окинул взглядом толпу, где ставившие на черное радовались паре выигранных монет, а их соперники готовы были полезть в драку, и, приятно улыбнувшись, крепко пожал руку Андрею. В ладони остался золотой кругляшок, который не удалось идентифицировать Вячеславу Хромину, но который, тем не менее, с охотой приняли в первой же меняльной лавке.

Вот и теперь Феодор в окружении десятка слуг суетился у ивовых клеток, где трепыхались и нервными движениями самоубийц чистили перья черные петухи, – похоже, племенная работа в конюшнях, а точнее, птичниках старика Феодора была поставлена на широкую ногу. Но и на другой стороне утоптанной площадки оказался далеко не беспомощный противник. Петух молодого прыщавого мужчины с постоянно падающей на глаза сальной челкой был рыжий и почти вдвое превышал любого из рвущихся в бой черных соперников. Это был родосский бойцовый петух, откормленный по всем правилам.

Прыщавый хозяин тренировал птицу почти год и скормил за это время чесноку на восемь драхм, отчего, как вы понимаете, звереют не только петухи, но и люди. Увидев поставленную перед своими питомцами задачу, старый Феодор призадумался, но не было заметно, чтобы его посетила мысль отказаться от схватки. Да это было и невозможно – разгоряченная запахом чеснока, исходящим от рыжего петуха, толпа скандировала, поминутно срываясь в ажитацию: «Уж теперь-то поглядим», намекая на предыдущие победы петухов черного семейства.

– Твой петух, – произнес, наконец, Феодор, – на вид значительно сильней моего. Но позволь мне просить богов о покровительстве моему черному малышу.

Прыщавый смахнул с лица челку и фыркнул презрительно:

– Проси! Это ему не поможет.

Горбоносый Феодор отошел к ивовым клеткам и во внезапно повисшей над заинтересованной толпой тишине прошептал над черным питомцем несколько напутственных слов. Тот издал странный звук, будто внутри него на ржавых петлях повернулась печная заслонка, и попытался клюнуть наставника в палец.

И вот начался бой. С самого начала петух Феодора черный и мускулистый, как эфиоп, налетел на противника так, что через пару секунд арена была усыпана черными перьями. Здоровяк бил шпорами сверху вниз, помогая себе мощными крыльями, и все время оказывался сверху, целя черному клювом в затылок. Черный пытался хитрить, пару раз расстилал крылья по земле к ужасу тех, кто ставил на Феодора, а затем атаковал примитивно, но сильно – клювом в грудь. Рыжий принимал все удары, как будто был сделан из меди.

Молодой человек с сальной челкой сипло расхохотался, когда поддетый шпорой черный петух перевернулся в воздухе и, умудрившись сразу встать на ноги, попятился к ногам Феодора. Тот, хладнокровно и внимательно наблюдавший за боем, вдруг наклонился к питомцу и обеими руками буквально вытащил его из-под смертельного удара.

– Должно быть, в первый раз боги не расслышали меня! – с силой, которой трудно было ожидать в голосе такого почтенного старика, провозгласил Феодор. – Не откажут ли мне мой благородный соперники почтенная публика…

– Валяй! – презрительно махнул рукой прыщавый.

Он явно становился героем дня, по толпе из уст в уста передавалась весть, что он сам поставил на собственную победу все, что у него было: заложил мелочную лавку и еще занял денег у ростовщиков, настолько был уверен в победе. Тем временем Феодор уже отбормотал вторую молитву, вынужденно краткую, ибо публика проявляла крайние признаки нетерпения, и снова бросил в бой черного петуха.

Что бы вы думали? Черный петух словно забыл страх, который, совершенно очевидно, охватил его после первой схватки. Боец смело налетел на рыжего, и это оказалось полной неожиданностью не только для зрителей, но и для соперника. Родосский петух пропустил две серьезные атаки в голову, и зрители могли убедиться, что даже у такого великана кровь самого обычного красного цвета. Но вот рыжий уперся ногами в грунт покрепче и, судя по всему, стал драться всерьез. Сначала он остановил черного прямым ударом клюва в голову, от которого даже у близстоящих зрителей, казалось, полетели звезды из глаз. Потом пустил в ход свои страшные, словно вооруженные кинжалами, ноги. В общем, после двух-трех ударов черный петух вдруг сел в пыль и издал вопль, подозрительно смахивающий на банальное «куд-куда!». Ряды зрителей грохнули дружным хохотом. Смеялись рабы, метехи, персы, смеялись, кажется, даже те, кто ставил на черного. Феодор схватил полуживого петуха на руки, и в пыль закапала горячая кровь.

– Может быть, – с презрительной и торжествующей ухмылкой спросил хозяин родосца, – ты хочешь помолиться в третий раз, Феодор?

– Если ты мне великодушно позволишь, – мрачным, но твердым голосом проговорил горбоносый старик.

Толпа веселилась от души, но Андрей смотрел только на Феодора, смотрел пристально. Неизвестно, можно ли применить термин «дежа вю» к виденному не в прошлом, а в будущем, и все же даже ноздри лейтенанта Теменева словно бы ощутили запах только что приготовленной шавермы с майонезом и парой ломтиков соленых огруцов. А непосредственно рядом с ларьком, откуда неслись соблазнительные запахи, расстеленный прямо на тротуаре лист с тремя пластмассовыми стаканчиками. Крепкий детина в спортивных штанах возит стаканчиками по картону, заунывно повторяя: «Кручу, верчу, запутать хочу!»

Античная доверчивая толпа хохотала, поздравляя хозяина рыжего петуха с удачной шуткой в то самое время, когда скорбно сморщившийся Феодор отдавал раненого петуха на руки одному своему рабу и тут же, незаметно, ни единым лишним движением не привлекая внимания, брал из других рук нового, свеженького, идентичного предыдущему, петуха.

Через секунду Андрей почувствовал, что его взгляд перехвачен. Стоящий рядом с Феодором Галлус заметил направление взгляда Андрея и медленно почти незаметно покачал головой: «Не надо шума!» Он мог бы и не подавать сигнала, обычное возмущение законопослушного гражданина, поднявшееся в лейтенанте Теменеве, сейчас напрочь было подавлено чувствами сотрудника спецслужбы, знающего толк в общественных беспорядках. Накаленная до предела толпа не просто растерзает шулера, осмелившегося плутовать под прицелом без малого тысячи пристальных глаз. Ситуация здесь, как было сказано в одной англоязычной песне, становится очень опасной.

Именно так начинаются вспыхивающие со скоростью керосиновой лавки погромы, мятежи и массовые беспорядки, которые приводят к братоубийственным столкновениям и переселению народов. Все мировые войны, как известно, начинаются на Балканах, гражданские же, столь же закономерно, – на рынках, заурядных продуктовых рынках, с конфликта по поводу цен на клубнику.

Еще через секунду наметанный глаз Андрея засек движение в толпе.

Раздвигая людей плечами, шел один человек, только один, и в этом была надежда. Но телосложение и выражение лица человека надежд лишало. Андрей Теменев казался значительно выше среднего римлянина, проконсул Галлус возвышался над Андреем. Но через толпу двигалась живая дорическая колонна в бронзовых наплечниках и со следом зажившего шрама через левую щеку. При этом возмущенного товарища политкорректно можно было назвать афроамериканцем, тьфу, афроитальянцем, тьфу, афролатинянином, тьфу… короче, негром.

Дорическая колонна топала, не сводя глаз с рук Феодора, который придавал лицу скорбное выражение покорности судьбе, бросая в бой третьего «свеженького» петуха.

Оливковый гигант заметил подмену, то ли привлеченный переглядками Андрея с начальником, то ли сам, но не заорал: «Держи вора», а, преисполненный ненависти, двинулся к шулеру бить и убивать собственноручно. Не требовалось семи пядей во лбу, чтобы понять, на какого петуха сделал ставки в данном бою колоссальный гладиатор.

– Эномай, – шептали в толпе по ходу его продвижения, оглядываясь или валясь на соседей, будучи оттеснены могучим шоколадным плечом, а вернее, локтем. – Сам Эномай. Непобедимый гладиатор.

Андрей находился слишком далеко от идущего и из-за плотности толпы не имел ни малейшего шанса перехватить его. К тому же Теменев вовсе не был уверен, что его не дотягивающее до черного пояса, не говоря уж о данах, карате позволит не ударить в грязь лицом в битве с непобедимым гладиатором. И даже если допустить, что вдвоем с Галлусом они одержат верх над разъяренным гигантом, что помешает тому крикнуть толпе, кого бить и за что? И там уже будет не до задержаний правонарушителей.

Андрей сунул руку за пазуху, почти сразу ее вытащил и, не позволяя себе долго целиться, выстрелил в украшенную бронзовым шлемом голову гладиатора. Выстрел удался, пуля задела отливающий золотом колпак по касательной, несильно вмяла и срикошетила вверх и влево. Словно оглушенный звоном, Эномай застыл на пару ударов сердца, прислушиваясь к собственным ощущениям, и рухнул с пластикой бревна.

Черный и рыжий петухи, не сговариваясь, рванулись из ладоней своих хозяев и, издавая панические вопли, исчезли среди ног шарахнувшейся толпы – тут и там кто-нибудь хватался за колено, атакованный истеричной птицей. Прыщавый орал: «Фальсификация!» размахивал в воздухе закладной на скобяную лавку.

Народ рванулся к бесчувственному Эномаю и обступил его, на ходу выдвигая версии о падении метеорита, атмосферном электричестве и кознях египетских наймитов. А среди всей этой сутолоки проконсул Галлус, крепко взяв Феодора за плечо, указывал ему на Андрея Теменева, который, не смущаясь малочисленностью вверенного ему отряда, оттеснял толпу от лишнего потерпевшего – старого раба, – валявшегося оглушенным на земле и бормотавшего:

– Грохнуло оно у меня над самым ухом, а что грохнуло, и не разберешь…

Форум удостоил своим присутствием Светоний, но его никто не поприветствовал. Подождав, Светоний произнес:

– Доброго всем времени суток…

Но его тут же попросили заткнуться. Все, включая Гражданина, похожего на хорька, открыв рты, слушали выступление Надзирателя за тараканами.

– Давайте еще раз задумаемся, достаточно ли мы знаем себя и окружающий мир? Надеюсь, вам будет довольно приведенных мною примеров. Что находится в центре вселенной, Земля или Солнце? В чем корень наших эротических фантазий? Почему люди не летают, как птицы? Согласитесь, до меня никто даже не сформулировал, как следует эти вопросы, я уж молчу про ответы, – витийствовал Надзиратель за тараканами. – В чем же причина, сограждане? Я думал! Все эти годы я напряженно мыслил, ни на секунду не прекращая расширять свои познания. И вот теперь я задам вам великий вопрос всех времен и народов… Что делать?

Настороженное молчание слушателей нарушил Ксаверий Плеве, прозванный Пеплумом:

– Все это хорошо, но слишком умозрительно, учитель. Можете ли вы привести хоть один пример, подвергающийся проверке?

Надзиратель за тараканами только и ждал чего-нибудь этакого:

– Очень хорошо. Последние двадцать лет я отсутствовал в Риме, но вы-то жили здесь. Вот и ответьте мне, нет ли кварталов, пользующихся дурной славой? Нет ли домов, где из года в год умирают люди от одних и тех же, неясных врачам, причин?

– Всякий знает, что кварталы за рекой – гиблое место, – выкрикнул Карбоний. – Любой житель там рано или поздно на себе узнает симптомы костоломной лихорадки. Вероятно, испарения почвы…

– Черта с два испарения! Бьюсь об заклад, что водопровод туда не проложен, а если и есть пара труб, то идут они мимо скотомогильников, – отрезал Надзиратель за тараканами.

– Ты, должно быть, ознакомился с планом города сразу, как приехал, – заикнулся с южного полюса толпы Рубидий. – Ведь они построены меньше, чем двадцать лет…

– Да ничего подобного… Просто бруцеллез… Ну, в общем, ладно… – отмахнулся Надзиратель за тараканами. – А нет ли домов хороших, богатых, где люди маются от кишечной колики, а во рту у них не проходит металлический вкус?

– А то как же! Есть, милый, есть… – заволновалась на севере толпы Апраксия.

На Форум вновь просочилась Помпония и игриво захихикала. Ее вежливо попросили не лыбиться и слушать. Апраксия же вопила на высокой ноте:

– Вот уже многие годы мается животами вся семья бывшего префекта Капуи трибуна Мегатойтия Ксаверия Кутикулы, а сам он, вынужденный оставить все государственные посты из-за постоянных болей в области солнечного сплетения…

Надзиратель за тараканами торжествующе ткнул пальцем в докладчицу:

– Свинец! Водопроводные трубы из свинца в его доме загубили политическую карьеру многообещающего деятеля! Я говорю это навскидку, но уверен в правильности полученных мной путем многотрудных умозаключений знаний. Так неужели и дальше должны вы, лишенные священного права на размышления, гибнуть и страдать от причин, очевидных мало-мальски пытливому взору. Разве не пришло время организации в Риме Санитарно-контрольной службы, наделенной самыми широкими полномочиями на самом высшем уровне? Разве не преступление откладывать ее хотя бы на минуту?

Гражданин, похожий на хорька, подумал, что пора напомнить про харчевню Дионисия, но не рискнул перебивать Надзирателя за тараканами. Тот вещал, положив длань на сердце:

– А в завершение своих кратких тезисов позвольте познакомить вас, о соратники мои по великой борьбе, с парой строк, пришедших мне давеча на ум.

Крики восторга захлестнули Форум. Надзирателя воздели на руки, водрузили на позолоченный щит и украсили лавровым венком. Пульхерия по прозвищу Феминистия, зашедшая на Форум под именем Пантеры, восторженно кричала что-то Геварию (Владелец морей), который, против обыкновения, не прикрывал больше лицо плащом, а, отвесив челюсть, пытался осознать, как умудрился гость так точно уловить основную идею его, Гевария, программной речи. Сию речь Геварий уже многие годы пытался написать, а затем уже представить на суд общественности, но все как-то было недосуг.

Адмиратор нехотя поднял руку:

– Уважаемые представители оппозиции. Напоминаю вам, что через четверть часа, согласно установленному регламенту, начинается работа на Форуме проправительственной общественности.

Толпа устремилась к выходам с криками: «Ничего!», «Недолго им осталось!». Посреди Форума остался стоять в позе дорожного столба похожий на потоптанного амура юноша. Он непонимающе озирался и бормотал:

– Как же так… Как же так?