ФРАГМЕНТ 8 ГЕКСАГРАММА ЦЗИН «КОЛОДЕЦ» КОЛОДЕЦ ОБЛИЦОВАН ЧЕРЕПИЦЕЙ
Четверг. Соединение Нептуна с Луной. Протонная энергия Нептуна — планеты крайностей — создает эмоциональную неустойчивость. Утром женщинам старше 30 лет не рекомендуется загадывать желание. Если в грядущую ночь прогремит гром — следует ожидать кораблекрушения, и на борту корабля окажется кто-то из близких.
Илья посчитал, что сказано достаточно. Что его новый знакомый — пухлый человечек с сиреневыми губами по имени Толик все понял, как надо. А недокикиморенное правильно домыслил — ведь не зря у пухлого человечка пантакль запуржило жуликоватой алчной поволокой.
— Тут есть одна проблема, — задумчиво промямлил новый знакомый Ильи, не глядя в глаза и склонившись над столом так низко, что чуть медными кудрями в чашку от кофе не угодил. — Если собираешься стать обычным чародеем, то тебе не я нужен, а рекламный отдел. Конечно, и я тоже, чтоб фотографию клево поместить, чтоб читатель глянул и сразу сомлел от любви и доверия. А остальное — все-таки в рекламный, с оплатой по полной схеме. И со всеми налогами, — понятно, новый знакомый не собирался терять заказ, он набивал цену.
— А нельзя ли так, — Илья тоже наклонился вперед, и его волосы цвета моли рассыпались. Он прекрасно сознавал, что халяве не бывать, но конспирация требовала. — Сначала вы печатаете обо мне просто статью. И если статья принесет клиентов, я заплачу за нее и несколько следующих.
Новый знакомый призадумался. Он выбирал между двумя фразами и не мог выбрать, какая красивее: «И думать не смей!», или «Даже не думай об этом!»? Наконец Толик выбрал:
— Э-э-э, дорогой! — пухлое красное, но не от загара, лицо всплыло на уровень глаз. Толик расцвел в циничной улыбке, и брезгливо отодвинул пустую кофейную чашку, за которую не платил. — Если у тебя нет денег на раскрутку, иди в поле снег косить. Начинать карьеру публичного колдуна следует, имея за душой как минимум тонн двадцать зеленых. Ты мне прямо скажи, есть у тебя такие деньги, или я зря время потерял?
— Деньги, положим, есть, — сказал Илья, не моргнув глазом. — Но как-то не очень понятно… — нового знакомого «язык не поворачивался» звать по имени-отчеству даже мысленно. Даже осовремененная форма «Толян» казалась неуместной. «Толик» — и все тут. Новый знакомый вызывал у Ильи лишь одно чувство — бесконечное презрение. Тем легче Илье удавалось корчить из себя тленника и дарить собеседника нежным вниманием.
— Да что тут непонятного?! — свысока заявил Толик. — Ты, как неглупый человек, ущучил, что колдуны классно живут. И сам решил так жить. Но здесь можно свернуть или горы, или шею. На самом деле это серьезный бизнес, невозможный без серьезных капиталовложений. На рекламу — святое дело отстегивать. И побольше, побольше, чтоб мало не показалось. Аренда зала — тысяч пять-десять…
— Баков? — еще у Ильи висела задача привлечь внимание как можно большего числа посторонних. Чтобы волна пошла. Но пока мессага никого не оторвала от еды. Журналисты — а это происходило в буфете на третьем этаже «Лениздата» — равнодушно коцали алюминиевыми гнутыми вилками по многоразовым до вечности тарелкам.
— Последними трусами шелестеть тоже не надо. Зачем баков? Рублей. Но вынь да положь. Книжку иметь обязательно. А это тоже неслабые полиграфические расходы на пути к неизбежным высотам.
— Трудовую книжку? — сделал наивные глаза Илья. И тут же их отвел, на свежевыкрашенные в кисленький салатный цвет стены, на еще не успевшие обтереться столы и стулья. Здесь недавно отгрохали ремонт, и к гастрономическим запахам примешивались невкусные запахи строительные. Впрочем, пуще всего горло драл духан из типографских цехов.
Толик ответил подозрительным каре бровей:
— Книжку, в которой ты, или аноним-соавтор, вещает, что все остальные колдуны тебе в подметки не годятся. Что в пятилетнем возрасте тебя на вокзале увидела старая цыганка. Взялась погадать, и у нее инфаркт случился. Что юность ты провел среди балалайских лам…
— Далайских лам, — проявил Илья некоторое знакомство с предметом и оглянулся, краем глаза охотясь за невольными слушателями. Нет, он продолжал быть никому не интересен. За одним столиком мыли косточки губернатору, за другим обречено шутили по поводу цен на оргтехнику. Даже буфетчица, дама с безжалостно накрашенными губами, не отрывалась от прямых обязанностей. Терла меланхолично тряпкой стакан, словно ковырялась в носу.
— Или малайских лам, — походя принял Толик подсказку. — Или камерунских колдунов, или тунгусских шаманов. Где ты провел юность?
— Еще кофе? — Илья обратил внимание, что чашка Толика пуста. Таким дрянным кофе Илье было не жалко угостить даже Толика еще раз. И как Илья ни старался, ему опять попал в глаз скрашенный четырьмя крученными рыжими волосинами рыхлый треугольник кожи, поскольку рубашка на новом знакомом была недозастегнута на две пуговицы.
Толик подумал-подумал и отрицательно качнул головой. Дался ему этот жест нелегко, но четвертая доза кофе за час — это уж слишком. Илья покосился на свой нетронутый и остывший кофе и пустился в слегка подкорректированные воспоминания:
— Молодость я провел в Кронштадте. Есть такой город трех «Б». Первая и вторая «Б» — это «булыжники» и «бескозырки»… — внимание Ильи привлекла севшая на дерево напротив заляпанного белилами окна ворона. Далее взгляд попутешествовал вниз, во внутренний двор, где двое работяг скатывали с откинувшей борта фуры дебелые рулоны газетной бумаги. Двойные рамы не пропускали пролетарский мат.
— Все ясно. Лошадям подковы счастья не приносят. Тогда лучше бы за тебя книгу написал кто-то другой. А еще в твоей книжке должно быть обязательно указано, что или старый лама, или дряхлый шаман именно тебе на смертном одре передал тайные знания. И еще не худо бы намекнуть, что ты племяш выжившего царевича. А еще запиши в расходы оплату труда менеджера. Баков четыреста… триста ежемесячно.
— Выжившего из ума царевича? И какого такого менеджера?
— Царевича — сына невинно убиенного большевиками причисленного к лику святых государя Николая. Имя в библиотеке найдешь. Дескать, верноподданные крестьяне укрывали. А менеджером — меня, — скромно дохнул на ногти и начал полировать их рукавом Толик. — По-твоему, я задаром здесь битый час уму-разуму учу? Знающий все ходы и выходы менеджер нужен однозначно. И грамотно тебя раскручивающий. ТЫ не представляешь, как ТЕБЕ повезло, что в редакции ТЫ попал именно на МЕНЯ.
Илья от подобного нахальства растерялся и даже проглотил свою порцию холодного невкусного кофе, как пилюлю от смущения. Впрочем, будущий идол сам мостился на перст божий.
— Ну тогда, мой уважаемый менеджер, слушай первое задание: мне нужна рекламная статья в «Третьем глазе» за полцены.
— Увы, нету того понту: отдаваться кому-то в койке, где спала собака, — вновь приступил к поучениям ерзающий Толик. — Или ты обыкновенный колдун, гадающий на таро, снимающий сглаз и порчу и заговаривающий языки пропойцам. И тогда ты банально покупаешь в газете определенную площадь. А уж мое менеджерское дело — найти журналиста, который распишет твои подвиги так, чтобы читателя зацепило. Или…
— Ну, договаривай, — нацелил острый нос на собеседника Илья, усилием воли не пуская на лицо гримасу презрения.
От стойки к ним за стол направился местный обыватель с двумя окропленными кетчупом сосисками на тарелке. Стандартная миниатюрность черт лица и не по-американски проросшие зубы. Сел без спросу. И принялся тупым ножом пилить уворачивающуюся сосиску:
— Что в редакции творится, просто хана! — сообщил «незнакомец» Толику. Пальцы подсевшего будто язвочками были усыпаны чернильными точками и запятыми.
— Это Дима. Который будет писать и статью, и книгу, — без энтузиазма представил Толик отправляющего в рот четверть сосиски соседа. — А это Илья. Будущий колдун. А его менеджер — я, — придал Толик последнему предложению особую значимость.
— Маг Сидоров объявил, что завязывает, — пропустил мимо ушей сообщение жующий Дима. — Было ему видение, чтоб не дурил народ. Собирается теперь липовые противопожарные сигнализации по офисам устанавливать. А что? Настоящая не меньше трех тонн, а пустой корпус для галочки подвесить — всего баксов за четыреста. Все равно пожарники не проверяют, лишь бы сигнальная лампочка мигала. — Дима приговорил еще четверть запачканной кетчупом сосиски — А наши разодравшиеся пифии подтащили крыши разбираться. Баба Галя тамбовцев, а баба Тома — ментов. И каждая требует, чтоб в газете остались статьи только про нее. Колдун в России больше чем поэт. Сейчас вся толпа у редактора. Я еле сбежал.
Илья сек, что вроде бы не проявивший к нему интереса гость, упиваясь новостями, тем не менее цепко ощупал взглядом и надетый по такому случаю опером костюм, и выставленное убогое угощение. И сделал выводы.
Илья бессмысленно крутил в руке кофейную ложку. Про мага Сидорова он уже знал. Про конфликт целительниц тоже. А вот что у бабы Томы крышей менты — было новостью, достойной занесения в личное дело. И самое важное — подсевший Дима являлся именно тем догматиком, ради которого опер травил себя здесь кофейной бурдой и запахом типографской краски. Не Толика получил задание Илья захимерить по сырому, а Диму. Родившегося в год Белой Крысы Овна Дмитрия Петровича Соломенкова. Впрочем, две гнилые рыбьи головы всегда воняют больше, чем одна.
— Кстати, — на правах менеджера порекомендовал Толик Илье. — У тебя обязательно должна быть крыша. Если хочешь, я подсуечусь.
— У меня уже есть, — загадочно улыбнулся уголками бескровных губ исаявец, и Дима одарил будущего колдуна более заинтересованным и уважительным взглядом. Поплавок нырнул и вынырнул — поклевка началась.
— А ты колдуном будешь или магом? — покатил Дима первый, пробный, шар, с остаточным подозрением косясь на костюм исаявца, не скошенную щетину на щеках и ногти.
— А что, это важно? — прикинулся невинным соловком Илья, и не собираясь как-нибудь изворачиваться, чтобы стало не заметно жирное пятно на лацкане.
— Среди серьезных людей не очень. А для твоих будущих клиентов это первостепенный вопрос. Ты на чем собираешься специализироваться? — выглядел Дима в противовес оперу прилично. Аккуратный костюмчик, стрижечка недешевая. И говорил без Толикового панибратства, хорошо поставленным голосом, содержащим уважение к клиенту, но и себя не забывающим. И даже улыбался экономно, чтоб зубы не очень-то распускать.
Оттертый Толик ревниво уточнил:
— Здесь я менеджер, а не ты, — и подумал, не рассказать ли легендарную историю про коллегу. Однажды тот решил подшабашить в медицинской газете. И интервью с венерологом начал вопросом: «Что вам больше нравится лечить — гонорею или сифилис?».
— Напомни мне плюнуть тебе в кофе, — ответил созревший для спарринга Дима цитатой.
— Я обратил внимание, — задумчиво начал Илья, как девушка при двух претендентах не обращаясь ни к кому конкретно, — что в стороне от колдуновских дорожек остался рынок недвижимости. А на нем крутятся хорошие шиши. Я бы с удовольствием тарогазил при покупке квартиры: будут ли у новых хозяев жилплощади проблемы в будущем? Стоит ли опасаться какого кидалова?
— Таро… что? — не понял Толик и растерянно закрутил на пальце медную прядь.
— Гадал, — быстро поправился опер, побледневший как очищенный картофель. Его бесцветные глаза запрыгали от вороны за окном к ковыряющей сдачу в тарелке с мелочью буфетчице; от буфетчицы к испачканным чернилами Диминым рукам.
— А ты сечешь в этом? — рассеяно промямлил Дима, прикидывающий, попадет ли в десятку, если поведает, что в прошлом номере его коллега превратил заголовок «Салон белой магии» в «Слон…», — Не в картах, в недвижимости?
— Да, я — офис-директор фирмы по недвижимости, — бесцветно соврал Илья и кокетливо тряхнул длинной челкой. То, что в последнее время он мало практиковал, а больше сидел в кабинете, служило слабым оправданием проколу.
— Это круче, чем дух Шаляпина для ангажемента вызывать! — загорелся Дима. — Такую статейку можно забацать, пальчики оближешь! Будто ты изгоняешь барабашек. Будто по фотографии покупателя отговорил одинокую старушку продавать квартиру, а старуху на самом деле собирались грохнуть. Будто ты убедил бедную женщину отказаться от обмена, а потом выяснилось, что там прописан тесть, который через три месяца выходит из тюрьмы.
— Это все, конечно, хорошо, — осторожно согласился Илья. За то, что чуть не спалился, он запрезирал слушателей еще пуще. — И все это в статье должно быть. Но еще бы я хотел, чтобы… Ну, скажем, будто есть в городе несколько контор по недвижимости, в которых директорами бывшие гебисты. И вот они наняли такого Черного Колдуна — Передерия… — в физиономиях собеседников произнесенное страшное аукало не вызвало никакой реакции. А Илья-то переживал, опасался, а вдруг работники прессы хоть что-нибудь, да о Герасиме Варламовиче слыхали? Ну и прекрасно. — И когда в подобное недвижимское агентство поступает заказ на конкретную квартиру, эксгебешники с помощью Черного Колдуна начинают выживать прежних жильцов, или сбивать заговорами цену. — И опять мессага была нацелена в середину пространства меж слушателями. С точностью до градуса, до секунды. Уже не в прицеле на дальние уши — просто Илья хамски дразнил стяжательно-конкурентные настроения сотрудников «Третьего глаза».
Дима посмотрел на Илью с бо-о-ольшим уважением и даже где-то с завистью:
— Это бомба! Это музыка бесконечных сфер! Это не статья, это цикл статей по результатам журналистского расследования! Да за такой рассказ не ты нам, брат логической любви, а мы тебе платить должны! — признание бабахнуло, как китайская петарда, и за соседним столиком напряглись наконец коллеги из другого издания. И в погоне за чужой сенсацией навострили ушки. А шумный журналист получил беззвучные аплодисменты ресницами от офис-лжедиректора. Типа того, что менеджер при новоиспеченном колдуне пока не прошел испытательный срок, и на выборах победит достойнейший.
Тем временем в буфете стало тихо, словно только что подавилась микрофоном поп-звезда.
— Дима, конечно, преувеличивает, — прошипел сквозь сиреневые губы Толик. Четыре волосины на обнаженном треугольнике груди ревниво затрепетали. Очень ему не хотелось оказаться в наклевывающейся истории по ту сторону черты бедности.
— Первое задание: статья за полцены, — вполголоса напомнил Илья, успокаивая и намекая, что его слово — золото, и что менеджером продолжает считать не журналиста, а верстальщика.
— А что? Здорово! — ожил ободренный Толик. — Таким образом ты классно расширяешь круг потенциальных клиентов. Будешь бабки грести не только с тех, кто в данный момент решает квартирный вопрос, а и со всех других жильцов. — Толик наморщил лоб, ему пришла в голову идея. — А я мог бы порыться в почте. Нам многие идиоты пишут, будто у них то стук в стенах, то грыжа, плавно переходящая в геморрой, то уолтергейст в холодильнике.
— Полтергейст, — надменно поправил, подозрительно озираясь, Дима и с усердием набросился на сосиски, будто ничем серьезным за этим столом не занимаются. Все посторонние журналисты, с кем зло жующий Дима встречался глазами, глаза отводили. Но двое из не выдержавших Диминого взгляда как бы между прочим пересели за ближайший к сообщникам столик.
— Я бы мог им позвонить от имени редакции, — приглушив звук голоса, размышлял не заметивший подсказку Толик. — И предложить услуги нашего специалиста. То есть тебя, — вежливо поклонился Толик. — Вот уже и первые клиенты.
— А я накидаю статью. Завтра будет готова. Как то бишь фамилия этого гебешного колдуна?
— Черный Колдун Передерий, — прикрыв рот ладонью, будто чтоб не прочитали по губам, четко выговорил Илья и добавил уже эксклюзивно для ближайших слушателей. — Не перепутайте. Это важно. На самом деле это фамилия директора школы, где я когда-то учился.
— Будь спок, — Дима для надежности записал фамилию на салфетке, тоже прикрывая ладошкой, поскольку коллега из-за соседнего столика чуть не свернул шею, тщась подсмотреть. — Ну что, завтра в это же самое время на этом же самом месте? — и заколол вилкой последний обрубок сосиски.
— Договорились, — Илья поднялся, привычно отбросил назад длинные пепельные патлы и извинился перед оставшимся сидеть Толиком. — Мне уже пора бежать. Велика Россия, а выступать некогда. Давай все подробно завтра обсудим, — следом за Ильей поднялись и соседи, словно недовольные качеством обслуживания. Один из них выключил в кармане диктофон.
— Давай, — неохотно промямлил Толик, уже придумавший, на что потратит задаток.
— Ты нюни не распускай, — ободрил Илья, выжимая из себя обнадеживающую улыбку шлюхи. — В общем и целом мы, считай, договорились. А сейчас мне уже мчаться надо. Неотложные дела, — и только когда вышел из буфета, с чувством собрал скопившуюся во рту слюну и смачно чвыркнул на заворачивающие вниз ступеньки. Однако менее мерзко на душе не стало.
Под понятием «неотложные дела» Илья маскировал назначенное на через час ритуальное распитие в офисе ИСАЯ бутылки водки. Каковую по неписаной традиции должен был проставить Петя, наконец таки где-то завербовавший своего первого стукача. Естественно, мероприятие предполагалось без участия Максимыча, умотавшего на важные рекрутерские переговоры. И естественно, без ведома Максимыча, который обычно с важных рекрутерских переговоров в офис не возвращается.
Пока же в ожидании приглашенных Ильи и Паши Петя сидел один в соседней с «прозекторской» секретной комнате. Слабая лампочка, последняя не перегоревшая, освещала площадь по-государственному скупо. Дисплей на столе Пети светился бирюзовым. Программа «Вальпургия» монотонно обыгрывала несколько имен, то заменяя в них русские буквы на рунические символы, то возвращаясь к первоначальному варианту.
Среди истязаемых был и загадочный Андрей Юрьевич Подоляк, и известный Перебродьков, и какой-то Серик Бахтиярович Амантеев. И Лазарев Анатолий Иванович — которого вчера внес стажер лично за повешенный в Интернет текст, будто имя крепко влияет на судьбу человека. Будто если гражданин, нареченный Александром, обречен на славу, то из пипла, обозванного при рождении Петром, ничего путного не выйдет. Был естественно включен в базу и Герасим Варламович Передерий. Только вот уж кто действительно приходился «Вальпургии» не по зубам. Программу компьютерного проклятия, работающую через «паутину», как биолокационная рамка, не реже пары раз в день глючило. И из-за астральной мощи Черного Колдуна остальные пациенты на десять-пятнадцать минут оставались без сакрального прессинга.
Петя только что закончил вычерчивание гороскопа. Смял использованную бумагу и спрятал в мусорное ведро, поскольку нагадался у него, ни много — ни мало, Конец Света на ближайшую среду. Что ж, пока искусство гороскописта стажеру не давалось.
Стену справа до потолка занимали стеллажи с книгами. Вдоль книжных рядов стоял дюралевый лабораторный стол весь в ожогах, в пузатой реторе на медленном огне кипятилось и плотоядно булькало что-то купоросно-синее. Так что к книгам было не подобраться, и с расстояния с трудом угадывались зашмыганные названия. «Дух как противник души» Клагеса Людвига, «Книга девяти утесов» Дмитрия Коновалова, «Воззвание к человекам о проследовании внутреннему влечению Духа Христова» Евлампия Котельникова… От книг исходил неприятный аромат плесени. И тем более книги сегодня были недоступны, поскольку у реторы уголком в пламени лежал и не загорался обыкновенный бумажный лоскут с Пашиным факсимиле: «Спокондрэ, идет эксперимент». От проводимого эксперимента в помещении было довольно душно, но неуютно.
А впрочем, действительно ли собирался стажер сегодня рыться в книгах? Скорее всего, вытащил бы какой-нибудь том, перелистнул бы пяток страниц и задвинул назад. И стал бы другое занятие себе искать, потому что спокойно не сиделось.
Стену слева украшали стеллажи с видеокассетами. Сзади до потолка теснились папки личных дел. Сначала Юрий Горный, Джуна Давиташвили, Анатолий Кашпировский, Юрий Лонго, Алан Чумак, потом — местные… Полки тянулись к потолку, и кажется, несколько отклонялись от стены, того и гляди, знания посыпятся на голову.
Были в комнате магнитофоны: студийный при колесах-бобинах и кассетный. Были принтер, сканер, три пентюха последней навороченности на трех тесно сдвинутых столах. Стол Ильи убран, как койка в сиротском приюте. На столе Хомяка огрызок яблока среди хабариков в черепе-пепельнице, картонные папки, а рядом две пачки папирос: пустая — дешевая, дорогая — непочатая. Был в помещении отгороженный черной портьерой угол, откуда кисло несло фотохимией.
Не сиделось Пете ровно одному в дежурке. Не по себе как-то было. И хотелось, чтоб скорей пожаловали старшие коллеги. Петя дежурил. Это значило, что именно он сегодня должен оприходовать поступившую самотеком информацию. Ведь именно дежурным добывалось 95 % фактуры. Здесь, а не где-нибудь еще, открывалось и закрывалось 87 % солярных дел. Сюда стекалось все собранное и неразгаданное другими — мирскими — спецслужбами.
Петя сунул кассету в магнитофон, включил и стал рассеянно слушать, изредка поглядывая на дисплей, где программа «Шептун» потеснила «Вальпургию» и теперь звуковая дорожка преобразовывалась в словесный ряд.
— А вот еще была странная история, — поплыл неспешный хриплый голос из динамика. — Работал у нас такой Аркашка Кольцов. Из тех, кто дачный сезон начинает в марте, а заканчивает в ноябре. И вот как-то его супруга вроде заболела, и он один на дачу поехал. И приснилось ему на даче, да так ясно, как наяву, будто в это самое время его вторая половина ему рога в номере гостиницы «Москва» с хачиком наставляет…
Петя потянулся к кнопке и остановил шуршание ленты. Ему послышалось? Нет, он явственно засек странный звук в коридоре, будто кто-то звякает связкой ключей. Петя выждал десять секунд. Померещилось. По-детски грызя ноготь, он снова запустил звук:
— …Аркашка с утра, это уже воскресенье, не долго думая — на электричку. Не заглядывая домой — сразу в гостиницу. Как его уж швейцар в дачном-то прикиде пропустил, фиг знает. Наверное, за столяра принял, потому что Аркашка с собой инструмент прихватил. И вот постучался Кольцов в приснившийся номер, а дверь открывает тот самый хачик, что и во сне. Ну Аркашка его долотом и пырнул. С одного удару наповал. А в номере никакой жены нет. Она ему потом передачи носила в «Кресты» и божилась, что ничего такого не было… — и опять Пете почудились звуки за дверью. То ли ходит кто-то, то ли кашляет. Опять остановив запись, стажер, стыдя себя за страхи, заставляя себя, подгоняя себя, неискренне уверенно подступил к двери, распахнул рывком, готовый сорвать со стены огнетушитель и шарахнуть по…
И уже коря слабые нервы за мнительность, отшагал обратно. Дотронулся до кнопки «Вкл.». Хотя ощущение, будто за спиной кто-то есть, так и взывало внезапно развернуться и наугад засветить кулаком. Вместо этого Петя трижды, как тренировали, сплюнул через левое плечо — нечаянно на архаичную доску приказов и объявлений с графиком дежурств.
— …Я в этом не Копенгаген, но у меня покруче было, — завибрировал второй магнитофонный голос, расслышался чирк спички и глубокий выдох, явно выпускался дым от прикуренной сигареты. — В ночь с седьмого на восьмое марта, часов около трех вывалил такой я весьма кривой, из кабака, и на Пяти углах давай ловить тачку. Притормаживает частник, а у него на заднем сидении пассажир. Я рукой машу, мол, проезжай. К двоим бугаям в машину не сяду — хоть пьяный, а осторожный. А водила открывает дверцу и такой говорит: «Слышь, тут у меня иностранец, и мы не можем найти его гостиницу. Не слыхал такую — „Советская“?». Я такой говорю: «Чего проще, подъедете к любой гостинице, и спросите швейцара». А он такой мне: «Да ты присядь на переднее сиденье, а то тут мимо машины носятся, твой совет заглушают». И я, как лох, присаживаюсь. А задний на ломаном русском: «Камрад, вас ис дас гостиница „Советский“?». И тут я вспоминаю, как мне приятель рассказывал про подобный способ кидалова — придуриваются иностранцами, завозят в глухое место и бомбят. И я такой, поскольку датый, весело так этим гадам заявляю: «Типа вы, ребята, кидальщики!». А они сходу меня пинать. Еле из машины выскочил. — Близко от рассказчика забулькало. То ли водопроводная вода, толи кто-то «Спрайт» с горла стал потреблять, — Но дело даже не в том, что потом я предостерегшего приятеля нахожу и рассказываю все, а он такой в отказ: «Ничего я тебя не предупреждал, тебе приснилось». Самое главное: ровно через год, опять в три часа ночи, с седьмого на восьмое марта меня опять пытались грабануть… — Петя резко всем корпусом повернулся к отгороженному портьерой углу. Нет, при внимательном рассмотрении тень от черной портьеры оказалась лишь тенью от портьеры. Но по новой наплыло ощущение, будто в коридоре кто-то шушукается…
Тогда дежурный закрыл глаза и попытался вообразить вокруг себя непрозрачную розовую сферу. Но с закрытыми глазами он продержался недолго, так как чувствовал себя еще беззащитней.
Далее подслушанный жучком разговор сместился на обсуждение, чем пиво «Степана Разина» отличается от «Балтики». Петя вырубил магнитофон. Прогнал отраженный на дисплее текст через «Редактор». Почистил орфографию. Разбил по количеству историй на два файла. И оба принтанул. Вернул картинку «Вальпургии», и снова в словах-именах потекла буквенная чехарда, несущая внесенсорный привет врагам ИСАЯ.
Из принтера выползло два нагревшихся листика. На каждом из них Петя проставил дату и место подслушивания, и расписался, в скобках расшифровав фамилию. Поднялся и повернулся к полке с папками. Отступил на два шага вправо к разделу «Сны». Переставил, чтоб не мешали, на другую полку незаведенные часы с двумя дополнительными стрелками, показывающими время от заката до рассвета. Пальцем пробежал по корешкам папок: «Чужие сны», «Сны о чем-то большем», «Радужные сны»… Все действия как можно громче, чтобы заглушить полузвуки из коридора. Обнаружил задвинутую с глаз долой меж папки доску для общения с духами, за которую ушлый Максимыч вычел из Пашиной зарплаты.
Мнимые полузвуки? Конечно, мнимые. Сто процентов — мнимые. А все равно страшно.
Палец остановился, и рука выудила папку «Вещие сны». И хотя Петя не был до конца уверен, что первая из зафиксированных историй полностью соответствует, заморачиваться не стал, а стал вшивать оба документа сюда. Его сгубило любопытство: он перелистнул несколько страниц назад. Рассказ о дачнике, пришившем хачика в гостинице «Москва» уже присутствовал в папке. Только в тот раз душегубом выступал не Аркашка Кольцов, а Сема Широбоков. Еще за пяток страниц до того — Владик Жирнов, а еще ранее некий Евменчук.
Кажется, он нашел! Нашел, как бороться с навалившейся робостью. Нужно загружать себя работой.
Фольклор следовало регистрировать по-особому. И, на радость Пете, пришлось окунаться в бумажную канитель. Это профилакторно отвлекало от мнящихся полувсхлипов, полувздохов и недошепотов. А разобравшись с хачиком, стажер кстати вспомнил, что не расставленными на места остались папки, извлеченные по текущим делам. Они лежали неуклюжей стопкой на краю стола Паши. Петя взял стопку — четыре папки.
Нечаянно задел ногой выглядывающее из-под стола второе мусорное ведро и брезгливо ногу отдернул, поскольку в ведре сухо громыхнуло. Туда старший опер свалил переставших являться вещдоками по закрытии дела высушенных до деревянности летучих мышей. А вынести мусор не удосужился. Зато рядом с ведром Петя нашел то, что нужно: привезенную из турпрогулки по Румынии сувенирную бейсбольную биту из осины. Стажер не посчитал зазорным переложить спортивный снаряд под свой стол.
Череп-пепельница как-то не так пустыми глазницами отреагировал на движение руки. Чуть волосы дыбом не встали. Ага, вот в чем дело! Это просто блик от дисплея. Но отключить экран стажер не решился. А вдруг и последняя лампочка перегорит? И тогда мрак подступит к Пете ближе…
Первая папка — совершенно неинтересная. Досье на бригадира токарей одного из цехов ЛОМО. Якобы завел бригадир дружбу с домовым, то есть — с цеховым. И вроде бы эта зверюшка подсобляет бригаде. И резцы у токарей меньше тупятся, и пить работяги стали умеренней, и брака почти нету, и рацухи ни с того, ни с сего работягам в головы приходят… Даже если и правда, никакой крамолы нет. Материал скорее ценный для Москвы, где есть специальный отдел, изучающий вопросы селекции нежити.
Вторая папка — досье на сотрудника редакции «Третий глаз». Эту папку убирать до возвращения Ильи смысла не было. Может, Илья что-нибудь по горячим следам добавит. А вот и третья папка. На Поликанову Маргариту Васильевну. Сакральная специализация — нумеролог.
И почему это мужики из отдела при имени Поликановой так напряглись? Полистав дело туда-сюда, полюбовавшись единственной цветной фотографией — снимком биополя пациентки, ничего отмороженного стажер не обнаружил. А только нашел, что отсутствует седьмая страница с описанием места проживания весьма преклонных лет загадочной дамы. Читать же от корки до корки заленился глаза напрягать, слишком темно в дежурке. Последней оставалась папка Стерлигова Станислава Витальевича. Антиквара и гражданина, которого стажеру с таким скрипом удалось завербовать. До сих пор зло берет, как вспомнит.
Впрочем, этот агент в зачет Пете не шел. Сегодня Петя проставлял за совсем другого стукача. И по неписаным законам всех силовых структур имя пациента он обязан был держать в секрете даже от прямого и непосредственного начальства. Кличку своему агенту Петя выбирал долго — как вы яхту назовете, так она и поплывет — и выбрал очень красивую: «Некрофаг». И символично, и как в шпионских романах… Опять в уме всплыл коварный Анатолий Лазарев со своей интернетовской мурой, будто из Пети не выйдет толк. Ничего, «Вальпургия» быстренько отвлечет оборзевшего толмача от сочинения глупостей.
Задумавшись о своем, Петя меланхолично перевернул пару страниц и вдруг обнаружил тот самый пропавший лист из «Дела» Поликановой. Видать, сам, когда беса из Ильи изгоняли, неправильно оттасовал рассыпанные бумаги. Какое счастье, что оплошность можно устранить втихаря, никто и не узнает!
Блудный лист перекочевал в родное досье, и папки, кроме Соломенковской, заняли (от греха подальше) позиции по регламенту. И неотложные обязанности на этом неожиданно кончились. Но вместо того, чтобы, дрожа от беспричинного страха, дожидаться старших товарищей в безделии, сам этого не желая, Петя достал с полки видеокассету. Одну из четырнадцати видеокассет, берегущих крохи информации о деятельности Черного Колдуна Герасима Варламовича Передерия. (На четырнадцатой кассете содержалась полная пурга — лишь бы общее число кассет не равнялось тринадцати.)
Зарядил черную пластмассовую коробку в видик, врубил телевизор, перемотал пленку к началу. На экране появился неопределенного возраста персонаж в клетчатой рубашке и кожаном жилете. С учетом серьги в ухе совершенно богемный типаж. Персонаж изо всех сил пытался говорить спокойно и плавно, но ему не шибко удавалось:
— Белиберда это несусветная, — неуверенно мямлил персонаж. — Слезы — это только слезы. И никакой информации они накапливать не могут, — и Пете поневоле начал передаваться этот плохо скрываемый болезненный страх персонажа.
— Ваше личное мнение нас сейчас не интересует, — раздался микрофонный голос за кадром. — Высказывайтесь, пожалуйста, ближе к теме.
— Виноват, — заскрипел стулом рассказчик. — В общем, этот интересующий вас экс неоднократно и принародно заявлял, будто в слезе, набегающей при закрытом глазе спящего человека, фиксируется видеоряд сновидения… — не от услышанного, а скорее от воспринятых на сюрреалистическом уровне излучаемых рассказчиком волн ужаса Петя ощутил, как по спине засеменили мурашки. И ему даже пришлось подавлять порыв тут же вырубить запись, как испуганный ребенок захлопывает книжку со страшной сказкой.
— Это теоретическая предпосылка, — выдержав паузу, ожил микрофонный голос. — Что вы можете сказать о практических замыслах Черного Колдуна?
— Ну, далее все просто. Как известно, сны — есть путешествия в иные миры. И сняв с лица спящего человека слезу, получаешь доступ к одному из его миров. То есть ключ к частице астрального тела жертвы… — персонаж попытался улыбнуться в камеру. Дескать, вы — умные люди, и сами понимаете, какая это чушь. Но улыбка получилась, как у клянчащего милостыню. И даже Петя, несмотря на неопытность, просек, что персонаж не был задержан в ходе оперативно-сыскных мероприятий. Персонаж сам явился искать покровительства. И что-то подсказало Пете, что, несмотря на могущество ИСАЯ, персонаж защиты не нашел. И осталась от него на этом свете только плохонькая видеозапись.
Петя тряхнул шевелюрой, отгоняя грешные мысли, и подумал, что папки по теме «Слезы» находятся рядом с папками по теме «Сны». Например, в зрительной памяти маячил корешок папки «Отравленные слезы». Тут же Петя вспомнил, что так и не изучил вопрос, какое сякое кольцо он должен сыскать для шефа. А ведь со Стасом они договорились, что как только Петя обратится с подробностями, так Стас возьмется за работу.
Девушка, которая еще несколько дней назад носила искомое кольцо на руке, в это время сидела на полу в комнате без окон в квартире на проспекте Большевиков. Вокруг девушки сонно гудели четыре обогревателя, нагоняя температуру в помещении до плюс двадцать три. А далее по периметру стены, насколько высоко можно без риска дотянуться рукой, были заставлены параллелепипедами толстого стекла. И в этих параллелепипедах, в добавочном свете жарких ламп, копошилась или дремала жизнь.
Света только что завершила кормление змей. И наручный пластиковый щиток валялся на теплом линолеуме. Однако ни толстые резиновые, выклянченные на химическом производстве перчатки, ни брезентовую, застегнутую под горло куртку Света снимать не торопилась.
Сытые гады, в данный момент за стеклами их насчитывалась всего четверо, перешли к перевариванию пищи. Самая опасная дрянь в коллекции — габонская гадюка, а по-африкански «кассава», убралась с глаз долой в пышно заполонившие кубометровый террариум лохматые экзотические травы.
Молодой короткохвостый питон, полчаса назад набросившийся вместо лабораторной мышки на Светину руку, накрутивший кольца и врубивший весьма неслабые для полуметровой длины мышцы на сжатие так, что рука под перчаткой посинела, и пришлось шельмеца нести и окунать в заранее наполненную ванну, нынче поуспокоился и в блаженстве закрыл глаза. Питона Света держала не из корысти, а из озорства. Проку от этого шевелящегося полена не было никакого, а продавать душа не лежала.
Среднеазиатская кобра, старослужащая питомника на дому, получившая повышенную пайку — крольчонка вместо крысы — продолжала не мигая следить за движениями человеческих рук. А в стеклянном коробе над ней почивала гремучая ямкоголовая змея, вполне довольная обедом из цыпленка.
Сзади послышалось влажное чап-чап-чап. Света не оглянулась. И молодой ручной лебедь, выклянчивая у обожаемой хозяйки толику ласки, зашел сбоку. Попытался умными, как у собаки, глазами поймать отрешенный взгляд благодетельницы, требовательно ткнул клювом в локоть. Уступив молчаливой просьбе птицы, Света принялась ее гладить по спине. Аккуратно и осторожно, чтоб не задеть еще окончательно не зажившее крыло.
Подранка она подобрала на Крестовском острове. Можно сказать — спасла от неминуемой гибели — если только с самой Светой за зиму ничего не случится… Нет, это была не самая удачная мысль. Со Светланой не должно ничего плохого случиться. Она справится с проблемами.
На появление птицы чешуйчатый питон не отреагировал. Гремучая змея открыла правый глаз. Образованная рядом свободно надетых друг на друга роговых чехликов погремушка дернулась было, но лениво. И глаз снова закрылся. А вот кобра почему-то разглядела в изогнутой шее лебедя вызов и взвилась, раздув капюшон. В сей позе аспид был необычайно красив. Желтовато-оливковое туловище поперек обтекали яркие черно-коричневые полосы и замыкались на брюхе. А открывшееся брюхо имело светло-палевый цвет с перламутровым оттенком.
Ободряюще похлопав птицу, Света легонько оттолкнула преданное существо и поднялась с пола. Поворот назад. Здесь тоже стеклянные короба, тоже заключающие жизнь, но несколько другую. Сейчас кубы для скорпионов пустовали — последних братишек она продала оптом, и наконец в ее кармане появилась какая-то мелочь. Зато в террариумах для птицеедов активность наблюдалась в полный рост.
На втором этаже освещенные красными низковольтными лампами, отбывали сроки самцы. Правый крайний серо-черный старый зебровый птицеед с шипами на третьих сегментах третьих ножек, впрыснув в поданного на обед голого мышонка смесь пищеварительного сока и яда, упоенно рыл субстрат подстилки. Его надутое брюшко оттопыривалось высоко вверх, волосики топорщились. Братишка готовил брачное ложе, совершенно не заморачиваясь, что партнерша после романтического акта способна схрумкать пылкого Мазепу.
Приятель Pterinochilus murinus из соседней камеры, сидя на потолке вниз головой, выставил напоказ ярко-желтую головогрудь и не менее увлеченно счесывал волоски с обляпанного желто-зелено-коричневыми крапинками брюшка. Намереваясь их вплести в паутину. У этого симпатяшки не хватало одной второй ноги. И поскольку он пребывал в преклонных годах, надежды, что лапа отрастет, не оставалось.
Следующий приятель — чилийский розововолосый птицеед Grammostola gala — подобрав под себя ножки, устроился рядом с ванночкой. Еще пару часов, и он перевернется на спину чтобы благополучно, будем надеяться, отлинять. Выше этажом мамаша Euathlus smithii переворачивала яйцевой кокон. Паучата у нее должны были вылупиться через неделю. И момент следовало не прозевать. Иначе плотоядная маменька оставит от паучат рожки да ножки.
Подхватив с этажерки сачок, хозяйка выудила так и не растерзанного сверчка и отпустила певчего смертника в пустующий террариум поскрипеть до следующей встречи. Вроде бы долг перед членистоногим и пресмыкающимся воинством она выполнила. Долг перед лебедем, поселенным в застланной полиэтиленом соседней комнате, был выполнен ранее. Теперь пришел черед другого ритуала.
Девушка с громким резиновым щелчком стащила перчатки, медленно расстегнула пуговицы и выбралась из брезентовой кольчуги. Оставив снаряжение в ванной каморке, а заодно и вынув из ванной пробку, чтобы сошла вода, Света перебралась на кухню.
Кухня не производила впечатление уютного места. И не мудрено, появлялась по этому адресу Света раз в два-три дня на часок. Только чтобы покормить и почистить питомцев, да приплод на продажу отобрать. Кстати, о том, что кроме квартиры в центре, снимается еще и эта площадка, никто из знакомых не знал. По крайней мере, Света на это надеялась. Если, конечно, Сергей не выдал…
В древнем, рычащем, как медведь в брачный период, холодильнике прятались только бутылка шампанского и шоколадка. Света выволокла и то и другое на свет божий и забралась на табурет. Шампанское приятно холодило руку. На выстрел пробки причапал лебедь и доверчиво возложил гибкую шею на ее колени. А может быть, он собрался никуда ее не отпускать?
В мойке с прошлого визита сохла тарелка с оранжевыми разводами, но и сегодня не быть ей вымытой — дурная примета. В стеклянной банке на подоконнике выбросила зеленый ящеричный хвост луковица.
Бокал наполнился на треть золотистым напитком. Остальное изошло пеной, и пена даже не поместилась. Лопающаяся остро пахнущая шапка из пузырьков сползла с бокала на стол. Девушка пару раз провела ладонью по голове лебедя, словно гладила собаку. Нечаянно встретилась взглядом с птицей, хотя не хотела этого. Глаза лебедя лучились мольбой, чтобы хозяйка вот так и сидела, никуда не собираясь, никуда не уходя.
Светлана сделала короткий глоток шампанского. Не глоток, а почти поцелуй. Отломила и лизнула шоколадку. Ее глаза поменяли цвет, из зеленых они стали светло-голубыми. Голубыми как льдинки. И встала, уже готовая к предстоящему. Лебедь засуетился, попытался преградить дорогу, раскинув здоровое крыло. Светлана сунула ему обломок шоколада. Не без сочувствия переступила через отказавшуюся от сладости птицу и, собранная и злая, направилась в прихожую. О кольце она последние дни не вспоминала, решив, что само направление поиска тогда было выбрано ошибочно. Тем более, что ей и так повезло выйти на заказанного клиентом человека.
Не успел добраться до искомой информации по кольцу и Петя, увлекшийся изучением видеодосье на Черного Колдуна.
— Как скарабей устроился! — с порога окликнул дежурящего стажера вошедший словно алеутский бог в ярангу Паша, а Илья из-за спины Хомяка распорядился:
— Вырубай эту теургу!
Петя непроизвольно дрогнул. Надеясь, что испуг остался незамечен, нажал соответствующую кнопку на дистанционнике, и экран заволокло черное ничто:
— Ну как, засакралили журналиста? — попробовал он на равных, и получилось заискивающе. Да еще и голос предательски дрожал.
— Ты в сирени пятилепестовики вычесывал и пять копеек под пятку прятал, а я уже полком командовал! Это для тебя проблема, — плюхнулся Паша за свой стол. — А для нас кинокомедия. Ну… — и Паша с выражением посмотрел перед собой. — А где ОНО? — усталый, довольный, не заметивший подозрительной вибрации в словах стажера.
— В холодильнике, — подхватившийся Петя скрылся за шторкой. Пузырь «Праздничного» коньяка покоился меж ядрено пахнущими химией раковинами рядом с литровой банкой, в которой плавал заспиртованный человеческий язык. Из фотолаборатории Петя вернулся с леденящей кровь бутылкой.
— Что у нас сегодня по гороскопу? — Паша проверял, как идет эксперимент, пронзая взглядом булькающую в реторе жидкость. Остался доволен. Выдавил из какого-то тюбика на ладони серый червячок мази и растер, шепча с закрытыми глазами что-то неразличимое. К витавшим по дежурке запахам добавился мускусный нюанс.
— Коньяк.
— Что ж ты, дубина, коньяк вымораживаешь?! — возмутился Илья, еще не рассосавший осадок брезгливости после «Лениздата». — Коньяк обязан пребывать комнатной температуры! Иначе вкус пропадет, все равно, что пить водку! — почему-то сегодня вместо свитера он вырядился в костюм. И выглядел как корова с седлом.
Паша отшептал свое, прищурился, вглядываясь издали в этикетку. Подхватил личный стул и двинулся с ним к столу Пети:
— Уймись, пилигрим, это такой коньяк, что он когда теплый — никакой. А так хоть за водку сойдет, — и, беспечно нагнувшись, словно Огненный бог маранов, совершенно не боясь обжечь оттопырившийся зад об лижущий ретору огонь, из верхнего ящика личного стола привлек к ответственности фаянсовую чашку с отбитой ручкой. И таки опрокинул нечаянно персональное мусорное ведро. Сушеные летучие мыши сыпанули оттуда, как игральные кости. Паша сгреб их ребром подошвы и рукой вернул ведру статус кво. Руки мыть после этого не побежал.
Илья, волокущий стул со своего места, протянул навстречу коньяку химическую мензурку. Подумал, и отнял у стажера бутылку. Неопытен еще, явно не справится разлить в чашку, мензурку и свой пластиковый стаканчик равные дозы.
Паша с буддийской сосредоточенностью продул и прикурил от пальца беломорину:
— Ну, сакралик, с почином тебя, — чекнул он своей чашкой хлипкий, на треть наполненный белый стаканчик. И опрокинул коньяк внутрь.
— Чтоб не последний, — важно чокнулся со своей стороны Илья и принял важно. Петю удивило, что между собой старшие обошлись без чоканья.
— Ты новый сонник «ДээСПэ» уже листал? — неожиданно спросил Паша у Ильи. В вопросе не было уважения более практика к более теоретику. Наоборот, как успел заметить стажер, в отсутствии Максимыча оперы не чурались друг друга подначивать.
— Листал. Не сонник, а список Макбета. Ну кому нынче морфеятся камердинеры, нимфы, ловящие рыбу, или трости с набалдашником в виде головы льва? Мне по работе необходимо знать, что делать, если снится «Харлей-Давидсон», и чем сон с «Хондой» отличается от сна с «Ямахой»? Как поступить, если снятся поддельные штемпели о прописке, или реклама памперсов. А этим «новым» сонником нас на эманации взяли, — по ответу Ильи стало ясно, что сегодня он собачиться с Пашей не намерен. И предлагает перемирие.
— Дайте эту книгу человеку с конъюнктивитом, и он уменьшит потребление бензина на тридцать процентов, — поморщил нос, принюхиваясь к бутылке, Паша. И тут же разлил по второй. — Следующий тост, по традиции, — сурово объяснил он стажеру, будто тот намеревался возражать. — За тех, кто в астрале. Будем!
Три сосуда с коньяком сошлись в одной точке, будто сведенные звездой волхвы. И были приняты, каждый — на свою грудь. Петя почувствовал, как тает под сердцем неприятный комочек от пережитых страхов, сладко так тает. И вроде мрачная комната вдруг становится уютной, и ждет его впереди чудесная карьера назло всем, кто не верит.
— А какую осанну стукачу сочинил? Это ведь важно — первая кликуха, — лицо Паши от выпитого аллергически пошло багровыми пятнами. Папироса дотлела и была раздавлена об огрызок яблока в черепе, при шефе используемом как папье-маше.
— Некрофаг, — гордо произнес Петя. Это самовлюбленное слово больно укололось о небритую щетину на скулах собеседников.
— Постой-постой, — насторожился Илья, любящий отгадывать загадки, не меньше, чем авгуры загадывать. — Уж не Гаврила ли Котомкин это? Кладбищенский землекоп?
— …Он, — растерянно выдал Петя, хотя выдавать имя агента…
Паша залился смехом и тоже спросил:
— А не кикиморил ли он тебе, невинное дитя, что у него граальница Любовь Поликарповна регулярно покупает различные части тела мертвецов? И еще иногда на нетопырках хоронимого мученика просит нитку с сорока узелками завязать?
— Говорил, — еще больше растерялся Петя.
— А не камлал ли он тебе, — со своей стороны нагнал на щеки Пети стыдливого румянца Илья, — что раз в месяц на кладбище некие порченые люди младенцев едят?
— И спиртом запивают! — уточнил Паша.
— Говорил, — совсем понурился Петя.
— Любовь Поликарповна — его теща-долгожительница, — разъяснил обстановку на кладбище Илья. — А ты случаем ему за информацию не заплатил? — и по зажмуренным от стыда глазам Игорька все понял.
— Позор, — кратко сформулировал мнение старших товарищей Паша. — Может, ты еще и Максимычу деньги одалживал?
— Да, — тонко выжал Петя.
— А ты, братец, совсем фрейдахнутый, — и видя, что от Пети ничего не осталось, Паша пожалел салабона. — Ладно, напейся, и завтра у тебя будет болеть голова по другому поводу. Ну, этого шишагу с кладбища мы флюиданем, чтоб теургики вернул. Коньяк, конечно допьем. Но, когда нормального идола завербуешь, снова, как положено, проставишься! А вот с Максимыча, боюсь, ты шиш с маслом денежки вернешь. Нет у него такой привычки — долги возвращать! — Паша отмерял по емкостям оставшийся коньяк, как вьетнамский бог Тхэн Чу Чей отделял камни от воды при Сотворении Мира.
— За крестную силу! — подсказал Илья и выпил, не поморщившись. Когда и его «бокал» на потеху Бахусу опустел, Паша недоверчиво посмотрел внутрь, и хитро — на Петю:
— Капут, что ли?
— А ты ожидал Всемирный Потоп? — сбоку чуть раздраженно фыркнул Илья, неловко поводя плечами в костюме, который Петя и даром не надел бы.
— Финита ля… — развел руками Петя.
— Хомяк, — вдруг окликнул сотоварища Илья. — Все хочу спросить. Ты, вроде, в ИСАЯ из обыкновенных ментов перешел?
И поскольку была затронута любимая Пашина струна, тот устроился на стуле поудобней, чтоб поведать без суеты:
— Два громких дела у меня было. Даже награда есть. Первый раз загерметили порченого, а у него в кармане горсть разных пуговиц. Я задумался: для чего?
— Для чего?
— А для того, чтобы умышлено терять на месте преступления! Стали его брать на эманации, и точно. А в другой раз мы осматривали хату, где по оперданным была совершена мокруха. Пол линолеумный. Как известно, замыть кровь на линолеуме проще простого, разве на стыке чуток просочится. Я поднял линолеум, и голый Вася… Но я не успокоился, и сдираю утеплитель. А там — еще слой — паркет старинной работы! Приказал я паркет срывать, тут шишага и раскололся.
— Мужики, — несмело прервал повествование Петя. — Вы шампанское будете?
Опера раздули колючие как ежики щеки, переглянулись.
— Он еще спрашивает?! — возмутился Илья. — Недопить, как… недоворожить!
— У меня в шефовом кабинете бутылка шампанского заначена. Купил соседке на именины. А она приболела и отмечать не стала…
— Ты не сопли пускай, ты ноги в руки! — отмахнулся от грустной истории Паша. — Пока Максимыч не бдит. А то у нашего командира два настроения: Максим-"сыч" и Максим-"цить".
Петя более-менее твердо вышел из дежурки, подозрительно осмотрел коридор, но от прежних страхов материальных следов не обнаружил ни снаружи, ни в душе, подступил к стене, нажал секретную кнопку. Сначала Петя засмотрелся, как стена беззвучно уплывает вверх, затем опустил глаза. И обомлел.
Спиной к стажеру в директорских апартаментах в директорском кресле пребывал собственной персоной Максим Максимыч, прижимающий к уху трубку телефона:
— Это хорошо, Герасим, что ты сам проявился, — вкрадчиво сообщил телефонной трубке Максимыч. — Небось на явку с повинной рассчитываешь?.. Ах, по такому пустяку и тревожить бы меня не стал?.. А зачем?.. Или соскучился?.. Это в Москве дела, а у меня — делишки… Нет, не обижаюсь… Понимаю, работа такая… Ну и ты на меня зря за руку осерчал… Перемирие предлагаешь? Это в каком смысле?.. А почему бы действительно и нет? У меня своих головных болей полно, у тебя — своих… Во-во… Что нам неделька, когда у нас по сто лет впереди?.. Во-во… Значит — перемирие?.. Значит, на недельку?.. Значит, по рукам? Пардон, по руке?.. Ну, извини-извини. Не хотел… Значит, бывай здоров, заметано. — Максимыч положил трубку на рычажки, посидел некоторое время, не снимая пятерню с телефона.
Петя за его спиной вытянулся в струнку и боялся дохнуть. Максимыч, наконец, ожил, смачно почесал затылок и молвил, не поворачиваясь:
— Вот оно как. Вот он через что на Илью-то вышел, — и по прежнему не поворачиваясь, Максимыч распорядился, — Петруша, ты передай приказ Илье сдать мобильник мне в сейф. Немедленно приказ доведи. Выходит так, что Передерий, как ФэЭсБэ, наловчился читать чужие разговоры, если с мобильника. Выходит, все что витает в воздухе, для него не закрыто, — ушей отступающего Пети коснулась еще одна тирада шефа: — И все таки, зачем он на самом деле звонил? — и тут же шеф просек, — Тьфу ты, он проверял, не клюнул ли я на свидетеля по оборотню! — итоговая фраза оказалась нацелена в никуда. — Нам обязательно нужно нейтрализовать его до конца недели.