18
Крышка блюдца открывалась просто. Слева от водителя, на корпусе, обнаружилась красная кнопка, размером с теннисный мяч, которая не могла нести никаких функций, кроме открывания капота.
Едва Клим нажал на нее, как весь экран дисплея замигал красным цветом. Через пять секунд на экране возникла надпись на английском языке: «Экстренное открытие капота! Наденьте аппараты!»
Загудели электромоторы, снизу открылись клапана, и вверх рванули пузыри воздуха. Салон блюдца быстро наполнился водой, и только после этого капот пополз вперед, наподобие крышки детского пенала.
С платформы свесились головы Фала и Виталия, которые озабоченно глядели в воду.
Малышу пришлось всплыть и, высунув из воды руку, показать универсальный жест: «О’кей».
Парни однако не убрались, а стали внимательно всматриваться в освещенную воду.
Вытащив хозяев блюдца со своих мест, Клим уселся на водительское кресло и попытался разобраться в сложностях управления.
С налета ничего не получилось. Несмотря на кажущуюся простоту управления, двигатель не заводился, капот не вставал на место, а на экране постоянно появлялась надпись на английском языке: «Ошибка управления! Введите обучающую программу!»
Малыш, посидев рядом пару минут, видя его бесцельные тыканья пальцем в выносную панель компьютера, тронул рукой и тут же показал наверх. Следующим жестом он постучал себя пальцем по лбу и виновато развел руками.
Клим еще посидел минут пять и тоже вылез из блюдца.
Подняв мертвых пловцов на поверхность воды, вдвоем с Малышом они перевалили одного на край платформы, потом второго. Остальные члены команды отошли на противоположный край платформы и оттуда наблюдали за работой. Особого желания помочь на их лицах видно не было.
– Снимите с них аппараты! – приказал Клим, надевая маску на лицо.
Малыш без всякого напоминания ушел под воду, решив самостоятельно заняться поисками следующих покойников. Найдя худенького Васю, он вытащил его на платформу и аккуратно положил отдельно от водителя и пассажира блюдца.
Азамата пока трогать не стали. Он лежал на дне, привольно раскинув руки и ноги. На его лице не было ни злости, ни тревог – только одно спокойствие. Подплыв, Клим прикрыл ему глаза, мысленно извинившись, что не может похоронить по-человечески.
Взобравшись на платформу, они одновременно сняли аппараты, ласты и маски и пошли к столу, на котором стоял весело фыркающий литровый чайник, лежали сахар, колбаса и крупно нарезанный белый хлеб.
Выпив по глотку обжигающе горячего чая, Клим положил два куска колбасы на хлеб и, откусив, начал рассказывать:
– Этих двоих отравил, похоже, вон тот худенький. Я не присутствовал при этом, но логика показывает, что выгодно это было только Васе. Зачем он это сделал, я не знаю, но сделал определенно он. Высказывать предположения я не буду, у нас и так немного времени. Там на дне лежит мини-подводная лодка последней конструкции, разобраться в управлении которой у меня не хватает мозгов. Сейчас два Виталия отправятся под воду и будут разбираться с управлением лодки. Насколько я понял, управление там полностью компьютеризированное. Ты у нас очень хорошо и профессионально в этом разбираешься, следовательно, тебе и карты в руки, то бишь джойстик, мышь и клавиатуру. Твоя задача, Виталий: сбросить весь воздух в баллонах лодки. Пловцов отравили специальным газом, который, весьма вероятно, попал в резервуары подводной лодки. Если мы хотим ее использовать, то необходимо полностью обезопасить себя от подобных эксцессов. – Клим кивнул на мертвых пловцов и сразу же продолжил: – Эта лодка «сухого» типа, которая позволяет внутри ее спокойно дышать людям воздухом самой лодки, экономя воздух в акваланге. В зависимости от того, как ты справишься с задачей, будем строить планы на будущее. Молодой Виталий работает на компьютере, а старый страхует оператора.
– Зачем меня страховать? Что я, маленький мальчик? – возмутился Виталий.
– Конечно маленький, несмотря на твое великолепное знание компьютеров. Только в кино под воду ходят красавцы-одиночки. На самом деле даже профессиональные боевые пловцы обязательно ходят под воду парами, тройками и четверками и постоянно наблюдают друг за другом. Если один работает под водой, второй обязательно плавает рядом с ним и охраняет от опасности.
– У вас есть образец газа, которым их отравили? Расскажите подробнее, как их отравили? – неожиданно попросил Виталий, роясь у себя в сумке.
– Газа у меня, конечно, нет, иначе я с тобой не говорил сейчас, есть только баллончик от этого газа.
– Дайте мне его, пожалуйста, – предложил Виталий, требовательно протягивая левую руку.
Взяв баллончик, внимательно осмотрел его, приблизив сантиметров на десять к глазам. Хмыкнув неизвестно чему, ловко засунул баллончик в небольшой, размером с две пачки сигарет, прибор и начал работать на его верхней панели. Панель моментально замигала разноцветными лампочками и еле слышно загудела.
Минуты через две Виталий отдал Климу баллончик, задумчиво почесав лобастую голову. Наконец он решился и, смешно шмыгнув носом, сказал:
– Это очень интересный газ. Распадается он при расширении ровно через минуту и сразу теряет свои свойства. Только моя прекрасная аппаратура смогла сделать за пятнадцать секунд спектральный анализ газа. Видите, – Виталик указал на небольшой дисплей на передней панели прибора, – газ теряет свои смертельные свойства через минуту и распадается на совершенно безвредные составляюшие.
– За работу, товарищи! Помните: труд создал из обезьяны человека не для того, чтобы превратить его в лошадь! – патетически воскликнул Клим, вставая из-за стола.
Надев на Виталия трофейный акваланг, Малыш облачился в свой аппарат, и они ушли под воду.
– Давайте посмотрим, что принесут нам трупы этих людей, – спокойно сказал Клим, присаживаясь на корточки рядом с первым из чужих подводников. – Ласты у него галошного типа, размера примерно сорок четвертого, – вслух комментировал доморощенный патологоанатом свои действия.
Клим аккуратно их снял и положил рядом с собой.
– Вам не противно возиться с трупами? – спросил Фал, стоя над Климом.
– Дело в том, что у нас очень мало оборудования для работ под водой, и это просто королевский подарок. Мне хорошо, я работаю в гидрокостюме, а вы и оба Виталия работаете в одних трусах. Вода сегодня в Каспии довольно теплая, а если немного заштормит, то перебаламутит воду, тогда в нее без гидрокостюма не залезешь, – объяснял Клим, сноровисто снимая с пловца итальянский аппарат боевого пловца. Манометр показывал, что воздуха в нем еще много, так что про себя Клим обрадовался появлению еще одного исправного аппарата, в котором можно почти десять часов находиться под водой.
– Теперь помогите мне снять с него гидрокостюм, – попросил Клим. – Видите, это не профессионал, а любитель, несмотря на все его профессиональное снаряжение. В память о нашей встрече возьмите себе этот нож, – сказал Клим, протягивая Фалу нож, снятый с пояса пловца.
– Я не могу. Это мародерство! – запротестовал Фал.
– Хорошо. Тогда возьмите мой, – предложил Клим, снимая вместе с ножнами у себя с ноги свой нож.
– Надеюсь, он не с трупа? – поинтересовался Фал, принимая подарок.
– Нет. Это служебное оружие, которое мне выдали для проведения операции, – спокойно ответил Клим, вешая себе чужой нож на пояс.
– Вы так открыто говорите со мной о военной операции, что мне становится страшно. Так говорят или с доверенными людьми, или с будущими покойниками.
– Понимаете, Фал, я буду вас так называть, уже привык. Вы случайно попали в зону работы специальной группы. Вы уже принесли неоценимую пользу, и я на полном серьезе благодарю вас. Отпускать вас с вашими уникальными способностями не имеет никакого смысла.
– Вы хотите сказать, что заберете меня отсюда? – заинтересовался Фал, и в глазах его мелькнул интерес.
– Может, не сразу, но заберу. Мне приказано собрать свою команду, и, кажется, я ее почти собрал. Вы прекрасно подготовлены физически, достаточно молодой мужчина, не обременены семьей. Вас в этом городе ничего не держит.
– То есть вы хотите сказать, что это все произойдет независимо от моего согласия?
– Это уже произошло. Вы попали в беличье колесо. Как только остановишься – поломаешь ноги! А от ножа вы зря отказались. Это профессиональный нож американских «тюленей». Так в Америке называют боевых пловцов. Называется он «Атак» конструкции Кевина Мак-Кларка. На сегодня это один из лучших боевых ножей мира. Почему я сказал «не профессионал»? Видите, сколько у него на теле шрамов? Профессионалы с такими шрамами не работают под водой как боевые пловцы. Их списывают на пенсию.
– У вашего товарища тоже полно шрамов, – заметил Фал, помогая раздевать второго диверсанта.
– Этот совсем никуда не годится! Первый раз вижу подводника-наркомана! – указал Клим на точки на локтевом суставе.
– Может, ему недавно делали внутривенное вливание? – попытался защитить труп Фал.
– Видите, какая у него дорожка длинная – значит, это наркоман со стажем. Нож у него похуже. Это тоже американский нож «МФК», но снятый с вооружения в 1992 году. Теперь перейдем к трупу их убийцы, – предложил Клим, подходя к Васе. – Мы сделали такой вывод, исходя из простой логики: хозяин героина, который лежит на дне, не мог уничтожить своих поставщиков, которые привезли героин. Хряк просто не смог бы этого сделать, так как у него не хватило ума и образования. Следовательно, остается только этот человек. Вот вам и первое доказательство, – Клим поднял вверх найденный в правом брючном кармане набор слесарных миниатюрных ключей.
– Вы мне напоминаете одного сумасшедшего, который обладал исключительным логическим мышлением, но строил свои логические выкладки на неверных постулатах, – критически заметил Фал, презрительно сморщив лицо.
Видимо, пребывание в «сумасшедшем доме» ему не понравилось.
– Вот вам второе доказательство, – заметил Клим, доставая из кармана рубашки Васи небольшой прибор, чуть меньше спичечного коробка. – Это профессиональная шпионская радиостанция «Кенвуд» стоимостью около пяти тысяч долларов. Зачем контрабандисту такая дорогая игрушка?
– Может, ему по работе выдали? – снова подверг сомнению его высказывание Фал.
– Вы мне напоминаете «адвоката дьявола» своим скептицизмом, – решил проверить эрудицию Фала Клим.
– Да, я такой, все подвергаю сомнению. Тем более что мог быть еще один человек, который, подплыв под водой, установил этот баллончик с отравляющим газом и уплыл обратно, – не моргнув глазом, ответил Фал.
– Это, конечно, версия, но на трубопроводе установлен прецизионный хомут с такой же резьбой. Изготовить такие приспособления реально только на хорошей металлообрабатывающей базе. В любом случае у него или у них должен быть помощник среди обитателей платформы.
– С этим я полностью согласен, но позволю обратить ваше внимание еще на одно обстоятельство. Эта база находится в непосредственной близости от обиталища наших утренних фигурантов. Все вышеизложенное наводит меня на очень интересные мысли по поводу связи наших ранее упомянутых лиц с данной базой, – церемонно заметил Фал, чуть склонив голову.
– Все, что вы сказали, не лишено смысла, – успел заметить Клим, когда из-под воды вырвалась лодка и, стремительно сделав круг по трюму, аккуратно причалила к платформе. Малыш ловко накинул швартовый конец на небольшой кнехт.
За рулем, как Клим и предполагал, находился Виталик.
– Шеф! Это не лодка, а произведение искусства! Тот, кто ее сделал, инженерный гений! – кричал Виталик, выскакивая прямо на платформу.
– Лечь на пол! Отжаться десять раз! – рявкнул Клим тоном старшины-держиморды.
Виталик, ни слова не говоря, упал на металлический пол и быстро отжался десять раз.
– Большое спасибо за работу! У нас есть водитель этого транспортного средства, хорошо! Воздух в закачанных баллонах подводной лодки нормальный, отлично! Теперь меня интересуют разговоры на нашей вилле.
– Приземленный вы человек, шеф! Никакого в вас полета фантазии! С вами даже неинтересно говорить, вы все наперед знаете! – обиженно сказал Виталий, присаживаясь к столу, на котором стоял раскрытый ноутбук.
– На вилле все время болтали посторонние люди, и идентифицировать разговоры не было никакой возможности. Вытащить можно любой разговор, любой голос, но для этого нужна машинка помощней этой, – Виталий легонько хлопнул ладонью по клавиатуре ноутбука.
– Ну поищи, родной, поработай своей умненькой головкой! Я тебе большую сладкую конфетку дам! – взмолился Клим.
– Отжиматься больше не будете заставлять? – начал торговаться Виталий.
– На ладонях не буду заставлять, даю честное пионерское слово! – выпалил Клим и отдал пионерский салют.
– Менты и посторонние уехали, а наши фигуранты пошли снова купаться. Сейчас попробую настроиться на них, – негромко говорил Виталий, быстро порхая пальцами по клавишам.
По экрану побежали строчки разговора:
«– Сегодня наша последняя встреча, господин Эрхард! Вы мне сказали, что ночью сейнер уйдет на ту сторону?
– Я старый лис, господин Муслим! Что-то происходит вокруг. Этот ненужный взрыв дачи начальника уголовного розыска. Он теперь будет носом землю рыть, чтобы найти подрывников. Мужик он крутой, у него есть связи с криминалом, а начнет «копать», то может какой-нибудь совершенно не нужный нам хвостик обнаружить. Потянешь за хвостик, а лапка вылезет. Одно дело – незаконная торговля малолетними девочками, и совсем другое – шпионаж. Надо стараться разделять эти два вида деятельности.
– Не всегда так получается, вы же знаете, что контрабанда и «окна» разведчиков – очень часто одни и те же. Меня очень волнует отсутствие сигнала с сейнера. Такое ощущение, что там установлена мощная глушилка. Доказать я ничего не могу, но это, как в советское время, когда не позволяли слушать заграничные радиостанции.
– Для нашей подводной лодки эти все пограничные корабли не играют никакой роли.
– Я тоже с нетерпением жду лодку.
– Я понимаю ваше нетерпение. Вы ждете, если я не ошибаюсь, шестьдесят килограммов чистейшего героина. В России есть даже статья Уголовного кодекса, которая оговаривает такое деяние: использование служебного положения в корыстных целях!
– Ваши предложения, господин Эрхард!
– Как говорят новые русские: надо делиться, обязательно хорошо делиться, по понятиям!
– В Коране говорится: надо делить по совести!
– Мне больше нравится изречение большевиков: «Грабь награбленное!»
– Вы хорошо изучили наследие большевиков, господин Эрхард! К сожалению или к радости, но сейчас в России капитализм, который не приемлет большевистских штучек и лозунгов!
– Для вас это еще хуже, господин Муслим! При большевиках вы могли надеяться на неразбериху и неграмотность людей! Сейчас не то время! Капитализм – это строгий учет всех доходов!»
Дальше компьютер выдал какие-то отдельные слова и буквосочетания. Видимо, Муслим долго и изощренно ругался, вспоминая всех родственников своего собеседника. Мелькали слова: кал шакала, слюна больного верблюда. В целом смысл тирады был понятен и без перевода. Муслим выпускал пар, готовясь обсуждать условия компромиссной сделки.
«– Господин Эрхард! Вы понимаете, что такие деньги в одиночку не делаются? Это мощная организация со своими разведывательными структурами, войсками и большим количеством киллеров.
– Не надо меня пугать, господин Муслим! Я тоже представляю не общество добровольных пожарных. Смею вас уверить: все, что вы перечислили, у нас имеется, и наверняка в большем количестве. Такими химерами, как совесть, добропорядочность, долг и честь, мы не обременены. Во главе угла у нас стоит одно – целесообразность при выполнении поставленной перед нами руководством задачи. Мы не в меньшей, а может, и большей степени заинтересованы в экспорте в Россию наркотиков. Но, в отличие от вас, мы готовы поставить на российский рынок не только героин, но и любое количество синтетических наркотиков. Дело в том, что любая специальная служба заинтересована в неподконтрольных деньгах, которые руководитель будет тратить по своему усмотрению, для быстрого решения поставленных перед ним задач. Я думаю, что десять процентов от стоимости ваших товаров не слишком большая цена за наши транспортные услуги.
– Вы меня прямо режете тупым ножом! У меня нет полномочий решать самостоятельно вопросы такого масштаба!
– А вы не решайте! Вы просто доложите своим хозяевам о нашем предложении. Я думаю, что такими вещами, как синтетические наркотики в сотнях килограммах, ваше начальство разбрасываться не будет! Через два часа за мной придет лодка, и мне хотелось к этому времени получить ответ на поставленные вопросы.
– Такие вопросы быстро не решаются.
– А вы попробуйте их решить, господин Муслим! Я очень советую вам их решить за это время! У вас в Тегеране хороший дом, четверо прелестных дочерей, красавица жена, престарелые родители. Обидно будет, если с ними случится несчастье. Мне очень понравилась ваша вторая дочь – такой, знаете ли, нежный бутончик!
– Вы не сможете этого сделать!
– Мы все можем. Можем взорвать ваш дом вместе со всеми родственниками, можем продать ваших дочек на невольничьем рынке в Израиле, а можем и оставить вас в покое, если вы выведите нас на человека, способного решать вопросы, о которых я вам говорил раньше.
– Это называется «вербовка»!
– Конечно, вербовка! Нам давно нужен был человек в вашем картеле. Мы даже знаем, что этот героин сделан в Афганистане и в какой именно лаборатории. Пока вы гоните свою дрянь в Россию, мы вам негласно помогаем. Как только грамм этого дерьма попадет в США, тогда вся ваша шайка моментально исчезнет с лица земли.
– Как вас заберут на лодку?
– Мы выйдем в море, возьмем удочки, а там нас подберет лодка.
– Найти в ночном море одинокую лодку очень трудное дело. В море нет никаких ориентиров.
– Ничего сложного. Как только стемнеет, на затопленном судне зажгут фонарь. Прямо по траверзу этого импровизированного бакена нас будет ждать лодка. Она подойдет к нам в надводном положении, и часа через два я уже буду на сейнере. В случае неприятностей – встреча с пограничниками или военным сторожевым судном – лодка погрузится и пойдет к сейнеру по компасу и по сигналу гидролокатора. В любом случае, через три часа после встречи я должен быть на сейнере. В пять утра сейнер снимется с якоря и отплывет.
– Господин Эрхард, может, мы как-то договоримся? Я думаю, двести тысяч долларов наличными заставят вас забыть о моем существовании? В Бухаре, в конце девятнадцатого века, жил знаменитый поэт Ахмад Дониш, который служил у эмира бухарского в свите. Поэт он был зловредный и отличался острым языком, за что и был смещен тогдашним эмиром Музаффаром.
По обычаям того времени раз в год эмир объезжал свои владения. Все чиновники, даже смещенные со своих постов, должны, вернее, обязаны были сопровождать его. Если кто из чиновников без личного распоряжения эмира уклонялся от поездки, то ему грозили очень большие неприятности, которые не исключали смертную казнь не только самому саботажнику, но и его семье.
По дороге в город Карши эмир около восьмидесяти дней оставался в Каршинской степи. Чем он там занимался, история умалчивает, но, по всей видимости, у него были на то свои причины.
Всем смещенным со своих постов (в том числе и нашему поэту) пришлось жить в открытой степи, ютясь в соломенных шалашах под снегом, дождем и пронизывающим ветром. Несмотря на то что дело происходило в Средней Азии, температура в Каршинских степях зимой может опускаться до минус двадцати градусов. Можешь себе представить, как весело было в этом стойбище смещенных чиновников. Многие из них были старыми больными людьми. Нахождение в таких условиях для молодых, полных сил людей было не только тяжелым, но и крайне опасным для здоровья. Никто ведь не заботился о них. Тем более о центральном отоплении или тепловых пушках в девятнадцатом веке не было ничего известно. Главным отопительным прибором в то время была жаровня, которую ставили посередине юрты или шатра, и сандал…
Видимо, в это время Муслим изобразил на своем лице непонимание слова «сандал», и Эрхард счел необходимым дать пояснение, лишний раз подчеркивая свою образованность:
– Это та же жаровня, но поставленная под стол и накрытая сверху скатертью. Она греет только ноги, но до чего приятная вещь!
…Все эти обиженные решили написать письмо эмиру, где рассказали о невыносимых условиях, в которых они живут, и, соответственно, просили его высочество отпустить их в Бухару домой.
Эту жалобу должен был подписать и Ахмад Дониш.
Он засмеялся и сказал, что такая просьба сильно развеселит нашего повелителя. Чтобы нас еще больше огорчить и наказать, он постарается подольше побыть в степи.
Он взял калам – так называлось в девятнадцатом веке перо из тростника – и дописал внизу прошения:
К чему эта просьба? Эмира не тронет она,
Как не сможет комар своим жалом пронзить зад слона!
Обозленный эпиграммой эмир велел прогнать из степи всех смещенных, чего они и добивались.
– У меня нет времени писать вам стихи. Двести тысяч долларов кэшем, я думаю, для вас приятнее какой-то старинной эпиграммы? – прервал словопрения своего собеседника Муслим.
– Мне больше нравится цифра триста, а за четыреста тысяч я готов не подавать служебную записку своему руководству о тебе.
– Это очень много. Мне столько не собрать.
– Ты можешь отдать чеками «Америкен-экспресс». Мне придется забрать мою записку у резидента, а он тоже кушать хочет и очень любит черную икру.
– За эти деньги он может каждый день до самой смерти есть по килограмму зернистой икры.
– Это здесь, в России, это стоит недорого, а в Америке икра ценится до пяти тысяч долларов за килограмм.
– Вечером я передам вам деньги, и мы разбегаемся!
– Договорились!