13
16.39 — 16.43
В конторе за банкетным залом шеф пожарной охраны продолжал сжимать в руке телефонную трубку, слушал молча, потом кивнул и сказал:
– Оставайтесь на связи.
Положив трубку, он обвел взглядом помещение.
– Они посылают людей вверх по лестницам. – По его голосу невозможно было понять, как он относится к происходящему.
Губернатор спросил:
– Сколько у них уйдет времени на то, чтобы взобраться на сто двадцать пятый этаж?
Ему никто не ответил. Губернатор кивнул:
– Ладно, тогда придется попытаться самим:
Он замолчал и задумался:
– Бен, возьмите трех-четырех официантов. Среди них я видел здоровенных ребят. И займитесь как следует дверьми.
Потом он взглянул на шефа пожарной охраны:
– Если нам удастся открыть хотя бы одни двери, то все будет о’кей? Лестницы будут безопасны по всей длине?
Шеф пожарной охраны заколебался.
Вмешался мэр:
– Да говорите же. Отвечайте!
– Путь вниз должен быть свободен, – сказал тот.
Голос его предательски подрагивал.
– Говорите открыто, – потребовал мэр. – Что вы топчетесь на месте?
Бет Ширли молча смотрела и слушала. «Фигура губернатора все больше выходит на первый план, заслоняя остальных, – говорила она себе. – Ну, не совсем. Сенатор Петерс со своими иногда грубыми, иногда умными и интеллигентными манерами тоже выигрывает при более близком рассмотрении».
Это звучит банально, что в критической ситуации резче проявляются и лучшие, и худшие черты человека, но она никогда не представляла, насколько наглядно это выглядит в жизни.
Шеф пожарной охраны, который все еще колебался, оглянулся на Бет.
– Здесь дама, – сказал он.
Рука губернатора крепче сжала ее локоть:
— Этой даме так же, как и всем остальным, хотелось бы знать правду: в каком дерьме мы оказались. Хоть вы и жметесь, но я понял так: лестницы – не настолько надежный путь к спасению, как мы предполагали. Почему?
– Мои люди на лестницах – у них есть рации – пере дают, что там полно дыма.
В комнате стало тихо.
Что это значит? – спросил губернатор, повернувшись к Бену Колдуэллу.
– Не могу сказать, пока не узнаю подробностей, – ответил Колдуэлл и взглянул на шефа пожарной охраны. – Что вы еще скрываете?
Тот глубоко вздохнул:
– Первый пожар локализован. Сам по себе он не опасен. Но то, что случилось внизу, на силовой подстанции, погубило двоих и, видимо, вызвало пожары, – он развел руками, – по всему зданию.
Гровер Фрэзи возмущенно затряс головой:
– В современном огнестойком здании? Это смешно. Как бы это могло произойти? Вы что-то не так поняли.
Он взглянул на Колдуэлла:
– Ведь я прав, Бен? Скажите ему.
Колдуэлл ответил:
– Оно не огнестойкое. Негорючее – это да. Но не кипятитесь, Гровер, пока мы не будем знать все точно.
Он повернулся к шефу пожарной охраны:
– Позвоните еще раз. Я хотел бы поговорить с Натом Вильсоном.
Фрэзи сказал: – Ну вот же оно. Вот вам доказательство. Телефон же работает, значит, ток есть. Вы что, не понимаете? – Он обратился к остальным.
Колдуэлл устало ответил:
– У телефона свой источник электроэнергии. Он тут совершенно ни при чем, – и взял трубку. – Нат? – спросил он и нажал кнопку телефонного усилителя.
– Да, мистер Колдуэлл, – Голос Ната глуховато разносился по комнате. – Вы, видимо, хотите знать подробности. С пожаром на четвертом этаже уже справились. Что произошло внизу, в подвалах, пока неясно, слишком мало там уцелело, чтобы разобраться, но что бы там не произошло, каким-то загадочным образом это закоротило цепи высокого напряжения, и мы, то есть Джо Льюис, Гиддингс и я, думаем, что в результате произошел пробой на внутренние сети здания, перегрев проводов и воспламенение изоляции.
– А могло бьг это объяснить дым на лестницах? – спокойно спросил Колдуэлл.
– По нашему мнению, могло. Пожарные сообщают с лестниц, что в некоторых местах невозможно коснуться стен, так они раскалены. Как обстоят дела за противопожарными дверьми, мы можем только догадаться.
Нат помолчал:
– Но в общем-то, это уже не догадки. Это, к несчастью, печальная действительность. Если придет Саймон, то, возможно, мы узнаем больше.
Колдуэлл задумался.
– Саймон, – повторил он и снова замолчал, потом добавил: – Джо Льюис тоже думает, что мог произойти пробой?
– Да..
Из этого краткого ответа были ясны все возможные последствия.
– Но, по-вашему, Саймон... – Колдуэлл запнулся. – Берт Макгроу...
– Берт сейчас в больнице с инфарктом, – ответил Нат, и, осененный внезапной догадкой, добавил: – Это, возможно, тоже на совести Саймона.
Колдуэлл не торопился с ответом.
– Вопрос в том, – наконец сказал он, – стоит ли нам пытаться выломать противопожарные двери или нет. Если...
– Через вентиляцию к вам сильно идет дым?
– Не очень.
– В таком случае, – сказал Нат, – оставьте двери в покое.
Он произнес это уверенным тоном человека, отдающего приказ.
«Еще один, принимающий командование в критический момент», – подумала Бет, хотя никогда в жизни не видела этого человека. Она взглянула на губернатора и заметила, как тот понимающе кивнул.
Бен Колдуэлл замер в нерешительности.
Голос Ната продолжал:
– Мы знаем, что на лестницах полно дыма. Ему ничто не мешает подняться и до вашего этажа. Если у вас в зале дыма пока немного, то пусть все остается как есть. Оставьте двери в покое.
– Пожалуй, вы правы, – ответил Колдуэлл.
– Гиддингс считает, – продолжал Нат, – что двери могут быть завалены радио – и телевизионным оборудованием, предназначенным для шпиля. Говорит, что это не впервые, да и я уже замечал подобное. Если это так, то могут быть завалены и лестницы.
Колдуэлл ехидно ухмыльнулся.
– Обстоятельства, которые в проекте обычно не учитываются, Нат. – Он помолчал. – Прокол за проколом. – Он покачал головой.
– Мы связались с армией, – сказал Нат. – Через несколько минут здесь будут вертолеты.
Колдуэлл пожал плечами:
– Это ваша идея, Нат?
– Их вызвал Браун, заместитель начальника пожарной охраны. Со мной они и разговаривать бы не стали. – Он помолчал. – Если честно, вряд ли они помогут, но я подумал, пусть хотя бы попробуют.
Колдуэлл снова улыбнулся:
– А вы думайте дальше, Нат.
– Было бы неплохо не занимать эту линию.
Колдуэлл кивнул.
– Вы правы. Тогда пока все. – Он снова обернулся к присутствующим: – Есть какие-нибудь предложения? Или вопросы?
– Только один, – ответил губернатор. – Как до этого вообще дошло?
По ходу стройки
Для некоторых это с самого начала была одна из тех работ, которые могут присниться только в страшном сне, когда человек вздрагивает и просыпается весь в поту. Подавлял уже сам гигантизм Башни, но, кроме того, случалось и много странностей. Обретая свое лицо, здание как будто обзаводилось и характером, причем зловредным.
Однажды, холодным осенним днем, на всем огромном пустыре, где предстояло разбить площадь, поднялся такой ветер, что подхватил лист железа и понес его над землей, как камень, пущенный «блинчиком». Рабочий по фамилии Бауэрс видел, как он летит, попытался увернуться, но было уже поздно и ему листом едва не отрубило голову.
Однажды ни с того ни с сего лопнула передняя шина полуразгруженного грузовика, стоявшего неподвижно, и рванула так, что из кузова высыпались все трубы и завалили трех рабочих, получивших множество переломов.
Однажды, опять в холодный зимний день, в подвале возник пожар, который так быстро охватил лежавшие там доски, что двое рабочих, спасаясь, застряли в каком-то тоннеле. Их выручили, но в последний момент.
Когда Пат Яновский на шестьдесят пятом этаже шагнул мимо лесов, Поль Саймон стоял перед зданием и беседовал с одним из поставщиков. Крики Яновского, усиливаясь по принципу Допплера, внезапно закончились жутким звуком удара, о котором Поль, находившийся меньше чем в трех метрах, не забудет до самой смерти. Он попытался не смотреть в ту сторону, но не утерпел и его тут же вырвало на собственные брюки.
Не было ли это началом конца?
– Такое случается, – говорил в тот вечер Берт Макгроу в маленьком домике в Куинсе, куда Поль и Патти пришли на ужин. – Мне это не нравится так же, как и тебе, но такое бывает.
– Мне просто кажется, – заметил Поль, – что происходит слишком много непонятного. Десять дней я ждал трансформаторы. Сегодня мы их нашли. Знаешь где? За четыре с половиной тысячи километров отсюда, в Лос-Анджелесе, и не спрашивай меня, как они туда попали. Этого никто не может объяснить. Рабочие были в простое, потому что им день за днем обещали, что трансформаторы вот-вот прибудут. Убытки стремительно росли. Потом мы заказываем кабели. Получаем не те. Начинаем проверять установленный лифт и то не запускается мотор, то не открываются двери, потому что их неверно посадили на ролики. Мой лучший техник по электромонтажу работал дома с электрической газонокосилкой и, только представьте себе, лишился трех пальцев на ноге...
– Ты говоришь так, будто уже сыт этим по горло, – сказал Берт Макгроу. Он не сводил глаз с лица Поля.
Поль заставил себя умерить пыл.
– Сыт или не сыт, – он деланно усмехнулся, – но нужно признать, что на этой стройке уже произошло множество странных вещей.
– Признаю, парень. Но на твоем месте я не брал бы этого в голову.
– Это похоже на саботаж во время войны, – продолжал Поль.
Макгроу посмотрел на него:
– Ты так думаешь?
– Да нет.
– Такие вещи уже случались, – сказал Макгроу, – я знаю. И без всякой войны. – Он покачал головой. – Но здесь другой случай. – Он внимательно посмотрел на Поля. – Ты хочешь мне еще что-нибудь сказать?
Поль надеялся, что его улыбка выглядит достаточно уверенно.
– Потому что если у тебя что-то есть за душой, – продолжал Берт Макгроу, – то самое время это высказать.
– Мне не в чем сознаваться, – ответил Поль.
Макгроу не спешил с ответом:
– Ты член нашей семьи, парень, а к родству у меня всегда было особое отношение. Но бизнес есть бизнес, это крутое ремесло, у нас с тобой договор и ты должен его придерживаться. Сам прекрасно знаешь.
– Ничего другого мне и в голову не приходило.
«Черта с два не приходило», – но его деланная улыбка даже не дрогнула.
Патти чувствовала, что у Поля неприятности, но ей не удалось вызвать мужа на откровенность.
Однажды они возвращались домой с вечеринки из Уэстчестера.
– Мне кажется, у тебя возникли проблемы с Карлом Россом, – сказала она Полю. Действительно, их разговор на повышенных тонах то и дело перекрывал обычный шум за ужином.
– Карл просто типичный неотесанный уэстчестерский засранец, – ответил Поль.
«То, что он может шутить, уже хороший признак», – подумала Патти, стараясь не замечать глубокую горечь, звучавшую в голосе Поля.
– Типичный уэстчестерский, – повторила она, – но ведь он из Де-Мойна в штате Айова.
– Это неважно, откуда бы он ни был: хоть из Де-Мойна, как Карл, или из Южной Каролины, как Пит Грэйнджер, или с какой-то горы на Западе, как тот ковбой Нат Вильсон, – голос Поля сорвался, и дальше они ехали молча.
Патти все же продолжила:
– Что тебе сделал Нат? Мне он всегда казался порядочным человеком. Папе тоже.
– Вся эта проклятая контора Бена Колдуэлла – сплошные вундеркинды. Это одно из условий приема к ним.
Патти засмеялась.
«Не обращай внимания», – говорила она себе, но не обращать внимание было чем дальше, тем труднее.
– И чуть что, получают от шефа по попке? А может быть, он ставит их в угол?
Мысли Поля уже снова вернулись к Карлу Россу:
– Это один из тех типов, которые всегда говорят: «Между прочим, я тут кое-что слышал... » – И всегда слышат одни гадости...
Патти удивленно спросила:
– Нат?
– При чем здесь Нат? – Голос Поля зазвучал резко и воинственно.
«О Господи, – подумала Патти, – как же мы далеки друг от друга? »
– Я не знала, о ком ты говоришь. Кто все время слышит всякие гадости?
– Карл Росс, черт возьми. Не Нат. Тот никогда ничего не слышит. Тот видит только свои бумаги и то, что по ним построено. Тот...
– Я всегда думала, что он тебе нравится, – сказала Патти. – И Зиб тоже.
Последовала долгая пауза. Ночной пейзаж вокруг них уносился в темноте размазанным пятном.
– Люди меняются, – наконец сказал Поль.
У нее было желание намекнуть, что и он тоже раньше не бросался банальными фразами. Но ей удалось его подавить.
– Это правда, – согласилась она, – значит, изменился Нат? Или Зиб? – И потом, отвечая скорее на один из своих вопросов, сказала: – Знаешь, это движение за эмансипацию женщин, по которому Зиб так сходит с ума, кажется мыльным пузырем, с которым непонятно почему все так носятся. Разумеется, нужно признать, что с ее фигурой можно не носить лифчика, между прочим, как и с моей, но мне и в голову не приходит ходить так, чтобы на мне все болталось.
– Зиб, кстати, отличная девчонка. – В этом заключении не было и тени сомнения. Оно повисло в окружающей темноте как нечто светящееся.
У Патти внутри вначале что-то замерло, потом ее охватили сомнения, которые, наконец, перешли в уверенность, в ощущение почти непоправимой беды. Если она и переживала когда-нибудь что-либо подобное, то только в страшном сне. И, наконец, пришло чувство вины перед самой собой за свою слепоту, за непонимание того, что она уже давно вступила в ряды жен неверных мужей.
«Ах, Боже, – сказала она себе, – какое несчастье». Но где она, та нестерпимая боль, которую она должна бы испытывать? «Наверно, позднее, – подумала она, – когда я останусь одна и осознаю весь этот ужас». Тогда же она спокойно ответила:
– Значит, изменился Нат.
– Да, – и все.
– В какую сторону?
– Я не хочу говорить об этом.
– Почему, милый?
И здесь у него прорвалось копившееся весь вечер раздражение.
— Какого чёрта, это что, допрос? Если я терпеть не могу этого ковбойского ублюдка, то что, мне теперь искать для этого уважительные причины?
Патти тоже взорвалась:
– Интересно, что ты ему сделал, что теперь его терпеть не можешь?
– Что ты хочешь этим сказать? – Поль помолчал. – Собираешься корчить из себя психоаналитика?
– Человек чаще всего не любит тех, – продолжала Патти, – кому сам когда-нибудь сделал гадость.
– Это наверняка одна из заповедей Берта.
— Не думаю, что папа когда-нибудь пошел на такое. – Голос Патти звучал сдержанно, но не оставлял сомнений в ее правоте, – Он брал верх по-всякому – в работе, в выпивке, в кулачном бою, это да, и в интеллекте тоже. Но всегда играл честно, никогда не нападал из-за угла.
– Ты хочешь сказать, что я – наоборот? На что это ты намекаешь?
Патти не торопилась с ответом и спокойно спросила:
– Так все и было, дорогой? Поэтому ты и бесишься?
В темноте машины лицо Поля казалось расплывчатым пятном, лишенным всякого выражения. Наконец, когда он заговорил, его голос звучал уже гораздо спокойнее:
– С чего это мы заговорили об этом? Я поскандалил с Карлом Россом.
– Мне кажется, последнее время ты то и дело с кем-то скандалишь.
– Ты права, – ответил Поль, — так и есть. У меня нервы стали ни к черту. Допускаю. У меня на работе самый крупный заказ в моей жизни, крупнейший заказ вообще в этой области; понимаешь ты это? Такого здания, как то, что мы строим, никогда еще не было.
– И это существенная причина, – спросила Патти. – Только твоя работа?
«Эх, если бы так», – подумала она, но знала, что не поверит, даже если он ответит утвердительно.
Но Поль только бросил:
– Знаешь, как все действует на нервы...
– В каком смысле?
– Я уже сказал, что не хочу больше говорить на эту тему. Ты же утверждаешь, что эмансипация – мыльный пузырь. Ладно, тогда давай придерживаться традиций. Займись домом. А я буду зарабатывать на жизнь. Когда-то ты обещала быть со мной и в горе, и в радости. Так будь.
Цифры не лгут. Да, существуют шутки о лжецах, об этих проклятых лжецах – статистиках. Но когда цифры, это только цифры, да еще проверенные компьютером, с ними бесполезно спорить. И от того, что показывали цифры, на которые он смотрел, у него было тошно в желудке и кружилась голова.
Составленная им смета оказалась ошибкой. Погода была против него. Задержки с поставками материалов внесли хаос в платежи. Несчастные случаи замедлили темп работ, а из-за рекламаций переделки возникали чаще, чем обычно. Он, Поль Саймон, оказался в своем деле не таким асом, как привык думать. Провал был налицо. Бог к нему не благоволит. Дьявол, он мог бы показать пальцем на сотни причин, но все в целом шло коту под хвост.
Он оказался лицом к лицу с фактами, которые говорили, что если сопоставить выплаты, ожидаемые по окончании строительства «Башни мира», и собственные расходы, то из финансовых проблем ему живым не выйти, не говоря уже о какой-либо прибыли.
Было пять часов. Его кабинет казался ему больше, чем обычно. Стояла мертвая тишина. В других комнатах уже никого не было. С улицы, лежавшей тридцатью этажами ниже, долетал отдаленный гул.
«Думай! » – твердили рекламные плакаты Ай-Би-Эм. А где-то он видел табличку, на которой стояло: «Не раздумывай, пей! »
«Что это ему в такую минуту лезут в голову всякие глупости? »
Он отодвинул кресло, встал и подошел к окну. Машинальная реакция в стиле Макгроу.
«Но почему ему это пришло в голову? По крайней мере, этот ответ он знал, потому что Макгроу большой, грубый, безжалостный, крутой, божественный Макгроу постоянно присутствовал в его мыслях. Ну признайся же, ты живешь в его тени, черт возьми! И, в отличие от Диогена, боишься сказать: «Не закрывай мне солнца, Александр! ».
Внизу, на тротуаре он видел куда-то спешащих людей.
«Куда? Домой? По делам? Радостных? Грустных? Полных разочарования? Что ему до них? Что у него с ними общего? Что у меня общего с кем бы то ни было? Ни с Патти, ни с Зиб. Я сам по себе и, как любит говорить Макгроу, жизнь обрушивается на меня и рвет на части. А кому до этого есть дело? »
Он как будто впервые в жизни уставился на окна, которые нельзя было открыть.
«Такие окна всегда бывают в домах с кондиционерами. А может быть, это еще и для того, чтобы люди не могли выпрыгивать из них, как тогда, в двадцать девятом году? Но Боже милостивый, о чем он? Глупость. Незачем ломать комедию перед самим собой. Кончай это».
Вернувшись к столу, он снова стоял, глядя на безупречные ряды цифр: они походили на солдатиков, маршировавших — куда? На край крутого обрыва, а там – бац, и вниз.
Он снова вспомнил вопли Пата Яновского, и тот жуткий звук, которым все кончилось. Ему снова свело желудок. Он с трудом справился с собой.
В эту минуту зазвонил телефон, он долго смотрел на него, потом наклонился и взял трубку.
Услышал голос Зиб:
– Привет!
– А, это ты, – сказал Поль, – Здравствуй. — Он, по-прежнему, не отрывал глаз от маршировавших цифр.
– Да, ты до смерти рад моему звонку.
– Прости. Я кое о чем думал.
– Я тоже.
«Как они похожи – он и Зиб: она думает только о себе как раз в тот момент, когда он занят тем же».
С усилием он выдавил:
– А о чем?
Зиб постаралась, чтобы голос ее звучал как можно равнодушнее:
– Я подумала, что с удовольствием с кем-нибудь пересплю. Ты не знаешь какого-нибудь подходящего парня?
«Господи, кто придумывает такие ситуации? Кто придумывает эти контрасты легкомысленной чувственности и трагедии, неподдельной трагедии? Только секса ему и не хватало! Почему эта глупая баба не нашла другого времени? »
– Я, случайно, не прослушала твои предложения? – спросила Зиб.
«А, собственно, почему бы и нет, почему бы, к черту, и нет? Почему не отдаться ее нежной легкости, почему не слышать ее вздохи и стоны, улыбаясь и ощущая себя их причиной, почему не найти забытье не в отчаянии, а в чисто животном наслаждении? »
– У меня просто нет слов, – сказал он. – Через двадцать минут в отеле.
Теперь ее голос звучал довольно:
– Можно подумать, ты и вправду заинтересовался.
– Жизнь, – ответил Поль, – побеждает смерть. И не пытайся понять, что я имею в виду. Просто приходи и приготовься к изрядной взбучке.
Нагая, влажная Зиб потянулась и сказала:
– Я вроде бы ужинаю с неким писателем, неожиданно приехавшим в Нью-Йорк. Нат меня ни о чем не спрашивает. Быть редактором – это удобно.
Поль молчал и упорно смотрел в потолок. В его вновь ожившем мозгу мелькали обрывки странных мыслей. А что, если?..
– Ты меня слышишь, милый? – Зиб легонько провела указательным пальцем по его груди.
– Слышу.
– Тогда почему не отвечаешь?
– О Господи, – сказал Гарри и встал с кресла.
В кухне он достал из холодильника банку пива, но потом передумал, взял еще одну и обе открыл. Допив полупустую банку тремя большими глотками, он вернулся в кресло.
– Там все еще полно дыма, – сказала жена. – Почему бы это, если в твоей Башне все так здорово устроено?
Она машинально взяла банку с пивом и как следует приложилась к ней.
– Нам стоит завести два телевизора. Тогда ты сможешь смотреть, что хочешь, а я... тоже, что хочу. Что скажешь?
– Господи Боже, – ответил Гарри, – ты вообще знаешь, сколько стоит такой цветной телевизор, из-за которого ты мне всю плешь проела? А тот вояж во Флориду, который ты выпросила зимой? Думаешь, мне некуда деньги девать?
– Я ведь только сказала, что будь у нас два телевизора, ты смог бы смотреть бейсбол и свои футбольные матчи, а я...
– А ты свою Клару, как там ее, Герц, что ли, – сказал Гарри, – притом целую неделю, день за днем, с понедельника до пятницы.
Картинка на экране вдруг задрожала и запрыгала. Настала тишина. Потом, откуда-то издали, донеслось глухое «Бум-м».
– Господи, – сказал Гарри, – что это?
Комментатор ошарашенно заметил:
– Неизвестно, что случилось, – и потом, – но могу вам сообщить, что земля содрогнулась, и будь я во Вьетнаме, то сказал бы, что начался обстрел. Господин начальник! Господин начальник! Можете нам сказать, что случилось?
Микрофон теперь передавал выкрики толпы, возбужденный гул, как будто зрители были полны радостного ожидания.
— Что это было, Гарри?
— А я откуда знаю? Видно, кто-то взорвал бомбу. Ты же слышала.
Наступившее смятение сменила реклама. Наконец комментатор сказал:
– Это заместитель начальника пожарной охраны Браун, дамы и господа, и он, возможно, объяснит нам, что случилось.
– К сожалению, мне нечего сказать, по крайней мере пока, – ответил Браун. – Мы знаем только, что внизу, на силовой подстанции на одном из ярусов подвала произошел взрыв. Здание обесточено. Внизу два трупа, возможно, это была диверсия. Ну вот и все. – Браун пожал плечами.
– А вспомогательные генераторы, – спросил Гарри. – Что со вспомогательными генераторами?
Комментатор спросил:
– Что это значит «здание обесточено»? Не горит свет? Не ходят лифты? Не работают кондиционеры? Полный капут?
– Да, в настоящий момент именно так. А теперь прошу меня извинить...
Когда Браун отвернулся, сильный микрофон поймал разговор Уилла Гиддингса и Ната Вильсона, стоявших рядом.
– Если был пробой, – как раз говорил Гиддингс, – то почему он не ушел в землю? Для чего заземление? Ведь в проекте все было предусмотрено, провалиться мне на этом месте!
– Разумеется, — голос Ната звучал устало. Все это он слышал уже не в первый раз. – Значит, кто-то что-то сделал не по проекту.
Голоса исчезли. На экране появилась реклама бульона для собак.
– Гарри! – Жена уже почти кричала, – Гарри, ради Бога, что случилось? На тебе же лица нет!
Гарри попытался поставить банку с пивом на столик у кресла, но не попал. Банка упала на пол, пиво потекло на ковер. Но этого никто не заметил.
– Что с тобой, Гарри? Только, ради Бога, не молчи!
Гарри облизал пересохшие губы. К горлу его подступила тошнота. Как это могло случиться? Он глубоко вздохнул. Наконец ответил тихо и зло:
– Замолчи, замолчи наконец! Свой проклятый цветной телевизор ты уже получила, так? И свой вояж во Флориду тоже? – Он помолчал, – Так вот и не забывай об этом.
