10. Пятьсот миллионов долларов

Twitter завладел вниманием мира. В один из понедельников в конце 2008 года, вскоре после того как Эван принял от Джека пост директора, я проснулся в своем маленьком доме в Беркли и по непонятной мне причине решил надеть в тот день выстиранную и отглаженную белую рубашку. Я никогда не ношу такие рубашки, но я увидел ее в своем шкафу и надел, Ливия сказала, что мне стоит ее носить. Так я и сделал.

Мне понадобилось тридцать минут, чтобы добраться от нашего дома до центра Беркли на станцию BART. Я провел карту через турникет, сел на скамейку и стал ждать поезд. Дорога от центра Беркли до Монтгомери-стрит в Сан-Франциско занимает двадцать три минуты, и поезд, как я уже упоминал, проходит по трубе, проложенной по дну залива Сан-Франциска. Я там всегда немного нервничаю, отчего моя белая рубашка стала слегка потной. Я знал, что эта рубашка была ошибкой.

С PowerBook на плече я прошел тридцать минут, которые занимала дорога от станции «Монтгомери» до нашего офиса на Брайант-стрит. К тому времени, как я добрался до работы, то есть примерно через два часа после пробуждения, я был мокрый насквозь.

Когда я вошел в офис, Джейсон Голдман сказал, что Эв, который недавно вступил в должность директора после Джека, ждал меня в машине внизу.

Ситуация, когда меня с порога отправляют к Эву, который ждет меня, чтобы отправиться на какую-то встречу, неординарна. Что-то происходило.

– А зачем он меня ждет? Что за встреча? – спросил я.

– Просто иди.

Так что я развернулся и снова вышел из здания. Действительно, Эв ждал меня в своем «Порше».

Я сел в машину:

– Куда мы едем?

– В Пало-Альто.

– О! Так мы сегодня должны проводить эти вопросы-ответы в Google? – спросил я. – И зачем я только надел эту рубашку. Я чувствую себя глупо.

Это была обычная белая рубашка на пуговицах, похожая на костюмную, но она меня измучила. Может, ее надо было заправить? Я и так чувствовал себя неловко в этой дурацкой рубашке, а теперь мы еще и ехали в Google.

Мы поехали в сторону 101-го шоссе на юг. Эву нравится ездить быстро. И, несмотря на то что в целом он относится ко мне с терпением, он не любит, когда я несу все подряд.

– Хватит болтать, – сказал он. – Мы не едем в Google. Мы едем в Facebook.

– Зачем мы едем в Facebook?

– Встретиться с Марком Цукербергом.

– Зачем? – Тогда мы уже мчали по 101-му шоссе.

– Facebook хочет нас купить. – Иногда Эван – сплошная загадка. После этих слов выражение его лица не изменилось ни капли.

– О, – сказал я. – А мы хотим, чтобы нас купили?

– Не знаю. Наверное, нет.

Несколько минут мы молчали, пока Эв вилял и обгонял машины, перестраиваясь и возвращаясь в быстрый ряд. Я думал о нашем последнем раунде финансирования. Тогда компанию оценили примерно в двадцать пять миллионов долларов.

– И за сколько Facebook хочет нас купить? – спросил я.

– Не знаю.

– Ты хочешь продать компанию Facebook? – снова спросил я.

На этот раз Эван ответил «нет».

– Ну а зачем мы тогда едем в Facebook? – сказал я. – Я глупо себя чувствую в этой рубашке.

Эв сказал, что вообще-то рубашка подходит к случаю – подозреваю, он пытался закрыть тему рубашки – и что теперь поздно было давать задний ход. Он уже согласился встретиться с Марком Цукербергом и поговорить о продаже.

– Если мы не хотим продавать компанию, – сказал я, – может быть, стоит назначить такую невероятную цену, которую никто и никогда не согласится заплатить. Таким образом, мы выполним обязательство, но разговор закончится ничем.

– И какой может быть эта безумная цена? – спросил Эв.

Я выдал самую большую цифру, которую мог себе представить:

– Пятьсот миллионов долларов.

Я начал смеяться, не успев до конца это произнести. Эв тоже рассмеялся. Мы неслись по 101-му шоссе и громко смеялись, представляя, как будет смешно, если Марк Цукерберг спросит, за сколько мы бы продали компанию, а мы ответим, что за пятьсот миллионов долларов. Мы хохотали несколько минут. Потом Эв сказал, что, вероятно, все будет не так просто. И вряд ли мы вообще дойдем до цифр.

Приехав в Пало-Альто, мы припарковались под счетчиком. У Facebook еще не было большого офисного комплекса. Его штаб-квартира была разбросана по нескольким офисным зданиям в центре Пало-Альто. Мы пришли по назначенному адресу. На ресепшене нам дали бейджи с именами и сказали носить их, чтобы сотрудники знали, что мы посетители. Мы обреченно пристегнули их на свои рубашки.

Через несколько минут нас поприветствовал один из доверенных заместителей Марка. Он провел нас мимо парней, которые программировали за своими компьютерами, в скромный офис Марка, который сидел за рабочим столом. Цукерберг поднялся пожать нам руки. Мы сказали друг другу положенные слова.

– Ребята, не нужно вам было надевать бейджи, – сказал он.

Эв ответил:

– Нет, нужно было. Так сказала женщина внизу.

Марк спросил, не хотим ли мы осмотреться. Мы сказали – конечно, и он повел нас обратно, туда, откуда мы пришли. По пути он указал на группу людей за компьютерами и сказал что-то вроде: «Вот некоторые наши сотрудники работают». Неужели.

Он провел нас в лифт и показал раскрашенную граффити стену. Он сказал: «Это наша стена с граффити». Конечно, это она. Мы сказали, что это здорово.

Лифт отвез нас на первый этаж, и Марк спросил, хотим ли мы посмотреть другое здание. Мы с Эвом переглянулись и по взгляду поняли: «Это неловко, но, наверное, надо сходить».

И Эв сказал: «Да, конечно, посмотрим».

Здания были рассредоточены по нескольким кварталам в центре Пало-Альто, так что несколько минут спустя мы брели по тротуару: я в своей неудобной белой рубашке, оба мы – с бейджиками, вслед за Марком Цукербергом.

Опять же неловко.

Мы добрели до другого здания и вошли внутрь. Марк привел нас наверх и показал еще нескольких человек, работающих за компьютерами. Когда мы проходили мимо них, Марк сказал что-то вроде: «Вот еще несколько человек работают».

Ага. Он был прав. Там еще люди работали, прямо как в другом здании. Взглядом я спросил Эва: «Что за черт?» И он еле подавил смешок.

Марк предложил поговорить и повел нас в маленькую комнату на другом конце этажа – вероятно, незанятый офис. Размеров комнаты как раз хватило для одного стула и двухместного диванчика. Марк вошел первым и занял стул. Я вошел следом и вжался в угол уютного диванчика. Входящий последним Эв спросил: «Как бы вы хотели, закрыть дверь или оставить открытой?»

Марк ответил: «Да».

Что да? Ответ не поддавался исчислению. Эв запнулся на секунду, ожидая, что Марк уточнит, но дальнейших инструкций не последовало, так что он сказал: «Я слегка прикрою» – и тщательно установил ее где-то посередине.

Все эти вещи: моя белая рубашка, именные бейджи, экскурсия ни о чем, установка двери в нужную позицию, крошечное гнездышко, в которое Эв втиснулся рядом со мной (хорошо, что он тощий), люди, сидящие снаружи выбранного наобум офиса и слышащие каждое наше слово, – все это делало ситуацию крайне некомфортной.

Я первым взял слово и сказал примерно следующее: «Марк, хочу сказать, что восхищаюсь тем, что вы делаете. Думаю, мы заняты одним делом. И вы, и мы занимаемся демократизацией информации, и мне это нравится».

Марк смотрел на меня с таким выражением, будто говорил: «Я подожду, пока клоун в белой рубашке закончит, чтобы я мог начать разговаривать с умным». Что делать? Я болтун. Иногда Эву приходится говорить: «Ладно, Биз, теперь ты можешь замолчать?» Даже если встречаемся только мы вдвоем, часто звучит вопрос: «Биз, могу теперь сказать я?»

Марк быстро взялся за дело:

– Когда речь заходит о партнерстве, я не люблю говорить о цифрах.

– Мы тоже, – быстро ответил Эв.

– Но, – добавил Марк, – если бы вы могли назвать цифру, я мог бы сказать вам «да» или «нет» прямо сейчас.

Что нам оставалось делать? Немного покашляв и повозившись, Эв ринулся вперед. Он сказал: «Пятьсот миллионов долларов».

«Ух ты, – подумал я. – Он и правда назвал эту цифру». Как я уже упоминал, Эв был очень основательным человеком. Ему нравится создавать приложения, контролирующие продуктивность работы, которые помогают вам составлять список дел и отмечать их выполнение. Все его время расписано. Позднее он даже будет пользоваться таким календарем, чтобы отвести время на игры со своими детьми. Я был почти уверен, что «предложить свою компанию основателю и руководителю Facebook за пятьсот миллионов долларов» не значилось в его списке дел. Я посмотрел на Эвана, но он был сосредоточен на Марке.

Последовала небольшая пауза, а потом Марк сказал: «Это большая сумма».

Была моя очередь вставить неуместную шутку, так что я включился: «Вы собирались сказать «да» или «нет», а сами сказали «Это большая сумма».

Эв засмеялся, а Марк нет. Ладно, это была не моя встреча. Чертова рубашка.

Вместо этого Марк сказал: «Ребята, хотите пообедать?»

Мы согласились и пошли за Марком из этого здания в еще одно невзрачное строение в Пало-Альто. Здесь располагался кафетерий Facebook. Длинная очередь выходила из дверей и огибала квартал. (Бесплатный совет для кабинетного директора Facebook: меньше стен с граффити, больше сотрудников в общепите.) Теперь была очередь Эва слегка блеснуть юмором.

– Вы разве не босс? Может, немного срезать и проскочить в начало очереди? – пошутил он.

– У нас здесь так не принято. – Марк повернулся к нам спиной, и мы стали ждать. Он решил, что Эв сказал это всерьез. Мы были для него чужаками, как и он для нас.

Почти уверен, что Эв и я представляли себе одно и то же: долгое, молчаливое стояние в очереди за едой, а затем еще более неловкий обед в школьном стиле, во время которого Марк продолжит показывать нам разные вещи: «Вот еще несколько ребят едят» или «Вот еще несколько человек удивляются, почему в нашей столовой так мало сотрудников». Так что я воспользовался старинным приемом: «Вот блин, Эв. У нас же еще дело».

«А, точно, дело», – сказал Эв. Потому что друг знает, что значит, когда у друга есть дело.

«У нас еще есть дело в городе», – сказал я Марку. Может быть, он мне поверил, а может быть, и нет – поскольку мы, очевидно, разговаривали на разных языках, невозможно было догадаться, как он это воспринял. И мы все-таки ушли. «Вот некоторые люди уходят».

Согласие на эту встречу было ошибкой новичков. Если у вас нет серьезного намерения насчет продажи, не надо идти на переговоры с покупателем, потому что, если предложение сделано, вы обязаны представить его пайщикам для серьезного рассмотрения. Есть три причины, по которым предприниматель продает свою компанию, и ни одна из них не применима к нам. Первое: вас вот-вот раздавят конкуренты или вас засудили. Второе: вы устали или вам все надоело, и вы хотите получить свои деньги прямо сейчас. Третье: потенциал вашей компании, если объединить вас с другой компанией, становится на порядок выше того, чего вы могли бы добиться в одиночку. (На самом деле в то время мы были столь жалки с технической точки зрения, что уже почти попадали в категорию предпринимателей, которым надо продавать, потому что иначе они просто обанкротятся. Может быть, было и неплохой идеей отправиться в Facebook, но мы просто были не готовы.)

Невероятно, но через неделю Марк Цукерберг появился с предложением. Там была смесь наличных и акции, которые складывались в, барабанная дробь… пятьсот миллионов долларов. Эта цифра появилась из ниоткуда. Это была просто самая большая цифра, которую я мог представить. Я даже не знал, существует ли в мире столько денег. Все началось как шутка, но теперь это было реальностью. Это к разговору о создании своих собственных возможностей.

Этот день был и шоком, и праздником для Twitter. Нас вызвали на совет директоров обсудить, что делать, а потом Эван составил для совета очень убедительное письмо, объясняющее, почему мы продавать не готовы. Все указывало на то, что Twitter ждет успех. Мы едва только начали и думали, что сможем построить бизнес, но единственной возможностью проверить это было попытаться.

Правда состояла в том, что мы были увлечены Twitter точно так же, как в самом начале. Мы хотели принимать участие в развитии компании. Мы играли по собственным правилам и готовы были к поражению, если однажды все рухнет.

Опять же, речь идет не о моем поведении, которое, и я первый готов это признать, было мальчишеским, практически на грани дозволенного. Шутить по поводу огромного количества денег и потом предлагать что-то серьезным потенциальным инвесторам – это не способ построить карьеру или бизнес. Суть в том, чтобы доверять своим инстинктам, даже если вы меньше и слабее, чем ваш оппонент.

Несколько месяцев спустя во время аудита компании, проводимого Benchmark Capital и Institutional Venture Partners, Twitter был оценен в двести пятьдесят миллионов долларов. Предложение Facebook, основанное на моей шутке, резко подняло нашу цену. Кто бы знал, что это так работает? Я считал, в оценку компании идет гораздо больше фактов, но оказалось, наука здесь небольшая. Цена начинается с нуля, а потом однажды ты оказываешься в комнате, где говоришь людям, что Х процентов твоей полусуществующей компании они могут получить за Y миллионов долларов. Ты проводишь собственную оценку своей компании. Цена закрепляется, а затем подтверждается тем, сколько люди готовы инвестировать.

Сегодня Twitter стоит около пятнадцати миллиардов долларов. Однажды он может стоить сто миллиардов. И это, Марк Цукерберг, действительно большие, большие деньги.

В настоящее время я веду один из предметов на курсе МВА в Стэнфорде вместе с одним из партнеров из Benchmark. Вопрос, в котором мы разбираемся в этом году, – стоило ли Benchmark инвестировать в Twitter на таком уровне и в тот момент, когда это было сделано? Студенты исследуют компанию, рынок, конкуренцию и другие факторы оценки. Центральная точка их исследований – это пятисотмиллионное предложение от Facebook, которое помогло нам поднять цену. Мне всегда весело вставать перед классом и, глядя на этих серьезных, трудолюбивых студентов МВА, говорить: «А вы, ребята, знаете, что это была шутка? Безумная шутка?»

Четыре года спустя, в 2013-м, Facebook купил Instagram за один миллиард долларов в наличных и акциях. Миллиард долларов! По дороге в Пало-Альто «Порше» Эва я даже не мог себе представить такую большую сумму! Мне нравится думать, что Марк Цукерберг научился кое-чему на нашей встрече. На этот раз он не стал перестраховываться и подсовывать свои жалкие предложения по пятьсот миллионов долларов наличными и в акциях. Наверное, он сказал Кевину Систрому (Kevin Systrom), создателю Instagram: «Вы работали над этим целых полтора года. Я дам вам миллиард долларов». А вы говорите – стартап-шмартап. Кто бы смог от такого отказаться?