ГЛАВА 6
1
Поминали Павла Бычкова на квартире, где он жил с родителями. За столом сидели человек десять, самые близкие люди семьи. Панин не знал лишь одного: высокого, лет сорока, мужчину со шрамом на подбородке. Роман Захарович, отец Паши, представил его коротко:
— Это командир сына, Славин Юра... Юрий Кириллович. Тоже мой ученик.
Выходили они от Бычковых вместе. Славина у подъезда ждала машина. Он предложил подвезти Вадима до метро, но тот отказался:
— Прогуляюсь. Тут же недалеко.
— Панин, — сказал Славин. — Без «дайте подумать»: к нам пойдешь?
— Нет.
— Вопрос исчерпан. Счастья тебе в общественной и личной жизни. Но прощаюсь ненадолго. Пригласим тебя на днях, разговор по существу есть.
2
В принципе, непыльная работа выпала Мишке: старший смены охраны.
В этом то ли ресторане, то ли ночном клубе у него есть своя комнатка — с кожаным диваном, столиком, экраном наружного видеонаблюдения. Сейчас видно, к примеру, что на стоянке припаркованы дорогие машины, а у двери, как часовые, застыли два охранника. Обязанность у них одна: пропускать своих и отсеивать чужих. Посторонние, с улицы, сюда не попадают. Завсегдатаи тут — то угадываемые лица, то дети угадываемых лиц.
С первыми — проще. Они не нажираются, ведут за столиками деловые переговоры, спокойно реагируют на появление «звезд» на сцене. Происходит это в будничные вечера.
Ближе к ночи и в выходные их сменяют отпрыски. Одним — пятнадцать, другие постарше Мишки. Все крикливые и взбалмошные, соревнуются, кто круче.
Вот сидит сопляк, глиста глистой, его с виду и от пива развезти может, а заявляет так, чтоб и за соседними столиками слышно было:
— Там пойло ни в дугу, полторы тыщи баксов отдал — пить не смог...
Девица справа похваляется подружке:
— Я ему — пошел на фиг, раз жениться не хочешь, и он мне — ключики от машины.
Этой стерве Мишка верит. Он тут уже видел ее два дня назад с мужичком, мелькающим по телевизору. На экране он его уважал: вроде умные вещи говорит, вроде порядочный. А вживую если всмотреться, за столиком с водкой — дерьмо дерьмом. Двух слов без мата связать не умеет.
Может, это ресторан на людей так влияет? И разве сам старший лейтенант, спецназовец Гречихин, мог себе представить, что наденет шутовской наряд среди нормальных людей? А здесь — на нем тельник, черные штаны-клеш, рука на черной повязке... Революционный матрос Балтфлота, блин! Стыдно в зеркало смотреть. Но платить хорошо обещают, и надо терпеть. Главное, чтоб сюда Ольга или кто из старых знакомых не заглянул, не увидел его в паскудной роли...
Официантка на ходу сообщает:
— Миша, смотри столик справа, в углу. Спорят, кто круче, как бы дело дракой не закончилось.
— А тут вообще когда-нибудь дрались?
— Да — как кошки лапками царапались. Но лучше не допускать.
Мишка идет к столику в углу.
Информация о Мишке каким-то загадочным образом уже известна постояльцам заведения. За глаза его зовут «спецназом» и вроде уважают. Вот и сейчас за шумящим столиком как только увидели его, так сразу и стихли. Но Мишка все равно в свою каморку не спешит возвращаться, задержался в этом углу да в этот самый угол еще и смотрит, чтоб никто в зале его не увидел. Дело в том, что по проходу, метрах в трех от него, проплывает знакомая морда — Абрамов. Может, и не помнит бывший тыловик офицера Гречихина, но лучше не светиться...
Абрамов идет с расфуфыренным мужичком, может, артистом, может, педиком, их провожает в отдельную кабинку распорядитель зала Нинель.
— Я сейчас пришлю официантку.
Она проходит мимо Гречихина, и тот спрашивает:
— Нинель, это кто?
— Который пониже — завсегдатай. По четвергам и воскресеньям в одно и то же время. Муль-ти-пульти какой-то, чаевые хорошие дает. А этого обезьяна, что с ним, не знаю.
Обезьяном она назвала Рассадина.
При Абрамове Рассадин чувствует себя вовсе не так уверенно, как с другими. Особенно сейчас. Анатолий Сергеевич изучает меню, а он заискивающе говорит:
— Если можно, ту рыбку, которую вы в прошлый раз заказывали. Я, признаться, даже в Испании...
— Про Испанию в другой раз поговорим, — не то чтоб зло, но холодно отвечает Абрамов. — Скажите лучше, как вышло, что винтовка оказалась в руках спецслужб? Моя винтовка. Притом, если помните, я предупреждал...
— Накладки бывают в любом деле, Анатолий Сергеевич. У людей не было выхода, могли бы попасться, но все равно с винтовкой. Тогда бы было еще хуже. Один — мой дурак, другой — ваш сослуживец, между прочим...
— Я имею дело не с ними, а с вами.
— Конечно, согласен. Но что произошло, то произошло. Чем теперь можно искупить?..
Абрамов его перебивает:
— Не знаете, чем искупают? — И шевелит пальцами. — Серьезным людям надо будет серьезно заплатить, чтоб замяли это дело.
— Это не проблема, Анатолий Сергеевич. Деньги у меня будут. Скоро.
Абрамов поднимает на него тяжелый взгляд:
— Что значит — скоро? Вы мне ждать предлагаете, что ли?
Заходит официантка, ставит салаты, графинчик, воду, спрашивает:
— Как всегда — рыбу?
— Да.
— Одну?
Абрамов все это время пристально смотрит на Рассадина и как бы нехотя говорит:
— Две.
Гречихин не слышит этого разговора. Он возвращается в свою каморку с надеждой пересидеть в ней, пока тыловик не покинет ресторан. Но одновременно с ним в комнатку заходит и хлыщ, пожалуй, повыше Мишки, да и поплотнее, в дорогом костюме, с массивным перстнем на пальце. Он тащит с собой выпившую размалеванную девчушку, еле стоящую на ногах.
— «Спецназ», сгинь, — командует он. — Мне на двадцать минут диван нужен.
Девчушка уже стоит возле дивана, расстегнула кофту и снимает с себя бюстгальтер.
— Диван тут для других целей, — говорит Мишка. — И давайте по-хорошему отсюда...
Хлыщ удивленно смотрит на Гречихина:
— Что? Клоун, ты не понял, что я тебе сказал? Или не знаешь, кто я?
— Я клоун? — стал закипать Мишка.
— А кто ж! За те деньги, которые тебе тут платят, ты не только в тельняшке должен ходить, а и задницы всем целовать. А когда говорят пшел, значит, пшел!
Девочка уже пристраивается на диване, ей это делать, видно, не впервой, и говорит:
— Да пусть смотрит, это даже заводить будет!
Хлыщ расстегивает ремень на брюках:
— Дело в принципе. Быдло надо на место ставить, иначе...
Гречихин все еще пытался сдерживать себя:
— Так, мне плевать, чьих ты кровей, но если сейчас не уберешься...
Парень не убрался, а действительно по-кошачьи, вытянув вперед руки, полез на Мишку.
Мишка ударил.
Хлыщ открыл спиной дверь и вылетел к сцене в штанах, спущенных до колен.
3
От метро Вадим возвращался домой дворами. Тут когда-то цвели клумбы, были оборудованы детские площадки, но ныне все заставлено машинами. Автовладельцев, конечно, понять можно: гаражей мало, и стоят они, как приличная легковушка, и от дома далеко расположены. Но и «безлошадных» же понимать надо: тяжело лавировать между автомобилями, да еще по дождю, когда есть шанс испачкаться о забрызганные кузова. Вот, пожалуйста, стоит «Шкода», бока в грязи...
Зеленая «Шкода». С виду такая, какая преследовала их по городу несколько дней назад. Панин наклоняется, смотрит: под другими машинами пыль, значит, они стоят здесь еще до начала дождя, то есть до девятнадцати часов, а под этой — мокрая земля.
Недавно подъехала. У своего дома Панин раньше зеленых «Шкод» не видел. Почему бы, конечно, и не купить ее кому-то из соседей, но... Но нужно и другие версии в голове держать.
У двери подъезда, где живет Вадим, крутится знакомый пес: живет этажом выше, на четвертом.
Его, видно, выпустили сделать свои дела и пока не открыли дверь. «Выручай, Жулька», — говорит себе Панин, треплет собаку за холку, та ластится, узнав его, и совсем не против, что Вадим придерживает ее за ошейник.
Так вместе и заходят в подъезд, идут не спеша по ступенькам под ворчание вмиг охрипшего Панина:
— Не нагулялся, все б тебе, кобелина, по кустам бегать...
На площадке между вторым и третьим этажами стоит водитель Рассадина — Вадим узнает его, хоть освещение тут отвратное. Водитель почесывает лоб, прикрывая лицо: не хочет, чтоб его разглядывали жильцы подъезда. Панин уже рядом с ним, пес чуть выше.
— Простите, я вас заставил ждать, — говорит Вадим очень приветливо и миролюбиво.
Водитель ошарашен. Он мычит в ответ, суетливо лезет в карман, но вытащить оттуда руку не успевает: ее перехватывает Панин, пробует заломить за спину. Прием получается, но не до конца: пистолет из руки водителя падает на бетонную ступень, а сам он все же вырывается: сильный мужик. Приходится бить. Водитель летит по лестнице вниз и все же находит силы вскочить на ноги и выскочить в дверь подъезда.
Времени на то, чтоб привести себя в порядок, у водителя мало. Рубашку, залитую кровью из разбитого носа, переодел, конечно, йодом ссадины смазал — и бегом помчался к Рассадину. Тот не любит, когда опаздывают.
Константин Евгеньевич с иронией рассмотрел помятого своего бойца, но потом насупился:
— С Паниным вопрос закрываем. Раз не удается договориться, надо убирать человека. Или это запредельно сложно, а, Волин?
— Панина — сложно, — как всегда кратко ответил тот.
— Господи, кого ж ты дал мне в помощники! Винтовки на поле боя бросают, элементарный приказ выполнить не могут, даже не знают, с какого боку к нему подойти!
— Знаю, — сказал Волин. — Но это потребует времени.
— Времени — на что?
— У Панина женщина есть, Лариса, я узнал ее адрес. Соловьева, двенадцать. У нее он нечасто, но бывает. Надо застать, когда они выходят на прогулку, вот тогда он из-за нее сам на ствол полезет.
Константин Евгеньевич выслушал Волина, даже головой покивал, но, минуту подумав, распорядился так:
— Ты красиво и убедительно говоришь, но нет у меня времени ждать. Нет, понимаете вы все?! Два дня! Даю два дня, чтоб Панина убрать и чтоб я после этого смог общаться со Стасом! Задачу ставлю вам двоим, — показал он на водителя и
Волина, — но исполнителем назначаю тебя, — палец упирается в грудь бывшего спецназовца. — Сейчас свободен, понял? Обещаю, хороший куш за это получишь, даже на Канары с невестой съездить сможешь.
Волин молча выходит из квартиры Рассадина, а тот открывает сейф, достает из него пистолет, протягивает водителю:
— Держи на всякий случай. Не нравится, что Волин себе на уме, вдруг фортель какой выкинуть надумает. А провалите дело — будет чем застрелиться. Да, ствол из... В общем, вернуть его надо обязательно, понял? И микрофон возьми. Мало ли...
Водитель выходит вслед за Волиным, и теперь Константин Евгеньевич оборачивается к Хряку:
— А тебе задачка полегче. Женская, можно сказать, задачка...
4
Все-таки это здорово, что и в конце двадцатого века наш народ оставался самым читающим в мире! Надобность в продавцах на книжных «развалах» не уменьшилась, и Гречихин, сменив костюм революционного матроса на футболку с джинсами, опять занялся торговлей на своем же месте — у метро.
Здесь и разыскал его Андрей.
Кафе было почти рядом, распивать, правда, там не разрешалось, и потому не совсем удобно было разливать под столом из бутылки, спрятанной в пакет. Но Мишка мог это делать с закрытыми глазами!
Пол-литра «уговорили» за полчаса, и далее потекла беседа по душам.
— ...Меня ведь не выгнали, брат, я сам ушел! — рассказывал Гречихин. — Ресторатор неплохой мужик, но жизни не знает. Вызвал, говорит, прощаем, оставляем, но на будущее запомни: ты погоны снял, а значит, с войны вернулся, и надо все, что было там, забыть... А мы разве вернулись? Скажи, Андрюха, мы вернулись? Вот ты можешь все забыть, если у тебя кишки там...
Гречихин начал говорить так громко, что Андрей толкнул его ногой под столом:
— Тише, на нас оглядываются...
— Хрен с ними! — ответил Мишка, но голос понизил. — Пусть слышат, что мы кишки тебе обратно в живот заталкивали. И у меня вот... — Он покачал ногой. — Инвалид. Никуда не сунуться, никому не нужен. Им хорошо говорить, чтоб все забылось и все закончилось. Только мы не вернулись, Андрюха, мы все еще как на побывке, блин... В футболках ходим, а погоны на плечах чувствуем.
— Несостоявшиеся джентльмены, — криво улыбнулся Андрей.
— Это для меня непонятно.
— Поймешь сейчас. Одна наша общая красавица желает познакомиться только с состоявшимися. — Андрей вытащил из дипломата газету и показал на девочку с голыми грудями. — Узнаешь? Вы мне ее на день рождения привезли.
— Да? — Гречихин уставился на заметку. — Только я ее и знать не знаю, а если и видел в лесу... Я ведь тогда в таком состоянии был, что мужика с бабой перепутал. Ну Вадик, ну откопал! Стерва, значит?
Андрей вздохнул, ответил не сразу:
— Самое интересное, что говоришь с ней — девчонка как девчонка, и неглупая, и интересная даже... А по сути — вот она, суть.
Мишка с сожалением заглянул в пакет — и чего туда было заглядывать, коль бутылка давно пуста?!
— Слушай, — предложил Андрей. — А давай к ней в гости заскочим. Позвоним сейчас, поскольку телефон указан, узнаем адрес, зайдем в гастроном, купим что надо...
— То, что надо для таких целей, вообще-то в аптеке продают, но ход твоих мыслей мне нравится.
По телефону ответили, что Настя подойти сейчас не может, но адрес дали, и они, купив торт и цветы, поехали к черту на кулички. Уже когда вошли в подъезд пятиэтажки и стали подниматься по грязным сбитым ступеням, Гречихин вдруг вспомнил:
— Слушай, а почему — Настя? Ту вроде Наташей должны звать. Может, чтоб налоги не платить?
Какое отношение имеет имя к налогам, эту тему ребята развить не успели, поскольку стояли уже перед дверью и жали на звонок.
Им открыл качок в темной футболке, без всяких расспросов пригласил:
— Входите.
— Мы бы Настю хотели повидать, — сказал Андрей.
Качок заржал как лошадь:
— Повидать? Это что-то новое. Входите, говорю же, не маячьте на пороге. Есть у нас и Настя, и Маруся, и все, что хотите.
Теперь уже вступил в разговор Мишка:
— Ты русский язык понимаешь? Тебе сказано: позови Настю.
Качок почесал за ухом, внимательно зачем-то посмотрел на торт в руках Андрея, обернулся и крикнул в глубину квартиры:
— Хохлушка, ну-ка поди сюда! К тебе клиенты какие-то странные пришли.
Появилась девица в халате, цепко оглядела пришедших:
— Вы звонили, да? Но что-то я вас не узнаю.
— Я вас тоже. — Андрей вытащил газету и, показывая на крохотную фотографию Насти с голым бюстом, сказал: — Я ее хотел бы видеть.
— Это я и есть. Не похожа? — Она тотчас распахнула халат, оголив груди, и поманила пальцем точно так, как делала это на снимке. — А теперь?
— Простите. — Андрей тотчас развернулся и пошел вниз. — Ошибочка вышла.
Вслед за ним поспешил и Мишка. Амбал же, проводив их взглядом, забежал в комнату, сказал двум парням, сидевшим на диване:
— Дуйте за ними! Чую, не пустые, с таким тортом и таким букетом пришли!.. Только не в подъезде и без крови, поняли?
Те схватились мгновенно с мест, а амбал стал у окна — чтоб самому понаблюдать, чем закончится дело.
Увидел он мало чего. У подъезда горел тусклый свет, в углу двора, куда неспешно шли два этих странных посетителя притона, вообще ничего не было видно, но именно там и нагнали уходящих его дружки...
О том, что произошло потом, он догадался минут через пять, когда из тьмы в сторону родного подъезда, поддерживая друг друга, выползли его подельники...
А Андрей и Мишка не торопились выйти под свет фонаря, тормознули за киоском, установленным на остановке, чтоб привести себя в порядок. В принципе, стычка произошла без особого для них ущерба, разве что у Андрея пуговица от рубашки отлетела, а Мишка малость палец зашиб. Даже торт не помят и цветы не осыпались.
На другой, освещенной стороне киоска стояла девочка лет семи с мамой.
— Мамочка, купи «Чупа-чупс»!
— Машенька, ну поверь, у меня ни копейки! Вот завтра у тебя будет день рождения, а у меня как раз зарплата должна быть, и мы купим вафельный торт.
— Даже с орехами?
— Даже с орехами.
Друзья, переглянувшись, вышли на освещенную площадку.
— Сударыня, вас звать Маша? — спросил Мишка у девочки.
Мама встревоженно притянула девочку к себе:
— Что вам надо, молодые люди?
— Только одно: Карлсон поручил нам вручить имениннице торт, а маме цветы.
Торт и цветы переходят в нужные руки, Андрей и Мишка впрыгивают в полупустой автобус и смотрят сквозь стекло на завороженных маму с дочкой.
5
Кабинет полковника Славина оказался более чем скромным: стол, правда, большой, полукругом, за которым разместились шесть стульев, два далеко уже не новых шкафа, сейф и ничего больше — даже такого вроде бы обязательного атрибута, как компьютер. Не было также ни ручек, ни карандашей, ни бумаги.
Едва Панин уселся на один из стульев, как вошел мужчина лет тридцати, худощавый, невысокий, с темными кавказскими глазами.
— Знакомьтесь, — сказал Юрий Кириллович. — Раш Амирханов.
И все, кто такой, почему здесь — об этом ни слова.
Раш отставил свой стул к стене и сел там, скрестив руки на груди.
— Хочешь курить — пожалуйста. — Славин в качестве примера тут же щелкнул зажигалкой и затянулся сигаретой. — Мой кабинет, пожалуй, единственный, где еще разрешается это делать. — Панин ничего на это не ответил, и Славин продолжил: — Вадим, я не хотел бы, чтоб наш разговор походил на допрос, тем не менее на четкие вопросы желательно услышать такие же ответы. Идет?
— Если это и есть первый вопрос, то как на него ответить нечетко? Конечно, идет.
— Это пока прелюдия. А вопрос такой: когда Павел Бычков попросил тебя приехать по указанному адресу?
— Эсэмэска пришла в девять вечера.
— Эсэмэску в это время он не мог отправить, поскольку был убит в районе двадцати часов, так установила экспертиза.
— Вам отдать мой сотовый, Юрий Кириллович? Чтоб убедились, что я не лгу?
— Вадим, еще раз говорю: ты не на допросе. Я с тобой советоваться хочу, а не пикировкой заниматься. Бычкова убили в двадцать, с его телефона послали вызовы тебе и Щербине, и телефон этот, естественно, уничтожили.
— Убили его, как я понимаю, не в том доме, где мы обнаружили тело?
— Правильно понимаешь. Из чего исходишь?
— Следов драки нет, а Паша не барашек, чтоб дать себя просто так прирезать.
— Тем не менее прирезали именно как барашка. Правда, угостили сначала вином с азалептином и уж потом... Потом привезли в заброшенный дом уже труп. И опять вопрос: Павел Романович не пил абы с кем.
— Со мной бы он пил.
Славин криво улыбнулся:
— Опять ты о своем! Ладно, говорю начистоту, проверяли мы, не встречался ли ты в тот вечер с Павлом Романовичем, есть ли у тебя алиби.
— И перед вами я, значит, чист, как слеза ребенка?
Полковник согнал улыбку с губ:
— Понял. Хочешь, значит, чтоб между нами не было никаких недоговоренностей, да? Ладно, открываю карты.
Он выдвинул один из ящиков стола, рыться в нем не стал, взял не глядя папку сверху, словно был готов к такому повороту беседы.
— В руки не дам, но прочесть прочту. Слушай. «И непосредственно перед вылетом вертолета капитан Панин выстрелом в упор в голову убил местного жителя Ису Гаджиева, когда тот сказал, что откажется давать ложные показания»... Прокомментировать сие можешь?
— Могу, — сказал Панин. — Никто из моей группы сие написать не мог.
— Так уверен в своих?
— Не в этом дело. Фамилию Исы из всего отряда знал только я.
— Логично. Но мы были не в курсе и пошли несколько иным путем. Трассологи поработали, выяснили, что пуля в Ису вылетела не из твоего ствола. Все. На прошлом ставим точку, в этой папке на тебя у нас больше ничего нет. Возвращаемся в день сегодняшний. Понимаешь, Вадим, что мне покоя не дает? Не вижу никаких причин, по которым хоть кому-то стоило бы убивать нашего человека. Ему всего двадцать пять, никаких громких дел за плечами, так что врагов себе еще не успел нажить.
— Может, что-то большее стоит за смертью ресторатора? Паша же этим делом занимался?
— Да ничего там не стоит! Вот за смертью его телохранителя — да, кое-что есть. Посему второй четкий вопрос: Бычков говорил тебе что-то о стволе, из которого на Москве-реке убили Бислана и лодочника?
— Что снайперская винтовка, скорее всего, взята из арсенала спецназа.
Амирханов наконец-то перестал быть изваянием, шевельнулся, сказал то, что обычно не говорят в адрес мертвых:
— Дурак!
Славин оказался чуть разговорчивее:
— Будь он живой, я б ему по морде съездил, хоть Паша и сын генерала. Понимаешь, раз тебе сказал, то не исключено, что и другим — тоже. Да еще специально подчеркивал, что именно этим вопросом занимается. Когда такие факты всплывают — это уже серьезно. За это убивают.
6
Волин сидел мрачный, сосредоточенный, и водитель Рассадина, желая поддержать напарника, своими дурацкими репликами только ухудшал его настроение.
— Волин, — говорил он, держа руль, — ты не переживай, Константин Евгеньевич хозяин слова, я его давно знаю. Если пообещал за Панина заплатить, то заплатит. Цена, конечно, разная будет. Одно дело — если завербуешь, чтоб на нас работал, и другое — когда шлепнуть придется. Тебе что легче?
— Это как спорить, что слаще — хрен или редька.
Водитель заржал:
— Тоже правильно. Но в любом случае на Канары съездить хватит. Ты оттуда ракушек для аквариума привези. У меня аквариум хороший... Слышь, что сказать хочу. Вербовать — одна канитель. Пулю в сердце пустить проще.
— Ты много пускал?
Водитель нахмурил лоб:
— Не было у меня такого, но теоретически готов. Чего там сложного, подошел, пиф-паф — и получай денежки. Константин Евгеньевич заплатит.
— Заплатит. Пулей, как обычно, платят заказчики исполнителям.
У водителя даже руки дрогнули, машина заметно вильнула.
— Ты что, Волин? Ты уже проверенный человек, а шеф проверенными дорожит. И в голову такое не бери! А потом, Рассадин и ко мне прислушивается, я ему о тебе только хорошее говорю. Нет, плохие мысли из головы выкинь. Я, скажу честно, даже завидую тебе. Канары — это круто!
— Раз завидуешь — давай поменяемся, — сказал Волин. — Мало того что Рассадин заплатит, так и я еще подкину.
— Не... Что мне на Канарах делать? Я и плавать толком не умею... Так, метро справа. Ты здесь выходишь?
Волин неохотно вылез из салона, пошел к светофору, чтоб перейти дорогу, и только когда загорелся зеленый, водитель, глядя ему в спину, набрал номер Рассадина.
— Константин Евгеньевич, наш друг гулять отправился. «Маячок» я ему нацепил, так что переговоры послушаю и вам доложу. Сразу же, конечно...
А Волин подошел к книжным развалам, к столику, за которым стоял Мишка.
— Привет, Миша.
Гречихин совсем не обрадовался появлению сослуживца и даже, кажется, не удивился.
— Привет, Волин. Что интересует из кладезя знаний?
— А что посоветуешь?
— Есть книжонка, тебе подойдет: «Сто знаменитых предателей».
Волин понял, что дальнейший разговор на вольные темы у них не получится, и перевел его на рабочие рельсы:
— Мне надо с Паниным встретиться.
— А ему это надо?
— Думаю, да.
— Попросить прощения хочешь за то, что топил его?
— Я озвучил то, что мне приказали.
— Мне думается, Абрамов не просто приказал, а заплатил тебе за это, так?
— Гречихин, давай эту тему закроем. Помоги Панина увидеть.
— Я на роль сводника не гожусь. Если очень надо — найдешь.
— В том-то и дело, что некогда мне искать. Потому тебя прошу: передай ему, пусть исчезнет на время. Его заказали, понял? Я стрелять не буду, но есть те, которые это сделают. И еще: адрес Ларисы там знают. Я, я, дурак, его сказал.
Весь этот разговор прекрасно слышен водителю. Он поправил наушник и вздохнул:
— Действительно дурак!
7
Станислав Викторович зашел к нему с утра, и Вадим сразу отметил, что у шефа воспалены глаза. Такие глаза бывают от бессонницы. В кабинет попробовала было заглянуть секретарша, но Станислав Викторович остановил ее:
— Юля, меня минут двадцать ни для кого нет.
— А ваш утренний кофе сюда?
— Сюда ничего и никого не надо.
Секретарша тотчас закрыла дверь, а шеф, сложив руки на груди, остановился напротив вставшего с кресла Панина:
— Вадим, после смерти Алана я у Рассадина теперь единственная мишень, так?
— Скорее всего, да, Станислав Викторович. Я так понял, вы не выспались, потому что Жене опять всю ночь звонили?
— Ты всегда все правильно понимаешь, Вадим. Трубку мы не снимали, но это же не выход. Бесконечно так продолжаться не может.
— Дайте команду, и мы изберем лучший способ защиты — нападение.
Станислав Викторович нахмурился:
— Мы уже говорили на эту тему. Нет! Меня бы устроило другое: если он перестанет претендовать на мой бизнес и назовет сумму, которая его устроит... И которая меня, естественно, устроит... Он получит ее и уедет в свою Испанию.
— Чтоб вернуться опять через пару лет и начать все сначала?
— Не начнет, если мы выкупим сейчас все бумаги.
— Но мы даже не знаем, что такое — все! Рассадин может отдать только часть, другие прибережет для будущего...
— Нет, — горько улыбнулся Станислав Викторович. — Свои грехи я знаю в полном объеме и индульгенцию выплатить готов лишь за все сразу. Посему, Вадим, давай возобновим с ним контакты, а пока они будут идти, прошу тебя найти человека, который решал бы вопросы безопасности Жени.
Панин кивнул:
— Там Коленька пока, но мы действительно разрываемся...
И тут зазвонил телефон. На связь вышел Гречихин:
— Вадим, важнейшее дело! Можно к тебе приехать?
— Ты не доедешь, обязательно влипнешь в какую-нибудь историю. — Он прикрыл трубку ладонью и обратился к шефу: — Есть один человек. Его можно использовать для подхвата, дней на пять, на неделю.
Тот кивнул:
— Заплатим столько, сколько скажешь.
— Тогда я прямо сейчас поеду с ним на встречу.
И вот уже Панин с Мишкой едут в сторону Чертаново, где проживает пассия шефа. Мишка рассказывает о встрече с Волиным.
— Сдал Ларису, представляешь? И сам же признался в этом. Ну не скотина?
— Спасибо хотя бы, что предупредил. Будем думать, как быть. А я тебе шабашку нашел, брат. Работы — на неделю, заплатить обещают нормально...
Вадим рассказывает, что за работенка предстоит, Мишка слушает, прикрыв глаза, чтоб ни на что не отвлекаться. Потом начинает говорить сам:
— Насчет Ларисы — с Андрюхой свяжись, у него есть координаты нашего дома отдыха, что на Рузе. Отправь ее отдыхать, туда никто из чужих не сунется.
— Хорошая мысль.
— Правда, сам Андрюха в нирване пребывает...
— Что так?
— Да накладка вышла с девочкой, которую ты ему в подарок посылал. Но это ничего. Теперь — по этой самой Евгении. Мне что нужно, командир: адрес Рассадина, есть ли у него дача, круг знакомств, кто на него пашет...
Панин резко сбавляет скорость, занимает правый ряд:
— Еще слово — и я тебя прямо здесь высажу, понял? Какие на хрен адреса и дачи?! Получил конкретное задание — вот его и выполняй! Будешь проявлять самодеятельность — иди в магазин картошку грузить.
Гречихин мог бы на такие слова и обидеться, но не обиделся: он хорошо знал командира. Потому сказал спокойно:
— Все заметано. Раз мелкая вспашка нужна — будет мелкая.
— Сил и средств для большего нет, — хмуро, чувствуя себя виновным за вспышку, уточнил Панин. — Ты о прописных истинах говоришь, но добро на их реализацию мне не дают. Потому ограничимся элементарным. Все, приехали.
Они остановились у нужного дома, к машине тотчас подошел Коленька.
— Вводи нашего друга в курс дела, — сказал ему Панин. — Мы только накоротке переговорили.
Мишка вылез из салона, Панин тронулся было с места, но потом сдал назад, подозвал Гречи-хина:
— Миш, еще раз очень прошу: не ищи на задницу приключений, ладно?
— Так здесь их и искать негде!
— Найдешь, была бы задница! Значит, так: пей с женщиной кофе, сопровождай ее в магазин, прогуливайся у подъезда. В общем, не стесняйся демонстрировать, что ты есть. И все!
Может, он еще бы что сказал, но засигналил грузовик, потребовал, чтоб Панин пропустил его на узкой дорожке. В доме шел ремонт, грузовик вез рулоны толя для перекрытия крыши. Вокруг было полно рабочих в оранжевых куртках.
Панин взмахнул рукой и уехал.
8
— Я тебя вот чего пригласил: думаю, нам как никогда надо держаться друг за друга. Ты не хочешь связываться с Паниным, я тоже не представляю, как его можно убрать.
Водитель Рассадина и Волин сидели за выносными столиками в парке у кафе, уже поели, попили кофе, рассчитались с официантом и вели теперь беседу, правда, совсем не праздную.
— Он, скорее, нас всех уберет, — сказал Волин.
Рядом с ними уселась развеселая компания, и они продолжили разговор, уже прохаживаясь по плохо освещенным аллеям.
— Но Константин Евгеньевич все же наш кормилец, и он требует...
— Пошел он к черту, этот Рассадин! На нем белый свет клином не сошелся, лично я найду себе работу.
Водитель вздыхает, потом неожиданно резко меняет тему:
— А хочешь, покажу, где белка живет? — Он сворачивает на тропу, ведущую в глубь парка. — Я для нее фундучных орешков припас, держи, покормим.
Волин нехотя берет орехи, идет вслед за напарником. Тропа оборвалась, здесь темно, трудно что-то рассмотреть, но водитель уверенно тычет пальцем в крону дерева:
— Вон, видишь? Иди сюда, отсюда лучше видно.
Волин подходит к дереву, водитель оказывается за его спиной, вытаскивает пистолет, направляет его в затылок бывшему спецназовцу.
Но Волин знал, что от этого типа можно ожидать всего. Он резко пригнулся, ударил ногой по руке с пистолетом, поймал взлетевший вверх ствол и тут же рукояткой стукнул водителя по виску. Тот упал, не сразу стал подниматься на колени, обхватил голову руками.
— Спиной ко мне! — приказал Волин.
Водитель беспрекословно повернулся, зажмурил глаза, ожидая выстрела в затылок.
Волин же и не думал стрелять. Он вынул из пистолета магазин, а само оружие бросил в сторону, в высокую траву. Услышав чьи-то шаги по тропе, неслышно отступил, растворился в темноте.
По тропе же шел парень, на ходу расстегивая ширинку — видно, пива много выпил. Сделал бы он свое дело и ушел, но тут почти рядом с собой, за толстым стволом дерева, услышал чей-то голос:
— Я клянусь! Никогда в жизни... Не стреляй!
Парень затоптался, мало что понимая, глядя
на темный силуэт стоявшего на коленях мужика. А тот продолжал:
— Хочешь, денег дам? У меня есть, я скопил. Дам и исчезну.
— А чего мы такие добрые? — спросил парень.
Водитель был до того напряжен, что не уловил разницу голосов.
— Не надо издеваться! Жить хочу.
— Ну, если так, давай.
Водитель только теперь что-то начал соображать, повернулся, увидел незнакомца, схватился с колен. Глаза его сузились, стали злыми, сжались кулаки... Но женский голос спросил поблизости: «Ты скоро там?» И водитель, как и ранее Волин, зашагал за деревья.
