Глава 6

Корделия нетерпеливо прижалась лицом к стеклу аэрокара, едва в поле зрения показалось озеро Серена. Серена была самым небольшим, самым мелководным и наиболее интересным для биологов из всех озер, раскиданных цепью по глубокой рифтовой долине к югу от Каринбурга. То, что озеро было лишь третьим по близости к городу и базе, пока спасало его окрестности от застройки, и Корделия эгоистично надеялась, что такое положение затянется надолго. Озеро напоминало ей о том Сергияре, который она впервые увидела сорок пять лет назад — обширном, пустом и манящем, за исключением нескольких (как впоследствии выяснилось, нескольких сотен) неприятных биологических сюрпризов. Она сомневалась, что разбросанным по планете колонистам удалось обнаружить их все, хотя они определенно тщательно над этим работали. Она обдумывала лозунг для приглашения выпускников медшкол с соседних планет галактики: «Прилетайте за практикой в прекрасный Каринбург, где вы не соскучитесь! И никогда не будете знать наверняка, что именно вы делаете!» Впрочем, насколько это описание подходит для всех, кто работает здесь, в том числе и на самом высшем уровне?..

— Это была замечательная идея, – сказала она сидевшему рядом Оливеру, который тоже вытянул шею и разглядывал пейзаж, и он немного самодовольно улыбнулся.

— Рад был обнаружить, что сержант Пенни по-прежнему живет здесь. Я потерял его из вида после того, как продал ему свою вторую яхту.

Вторая яхта Оливера была судном побольше, предназначенным для комфортной перевозки не привыкших к плаваниям или достигших почтенного возраста гостей по большому озеру ближе к городу. Он почти не выводил ее из дока после смерти Эйрела и в конце концов продал гражданскому пилоту шаттла – энтузиасту, заметившему, как она простаивает без дела у причала. Корделия радовалась новой вспышке его интереса. Оливеру точно пройдет на пользу поездка за город, не говоря уже о том, что отвлечься от работы, способной поглотить его целиком, если он это позволит. Он всегда просчитывал все до мелочей, что было в определенной степени благом – во время того цирка с государственными похоронами кортеж из пяти кораблей под его командованием был безупречен. Корделия готова была расцеловать его тогда, если бы не была настолько убита горем. Но если рядом с ним не будет человека, который напомнит ему, что в мире существует не только работа, вряд ли он сам вспомнит об этом.

Аэрокар сделал вираж, и вдали сквозь заросли сергиярских деревьев, чем-то напоминающих земные аналоги, только с другой биохимией, показалась небольшая усадьба на западном побережье озера. Хозяйство семьи Пенни начиналось с плавучего дощатого причала, опирающегося на старые бочонки, и сколоченной на скорую руку хижины на крутом тенистом обрыве над водой. Парочку более новых и добротных хижин построили не столько затем, чтобы заменить их, сколько дополнить. Они располагались дальше по берегу, напоминая покинутые раковины рака-отшельника. Довершал картину низенький домик с многочисленными пристройками и широкой верандой, с любовью построенный руками и из местных материалов. Пристройка последней ознаменовала появление матушки Пенни в жизни отслужившего двадцатку отставника. По той же причине, как поняла Корделия, его полевая кухня претерпела изменения к лучшему. Пара кормилась со скромной пенсии самого Пенни, огорода матушки Пенни и старых хижин и прокатных лодок, которые Пенни сдавал в аренду простым жителям Каринбурга, желающим провести выходные в одиночестве.

Когда оруженосец Рыков нацелил аэрокар на аккуратный пятачок гравийной площадки, на пороге появился и сам хозяин дома. Одетый в драные шорты и поношенные кроссовки, он щеголял темным загаром, но на бронзовой коже виднелись шрамы от червя-паразита. Он приветливо помахал рукой. Пенни был приземистым мужчиной лет на десять старше Оливера и одним из первых поселенцев, нашедших кратчайший путь сюда, просто оставшись жить после отставки на той же планете, где и служил. Тринадцать лет назад, когда Корделия и Эйрел впервые приехали сюда, он уже был сергиярским старожилом и строил свою вторую хижину, однако Корделия познакомилась с ним лишь тогда, когда Оливер обнаружил это уединенное местечко, дающее возможность прогулок на лодке под парусом за небольшую плату. Среди многочисленных достоинств Пенни, по мнению Корделии, была его невозмутимая готовность относиться к Оливеру и его разнообразным гостям инкогнито точно так же, как и к обычным жителям Каринбурга, приехавшим отдохнуть на выходные.

— Как поживаете, адмирал Оливер? Мэм. Рык. Давно не виделись, – поздоровался он с ними, когда они выбрались из аэрокара.

Оливера и Корделию старый отставник поприветствовал жестом, похожим на воинский салют, а оруженосцу крепко пожал руку; эти двое были почти ровесниками, имели похожие послужные списки и потому отлично ладили. Возможно, когда начальство отправится бултыхаться на озеро, они усядутся на веранде попить пивка и обменяться критически важной информацией, по желанию приврав и прихвастнув.

После всех необходимых приготовлений, включая посещение уборной и ритуальное предложение еды и отказ от нее, поскольку они привезли с собой все необходимое для пикника, они прогулялись до пристани. Корделия метнулась в сторону.

— О боже мой! Пенни, что это за прелесть?

Её внимание привлекло безупречное хрустальное каноэ, стоявшее на подпорках; впрочем, глухой стук по корпусу выдавал его куда менее романтичное происхождение из небьющегося пластика.

Пенни довольно улыбнулся.

— Это приемный сын привез. Говорит, новинка. Специальный прозрачный корпус для тех, кто любит смотреть под воду. Парень из Нового Хассадара, который их делает, хочет выпустить и новые формы, когда разработает прототипы. У этого пластика избыточная плавучесть, так что вы ее не притопите, даже если попытаетесь. Гостям страшно нравится, думаю заказать еще парочку таких, но он уже набрал заказов надолго вперед.

— А можно сегодня на ней покататься?

Пенни, прищурившись, посмотрел на озеро.

— Может позже? Сейчас все равно немного ветрено. Для прогулки под парусом, впрочем, отлично.

Ветер действительно крепчал. Ступив на скрипучий причал, Корделия наслаждалась тем, как ветер треплет ее волосы. Оливер посмотрел на запад и чуть нахмурился, возможно, разочарованный тем, что ветер слабоват, но для нее было почти идеально, хотя она и согласилась, что Эйрелу ветер тоже показался бы слишком тихим.

— С вашей старой яхтой все в порядке, адмирал, – сказал Пенни, вместе с Рыковым помогая им забраться. – В прокат она идет просто нарасхват – очень устойчивая, так что любители в ней не перевернутся, и мне не придется спешить им на выручку. Думаю предложить ее тому парню в Новом Хассадаре в качестве модели для его следующей лодки, или, может быть, даже договориться с ним на сделку.

— Вы неплохо о ней позаботились, – благодарно ответил Оливер.

Рыков строго показал на спасательные пояса, лежавшие на банке. Корделия и Оливер послушно их надели. Это была одна из ее многочисленных мелких договоренностей, со временем негласно выработанных ею и оруженосцем: она соблюдает требования безопасности, а он не стоит у нее над душой. Рыков, по крайней мере, научился разумно оценивать риск, в отличие от не в меру ретивых молодых парней из СБ, которых присылали из Форбарр-Султаны в качестве личной охраны вице-королевы, и которых ей иногда хотелось прибить их же уставом. Иногда приходилось довольно жестко надавить на них всем весом своего титула, чтобы они не ходили за ней по пятам целый день. Личная жизнь. Что за идея! Что ж, и это у нее будет, если она не свернет с выбранного пути. «Жду не дождусь».

Ее былые навыки вернулись сами, едва Оливер поднял грот. Корделия выравнивала кливер по ветру, пока Пенни и Рыков не оттолкнули лодку достаточно далеко от берега, чтобы она смогла опустить выдвижной киль. Затем Оливер подтянул гик и взялся за штурвал, она закрепила линь кливера в креплении, и они отчалили, заскользив по воде.

— Здорово! – крикнула она, усевшись на передней банке и обернувшись назад.

Озеро было прекрасным, виднеющиеся вдали полосатые скалы — поразительными, но вид в этом направлении стал ещё лучше, когда Оливер стянул рубашку, подставляя солнцу бледную из-за постоянного пребывания в космосе (а позже — в своем кабинете) кожу. Ну ладно, ему уже не двадцать семь, но кто тут молод? Но хилым его нельзя было назвать никогда. Она была рада видеть его таким спокойным и счастливым. Оливер так сощурился на солнце, что, казалось, морщинки в уголках его глаз ей подмигивают.

— Жаль, что коммы снять так и не получилось, – вздохнул он, посмотрев на свой наручный комм.

Корделия подняла руку со своим.

— Не знаю, как насчет тебя, но я настроила свой на «вулканы».

— Что? – рассмеялся он.

— Я уже научила своих людей. У меня пять степеней важности, по которым меня можно беспокоить: первая — «если вам нужно это знать», вторая — «дипломатический кризис», третья — «требуется вызов экстренных медицинских бригад», четвертая — «только в случае извержения вулканов».

— И какой же тогда пятый уровень?

— Семья, – ответила Корделия. – Но поскольку они, как правило, на расстоянии нескольких П-В скачков, то тут я обычно в безопасности.

— На каком же уровне тогда находится император Грегор?

— Он тоже член семьи.

— А, ну да. Конечно.

Накренившись под ветром, лодка набрала скорость. Корделия, развеселившись, улыбнулась Оливеру и переместилась вбок для баланса, зная, что уж с Оливером-то ей не придется болтаться на какой-нибудь дурацкой веревке, напрягая спину и зацепившись пальцами ног за банку, в то время как черная вода стремительно проносится под твоей задницей, точно гоночная трасса. В этих сергиярских озерах обитали твари, с которыми в воде встречаться совершенно не хотелось.

Оливер просигналил рукой о перемене направления, и, вместе переместив свой вес, они взяли курс мимо мыса и на самую широкую часть озера. «Действительно легкое плавание». Он предложил ей занять место за штурвалом, и Корделия согласилась. Сам Оливер растянулся на носу и сонно улыбнулся ей, потом посмотрел на паруса и на небо, как будто пытался прочесть в нем будущее. А, может быть, мысли его вернулись к миллиону проблем, поджидавших на орбите, а вот это уже гораздо хуже. И абсолютно противоречит ее намерениям.

Через некоторое время она посмотрела на запад и нахмурилась. То, что она увидела, надвигалось из-за ущелья, примерно в километре от них, и совершенно ей не понравилось.

— Эти тучи очень темные. О них в прогнозе что-нибудь говорилось?

— Ничего не должно быть, я проверял. – Он приподнялся и посмотрел в том же направлении. – Думаю, это просто небольшая внезапная гроза.

— Может, она уйдет на юг.

— Э-э…

Не сговариваясь, они сменили курс, направившись мимо полуострова прямо к хозяйству Пенни. В этот раз лавировать пришлось куда больше, поскольку ветер стал неблагоприятным. До берега оставалось еще приличное расстояние, когда ветер поднял на озере волны с пенистыми гребнями, небо потемнело, и холодный дождь полил как из ведра. Оливер привел старую лодку к пристани под одним кливером, выровняв ее идеально и без излишних столкновений. Уже начавшие беспокоиться Пенни и Рыков поймали причальный штроп и швартовы и рывком выдернули охнувшую Корделию на скользкие доски.

— Позже просушим их на солнце! – прокричал Пенни сквозь порывы ветра, помогая Оливеру спустить паруса. – Этот шторм долго не продлится. Но простите, что не рассчитал время.

— Ага!

Когда лодка встала в безопасном месте, они выбрались по уложенным ступенями плоским камням на берег, сперва — в сомнительное укрытие под деревьями, кроны которых трепало ветром, а потом более благоразумно перебрались на крыльцо старой хижины номер один, именно в тот момент, когда ливень снова ударил стеной.

Корделия дрожала, и Оливер посмотрел на нее с тревогой.

— Замерзли, Корделия? Не стоит стоять тут во всем мокром.

– Лучше подняться в дом, – посоветовал Пенни. Ливень снова хлестнул, капли срикошетили от крыльца и забрызгали им лица. Он поморщился. – Ну, а то в хижине есть очаг, может, там даже быстрее согреетесь.

— Было бы здорово, – сказала Корделия, прикинув, в какое замешательство приведет появление насквозь промокших гостей матушку Пенни; как уже имела возможность убедиться Корделия, та никогда не разделяла с супругом его широких взглядов на социальную иерархию.

Оливер повел бровями и вытер воду с лица.

— Хорошая мысль, – сказал он и немедленно взялся за дело. Он впустил Корделию внутрь, развел в хижине огонь в очаге из дикого камня и отправил все равно уже промокшего Рыкова за сумкой-холодильником с припасами для пикника.

Даже после всех этих долгих лет Корделия по-бетански вздрогнула от того, что дерево можно жечь, чтобы согреться, но рыжие язычки пламени весело заплясали в сырой темноте, и она пристроилась с краю, протянув к жару озябшие руки.

Эта хижина Пенни походила на все маленькие домики, виденные Корделией в Дендарийских горах в округе Эйрела, хотя здесь единственная комната была даже меньше обычного, если такое вообще возможно. В выстроившейся на берегу архитектурной последовательности от примитивной халупы до деревенского домишки и к по-сельски комфортабельному дому эта хижина выглядела самым что ни есть первопредком. Дощатая дверь запиралась на веревочную петлю, окна были сделаны из старых бутылок. Но крыша, покрытая толстым слоем старого пластика и металла, надежно защищала от дождя. Из мебели здесь присутствовала только узкая кровать, стол с рукомойником и парочка расшатанных стульев. На стене висела смотанная веревка, которую Пенни использовал, вероятно, для просушки одежды. Оливер размотал её и протянул рядом с очагом, зацепив за крюк на противоположной стене, а затем повесил на нее свою мокрую рубашку.

— А вы? – спросил он, взглянув на Корделию.

Корделия подумала, сойдет ли ее спортивный бюстгальтер за топ в походных условиях, и осталась одетой не более Оливера. Или раздетой. Сняв скрипучие мокрые парусиновые туфли, она поставила их сушиться у очага, а промокшие насквозь носки повесила на веревку. Оливер одобрительно кивнул и последовал ее примеру.

В дверь постучали. Это вернулся Рыков с сумкой для пикника и сухими полотенцами в пластиковом пакете. Он передал им все это, но остаться отказался. Гроза явно прервала его обед в доме. Корделия отправила его обратно допивать пиво в приятной компании и, если повезет, то добыть у матушки Пенни еще сухих полотенец.

Они пододвинули поближе к огню стулья и стол и достали из сумки сэндвичи, фрукты и пару термосов, позволявшим им выбирать между горячим чаем и кофе. Оливер вытянул у огня мокрые бледные ноги и удовлетворенно вздохнул:

— Неплохо. – Потом взглянул на нее, криво улыбнувшись, и прибавил: – Хотя не так, как я представлял.

– Нашей задачей на сегодня было «убраться подальше от Каринбурга», – сказала Корделия. – Остальное — лишь приправа к этому.

Оливер задумчиво протянул ей еще один сэндвич, и она его взяла. Он заметил:

– Хорошо, что аппетит к вам вернулся. Мне кажется, вы слишком похудели. После всего.

– М-м… да. – Корделия прожевала сэндвич.

Оливер побарабанил пальцами по столу и адресовал ей слабую улыбку. Стало неожиданно тихо. Он снова вздохнул, но вздох прозвучал скорее нерешительным, чем удовлетворенным. Корделия отхлебнула ещё чая, смакуя его терпкий вкус, и внимательно посмотрела на Оливера. Он всегда представлял собой зрелище, приятное для глаз. Но сейчас, казалось, он был на взводе, открывая рот, словно намереваясь что-то сказать, но так и не мог решиться. Корделия попыталась представить, что же такое Оливер не может сказать ей после всех этих лет, но и так ничего и не придумала. Она с любопытством спросила:

– О чем думаешь, Оливер?

Он сделал неопределенный жест рукой.

– Ну, если честно… о вас.

Она удивленно подняла брови.

– Что же я такое сделала?

– Ничего.

– Э-э… А должна была?

Она начала было перебирать в уме, что и для кого должна была сделать, но он отрицательно покачал головой.

– Вовсе нет.

Корделия озадаченно уставилась на него. Он неловко заерзал на деревянном стуле. Она отхлебнула еще чая. Он отхлебнул еще чая.

Он поднялся, подбросил в огонь еще одно полено, сел и начал снова:

– Вы же никого не нашли. В смысле, в личном плане. Для себя. В последнее время, я имею в виду. Я понимаю, что не раньше, тут и объяснения не нужны.

«Я не… что?» Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять. Он имел в виду… любовника, партнера, сожителя, супруга? В общем, определенно что-то такое.

– О, боже мой, нет. Даже не думала об этом. Просто… даже не озадачивалась этим. Да и где найти на это время?

– Пожалуй, что так, – он кивнул, признавая справедливость ее слов.

Она удивленно моргнула.

– А что, ты?..

– Что? Нет! – он замялся. – Иными словами… нет. Не искал.

Корделия наморщила лоб.

– А хотел бы?

– Я думал, что нет. Сначала, понимаете? – она кивнула, и он продолжил: – Но в последнее время… я стал задумываться. Появились новые мысли. Ну, вы поняли.

Она не понимала, но очень хотела понять. Это ведь был Оливер, и из всех людей, что не приходились ей родней, его счастьем она, несомненно, дорожила больше всего. Она быстро прикинула в уме, но так и не смогла представить, кем именно из молодых офицеров или дипломатов, или еще кого-нибудь из достойных людей в Каринбурге мог бы заинтересоваться приунывший Оливер. В последнее время. Не то, чтобы в последнее время она много замечала.

– Это хорошо. Похоже, что ты исцеляешься. – «По-настоящему».

Он наклонил голову. Похоже, эта мысль была для него новой и не слишком приятной.

– Э… возможно. – Его взгляд стал умоляющим.

«Прости, паренек, что-то у меня сегодня телепатия барахлит». Стоп. А может, он боится, что она станет думать о нем хуже из-за его желания идти вперед?

— А ты нашел кого-то, кто кажется тебе подходящим? Оливер, я думаю, для тебя это будет просто замечательно. Но тебе совершенно незачем спрашивать мое разрешение! — она выпрямилась на стуле, размышляя. — И конечно же, Эйрел – говорю тебе это ясно и четко, если у тебя появились какие-то глупые сомнения на этот счет, – Эйрел хотел бы, чтобы ты нашел свое счастье. Он всегда тебе этого желал.

Среди многочисленных тайных сомнений, которые Великий Человек Барраяра доверял на протяжении многих лет только ей и никому больше – поскольку после определенного момента в истории никто не желал, чтобы он сошел с чертова пьедестала, на который они его возвели, и оказался, к их испугу, обычным человеком, способным на сомнение, – так вот, среди них был страх, что их постоянные близкие отношения каким-то образом мешают Оливеру в личном или профессиональном плане. Что Эйрел увел его с пути, ведущего к лучшей и более приличной участи. Ну, хорошо, лучшей. Потому что по барраярским меркам почти любая участь для него была более приличной. И по многим другим тоже, печально подумала она. Бетанцы по большей части не придавали значения полу, но существенная разница в возрасте и социальном положении смутила бы даже их. Ее и саму поначалу это беспокоило.

Оливер согласно тряхнул головой; хорошо, что хоть эту толику здравого смысла в него вколачивать не придется. Но он тут же взмахнул рукой в ещё одном неопределенном жесте, а это значило, что она не добралась до того, что его гложет. Было множество более увлекательных способов скоротать те несколько часов, что они пережидали непогоду, нежели играть с Оливером в угадайки насчет его эмоций. И что же такого в барраярских мужчинах делает их в этом плане настолько… настолькобарраярцами? Ведь если он просто будет откровеннее, это значительно упростит дело.

Итак, что он пытался сказать? Он нашел человека, в которого мог бы влюбиться, но не имел у того успеха? Но как такое вообще может быть? Если только не положил глаз на кого-то особенно неподатливого – но перед его глазами уже был, по крайней мере, один жизненный пример, как справляться с подобными трудностями. Корделия была сбита с толку.

Она села, скрестила ноги в лодыжках, поджала губы и внимательно принялась его разглядывать. Оливер непроизвольно задрал подбородок, принимая этот вызов – а подбородок у него всегда был весьма симпатичный.

— Знаешь, я тут подумала, а был ли у тебя хоть какой-нибудь опыт соблазнения?

Глаза его на мгновение расширились, потом сощурились снова.

— Разумеется, Корделия! Меня не назовешь асексуальным.

— Я не это имела в виду! Ты, должно быть, один из наименее асексуальных людей, которых я когда-либо встречала. Чем ты озадачил, не сомневаюсь, за все эти годы множество людей, которые безуспешно пытались тебя добиться. Бедняги. И чудаки. — Определенно, бедняги и чудаки. — Но я говорю о кое-чем противоположном – не о выборе среди людей, пытающихся соблазнить тебя, а?

Он возмущенно открыл рот. Потом снова его закрыл. Потом плотно сжал губы. И нерешительно пробормотал:

— Это… взгляд совсем под другим углом. Полагаю, это могло бы… э-э… то есть, для вас именно так все и выглядело?

— Я была свидетелем одной успешной попытки, множества неудачных, а всё остальное время ты был вне поля моего зрения, пока сопровождал корабли торгового флота. Там ты, я полагаю, не оставался без нужды моногамен?

— Э… нет, но… я не считаю себя переборчивым, у меня просто было слишком много работы. Особенно после того, как я получил свой корабль.

Скорее всего, дело было в его ответственности. И служба на кораблях то там, то здесь не давала возможности для долговременных отношений.

— Ладно, чего бы хотелось тебе самому?

Он выпрямился и скрестил руки на груди. А потом резко сказал:

— Форкосиганов. Очевидно. Хотя, кажется, это слишком специфические вкусы, чтобы они могли выработаться в процессе эволюции.

Она вздохнула. «Мне тоже отчаянно не хватает Эйрела».

— Не могу тебя в этом винить. Ну, а если говорить о том, чего бы тебе хотелось из того, что ты можешь получить на самом деле? Или может, сам скажешь?

— К моему собственному удивлению, сегодня я, кажется, не в состоянии это озвучить.

Она повела рукой.

— Ну что ж, попробуем взглянуть на проблему с другой стороны. Попытайся описать своего идеального партнера. Пусть даже просто увлечение. Мужчина, я так полагаю. Возраст, физический тип, характер, что угодно. Имя, положение в обществе, серийный номер?.. Думаю, тут важна вся информация.

Судя по выражению его лица, она его неприятно удивила, но он лишь покачал головой, как будто не веря. Хотя и добавил:

— Знаете… из-за Эйрела я свыкся с мыслью, что меня интересуют мужчины, хотя до этого встречался с девушками. Не то, чтобы их было много, но про одну или двух я думал, что мы останемся вместе навсегда. Вместо этого все сложилось по-другому. А еще был тот гермафродит. Выдающийся в своем роде человек. Капитан Торн. Но лучшее из того, что мне дал этот роман — это то, что я целую неделю мог не думать об этой дурацкой ориентации.

Он моргнул и нахмурился, как будто осознал что-то новое.

— Думаешь, что на самом деле бисексуален? Как Эйрел?

— Я… полагаю, это куда более осмысленно, чем просто склонность западать на гермафродитов. И после того случая я не стал искать что-либо подобное.

Она сделала еще один заход.

— Ладно, в кого ты впервые влюбился?

У него вырвался удивленный смешок:

— Я что?

— Ты упомянул о том, на что ты западаешь. У большинства людей есть такие вещи, я имею в виду, это прошито им в психику, а не просто предпочтения. Корни всего можно отследить в подростковом возрасте.

Он схватился за голову, но при этом всё еще смеялся.

— Бог ты мой! Это превращается в очередной бетанский разговор, не так ли? Но должен признать, гермафродит был не так уж и плох, если говорить о бетанцах. Хоть и выдал почти нескончаемый поток странных вопросов о Барраяре и барраярцах.

— Но я хочу помочь тебе, Оливер! Если смогу, — добавила она. Но не смогла удержаться и добавила: — Хотя мне и вправду хотелось бы как-нибудь услышать про этого гермафродита.

— Да вы просто любите непристойные сплетни.

Она улыбнулась, радуясь тому, что ее поняли без лишних слов.

— Да, но людей, с которыми я могу их обсудить, так мало.

— Понимаю.

Он ухмыльнулся и смыл ухмылку глотком чая.

— Так на кого ты запал в первый раз? — строго напомнила она.

— Вы вцепились в эту тему, как какой-нибудь терьер в добычу. Почему вы думаете, что человек может помнить то, что было… — его дыхание на мгновение сбилось, а взгляд внезапно стал странным, — так давно?

— Рассказывай, — велела она, устроившись на стуле поудобнее и приготовившись с интересом слушать.

— В памяти есть все. Но откуда вы узнали? Да, когда я учился в школе нашего округа, все мальчишки в моем классе хихикали, мучительно и по-щенячьи втюриваясь в красивую девочку с третьего ряда, а я всегда страдал, и я использую именно это слово, от того, что с сокрушительной силой влюблялся в учителей.

Он добавил, пробормотав себе под нос: «Боже, Оливер, кто же знал?»

— А! — сказала довольная Корделия, — Думаю, я знаю, в чем дело. Тебя возбуждает авторитет, Оливер. А возможно, и власть. — «Бог ты мой, не удивительно, что он так влюбился в Эйрела». — В этой ретроспективе все очень логично.

— Для вас, возможно.

— Ты влюблялся в учителей-мужчин или в женщин тоже?

— Э… в тех и в других. Теперь, когда я задумался, это стало очевидно. Но я не думал об этом столько лет! — он посмотрел так на нее так, как будто это была ее вина.

— Ну, не все возбуждающие факторы зависят от пола. Ты же понимаешь, что в человеческих сексуальных предпочтениях категорий больше, чем эти три на одной оси. Думаю, ты просто страдаешь от недостатка категорий.

— А я-то думал, что их, черт возьми, слишком много. Больше одной оси? Как вы, бетанцы, их все классифицируете? Помечаете мнимыми числами?

— Возможно. Я имею в виду, что не знаю, как там у профессиональных секс-терапевтов, но точно знаю, что они пользуются какими-то очень сложными расчетами. В любом случае, я вижу, как перед тобой возникла неизбежная системная проблема, усугубившаяся с возрастом и повышением по службе. По крайней мере, с теми пирамидами возраста и социальных рангов, которые сейчас существуют на Барраяре. У тебя все меньше и меньше возможностей, так как авторитетов над тобой становится всё меньше. Тебя же не привлекают подчиненные?

Он помотал головой – правда, она бы не сказала наверняка, соглашаясь с ее словами или не в силах им поверить.

— И то, что в конечном итоге тебе остается, не представляет никакого интереса, недоступно и неаппетитно. Я имею в виду, если рассматривать, например, нынешних генералов из Генштаба, членов Совета Графов или Кабинета Министров. Не говоря уже об их драконоподобных матронах… — Она скривилась, припомнив наиболее отвратительные экземпляры в этой выборке.

Он зажмурился в притворном ужасе, очевидно, представив себе те же самые выдающиеся персоны.

— Ужас какой! Тут я с вами согласен.

Она воздела вверх указательный палец, все больше убеждаясь в своей догадке и довольная внезапным озарением. Не растеряла еще нюх.

— Ничего страшного с тобой не происходит, Оливер. Ты просто оказался в ситуации, когда рядом с тобой мало целей, вот и все.

— И все же список настолько короткий…

— Что?

Он решительно поставил свою чашку на дощатую столешницу. Затем встал, подошел к Корделии, взял ее за подбородок, притянул ее лицо к себе, наклонился и поцеловал.

— Ммммф?.. – только и смогла выговорить она, распахнув глаза.

На таком расстоянии его лицо расплывалось и двоилось, и все равно его голубые глаза закрылись, когда поцелуй стал глубже. Она почувствовала, что отвечает ему, смежив веки, приоткрыв губы. У него был вкус солнца, дождя и чая. И Оливера. Такой прекрасный вкус…

Когда через минуту… две… три… они прервались, чтобы отдышаться, он прошептал:

— Значит, вот как Эйрел прерывал эти затянувшиеся бетанские разговорчики?

— Не могу сказать, что ты ошибся, — прошептала она в ответ на его улыбку.

Несколько минут они искали положение поудобнее, и в результате она оказалась у него на коленях. Расшатанный стул угрожающе заскрипел под двойной нагрузкой. Зато так представлялся нужный угол для изысканий, при котором он не рисковал повредить спину.

Еще пару минут… несколько… и по прошествии скольких-то там минут ее взгляд словно магнитом притянула аккуратно застеленная постель всего лишь в паре метров от них. Оливер посмотрел туда же.

— Здесь есть кровать, как я вижу, — заметила Корделия.

— И я ее вижу. Заметил сразу, едва мы вошли. Потому что офицеру Империи положено быть неизменно наблюдательным.

— Возможно, она окажется удобнее стула, — предположила Корделия. — Он уже издает странные звуки. – Как и она сама. — Хотя кровать и не слишком широкая.

— Но шире днища лодки.

— Чего?

— Да нет, ничего…

Перемещение с одной базы на другую под командованием Оливера прошло отлично, как Корделия и ожидала. Старая койка тоже заскрипела, когда они присели на край, но хотя бы не шаталась так опасно.

Когда они снова прервались, чтобы отдышаться, Оливер признался в замешательстве:

— Боже мой, я растерял все привычки. Может быть, не стоило торопиться, а устроить, скажем, три свидания или что-то в этом роде? Чтобы соблюсти приличия. Так было раньше, по крайней мере. Хотя правила постоянно меняются. Проклятая молодежь.

Корделия неопределенно моргнула.

— Сначала была встреча у стыковочного шлюза. Потом прием в саду. Потом обед в офицерской столовой. Ну, и прогулка на яхте уже четвертое. Так что всё с нами хорошо. Даже более чем.

— Да. Верно.

Приободрившись, он придвинулся ближе.

— И помимо этого, мои дуэньи из СБ сейчас в Каринбурге, в сотне километров от нас. Часто ли такое бывает?

— Никогда не упускай тактическую возможность, — подначил Оливер и провел губами по ее шее.

— В точку.

Но перед тем, как перейти из вертикального в более выгодное горизонтальное положение, Корделия протянула руку и набрала что-то на своем комме. Оливер обеспокоенно посмотрел на нее, но она покачала головой.

— Рыков? Это Форкосиган. Я перенаправляю все входящие вызовы на твой комм. — Она ввела код на небольшом голографическом дисплее. — Слышишь?

— Да, миледи, — удивленно ответил Рыков.

— Если вызовет кто-то ниже уровня Вулканов, скажи, что у меня совещание с адмиралом Джоулом на неопределенное время, и я просила нам не мешать.

— Да, миледи. Вас понял.

Ну, еще бы он не понял. Рыков был наблюдателен, как и все оруженосцы, некогда присягнувшие Эйрелу, но и сдержан, как были все его сослуживцы. С ним предстоит долгий разговор, но позже. Намного позже.

— Форкосиган, конец связи, — выдохнула Корделия, когда Оливер заставил ее почувствовать что-то невероятное, просто дотронувшись необыкновенно умелыми губами до ее уха. Последовавший за этим поцелуй был великолепен.

— О, Оливер, — прошептала она чуть позже, переведя дыхание, — Мое тело считает, что это лучшая идея на свете. Разум… не так в этом уверен.

Он провел губами по ее шее и спустился ниже.

— Бетанское голосование? Мое тело отдает голос «за» вместе с вашим. Разум… ох, давайте назовем это «двое против одного и один воздержался».

— Просишь вето вице-королевы?

— Вся власть в ваших руках, ваше превосходительство.

Он замялся, затем перекатился на локте и посмотрел ей в глаза, улыбнувшись уголками губ, но взгляд его остался серьезным.

— Впрочем, если дело зайдет еще хоть капельку дальше, мне придется выйти наружу и постоять там с минуту или две.

— Там темно, холодно и дождь идет.

— В том и суть.

— И одиноко.

— И это тоже.

— Я сама себя уговариваю, не так ли?

— Ммм…

— Что «ммм»?

— Это я вас не перебиваю.

Она снова заставила себя улыбнуться и сказала:

— Я — взрослый человек. Мы оба — взрослые люди. Мы можем это сделать.

— Да, насколько я помню.

Она замерла, потом прижала палец к его теплым губам.

— Нет. Никаких воспоминаний. Начинаем сначала.

Он задумался на секунду, кивнул, набрал воздуху в грудь и произнес прямо и недвусмысленно:

— Здравствуй, Корделия. Меня зовут Оливер. Я бы очень хотел заняться с тобой любовью в первый раз прямо сейчас.

Уголки ее губ поднялись вверх. Черт, ну кто же знал? Она думала о его скулах, об изгибе носа, невероятных глубоких синих глазах, глядящих на нее с необъяснимым любопытством, о том, что это был именно Оливер, здесь, сейчас, в его возрасте, в этом самом месте, где они оба раньше не бывали.

— Да, — выдохнула она, — Да…

Физиология была неловка и нелепа, как всегда, но прикосновения… как же она соскучилась по прикосновениям, и почему только…

— Да… сделай еще вот так…

— Есть, мэм, — неразборчиво произнес он, втягивая губами ее удивительно чувствительную грудь.

«И почему только…

… занимаемся ли мы этими странными вещами только затем, чтобы обменяться ДНК? Или это ДНК подначивает нас? Хитрая молекула. А мы взломали программу. Биологические пираты».

Его рот нашел пристанище ниже. Она издала звук, в котором, кажется, не оставалось ни капли достоинства. «Достоинству здесь места нет, так что давай, убирайся…»

— Эй, там, на корабле!..

Он поднял голову и пристально посмотрел на нее.

— Корделия, твои мысли снова не о том.

— Не могу сдержаться, — она тяжело дышала. — Ты сделал всё, чтобы мои нейроны сошли с ума.

Его улыбка снова скрылась из поля зрения.

— Отлично, — сказал он с долей самодовольства. — Иногда мне очень нужно этого самого «не того».

— Могу предоставить.

— О да….

Солнце, вынырнувшее под разошедшимися облаками, коснулось горизонта прежде, чем им снова понадобились слова.