Глава 16
Вокруг них пробарабанил и смолк дождь огненных капелек, и лишь тогда Джоул посмел приподнять голову и оглядеться. Он заморгал, вглядываясь сквозь огненный узор: на сетчатке горели выжженные неоновые следы, а на земле светились ошметки шаров, постепенно тускнея от желтого к оранжевому и красному. Несколько последующих шлепков, кажется, означали, что над головой взорвались последние шары, и тут же что-то тяжело и запоздало попадало наземь.
Близнецы протестующе извивались в его хватке, но он лишь прижал их покрепче, вертя головой и высматривая, что творится на площадке с этими гребаными фейерверками по ту сторону плаца. Адреналиновый прилив чистого ужаса, какой он испытывал всего несколько раз в жизни, прокатился по всему телу, и он застыл, не понимая, нужно ли бежать, волоча за собой детей, или лучше швырнуть их на землю и прикрыть собой. Через секунду он разглядел полуослепшим взглядом, что отчаянная суматоха вокруг – это люди, не бегущие врассыпную кто куда, а лишь пожарные, похватавшие пожарные шланги и огнетушители и поднявшие их в ожидании неведомой угрозы с неба. Огненный душ пролился, чуть не дойдя до них. И в основном выпал рядом с Джоулом, но на тот момент он был склонен посчитать это честным разменом.
Затем накатила боль, по всей спине расплескался огонь, словно на него напал целый рой самых злющих, мерзких, искусственно выведенных генетиками ос. «Боевые цетагандийские осы!» – мелькнула мысль, настолько смешная, что он расхохотался. Алекс и Хелен, высвободившиеся наконец-то из его слабеющих рук, уставились на него с испугом. Джоул вгляделся в них, и его слегка отпустило, когда по отсутствию воплей понял, что ему все удалось, и дети не пострадали.
Те, на кого не попал огненный дождь, забегали, а те, на кого попал – забегали еще быстрее и хаотичней. Крики поблизости заглушили отдаленные аплодисменты и радостные вопли, и народ хлынул к плацу – зрители издалека подумали, что это просто фейерверк начался раньше времени.
Первой на место примчалась сержант Кацарос, на ходу запихивая в кобуру парализатор, из которого, как догадался Джоул, она только что тщетно палила в воздух. Будь у нее в руках плазмотрон, другое дело: она бы испепелила горящие ошметки, прежде чем те достигли земли. «Рефлексы правильные, но оружие не то», – автоматически оценил он. Он машинально окинул ее взглядом в поисках ожогов, но, похоже, худшего сержант избежала.
– Сэр, вы ранены! – выкрикнула она.
– Все в порядке, лейтенант, – попытался отшутиться Джоул. – Враг не смог попасть в слона с такого рас… – он снова согнулся от смеха пополам, не в силах остановиться. Подобная реакция отнюдь не успокоила ни сержанта Кацарос, ни близнецов, которые бочком-бочком отошли от него поближе к примчавшейся бабушке. Как жаль, что люди не понимают его шуток. Вот Корделия поймет… Джоул попробовал рассказать анекдот еще раз, специально для нее, но потерял нить рассуждения, и остаток предложения вышел бессвязным нагромождением слов. Но он ухитрился связно добавить:
– Ради бога, смотри, куда ступаешь, в этих твоих сандалиях.
Она схватила его за плечи – избегая пульсирующих болью осиных укусов, – и повернула лицом к себе. О, отлично, ни лицо, ни волосы у нее не пострадали.
– Оливер, у тебя шок?
Он сощурился, пытаясь обдумать вопрос всерьез. Руки дрожат, его самого трясет, словно от холода. Сортировка, офицер должен уметь правильно сортировать пострадавших по тяжести ранений…
– Думаю, да? – Он снова затрясся от смеха, переходящего в хихиканье, и смолк, потому что даже ему самому звуки показались неуместными.
– Ему нужно в медицинскую палатку, – поспешно приказала кому-то Корделия.
Джоул не имел ни малейшего желания возражать. Жестом он отослал близнецов под опеку бабушки, но это было уже излишне, потому что оба и так крепко обхватили ее за талию, и позволил медтехникам спешно увести себя с поля.
Так. Подсчитаем результат.
«Сергияр – одно очко. Оливер… все.
Да.
Вот на что похоже прозрение. Только я не знал, что это так больно…»
После одного из самых невыносимых часов в своей жизни Корделия наконец-то добралась в медицинскую палатку. Майлз хромал рядом. Катерина отправила его из рощи за детьми, и он оказался возле плац-парада как раз вовремя, чтобы стать свидетелем взрыва облака шаров, но, к счастью, не попасть под его ошметки. Он забрал к себе дрожащих близнецов, пока Корделия на месте разбиралась с непосредственными последствиями происшествия, и этим уже изрядно помог; а сейчас Алекс и Хелен пока что вернулись к матери.
К появлению Форкосиганов в палатке уровень хаоса в зоне приемного покоя снизился до умеренного. Корделия потребовала показать ей Оливера, но ее перенаправили к его лечащему врачу, полковнику медслужбы и специалисту по ожогам. На него она накинуться не успела, потому что он сразу провел ее внутрь. Следует отдать военным медикам должное: несмотря на слабую подготовку, скажем, в гинекологии, в лечении травм им не было равных.
– К счастью, сегодня вечером мы успели попрактиковаться с ожогами, – заметил полковник чересчур уж жизнерадостно. – Двадцать человек сразу, конечно, создают некоторые проблемы, но, позвольте сказать, мы передвинули адмирала в голову этой очереди не из-за его звания. Сюда.
Это была не отдельная палата в полном смысле слова, а лишь часть палатки, отгороженная плотным брезентом. С одной стороны стоял ряд медицинских приборов, рядом висел использованный набор для капельницы, и впечатляющая куча свернутых и грязных тканевых салфеток мокла в чем-то вроде отстойника, переваливаясь через край. Оливер лежал без рубашки на медицинском столе, на животе, положив голову на скрещенные руки. Когда они вошли, он поднял лицо и улыбнулся:
– А. Вот и вы.
– Сильно болит?
– С лекарствами – совсем нет. – Он улыбнулся шире. В таком контексте сказанное не слишком утешало.
Майлз подошел поближе поглядеть на его спину и присвистнул.
– И на что оно похоже? – уточнил Оливер, попытался вывернуть шею, но не смог. – Зеркала я тут не обнаружил.
– На леопарда, пораженного какой-то жуткой заразой, – ответил неизменно честный Майлз. Подумал и добавил: – Или на леопардовую лягушку.
– Наверное, дело в мази от ожогов.
– А еще в пузырях и сочащихся царапинах. Но, похоже, они проделали неплохую работу, убрав все фрагменты шаров. И как?
– Больно. Они добрых пару часов хлопотали вокруг меня с хирургическими тяговыми лучами и какой-то холодной жидкой штукой.
«Двадцать минут», – поправил доктор беззвучно, чтобы видела Корделия.
– Ага, – выдохнул Майлз. – За мной огромный долг, Оливер. Если бы не ты, все эти ожоги получили бы Алекс с Хелен.
Оливер пожал плечами:
– Ты сделал бы то же самое.
– Нет, – поправил Майлз просто. – Не смог бы. Мне бы роста не хватило. Хотя определенно попытался бы.
– Я собиралась попросить тебя, – призналась Корделия Оливеру, – но ты сейчас под воздействием лекарств и слабо соображаешь. – Она повернулась к врачу: – Они подготовили в его честь фейерверк. И прислали меня посмотреть, сможет ли он прийти.
Оливер снова поднял голову:
– Хоть прямо сейчас фейерверки и вызывают у меня содрогание, весь день я ждал их с нетерпением.
– Если ты в состоянии высидеть целый час, это было бы хорошим способом успокоить твоих людей. Там… ну, не то, чтобы паника, но за тебя точно сильно беспокоятся. – И это беспокойство Корделия полностью разделяла. И уж точно им не нужно, чтобы пошли гипертрофированные слухи, что адмирал Джоул якобы погиб.
Оливер поднял брови:
– Трогательно, если так подумать. Хотя они могут просто беспокоиться за фейерверки. Это весьма долгожданное развлечение.
Вошел медтехник с перевязочными материалами в руках, и полковник предложил компромисс:
– Давайте сначала закончим с обработкой этих ожогов.
В четыре руки они с медтехником приладили ему на спину и загривок проницаемую мембрану и защитный слой марли. Корделия помогла Оливеру сесть на край стола, свесив ноги. Он щурился, в глазах у него, похоже, расплывалось.
Врач нахмурился:
– На ночь я предпочел бы, оставить его под наблюдением в госпитале базы, однако сейчас мы сделали все, что можно. Настолько серьезные ожоги, затронувшие, – он окинул его оценивающим взглядом, – значительный процент поверхности тела – это не обычная царапина, а если вы все же так считаете, то я без колебаний уменьшу вам дозу болеутоляющих.
Оливер усмехнулся:
– Так посадите меня на часок на скамейку – в кресло со спинкой я точно не хочу, – а потом отвезите в мою тихую квартирку на роскошном аэрокаре вице-королевы. И никаких проблем.
– Я предпочту забрать тебя во дворец, – заявила Корделия. – У меня там на постоянной связи замечательный врач, которому целыми днями нечем заняться, кроме лечения ободранных коленок, и есть медицинский кабинет, где найдется любое оборудование, какое душе угодно. И я согласна, что сегодня ночью тебе не стоит оставаться одному.
– Поддерживаю, – согласился врач. Он посмотрел на нее особой одобрительной улыбкой, какую Корделия без труда расшифровала как «Ради бога, давайте отдадим пациента в руки единственной персоны, превосходящей его по рангу».
– Я хотел вернуться к себе, чтобы… нет. – Оливер повернул голову к Майлзу и наморщил лоб. – Сперва я должен поговорить с тобой. Позже. Вечером. Это надо сделать.
– Да? – Майлз обернулся в поисках подсказки к матери, но та только пожала плечами – «не имею понятия».
Поскольку рубашка Оливера пала смертью храбрых, возникла заминка, пока ему пытались подыскать что-то другое. «Я не собираюсь выходить отсюда в чертовой больничной распашонке, хлопающей на спине». В конце концов, нашли куртку – верх от хирургического костюма, просторную и чистую. А ее голубизна так хорошо оттеняла такой же цвет слегка затуманенных глаз Оливера, что Корделия с тайным удовольствием им любовалась. Майлз, опустившись на колени, помог ему с ботинками – потому что, разок попытавшись их надеть сам, Оливер обнаружил, что не может согнуться, и смущенно согласился на помощь.
– Пять дней больничного как минимум, – заявил врач твердо, – и вы даже не думайте подходить к трапу катера, пока я вам не разрешу лично, ясно? Сэр.
Последовал поток дальнейших инструкций насчет жидкости, электролитов, звонков напрямую врачу, а также копирование всей документации дворцовому медику и на наручный комм Корделии, и лишь тогда врач отпустил Оливера под личное слово вице-королевы.
Радостные крики и аплодисменты, сопровождавшие их всю дорогу до трибуны, убедили Корделию, что она верно оценила и настроение, и потребности собравшейся толпы. Крики перешли в вопли и свист, когда Катерина, ожидавшая их вместе с обеспокоенными детьми, встала и одарила Оливера громким поцелуем. Не желая уступать, остальные девочки Форкосиганов настояли на том, чтобы последовать ее примеру, включая Симону. «Надеюсь, хороший вкус у моих внучек сохранится и к взрослым годам». Последней, слегка застенчиво, его поцеловала Хелен. Оливер сонно помахал рукой в знак благодарности и сел.
– Вы герой, – призналась Катерина. – Особенно для меня.
Оливер обозревал с трибуны плац-парад.
– Боюсь, я выглядел полным идиотом.
– Этот день рождения все надолго запомнят, – вздохнула Корделия.
Оливер тихо рассмеялся:
– Ну же, я уверен, что шрамы со временем пройдут.
Корделия украдкой нащупала его руку и стиснула, он пожал ей руку в ответ. А потом раздался первый свист и грохот, и началось великолепное зрелище, под которое уже не поговоришь, да и не нужно было.
Майлз пришел к Джоулу в темный сад, прихватив бутылку сидра, о которой тот попросил, и литр жидких электролитов для питья – непрошеным. Джоул не отказался ни от того, ни от другого. Он выстроил напитки на столе и показал Майлзу на плетеное кресло: «Садись». Сам он предпочел скамью: жестковато под задницей, зато никакой спинки.
Сад выглядел скоплением затененных листьев и растений самых таинственных очертаний. Разноцветные огоньки очерчивали дорожки, воздух после дневной жары был мягок и свеж. Невидимые создания – крошечные аборигены Сергияра – завели свои тихие ночные трели, которые накладывались на отдаленный шум человеческого присутствия. Небо над городом было слегка подсвечено уличным освещением.
Майлз уселся и положил рядом свою трость. Его лицо было расцвечено пестрыми огоньками вдоль дорожки – красными зелеными и голубыми, поза расслаблена, но взгляд оставался очень внимательным. Лучший из следователей императора перед лицом неведомого вместе с одним из самых ревностных информаторов за всю его карьеру.
К сожалению, «ревностно» не значит «легко».
Джоул прикрыл свои последние колебания глотком сидра, послушно запил его раствором электролитов – фуу! – а затем торопливо смысл вкус, отпив еще сидра. Может, эту штуку сделала бы более приемлемой стопка джина? На Старой Земле именно так уговаривали пациентов пить хинин. Хотя подобные эксперименты – не для нынешнего вечера. Обезболивающие все еще действовали, но на каком-то глубинном уровне тело знало, насколько сильно пострадало, и не до конца подчинялось командам из центра. Так что со спиртным лучше не усердствовать.
Майлз отпил глоток из своего бокала – в это время дня напитки для него, наверное, смешивала Фрида, – и решил начать первым. Может, тоже хотел поскорее попасть в постель.
– Ну, и… о чем ты хотел со мной поговорить?
– Возможно, слишком о многом. О прошлом. Настоящем. И будущем.
– Звучит всеобъемлюще, угу. – Майлз склонил голову. – Позволь мне догадаться. Ты пытаешься объяснить мне, что моя мать предложила тебе яйцеклетку. Или несколько. Чертовски странная форма подкупа, но это же моя мама. Я прав?
– Да… нет. И да, и нет. Не совсем. Все сложнее.
– Знаешь, мне это постоянно говорят, а потом не объясняют, в чем именно сложность. Я скоро кусаться начну.
Но поскольку он не выглядел готовым даже просто подняться на ноги, Джоул расценил последнее как пустую угрозу.
С чего же начать? «Да с чего угодно, только начни, и все раскроется».
– Ты ведь знал, что твой отец бисексуален?
Майлз слегка приподнял бровь.
– Знал, но не всегда. В разные годы по-разному. Теперь я вполне осведомлен. Полагаю.
– Ну, – Джоул сделал глубокий вдох, – я тоже. Как и он.
Чуть более долгая пауза. В голосе Майлза прорезалась осторожная ирония:
– Итак, как давно у моей матери эта сомнительная склонность к бисексуальным барраярским адмиралам? Не думаю, что даже у бетанцев найдутся сережки конкретно на такой случай.
Джоул ответил смешком.
– Наверняка нет. Правда, что касается «бисексуальных», проблем не будет, а вот «барраярские адмиралы» могли бы привести ее прямиком на принудительную терапию.
– Это… возможно, в этой шутке больше правды, чем ты думаешь. Если то, что она рассказывала о своем разрыве с Бетой после Эскобарской войны, правда.
Джоул кое-что об этом слышал – надо будет не забыть нынешний намек и вытянуть из Корделии всю историю, но в более подходящее время.
– Отвечая на твой вопрос, я полагаю, это восходит к тем временам, когда она познакомилась с твоим отцом.
– И что, теперь она пытается собрать полный набор?
– Я не знаю, имеются ли еще экземпляры. Меня она определенно подобрала. – Еще сидра. Еще электролита. Еще сидра. Еще кислорода… – Но первым меня подобрал Эйрел.
И еще оцепенения. Чересчур спокойная реакция Майлза оказалась слегка пугающей. Ее трудно было расшифровать. Возможно, это один из его давних профессиональных навыков? Он произнес в ответ всего лишь:
– И как давно?
– А ты как полагаешь? – Ведь никогда не помешает сверить догадки. А, может, Джоулом сейчас руководило нездоровое любопытство.
Майлз вздернул подбородок:
– Должно быть, когда он был премьер-министром. Это было... рискованно. А Иллиан… нет, Иллиан все знал, разумеется. А кто еще? Я – точно нет.
– Вообще-то, очень мало кто. Это было скорее умолчание, чем тайна. Но ты тогда бывал дома не слишком часто.
– А когда бывал, ты постоянно держался в тени. – Майлз нахмурился. – Я совершенно не замечал. Ха. Логично же.
– Следует отдать тебе должное, половину времени, которое ты тогда провел на Барраяре, ты проходил серьезное лечение. В такой ситуации человек больше думает о себе самом.
Майлз поднял стакан в тосте. Весьма двусмысленном.
– Так когда же тебя впервые подобрала моя мама?
– Как много подробностей ты хочешь услышать?
– Не… очень. Ровно столько, чтобы понять.
– Вскоре после того, как я последовал за Эйрелом на Сергияр. Это произошло в первый год, и началось как подарок ему на день рождения.
– Ага, достаточно. – Майлз осушил стакан до дна. – Вот для такого у бетанцев сережки есть.
– Твоя мама говорила нам это. Много раз.
– Я уж думаю! Двадцать лет. О, черт. Это не легкий флирт, это брак, черт побери. Ты это понимаешь, Оливер?
– Под конец мы все это поняли. Пока смерть… – Он осекся. Отхлебнул глоток, потому что внезапно перехватило горло. Его бутылка быстро пустела.
– И ты прошел сквозь все это представление с государственными похоронами и ни разу не выдал себя. Командовал кортежем траурного конвоя... о боги. – На сей раз уже Майлз осекся. – На похоронах отца я тебя почти не замечал. Я… Извини.
– Мы все бродили там в шоке. Можно ли найти лучший час для милосердия? И к самому себе тоже.
Майлз мотнул головой.
– Итак, я понимаю, вы просто продолжили встречаться? Но уже вдвоем, а не втроем?
– На самом деле, нет. Три года у нас ничего не было. Мы… на время заблудились. И начали все заново совершенно в новых понятиях.
– Понимаю. Наверное. – На лбу между бровей у него показалась складка. – Хотя не понимаю, почему вам пришлось разойтись.
– Горе делает с людьми странные вещи. И работа требовала от нас обоих слишком много. А… может, нам нужно было время, чтобы заново стать собой, и лишь потом начать заново. Трудно объяснить. Но для нас – вполне осмысленно.
– Если ты так говоришь, то да.
– Говорю. Так вот, насчет яйцеклеток…
– Ого. Значит, есть и яйцеклетки?
– «Не совсем» будет буквальным ответом, хотя за техническими деталями обратись к доктору Тэну в КРО. После того, как шесть девочек Корделии были… – собраны? зачаты? – …были созданы, осталось полдесятка клеток, которые она назвала «скорлупками». Яйцеклетки без ядра. Она предложила их мне вместе с гаметами Эйрела – чтобы создать наших с ним детей. По юридическим причинам она предложила мне ограничиться сыновьями.
На этот раз Майлзу потребовалась значительная передышка.
– Хорошо. Такого я даже предположить не мог, следует отдать тебе должное. – И он прибавил, почти сквозь зубы: – Ну, мама… – Еще помолчал и уточнил: – Так ты за этим меня позвал? Пытаешься решить, принимать ли ее предложение?
– Нет, тут уже все готово. Три мужских эмбриона заморожены в хранилище КРО, и на ячейке мое имя. Они там уже несколько месяцев. Мои сыновья. Твои сводные братья.
Майлз издал некий неразборчивый звук и запустил пальцы в волосы – точно таким же жестом, как это делала наиболее Корделия, когда пребывала в наиболее раздраженном состоянии. Затем выпрямился и взглянул Джоулу прямо в глаза:
– Что же ты, просишь моего решения? Вето?
– Ни того. Ни другого, – твердость в собственном голосе удивила самого Джоула. – Я рассказываю тебе о том, что сделал, потому что… – Он осекся. «Пытаюсь все исправить. Или, как минимум, сделать честно». – Я периодически наблюдаю за тобой с тех пор, как тебе было двадцать. И за это время ты прошел большой путь.
Ответный жест Майлза начинался как отрицание, а закончился безмолвным «да».
– Корделия с Эйрелом вместе вырастили отличного мужчину, и я нахожу это воодушевляющим примером.
– Я всегда воображал, что создал себя сам, знаешь ли. Потому, что я был молодой и глупый. В свою защиту могу сказать, что с тех пор я поумнел.
– Да, и было увлекательно смотреть, как ты сам вырастаешь в отца. Если на это способен ты…
– То может кто угодно? – закончил за него Майлз.
– Я хотел сказать, «может, и у меня получится».
– Это все потому, что ты ужасно дипломатичен. Или – ну, не знаю, просто ни разу не позволял собственному эго вставать между собой и своей целью. Пугающее качество.
– Все равно, результаты впечатляют. У тебя несколько отличных детишек, Майлз.
– Надеюсь. Не знаю только, благодаря мне или несмотря на мои усилия. Но я могу тебе сказать, это я не специально. Многие понимают ситуацию неверно. Не родители формируют детей – а наоборот. Дети меняют наше поведение с самого своего первого крика. Лепят из нас то, что им нужно. И это может быть довольно жестким процессом.
Джоул поднял брови:
– В таком аспекте я не думал. – Но замечание странным образом обнадеживало.
– Уж поверь мне. Хотя я всю свою жизнь учился прямо на работе, так с чего я взял, что с родительством окажется по-другому? – Он помолчал. – Если то, что случилось в начале вечера, можно считать показательным, то у тебя уже есть правильные рефлексы, чтобы продолжать это дело.
Теперь головой покачал Джоул. «Если у меня будут дети…», – хотел сказать он в ответ, но первое слово уже не подходило.
– Когда у меня будут дети, я не хочу, чтобы тайна и молчание отрезали их от родных. – И он добавил: – Дети мои и Эйрела. Хотя у него в этом вопросе тоже не было ни права голоса, ни вето.
– Он полностью передал свой голос в этом вопросе маме. Теперь я понимаю, почему этот пункт его завещания был сформулирован так четко. Я буквально слышал его голос сквозь все юридические формулировки.
– Если увидят, что их принял ты, то и остальным ничего другого не останется. – Возможно, не всем, но достаточному количеству, чтобы Джоул мог, как выразился Майлз, «продолжать это дело».
– А если, скажем, я не стану этого делать?
– Аналогично.
– Полагаю, это расстроит маму, – вздохнул Майлз.
– И меня тоже. – Причем не только тем фактом, что Корделия огорчится, понял он, внезапно протрезвев.
– Ха.
Джоул поморщился и допил свой раствор электролитов. Похоже, болеутоляющее заканчивало свое действие.
– Так что же, гм… – Взгляд Майлза в сторону Джоула сделался холодным и испытующим. – Как эта идея сочетается с твоим планом вернуться в Форбарр-Султану в качестве нового шефа Оперативного Отдела? Мама мне ничего не рассказывала, – быстро добавил он. – Сказанное ей по секрету она не выдает. Я сам догадался. И она разозлилась.
– Ха. Вот единственный вопрос, на который легко ответить. Я туда не возвращаюсь.
– Когда ты это решил? – изумленно округлил глаза Майлз.
– Часа четыре назад.
Майлз наморщил нос:
– Знай моя мать заранее, что все так повернется, я уверен, она бы предпочла сама поджарить на костре немного зефира и покидать их в тебя.
Джоул совершенно непроизвольно хихикнул.
– Пугает, что я способен представить себе эту картину. Хотя сам момент решения не был для меня настолько четким. Просто еще утром я не знал, как поступлю – а теперь знаю. Кстати, я хочу рассказать Корделии сам. Если не возражаешь. И сперва мне нужно снять с себя некоторые обязанности.
Майлз махнул рукой в знак того, что понимает.
– Ладно-ладно. Но можно я расскажу Катерине? Если я не смогу это сделать, моя голова просто взорвется.
– На Сергияре сегодня и так хватало взрывов. Так что вперед. Предупреди ее, чтобы она… не то чтобы хранила секрет, но помалкивала. Я не собираюсь начинать все до тех пор, пока не помогу Корделии перенести в другое место столицу и базу, и пока она не сложит с себя обязанности вице-королевы. Превратности службы мне это позволяют, вот тогда я и пошлю прошение об отставке.
– А что насчет других людей в Форбарр-Султане? Я имею в виду рассказать ключевым персонам, а не публиковать новость в газете.
– Это я оставляю на ваше усмотрение, граф Форкосиган. Вам же там жить, а не мне. – И слава богу. Интересно, как много из этого разговора Майлз перескажет Десплену? Как славно, что Джоулу не надо волноваться на этот счет.
Майлз почесал нос.
– Ну… а Грегор знает все?
– Предполагаю, что твоя мать отослала ему полный обзор ситуации.
– И того, что касается твоего участия в деле?
– Да.
– Вот сукин сын! – Непонятно, было это общее замечание или отсылка к конкретному характеру. – Но если Грегор знал, – продолжил Майлз жалобно, – почему он просто не отправил меня сюда расследовать это дело?
– А зачем он обычно отправляет тебя на расследование?
– Чтобы я сунул поглубже свой нос, выяснил, что происходит, исправил, что смогу, и вернулся с докладом.
– Так ты ответил на свой собственный вопрос?
– Этот риторический прием ты подцепил у моей матери, – проворчал Майлз.
– И как он, работает?
– Ага.
– Ну и хорошо.
Майлз откинулся в кресле, положил поудобнее ногу на ногу, побарабанил пальцами по подлокотнику.
– Итак, э-э… как ты планируешь их назвать?
Несмотря на усталость, Джоул почувствовал, как расплывается в улыбке.
«Я выиграл.
Выиграли мы все».
