Глава 12
Ночью Корделия встала в туалет, а после со знакомой досадой поняла, что уже не сможет заснуть. Она вышла в кабинет отыскать отчет поскучнее. Ей было из чего выбирать, и в конце концов она остановилась на чем-то касавшемся финансов и устроилась в уютном кресле. Через полчаса, все еще не заскучав достаточно, чтобы заснуть, она подняла голову на негромкий стук в дверь.
– Ты там не спишь? – раздался тихий голос Майлза.
– Для тебя — не сплю. Заходи.
Майлз проскользнул внутрь. Пижамой ему служили старая футболка и свободные трикотажные подштанники. Пока он шел к указанному ею креслу, то опирался на трость, не пытаясь скрыть необходимость в ней, и сел с тихим «у-уф».
– Ты выглядишь... измотанным. – Лицо в морщинах, помутневшие глаза, тронутые сединой волосы взъерошены.
– А. Припадок. – Он пренебрежительно пожал плечами.
– Спровоцированный или, м-м, естественный? – Специфическая эпилепсия осталась у него после криозаморозки, из-за которой он и вылетел с военной службы больше десяти лет назад. Сейчас уже почти пятнадцать лет, кажется? Команда неврологов из Имперского госпиталя сконструировала для него стимулятор, хоть и внушающий определенные опасения, но позволяющий контролировать припадки. Это устройство провоцировало приступы в выбранный им момент и в выбранном месте, вместо потенциально опасных и неудобных спонтанных. Методика работала — но лишь когда он пользовался им регулярно.
– Вызванный. Я терпеть не могу похмелье после припадка, но у меня повышался уровень показателей, и я не хотел рисковать испортить поездку на «Серг».
– Я рада, что ты стал благоразумнее.
Его губы слегка дернулись.
– Катерина настояла. Вообще-то.
– В таком случае, с твоей стороны было разумно жениться на ней.
– О, да.
– Я думала, после них ты спишь как убитый.
– Они нарушают мозговую биохимию сна. Иногда я вырубаюсь мгновенно, иногда они вызывают бессонницу.
– Добро пожаловать в мой клуб.
– Да, но мне не, как там, семьдесят шесть?
– В яблочко. Отлично.
– У тебя недавно был день рождения. Я вспомнил, потому что мы посылали видео с детьми.
– Это лучший подарок.
Он слегка улыбнулся и постучал тростью по полу.
— Я не спал и размышлял над нашим вечерним разговором.
– А? – Она отложила ридер в сторону, пряча озабоченность. «Не подсказывай свидетелю».
– Те старые слухи в Форбарр-Султане?
– Не слишком конкретно, милый.
Он кивнул.
– Полагаю, что так. – Набрал воздуху в грудь и решился: – В частности, слухи о Джесе Форратьере. И папе. Когда они были молодыми.
Ха. Не то, к чему она готовилась. Нечто гораздо более древнее, чем история с Оливером.
– Дело в том, что я слышал их не только от людей, пытавшихся меня взбесить. – Он поколебался, – Так... они действительно были, э-э, любовниками? Я имею в виду: они же приходились друг другу свояками.
– М-м… Эйрел никогда не посчитал нужным подтвердить это для тебя или опровергнуть?
Майлз выглядел так, будто ему крайне не по себе.
– Я никогда не спрашивал, – ответил он и добавил: – Но он никогда открыто не отрицал этого, как делал с другими вещами. Например, бойню на Комарре. Эта тема никогда не переставала его злить.
– Там было на что злиться.
– О, да.
Корделия вздохнула:
– Так... ты считаешь, у меня есть право или обязанность рассказать тебе то, чем Эйрел так и не счел нужным с тобой поделиться? Что у тебя есть право знать? – она надеялась, он понял – вопрос не риторический.
Он развел руками.
– Право? Или необходимость? Но полагаю, если бы это была неправда, кое-кто так мне и сказал бы. А если это все же правда... то есть несколько человек, которым я задолжал извинения. Как говорится, мертвых оклеветать нельзя.
– Чушь. Еще как можно. Просто за это не подают в суд.
Он усмехнулся, сухо признавая ее правоту.
– Короткий ответ может ввести в заблуждение, – предупредила она. – Более подробный... требует объяснения некоторых обстоятельств.
Он откинулся головой на спинку кресла.
– Я не тороплюсь.
– Сказка на ночь получится не очень хорошая.
– А из какой барраярской истории тех лет получится хорошая?
У нее вырвался смешок:
– В самом деле. – Она глубоко вздохнула. – Я знаю ты в курсе, что после того как большую часть его семьи уничтожили убийцы Юрия Безумного — боже, Эйрелу ведь тогда было столько же, сколько Алексу сейчас? – генерал граф Петр-Делатель-Императоров не отпускал его от себя ни на шаг всю гражданскую войну. Полагаю, теперь ты понимаешь, почему.
Майлз сверкнул глазами, видимо, представив себя на месте Петра, а Алекса – на месте Эйрела. Его лицо помрачнело.
– В результате, после своего великолепного военного ученичества у самого генерала, закончившегося расчленением Юрия, Эйрел попал в твою Военную академию; в то время она была совсем другой. Ее недавно открыли и еще не до конца сформировали. Джес и Эйрел были троюродными братьями и на тот момент – друзьями, и, пожалуй, ни одного из них нельзя было назвать психически здоровым по бетанским стандартам. Даже учитывая обстоятельства их юности.
– С этим не поспоришь.
– Очевидно, что в таком контексте на гомосексуальные эксперименты между подростками мужского пола смотрели сквозь пальцы — ну, закона, запрещавшего их, на Барраяре никогда не было, это просто не одобрялось обществом. Я не знаю, к лучшему это или худшему, поскольку в такой ситуации у человека нет и никакой юридической защиты — но, в любом случае, ожидается, что такие вещи не выставляют напоказ. Я не могу понять, зачем старик Петр устроил брак Эйрела с сестрой Джеса. Его мать была из Форратьеров, так что, возможно, такой семейный альянс казался ему идеальным. Или, может быть, у него был более сложный план, и он хотел с помощью брака заставить Джеса отдалиться. Он, и не зря, к тому времени считал молодого Джеса источником всяческого вреда. Но я не думаю, что Петр предвидел кровавый кошмар, который в итоге спровоцировал.
– Значит, все же была тайная дуэль? Из-за ее неверности?
– Две. Эйрел сам рассказал мне, и я не сомневаюсь, что это правда.
Майлз присвистнул.
– Это чертовски незаконно...
– Весьма. И они привели ее к этому таинственному самоубийству.
– Папа однажды рассказывал...– Майлз колебался, – Тогда давно, когда в столице ходили слухи, что я устранил первого мужа Катерины. Боже, как это меня бесило. Но отец тогда упомянул, что никогда не был до конца уверен, что ее убил не Петр. Пытаясь исправить свою собственную ошибку. Как ужасно подозревать такое насчет собственного отца. И никогда не иметь способа узнать это наверняка... Он сказал, что не смог спросить.
– Неумение разговаривать друг с другом кажется семейной традицией Форкосиганов.
– Я...вообще-то считаю, что как раз у него прекрасно получалось.
– М-м, – Корделия вдохнула через нос. – В любом случае, следующие два или три года после ее смерти у Эйрела и Джеса был очень скандальный, полный пьянства и демонстративно публичный роман.
Пара, которую подбирали в каком-то особом барраярском аду: начинающий садист и человек, предрасположенный к саморазрушению. Э-э, пожалуй, Майлзу не нужно столько деталей.
– Я не думаю, это было нацелено на Петра, но он точно попал под перекрестный огонь. В финальной ссоре перед расставанием они пустили друг другу кровь. Эйрел смог собраться и занялся своей карьерой. Джес продолжил падение. Хотя, к сожалению, не в смысле военной карьеры. Его последующее возвышение... сильно навредило Имперской Службе.
– Это все тебе папа рассказал?
– Отчасти, а о чем-то я догадалась сама, с помощью других источников. Изумления достойно, сколько народу считало необходимым просветить меня в этом отношении, когда я только приехала на Барраяр, хотя прошло уже двадцать лет к тому моменту. Даже адмирал Джес, минут за двадцать до своей своевременной кончины. Результат их неизменно разочаровывал, – «Джеса сильнее всего, пожалуй...»; она стиснула зубы и постаралась не улыбнуться. – Я, наверно, должна прояснить, раз зашла речь о давних романах, что все мои возражения относились к характеру Джеса, а не его полу.
Майлз пожал плечами, как бы говоря: «Бетанские стандарты, еще бы».
– Так это все же клевета, даже если это правда?
– Одни и те же факты... можно представить и нейтрально, и так, чтобы вызвать шумиху, и чтобы навредить и причинить боль, в зависимости от намерений рассказчика. Хотя мне кажется, то, что этот эпизод никогда не был секретом — по крайней мере, для того поколения — сделало его не столь жалящим.
– Меня он еще как ужалил, – нахмурился Майлз. – Про тот тяжелый период па основное рассказал мне сам, но только не про Джеса. То есть... я ведь наполовину бетанец, так? На момент разговора назвать меня ребенком было никак нельзя; разумеется, детям такое не рассказывают. Но мне-то было уже тридцать! – Он сморщил нос, демонстрируя все оттенки смятения и беспокойства. – Вместо этого он оставил меня... в заблуждении.
Корделия потерла шею, которая начала болеть.
– Это случается, когда два человека столь важны друг для друга. Подумай про такой вариант... он так же отчаянно беспокоился о том, как ты оцениваешь его, как ты всегда был озабочен его мнением о тебе.
– Гм.
– Попробуй так, – Корделия прикусила губу, – Подумай о трех самых глупых, вызывающих наибольшее сожаление поступках в твоей жизни.
– Только трех? Думаю, их было больше.
– В этом упражнении перевыполнять задание не требуется, – сухо заметила она. – Трех достаточно.
– Все еще есть из чего выбирать, но... ладно. – Он откинулся назад, катая трость между ладонями и сжав губы из-за каких-то старых воспоминаний.
– Итак, насколько взрослыми должны быть Зелиг и Симона, чтобы ты мог рассказать им об этом? Десять лет?
– Конечно, нет! Они чересчур юны для таких моральных кошмаров, – он добавил через мгновение: – И любых других кошмаров, если это будет в моей власти.
– Двадцать?
– Двадцать... возраст растерянности, – рискнул он, очевидно поняв, куда она клонит. И ему это не понравилось.
– Тридцать?
– ...возможно. – Уклончивое выражение, столь знакомое Корделии по временам его отрочества, на мгновение мелькнуло у него на лице.
– Сорок?
– Сорок, может, и подойдет, – сухо согласился он.
– Эйрелу следовало выбрать тридцать девять, по-видимому.
– Э-э. – Тихий болезненный выдох, как те, что он издавал теперь, когда садился и вставал.
– Если перевернуть в обратную сторону, сколько лет должно быть тебе, чтобы рассказать мне о своих трех худших поступках?
Теперь он выглядел слегка встревоженным.
– Два тебе известны. Оставшийся... на сегодня практически устарел.
– Я не прошу тебя исповедаться, милый. Просто хочу, чтобы ты приложил усилие и увидел в своем папе человека, а не супермена. Слишком высокий пьедестал, чтобы с него падать.
– Полагаю, что так. Ха. – Он наклонился вперед и оперся подбородком на трость. – Я знаю. Я действительно знаю. – Он поколебался, – Интересно, чем я свожу с ума моих детей?
– Подростковый возраст уже на горизонте, не так ли? Скоро ты сможешь получить от них ответы. Или понаблюдать сам.
Он вздрогнул. Потом вздохнул:
– Еще советы будут, о Провидица?
– Ну, раз уж ты прямо спросил, – она пожала плечами, – боюсь, ничего оригинального. Прощай и будешь прощен, и чтобы ты ни хотел сказать, не откладывай, ты можешь опоздать.
Сухой смешок.
– Последний был из моей тройки, вообще-то.
– Как и для многих.
Он откинулся назад и помолчал.
– Я... он всегда казался таким самодостаточным. Таким сильным. Я пропустил его сердечный приступ, потому что лежал в криозаморозке. Услышал уже потом, когда все стало налаживаться... наверное, я не...
– Сильным, да. А второе... никто не может быть таким сильным и так долго в одиночку. Но, думаю, это ты уже знаешь.
Он наклонил голову, соглашаясь, и слегка улыбнулся. Подумал о Катерине?
Несколько серебристых волосков на его голове блеснули в свете лампы, и Корделия потрясенно моргнула.
– В следующем году тебе будет столько же, сколько Эйрелу, когда мы познакомились. В его волосах тогда было столько же седины, как теперь у тебя.
– Правда? – Он нахмурился и дернул прядь в безуспешной попытке рассмотреть ее. – Может, к восьмидесяти у меня тоже все волосы побелеют.
«Я надеюсь, – подумала Корделия, и у нее перехватило дыхание. – Нет, не позволяй страху мешать счастью, которое у тебя есть прямо здесь и сейчас». Или горю пожирать твое будущее? Последнее было сложнее.
Она безуспешно попыталась подавить зевок.
– Как думаешь, теперь ты сможешь заснуть?
Он потянулся, расправив плечи.
– Да, наверно.
– Завтра утром ты сможешь спать сколько захочешь.
– Но не ты, я помню. – Он взял трость, с ее помощью поднялся на ноги и направился к выходу. – Тогда – ночи.
– Спокойной ночи. Хорошего сна, сынок.
– Тебе тоже удачи с этим, – он благодарно взмахнул рукой и вышел. Без каких-либо «Спасибо» или «Я рад, что мы об этом поговорили». Впрочем, неудивительно, учитывая все обстоятельства.
Но мгновение спустя он просунул голову в дверную щель:
– Так когда ты расскажешь Аурелии все эти дурацкие истории?
«Ого, мальчик кусается!
...И хорошо».
– Когда она повзрослеет достаточно, чтобы спросить, я полагаю. – «Или никогда». Пусть будущее освободится от тяжелой руки прошлого с помощью небольшой выборочной амнезии? Не самый плохой подход, согласно богатому опыту Корделии.
Майлз коротко рассмеялся и ретировался. Корделия тяжело вздохнула и потушила свет.
Утреннее совещание канцелярии вице-королевства прошло довольно живо, поскольку Корделия, измотанная после прерванного ночного сна, была не расположена терпеть отклонения от темы и уже мечтала, как сегодня днем сбежит пораньше. Вернувшись к своему комм-пульту, она нашла вместо обычной виртуальной горы дел, помеченных специально для ее внимания, только небольшой виртуальный холмик, «Спасибо, Иви». И там даже не обнаружилось никаких скрытых вулканов, пока она не добралась до самого последнего документа в списке.
– Ну, льстивые сукины дети! – рявкнула она, едва бросив на него взгляд. Очевидно, вышло не вполголоса, как ей казалось, потому что Иви осторожно спросила через открытую дверь, не преступая границ чужой территории:
– Вы... добрались до предложения «Плас-Дан», не так ли?
– Да, – Корделия разомкнула стиснутые зубы и задумалась, не позволяет ли бюджет повысить зарплату ее исполнительному секретарю. Если бы та поместила их предложение первым в списке, Корделия не смогла бы сосредоточиться и расправиться с остальным так быстро.
На сторонний взгляд предложение выглядело безупречным. «Плас-Дан» хотел построить завод переработки вторичных материалов в Гридграде, и Гридград в этом нуждался. Поэтому «Плас-Дан», самодовольно уверенный в своей монополии, составил список требований, касавшихся поддержки своего предприятия, которые... конечно, нельзя было их назвать невозможными, но они были довольно жесткими. В голову ей пришло сравнение с человеком, который сам себя удерживал бы в заложниках для получения выкупа. Ну, однажды им такое сошло с рук, не так ли?
И, из-за отсутствия альтернатив, Корделия должна была прогнуться и дать им все желаемое. Или смотреть, как ее план перенести столицу если и не останавливается полностью, то замедляется до скорости медленно ползущего ледника.
– Вот черт.
Она перечитала письмо снова. Детали не меняли общей схемы. Пока самым подходящим вариантом было пометить его как «Получено, ожидает рассмотрения». Но вряд ли после третьего прочтения что-то изменится. И вряд ли она сможет достать из воздуха альтернативное предложение.
Она составила и отправила по сжатому лучу напоминание Марку, нескольким друзьям в Форбарр-Султане и даже одно на Комарру, но, если ее первое сообщение не имело успеха, нет уверенности, что поможет повторное. Вряд ли то, что она отложила ответ до своего возвращения с «Принца Серга» послезавтра утром, обеспечит ее индустриальной Немезиде бессонные ночи, ведь они наверняка провели те же тактические расчеты, что и она. Похоже, даже не получится получить удовлетворение от мелкой мести. И, тем не менее, она отложила ответ на потом.
Чуть позже, когда она уже считала, что все же сможет ускользнуть пораньше, и размышляла, чем дети и внуки заняты на той стороне сада, прожужжал сигнал от Иви. Она могла просто заглянуть в кабинет; и почему она этого не сделала, Корделия поняла, едва Иви официально доложила:
– Вице-королева, к вам мэр Кузнецов.
Все проделано специально так, чтобы было проще отказаться его принять, если Корделия так захочет. И она хотела, но не смогла бы оправдать такой поступок. Теперь, когда не было Йеркса, ей придется наводить мосты с Кузнецовым. Йеркс был порой шумноват, но, по крайней мере, приучен поддаваться на уговоры. Сама Корделия голосовала за Моро. Очередное разочарование было не внове: в молодости на Колонии Бета при голосовании она, как правило, оказывалась в меньшинстве. «Лапуля Фредди, в самом деле!» Бетанским избирателям потребовались годы, чтобы избавиться от этого болвана.
Корделия вздохнула:
– Пригласи его.
Кузнецова сопровождала женщина постарше, в которой Корделия узнала члена городского совета. Но они занимались управлением Кейбурга, избавляя от такой необходимости имперское правительство, очко в их пользу. Обменявшись с ними приветствиями, Корделия с приклеенной к лицу дружелюбной улыбкой указала на удобные стулья по другую сторону комм-пульта. Пара выглядела решительно и нервно. Корделия сменила заготовленную как обычно приветственную фразу «Чем же Правительство Его Императорского Величества может сегодня быть полезным Каринбургу?» – на более нейтральную, хотя все еще дружелюбную, поскольку хотела сдвинуть беседу с мертвой точки:
– И что же вы хотели сегодня донести до моего сведения, мэр, советник?
Кузнецов наклонился и выложил на черное стекло комм-пульта несколько потертый планшет.
– Это, – высокопарно начал он, – официальная петиция против планируемого перенесения Имперской планетарной столицы из исторического Каринбурга в незначительный провинциальный город. Мы уже собрали более пяти тысяч подписей и совершенно точно можем собрать больше. Если они понадобятся, чтобы голос тех, кому мы служим, прозвучал громче.
– Отличное упражнение в демократии, – заметила Корделия, не дотрагиваясь до петиции. Многие барраярские иммигранты постарше с недоверием относились к подобным инопланетным процедурам, другие же расторопно приняли их, заново изобретая всевозможные способы набирать голоса с головокружительной скоростью. Поднаторевшие в том, что касалось выборов, комаррцы держали первенство. Более этичные кадры из местных волонтеров шли с ними наравне в этой «гонке вооружений», но обогнать все же не могли.
– Как бетанка, – произнесла женщина-советник, госпожа Нойе, – вы, разумеется, не можете оставить петицию без внимания.
Корделия откинулась в кресле и скрестила руки на груди.
– Я не бетанка уже около сорока лет, но да, я вас понимаю. Процедура правильная. Но сам предмет спора неверен.
– Попытка украсть у нас столицу задушит рост Каринбурга, – спорил Кузнецов, – уничтожит его шанс на славу!
«Вот именно», – подумала Корделия, но вслух сказала:
– Никто не предлагает нанести вашему городу смертельный удар. Все что здесь находится, тут и останется. Включая базу и гражданский космопорт: центры развития, которые никто не собирается закрывать, – по крайней мере, в ближайшее время. Она поджала губы, – Подумайте также о том, что размер – не единственный показатель славы. Какое здесь сейчас население, около сорока тысяч? Так же, как во Флоренции, в Италии во времена Высокого Возрождения. Так где наш Леонардо да Винчи? Наш Микеланджело? – Она не стала добавлять «Где наш Брунеллески?» – любимый сумасшедший архитектор Эйрела со Старой Земли, — потому что возводить гениальные строения в обреченном городе было бы трагедией.
– Мы были первым — и передовым — поселением колонистов на Сергияре, – сказал Кузнецов. – Наша история значима для мира.
– Да, я сама тут была первой, – сухо сказала Корделия. В те времена Кузнецов, наверное, пачкал пеленки где-нибудь на Барраяре. Нойе по возрасту годилась на роль его старшей кузины. – История — да, славная — нет. Кейбург, вернее, база создавалась как тайное хранилище военных запасов, чуть позже — как площадка для шаттлов и весьма гадкий концентрационный лагерь. Там происходили довольно некрасивые вещи. Неудачное нападение на Эскобар нельзя, знаете ли, назвать самой светлой страницей барраярской истории. Никто тогда не удосужился составить рациональные планы заселения, все занимались интригами старой Партии Войны. О мирной колонизации одной из лучших землеподобных планет, открытых за последние два поколения, они вряд ли задумывались: слишком много тяжелой и кропотливой работы и слишком мало возможностей быстро урвать себе славы. Да и отдачу получишь нескоро.
Кузнецов, не будучи фором, пожал плечами и вынужденно согласился. Он не питал отвращения к труду, как успела заметить Корделия; и, в конце концов, сейчас выполнял те обязанности, за которые получал жалование. К сожалению.
– Гора Тера не извергалась тысячи лет, – заспорила Нойе. – Может пройти еще не одна тысяча до следующего извержения.
Корделия поправила:
– Сотни лет. Крупнейший выброс, который снес ее верхушку, датируется примерно тысячей лет назад, но с тех пор периодически случались более слабые извержения. Геодезическая шкала за последние несколько тысяч лет есть в публичном доступе. – И все еще дополняется с появлением новых сведений, к сожалению, недостаточно быстро. «Нужно больше людей». – Вулкан не потухший, просто спящий, и поскольку трещина под ним продолжает смещаться и расширяться, то строить долгосрочные прогнозы будет сложно. Нет, в ближайшие десять лет извержения не прогнозируется, иначе я бы уже постаралась эвакуировать население Кейбурга. В следующие сто? Возможно. Двести? Почти наверняка.
– На Старой Земле есть города, веками существовавшие вблизи вулканов, гораздо более активных, чем этот, – сказал Кузнецов, – они отстраивались и продолжали жить.
– Да, но они были основаны до того, как люди узнали, что такое тектонические плиты. Люди тогда воспринимали подобные геологические катастрофы как божью кару, не имея лучшего объяснения. А после научного прорыва это можно объяснить просто инерцией. И близорукостью. И ложным доводом о невосполнимых издержках. Мы не можем оправдаться незнанием. Издержки никогда не будут меньше, чем теперь. А инерция — то самое свойство общества, которое я, да, пытаюсь уменьшить.
– Калеча будущее Каринбурга! – возражал Кузнецов.
Корделия хотелось рвать на себе волосы.
– Будущее Каринбурга – поток лавы! – Она нахмурилась. – Если сначала его не разрушат землетрясения. Хотя Эйрел как-то заметил, когда мы с ним это обсуждали: «Не землетрясения убивают людей, их убивают подрядчики», – и, думаю, в чем-то он был прав, но тем не менее.
– От землетрясений, которые тут происходят, у меня едва дрожат тарелки в буфете, – вставила Нойе, – раз или два в год!
Разве ее тут не было десять лет назад во время подземного разлома?
– Нет, сейсмическая активность в разломе постоянна. Люди просто не замечают слишком глубокие и слабые толчки. Моя команда вулканологов вносит первичную информацию в правительственную сеть в реальном времени. Любой может с ней ознакомиться, – она положила ладонь на прохладное черное стекло стола. Потому что если бы она сжала кулак, жест посчитали бы враждебным.
Нойе хмыкнула:
– Запутанная научная абракадабра! В ней можно спрятать любую ложь, и кто сможет это разглядеть?
Корделия уставилась на нее.
– Напротив, все пояснения написаны на языке, понятном десятилетнему ребенку. И это не фигура речи. Я поручала Блезу Гатти найти класс десятилеток и протестировать тексты на них. Они на удивление хорошо поняли все прочитанное.
Гатти сначала был ошарашен подобным заданием, но быстро проникся и выполнял с удовольствием. Как она поняла, в школе его визитов теперь ждали с нетерпением.
– Существует даже обучающая запись, показывающая как расшифровывать графики и диаграммы, прямо тут.
– Итак, – холодно подвела итоги Нойе, – ваш многократно восхваляемый прогрессизм – не более чем притворство, не так ли, вице-королева? Пять тысяч голосов вы отметаете одним словом фора.
– Послушайте, – Корделия подалась вперед, опершись ладонями о столешницу. – Тут нет политического решения, потому что это – не политическая проблема. Астероиды… люди адмирала Джоула могут помочь с астероидами, благослови их бог. Но не вулканы. Это проблема совсем другого порядка. – Ну, за исключением случаев, когда эти астероиды размером с планету, но Корделия научилась не подрывать свои же аргументы чрезмерной точностью. – Грегор наделил канцелярию вице-короля многими полномочиями, но не супер-силой. Я не могу остановить дрейф континентов, – и она задумчиво добавила: – И это имело бы ужасные последствия для долгосрочного состояния биосферы, даже если бы я смогла.
– Но перемещение столицы от нас вы могли бы остановить, – воскликнул Кузнецов.
«Если бы не думала о будущем, была бы злодейкой или дурой – то конечно». Она вздохнула и подтолкнула ридер с подписями обратно к просителям.
– Я предлагаю вам отправиться к старому жерлу и представить свою петицию вулкану. Он, а не я, определяет тут долговременные последствия. Но если вам ответят, бегите.
– Весьма остроумно, – с объяснимой горечью заметил Кузнецов. – Жаль, что вы рассматриваете финансовые тяготы, которым подвергнете жителей Каринбурга, как шутку.
– Тяготы — это преувеличение. Масса народа, конечно, не извлечет из города такие значительные прибыли, как планировала, это правда. Но это все же не голодная смерть.
Столь же возмущенная, Нойе схватила ридер.
– Вы даже не дослушали нас до конца, вице-королева.
«Вот бы мне на самом деле так повезло».
– В Каринбурге много того, что я и сама любила. Вице-королевский дворец— дом, который я построила, и он и его сады связаны со многими счастливейшими воспоминаниями моей жизни. – Так же, как и с самым опустошительным из всех, но это их не касается. – Мне будет не просто тяжело оставить их позади. Эйрел и я всегда заботились об этом месте, пока жили здесь. Но если я хочу лучшего для своих людей, им нужно научиться переменам.
Ее просители, поняв, что сегодня дело не сдвинется с мертвой точки, наконец удалились, все еще недовольно бурча. Но, по крайней мере, они ушли, так что теперь могла уйти и Корделия.
Выйдя чуть позже из своего кабинета, Корделия застала Блеза болтавшим с Иви. И никаких просителей в приемной.
Иви подняла голову:
– Отправляетесь? Хорошей поездки!
– Спасибо! Она обещает быть очень интересной.
– Полагаю, пресс-секретарь вам с собой не нужен? – со слабой надеждой осведомился Блез.
– Извини, мне достаточно семейства. Не все на свете нуждается в пиаре, знаешь ли. – Она сжалилась под его скорбным взглядом, который он не раз и успешно к ней применял. – Можешь написать заметку. Покажешь мне, прежде чем публиковать.
Он кивнул, принимая утешительный приз. К тому моменту, когда он закончит, скорее всего, получится огромная статья, но повод казался ей безопасным, а урок истории – скорее полезным. Хотя придется перепроверить с военными цензорами каждое упоминание процедуры консервации. Чтобы не получилась инструкции, доступная всей Галактике: «Приходите, тащите наше добро! Мы расскажем вам, как!»
Уже в дверях, Корделия поколебалась, и решила использовать возможность. «Лови момент».
– Кстати, я, наверное, должна проинформировать вас обоих о недавно возникшем обстоятельстве. Мы с адмиралом Джоулом начали встречаться. Это не секрет, но это личная информация, обращайтесь с ней соответственно. И, Блез, если во время просмотров прессы, ты наткнешься на что-то имеющее отношение к этому, сообщи мне.
«Вот. Теперь никто не ткнет в их слабое место». Своеобразный подвиг или, по крайней мере, исполненный долг. Как визит к дантисту.
Блез выглядел ошеломленным.
– Э...? – выдавил он. – В самом деле?
Иви сидела столь же потрясенная, но более откровенно любопытствующая.
– Джентльмен Джоул, пес, который ничем не занят по ночам, правда? Как так получилось?
Корделия не была уверена, была ли улыбка Иви непристойной или просто смущенной. В любом случае, кажется, она означала, что если Корделии захочется с кем-то обсудить достоинства Оливера, примерно как старик граф Петр бесконечно рассуждал со своими закадычными приятелями о лошадях, то у нее под рукой есть добровольный собеседник. Выглядело гораздо привлекательнее, чем толковать об Оливере с Майлзом. И Иви умеет держать свои мысли при себе.
– Мы как-нибудь обсудим это за ленчем, – пообещала Корделия. Который будет состоять из сандвичей за ее столом, скорее всего. – Пусть твои люди свяжутся с моими.
Иви спародировала военный салют, все шире улыбаясь.
– Вы не думаете, что будут еще какие-то... проблемы? – спросил Блез. – Покойный вице-король... – Корделия не знала, что именно в ее лице остановило его на полуслове, но, он, по крайней мере, замолчал.
«Я выпотрошу любого, кто попытается создать из этого проблему», — увы, этого Корделия не могла произнести вслух. Или сделать, с мрачным сожалением подумала она.
– Понятия не имею. Поэтому вы услышали про вещи, которые в любом другом случае никого бы не касались. – «Включая тебя» – повисло в воздухе. – Но вы можете пошевелить мозгами, как превратить это в старую, никому не интересную не-новость, просто на всякий случай.
Тихий профессиональный стон.
Корделия ухмыльнулась и вылетела за дверь.
Доставка ее семейства на орбиту оказалась не таким уж цирком, как того опасалась Корделия. В конце концов, у Майлза имелся опыт перемещения маленьких армий. Задача облегчалась решением оставить малышей и Таури во дворце с няней, отрядом прислуги, СБ и Рыковым в качестве многоопытного сенешаля. Трое оставшихся детей, плюс Фредди, потеряли численное превосходство и были окружены взрослыми. Пока Майлз оставался в лагере взрослых, Корделия считала, что они в безопасности. Военный экипаж, управлявший ее шлюпкой и сопровождавшим ее курьерским кораблем, пребывал в восторге как от возможности добавить в свой послужной список дополнительные часы налета в космосе, так и от перспективы посетить историческое судно – не меньше чем их командование. С вице-королевой и адмиралом на борту их служебное рвение особенно бросалось в глаза.
После того, как миниатюрный караван миновал орбиту, на крошечную смотровую палубу подали ужин. Его разместили на двух столах. За одним устроились четверо детей вместе с несколькими принесенными в жертву для допроса младшими офицерами и старшими техниками. Поэтому второй стол — с Форкосиганами-взрослыми, Оливером, теми старшими офицерами, которые были не при исполнении, и личным врачом вице-королевы — мог вести скучные взрослые разговоры.
И эти разговоры были не так уж скучны, хотя Корделия пообещала себе завтра пересесть за другой стол.
Разговор предсказуемо коснулся цели их полета. Оливер излагал официальные версии своих военных историй, к этому времени выученные им наизусть; Майлз старался удержать серьезное выражение лица, хотя один раз закашлялся, подавившись вином. О героической роли наемного флота, удерживавшего верванский П-В туннель до тех пор, пока «Принц Серг» и остальные корабли удивительно своевременного Хедженского Союза не сумели подойти и вырвать победу из тисков поражения, разумеется, знали все присутствующие военные.
– Так что вы делали перед цетагандийским вторжением на Верван, граф Форкосиган? – поинтересовался капитан Окойн. – Вы ведь тогда были офицером в самых младших чинах, кажется. СБ, если я не ошибаюсь?
Майлз прочистил горло.
– Я могу сказать, что в тот момент занимался сбором информации для СБ в Ступице. Более детальный рассказ, боюсь, придется отложить еще на три года. По крайней мере, из моих уст. – Когда временной промежуток, для секретной информации обычно состоящий из пятилетних циклов, достигнет четверти века. Отсчитывал ли Майлз дни? Возможно. Хотя Корделия была уверена, что некоторым обстоятельствам придется подождать полные пятьдесят лет. Теперь пятьдесят лет уже не казались ей таким долгим сроком, как раньше.
– В вашем молчании нет никакого смысла, – заметил Окойн, – учитывая все эти верванские голодрамы.
Корделия давно видела их все; у Майлза скопилась целая коллекция, которой он насильственно делился с родными и близкими — включая Грегора и, в последнее время, своего друга-историка из СБ командора Галени, у которого был допуск — и мучительно подробно критиковал все ошибки. Эйрел тогда не удержался от соблазна помочь — участвовал в своей громогласной манере или иногда критиковал саму критику.
– Я знаю, – вздохнул Майлз. – Три года, тем не менее.
Окойн сдал назад, точно разочарованная неудачей охотничья собака. Пока он не успел начать еще одно зондирование, уже не нарушающее секретность, Оливер аккуратно сменил тему:
– Но раз уж ты тут, Майлз, не хочешь ли повторить ту военную игру «пресечем попытку воровства из нашего отстойника кораблей»? Помнишь, ты проводил ее несколько лет назад?
Ею Майлз увенчал свое Аудиторское расследование действий группы расхитителей, заодно получив при этом предлог продлить семейный визит и терроризировать отдельную группу младших сергиярских офицеров.
Майлз выпрямился – так выпрыгивает из озера лосось, заглотнувший наживку.
– Мы сможем разыграть это вживую? Потребуется определенная подготовка, но я готов поспорить, что сумею удивить...
– Симулятор, – перебил его Оливер, – Так ты сможешь проиграть большее количество сценариев.
И отделаться малой кровью, по сравнению с предоставлением Майлзу возможности играть в солдатики живыми людьми, отметила про себя Корделия.
Майлз все же попробовал:
– Симулятор – конечно, тоже неплохо, но ничто не сравнится с удалением из реальности всех виртуальных условностей, если ты хочешь выявить проблемы, о которых никто не подумал.
– Я в принципе с тобой согласен, – твердо сказал Джоул, — но все равно — симулятор.
Военная часть присутствовавших за столом приступила к жаркой дискуссии о различных способах проведения этого ценного тренировочного упражнения, что и заняло их всех до конца ужина. Однако Катерине, Корделии и врачу не пришлось терпеть ее слишком долго, так как дети покончили с едой и закапризничали, а младшим офицерам пора было приступать к текущей работе. Оливер же, похоже, так же хотел пойти в постель пораньше, как и она сама.
Его время наедине — наконец-то — с Корделией получилось именно таким, как Джоул себе и представлял все эти долгие недели наверху, хотя и не там и не тогда, как он представлял. Не по Уставу широкая кровать в ее по регламенту стандартной каюте — все, что требовалось им в этом мире в течение часа или около того. После она великодушно позволила ему первому пойти в душ, слишком тесный для двоих. Вернувшись сама, она явно удивилась, что он не храпит в посткоитальной дреме, как она ожидала, целуя его на ночь и уходя в ванную, а лежит на спине, закинув одну руку за голову и смотря в темноту.
– Ты сегодня тихий, – заметила она, забираясь под одеяло и положив голову ему на грудь, прижимаясь ухом туда, где стучало сердце. – Думаешь о прошлом?
– Нет, о будущем, – он наклонился поцеловать ее волосы и наконец сказал: – Пришло кое-что по работе.
Она подняла голову и искоса предостерегающе посмотрела на него.
– Предполагалось, что ты возьмешь отпуск на неделю. Сбалансированная жизнь на пользу здоровья и все такое.
Он фыркнул.
– Нечто, что-то, касается моей, как ты говоришь, епархии?
– М-м... Да. Нет. Может быть.
Она, казалось, обдумывала его двусмысленный и запутанный ответ.
– Тебе поможет, если мы обсудим это? Эйрел постоянно использовал меня как резонатор. Или нечто гулкое с хорошим эхом, если требовалось. Если ты скажешь мне, какая информация из этого конфиденциальна, то она ей и останется.
В чем он ничуть не сомневался.
– Я получил частное сообщение от адмирала Десплена. Он ищет себе замену на пост главы Оперативного Отдела в Главном Штабе. Он сказал, что считает, что эта должность по мне, если я захочу кинуть записочку со своим именем в шляпу.
Она замерла, осторожно моргая.
– Так... ты уже отправил ответ?
– Еще нет.
Она подняла бровь.
– Не решил? Или решил, но отложил ответ на потом?
«Нет – да, наверное».
– Не решил.
Она скатилась с него и оперлась на локоть. Он так хорошо изучил ее тело, что оно перестало действовать на него отвлекающе, хотя все равно вызывало восторг. А вот озабоченность на ее лице привлекла его взгляд.
– Если бы это было радостное «да», то ты уже паковал бы чемоданы на Барраяр.
– Ну, не прямо сейчас... – Его губы дрогнули в улыбке, несмотря на неспокойное расположение духа. – В любом случае, мне потребуется несколько промежуточных шагов. Например, найти свою собственную замену. Хотя Бобрик готов к повышению. – Должен быть готов, на случай критической ситуации. – Как ты думаешь, сможешь с ним работать?
– Да, – медленно ответила она. – Не так легко — и приятно — как с тобой, но я смогла бы подстроиться. В любом случае, это ненадолго. – Она не сказала: «А как насчет нас?» Она спросила: – Что ты станешь делать со своими эмбрионами?
– В точку. – «Так всегда отвечал Эйрел, пойманный в момент выбора». Он расстроенно прикусил губу.
– Я... – она остановилась. Затем продолжила: – Тебе нужна помощь, чтобы разобраться? Или мне лучше не вмешиваться?
Если бы он не хотел ее вмешательства, он бы промолчал, не так ли?
– А ты будешь беспристрастным арбитром?
– Нет, но на короткий срок я могу им притвориться. – Как бы готовясь к этому, она отодвинулась в сторону, оставляя холодное пространство сбоку от него.
– Я прокручиваю его предложение в голове уже два дня, – вздохнул он, – Теперь давай ты.
– Ну, – она в задумчивости скривила губы, – Попробуем одну гипотезу. Если бы Десплен предложил тебе это пять месяцев назад, скажем, на Зимнепраздник – что бы ты сделал?
Он подумал об этих пустых днях, полных давнего горя. Они казались теперь безумно далекими, с той вершины, где он находился сейчас. Горе можно похоронить в работе, загнать его в гроб и запереть там.
– Я бы согласился, – ответил он, удивленный своей уверенностью. – Несмотря на — нет, именно из-за сложности этой задачи. Это стало бы не решением, принятым от отчаяния, а шансом выйти из глухого стазиса. Двигаться вперед... к чему-то. К неизвестности.
Могли бы на том пути появиться новые люди? Любовь или даже супружество? В том кругу, он не сомневался, что заинтересовал бы многих и мог бы выбрать партнера со схожими интересами. Он вспомнил смеющийся голос Корделии, которая однажды переиначила цитату: «Общеизвестно, что мужчина в высоком звании должен подыскивать себе партнера».
Хотя любой человек, готовый обменять Корделию в руках на любое количество птиц в небе, должен быть невероятно глуп. Впрочем, о вкусах не спорят. Но тогда, пять месяцев назад, его руки были пустыми, ведь так? Потому что он еще не протянул ей руку и не ухватился за ее руку, протянутую к нему. Теперь это время как в тумане. «Держись, держись, нам надо прекратить падать, это плохо кончится...»
Он глубоко вздохнул.
– А потом ты предложила мне совершенно другое неизвестное будущее. Так что теперь у меня два таинственных пути и только одна пара ног.
Она немного отодвинулась, как бы чинно стараясь быть не соблазнительной и оставаться справедливой. Не то, чтобы это сработало, учитывая наготу, но он зачел попытку.
– Я все время думаю, – продолжил он, – что Эйрел уговаривал бы меня согласиться. На Оперативный Отдел, я имею в виду. Я не уверен, что он предвидел... другой вариант. – Мог ли он хотеть, чтобы Джоул и Корделия унаследовали друг друга? Даже надеяться? Но касательно эмбрионов – точно нет. Он подавил и одновременно болезненный укол в сердце при мысли, мысли, что у него не было ни шанса увидеть лицо Эйрела, когда Корделия предложила ему детей.
Она пожала плечами.
– У всех нас были иные планы. Которые постигла судьба большинства планов. Но, да, я уверена, ты прав. Его привело бы в восторг твое повышение. Мы тогда могли бы даже вернуться в Округ.
Джоул кивнул, его только что посетила та же мысль.
– Его всегда волновала моя карьера. Иногда сильнее, чем меня самого. Тогда уехать из Форбарр-Султаны казалось мне ссылкой, будто меня прогнали, бросили, несмотря на то, что я приезжал к вам во время отпусков, но он был прав — я нуждался в новом пространстве, чтобы вырасти. И не только в плане карьеры.
– Он всегда знал толк в людях, – согласилась Корделия. Сухо? Грустно? Или просто констатировала факт. – Хотя в этом случае я всегда подозревала в нем дар провидца — защитить твою карьеру, чтобы косвенным образом защитить тебя.
– Гм, – сейчас Джоул определенно понимал это лучше, чем много лет назад.
– Не знаю, насколько это важно, но даже тогда он то и дело заговаривал о той работе, которой ты однажды мог бы заняться в Округе. Это как пытаться отложить книгу, но продолжать держать палец на определенной странице в ней. Немного сложно.
Джоул не мог не улыбнулся:
– А я приблизил это «однажды», приехав к вам на Сергияр.
– И спасибо тебе за то. – Она дернулась, будто хотела поцеловать его, но вовремя вспомнила о своей нейтральности. – Итак, ты устроил в своей голове эдакий армрестлинг — правая рука против левой, одна рука за него, другая за меня?
Джоул ссутулился – замечание оказалось слишком проницательным.
– Может быть. В какой-то степени. Я знаю, это бессмыслица, тебе не нужно мне это говорить...
Она задумчиво взмахнула свободной рукой.
– Нет, это другое. У Майлза и его деда Петра были, назовем это, сложные взаимоотношения, когда он был ребенком. К чести Петра, стоит отметить, что даже в его возрасте, пусть и не безболезненно, но с вызовом он справился. Хотя Эйрел не оставил ему особого выбора, по правде говоря. Наследник-мутант или никакого наследника. Когда Петр умер, Майлзу было семнадцать, и несколько следующих лет он провел, выворачивая и завязывая свою жизнь узлом так, чтобы старик мог остаться доволен. Майлз не был бы Майлзом, если бы не умудрился все проделать так, чтобы и самому получать удовольствие. Но зрелище было душераздирающее.
– Многозадачность. Фамильная черта Форкосиганов?
Ему удалось вызвать у нее улыбку. Она продолжила:
– В последнее время, это, кажется, прошло. Или было поглощено. Он больше не вздрагивает, когда его называют графом. И не оглядывается по сторонам в поисках настоящего графа. – Она помолчала и провела ладонью по его лицу. — Или настоящего адмирала.
Он понял, к чему она вела, но...
– Это должно прояснить что-то?
Она вздохнула.
– Может, и нет. Просто замечание: я уже наблюдала, как дорогой мне человек борется с той же проблемой. Сжигает свою жизнь как подношение мертвецу. Все мы как-то выжили, но в иные минуты — лишь едва-едва. – Она улыбнулась. – К счастью, ты не сможешь быть изобретательнее Майлза в попытках себя убить. Я почти уверена, что ты переживешь Оперативный Отдел. А он – тебя. Десплен не ошибается.
Он коротко кивнул. Они оба знали, что настоящий вопрос в другом.
– Разве нет такой сказки про издохшую от голода лошадь, которая умерла, выбирая между двумя стогами сена?
Она почесала голову.
– Итак, какой стог больше? Или ближе? Нужно определиться с доступностью, в конце концов.
– Оперативный Отдел ближе. Странно. Проще, хотя звучит абсурдно. Но нельзя знать заранее, правда? Больше похоже на два стога неизвестного размера за закрытыми дверями. – «Принцесса или тигр»? – Мне кажется, метафора тоже не помогает. – Он попробовал другой, более прямолинейный подход. – Долг или Счастье? Себялюбие, – исправился он. – И как человек может быть счастлив, зная, что не исполнил свой долг?
– А-а, – сказала Корделия. Ее улыбка выглядела печальной.
– Скоро мне надо будет дать Десплену ответ.
– А-а.
– Это не то предложение, которое получают дважды. Есть другие офицеры, ожидающие продвижения.
– А-а.
– Хотя уйти в отставку адмиралом Сергиярского флота — уже куда больше, чем я мечтал достигнуть в своей жизни.
– А-а.
– Что значит «а-а»? – уточнил он немного раздраженно.
– Это как прикусить язык, но не так больно.
– А-а, – отозвался он, что, по крайней мере, заставило ее рассмеяться.
– Спасибо, что доверился мне, – поблагодарила она довольно формально, учитывая отсутствие на них одежды. – Мне теперь не придется придумывать всякие зловещие объяснения для твоей растерянности.
– Я выгляжу растерянным?
– Только для кого-то, кто хорошо тебя знает.
Был ли в его жизни кто-то, кто знал его еще лучше и интимнее? «Нельзя заново завести старых друзей», как говорят. Ну, в принципе, можно, но это займет уйму времени. А время рано или поздно заканчивается. – Эмбрионы не смогут отправиться со мной в Форбарр-Султану.
– Наверняка нет.
– А ты отправиться не захочешь.
– …Нет. Я сделала свой выбор и выбрала для себя Сергияр.
– В отличие от твоего Майлза, я не смогу получить и то, и другое. В том, другом будущем могут быть другие награды, но... не эти.
Постель – не самое нейтральное место для этого разговора, запоздало осознал он. Хотя не смог бы представить подобный разговор ни у нее, ни у себя в кабинете.
– Эмбрионы в полном порядке пролежат замороженными еще лет десять. Или больше, – подсказала она тоном арбитра. – Если не считать извержений вулкана, но они вроде не планируются в ближайшее время. Я же… – Она осеклась. Покачала головой, закрыла рот.
– Ты? – подбодрил он.
– Я собиралась сказать, что тоже буду здесь. Но не замерзшей во времени, как эмбрионы. Самое большее, что я могу обещать – я планирую быть тут.
И он не мог попросить ее подождать, заморозить себя для него в криостазисе. «Сейчас или никогда» казалось чересчур драматичным, зато «сейчас или никаких гарантий» выглядело честно. Реалистично. Благоразумно. И другие депрессивные прилагательные из лексикона взрослых.
Так они вернулись к тому, с чего начали.
– Еще мысли?
– Боюсь, я исчерпала свои способности к беспристрастному суждению, извини.
Нет, она не освободит его от ответственности за его собственное решение. Именно такой разговор он и предвидел. Хотел ли он, чтобы она страстно умоляла его остаться? Требовала, чтобы он отбросил все ради жизни и любви? Это не было в обычае Форкосиганов, и все же... некогда она сделала именно так, бросила все – свою карьеру, семью, корни, когда оставила Колонию Бета ради Барраяра. «Нет, ради Эйрела». Без малейшего сожаления? Возможно, нет.
– Если бы ты знала всё заранее, тогда, до приезда на Барраяр, ты бы все равно выбрала так же? – спросил он внезапно.
На секунду она замолчала, размышляя.
– Тогда? Пожалуй, нет. Тогда я была для этого слишком большой трусихой. Сейчас? Да. Такой вот парадокс. Хотя в действительности это не больше чем признание, что я удовлетворена своей жизнью. Желание что-то изменить означает, что не будет людей, которых я люблю, и все же... наверное, были бы другие. Которых никогда не будет теперь.
И в этом была вся Корделия. Не «Империя бы пала», а люди, просто люди, появившиеся или исчезнувшие благодаря сделанному ей выбору. Он не знал никого другого, кто думал бы так просто или так глубоко. А скорее, и то, и другое.
Оливер подтянул ее к себе и потянулся погасить свет. Он не заметил, как они уснули, дыша в унисон.
