СПРАВЕДЛИВЫЙ ПОЕДИНОК

Летопись, рассказывая о войнах и сражениях, зачастую скупа на мелкие детали. У летописца другая задача — передать общий ход боя, отметить его жестокость (если она была особо выдающейся), назвать самые тяжелые для обеих сторон (или только для той стороны, которой летописец сочувствовал) потери и, конечно, сказать, кто в сражении победил. Для изучения приемов боя летопись нам не подойдет — она их будет упоминать мельком и лишь в тех ситуациях, когда это важно для сюжета летописного рассказа, например, рассказа об убийстве.

Для описания боя у древнерусского летописца есть множество отвлеченных слов и выражений. «И была сеча зла» — так говорит о сражениях «Повесть временных лет», лишь изредка добавляя отдельные выразительные детали. Самих сражений за этими словами не видно, мы не можем сказать, как именно рубились с врагом воины Руси, как они двигались, как стояли, как защищались и наносили удары.

Фехтовальные приемы Запада и Востока можно изучать по сохранившимся поздним учебникам и руководствам. Но на Руси таких учебников, по-видимому, не существовало никогда, во всяком случае, ученые пока не обнаружили ни одного. Между тем очевидно, что, если есть оружие, должна быть и отработанная методика владения им. Как же сражались древнерусские воины?

Арабские и византийские авторы, описывая сражения с участием русских воинов, добавят ряд любопытных деталей к летописным описаниям, но про конкретные приемы боя мы опять же не узнаем почти ничего. Например, у Ибн Мискавейха мы опять, как и в нашей летописи, увидим общие фразы вроде «пошли на них русы сокрушительной атакой». Так есть ли источник, который адекватно и подробно расскажет нам о средневековой повседневности?

Такой источник есть, правда, источник этот нерусский. Мы уже знаем, что в раннесредневековое время вооружение древнерусского воина примерно соответствовало вооружению наших северных соседей — скандинавов. А у скандинавов есть замечательный источник для изучения повседневности, и в том числе — для изучения приемов боя. Этот источник — исландская сага.

Слово «сага» произошло от «segja» — «рассказывать». Сага — это рассказ, рассказ о герое или короле, а иногда — о целом роде или королевской династии. Ученые различают королевские саги (посвященные норвежским конунгам), «саги об исландцах», рассказывающие об исландских родовых вождях — хевдингах, или о целых исландских родах, «саги о древних временах», повествующие о древних богах и героях, и еще ряд видов. Нам интересны первые две разновидности саг.

Почти все известные нам саги были записаны не в континентальной Скандинавии, а на острове Исландия, который в конце IX — начале X в. заселили выходцы из Норвегии. В конце XII в. исландцы стали записывать рассказы о норвежских королях (первые такие саги создавались на заказ), а чуть позже — передававшиеся устно из поколения в поколение рассказы о своих сородичах. Так появились два главных вида саг — «королевские саги» и «саги об исландцах», или родовые саги.

Сага — это в первую очередь литературный рассказ. И, хотя в большинстве случаев это рассказ о реально живших людях, использовать ее как исторический источник сложно. Например, в сагах нет никаких дат. Там, конечно, встречаются датировки событий типа «той весной умер Снорри Годи» или «через две зимы после того, как…». Однако восстановить реальную дату можно лишь приблизительно — если в саге упоминаются такие исторические события (например, битвы), которые отразились в источниках с точными датировками.

Уже при первом взгляде на текст любой саги видно, что ее язык близок к разговорной речи. Вот, например, как описывает бой «Сага о людях с Песчаного берега»:

«Стейнтор и пятеро с ним пошли приступом на шхеру, а норвежцы отошли на расстояние выстрела, у них были с собой луки, и они принялись расстреливать защитников шхеры, от этого те терпели урон.

Увидев, что Стейнтор обнажил меч, Торлейв Кимби сказал:

— Рукоять у тебя, Стейнтор, сверкает как прежде, — сказал он, — но я не знаю, сменил ли ты с осени тот мягкий клинок, что был у тебя в Лебяжьем фьорде.

Стейнтор отвечает:

— Я бы хотел, чтобы, прежде чем мы расстанемся, ты испытал сам, мягок мой клинок или нет».

Мы видим удивительно живую сцену, слышим речь персонажей саги. Конечно, все, что они говорят — вымысел (между событием и записью саги около двухсот лет), но вымысел удивительно правдоподобный. Сами рассказчики и слушатели саги (ведь эти произведения первоначально передавались изустно) воспринимали эти рассказы как правду.

Сага как источник для реконструкции событий весьма ненадежна. Сага как источник для изучения традиционного общества (и в том числе боевого искусства) не имеет себе равных.

Но, конечно, и у составителя саги описание боя — не самоцель, ему интересны распри как двигатель сюжета и поведение в этих распрях героев саги. Сагописец скажет «взмахнул мечом», «нанес удар», «отрубил ногу» — но как именно взмахнул герой мечом, как именно он наносил удар, как он при этом стоял и двигался, — этого мы из саги не узнаем.

Тогда можно попытаться изучить древние приемы боя опытным путем — изготовить реплики оружия и защитного снаряжения, соответствующие по размерам и массе своим древним образцам, и попробовать имитировать сражение. Так мы вполне сможем понять, как удерживалось оружие, какие движения мог или не мог совершать древнерусский воин. Исключена будет только цель боя — убийство противника.

На помощь приходит военно-историческая реконструкция. В наши дни она стала весьма массовым увлечением. Подробнее о реконструкторах мы поговорим в послесловии к нашей книге, а пока посмотрим поближе на самое зрелищное, для многих — самое увлекательное направление реконструкции — военное дело.

Реконструкция средневековых сражений в современных условиях имеет несколько форм. Широкое распространение получили, например, турниры — явление, совершенно не характерное для раннесредневековой Руси и Скандинавии. На фестивалях проводятся большие строевые бои. Наконец, организуются маневры на местности по различным сценариям. Это, пожалуй, наиболее интересная форма боевой реконструкции, наиболее приближенная к реалиям древней войны.

При современной реконструкции древнерусского военного дела используют затупленные муляжи оружия, лезвия которых не должны иметь менее 2 мм в толщину. Это способствует безопасности участников, но несколько снижает достоверность оружия — оно получается более тяжелым, чем было в древности. Особенно это касается мечей.

Как только участники реконструкционных сражений попытались воевать друг с другом с помощью восстановленного оружия, начали вскрываться проблемы, которых археологи-оружиеведы до сих пор касались лишь мельком. Например, проблема так называемой поддоспешной экипировки. Выяснилось, что, хотя нам известен древнерусский шлем и древнерусский доспех, мы почти ничего не знаем о том, что носилось под ним. А ведь надеть железный шлем на непокрытую голову (как это иной раз делают герои исторических фильмов!) нельзя, как нельзя надеть кольчугу на обычную тканевую одежду…

Кроме того, в современной реконструкции доспех стал, в отличие от древнего времени, явлением массовым. Правила безопасности военно-исторических фестивалей запрещают сражаться без шлемов, а процент воинов со шлемами в древнем войске был не так уж велик, не говоря уже о корпусном доспехе. Сельский ополченец Древней Руси шел сражаться, возможно, в одной рубахе и плаще (вспомним рассказ Прокопия Кесарийского о славянских воинах), и при этом ему угрожало не тупое оружие с закругленными краями, а острые как бритва вражеские копья, сабли, топоры… Мы можем восстановить приемы боя, но гораздо сложнее восстановить психологию древнего бойца. Идти без защиты даже на тупое оружие — страшно, и получать удары этим тупым оружием — больно! И древнему человеку было, несомненно, еще страшнее и во много раз больнее, а он все равно шел в бой, и выполнял свой долг воина, и одерживал победу над врагом.

О поддоспешной экипировке все же нужно сказать несколько слов. Прямых свидетельств о ней нет, но ясно, что она была необходима. По летописи нам известна «прилбица» — меховой подшлемник, упоминаемый применительно к событиям XII века. Под корпусной доспех могла, вероятно, поддеваться кожаная рубаха, однако археологических находок, подтверждающих ее бытование, у нас опять же нет. Не так давно любопытное открытие было сделано в ходе раскопок древнего Пскова. Археологи обнаружили большой фрагмент вязаной шерстяной одежды с застрявшими в нем кольчужными колечками. Так что, возможно, под доспех могли надевать некий древний аналог свитера.

В современной реконструкции часто используется стеганый доспех, однако использование такой защиты русскими воинами X века весьма гипотетично.

Но, несмотря на отдельные сложности, в целом военно-историческая реконструкция довольно много дает для понимания целого ряда моментов древнерусской войны. Наложив данные, полученные в результате опытов с репликами оружия, на материал источников, мы сможем выстроить некоторую относительно целостную картину.

Где и как древнерусский воин учился своему мастерству? Прямого ответа на этот вопрос ни один источник не дает.

Не приходится сомневаться, что древний человек привыкал к оружию с детства. Общество Древней Руси и древней Скандинавии было почти поголовно вооружено. Оружие в том или ином виде (боевое или охотничье) было почти в каждой семье, и нередко приходилось пускать его в ход. Отцы и старшие братья всегда были готовы показать будущему участнику походов на Царьград азы ратной премудрости. Среди археологических находок в древнерусских городах встречаются и деревянные мечи, и маленькие детские луки.

Атмосфера возможной войны пронизывала всю жизнь Руси. Наши предки отнюдь не отличались какой-то особой кровожадностью, но взяться за оружие были готовы всегда — ради отражения врага или ради похода на соседей. Ведь в то время, если ты не шел войной на соседа, сосед рано или поздно собирался в поход на тебя…

Главной школой русского воина была, очевидно, непосредственно военная практика. Чем больше был военный опыт бойца, тем больше было и его ратное умение.

О каких-либо повседневных, регулярных тренировках нам известно не так уж и много. Однако понятие о регулярных физических упражнениях и их пользе для военного дела существовало. В «Саге о сыновьях Магнуса Голоногого» конунг-отец упрекает сына, проигравшего состязание в беге:

«Вы называете Харальда глупым, но мне кажется, что ты сам дурак. Ты не знаешь иноземных обычаев. Ты не знал, что у иноземцев в обычае закалять себя в разных искусствах, а не заниматься только тем, что напиваться до бесчувствия?»

Отметим, что в данном случае интересна ссылка на «иноземный» обычай регулярных упражнений. Дело в том, что Харальд Гилли, о котором идет речь в этом отрывке, воспитывался в Ирландии, а из ирландского эпоса нам известно о существовании особых воинских школ. Боевое умение ирландцев было весьма формализованным — например, там существовали особые названия для различных ударов. В Скандинавии такого обычая не было. Впрочем, разветвленная и сложная система боевой подготовки не мешала ирландцам терпеть в IX веке жестокие поражения от норвежских викингов…

Развитие силы, ловкости и боевого умения было, очевидно, делом сугубо индивидуальным. Тот, кто с детства системно работал над собой, мог стать выдающимся бойцом, чьи умения резко выделяли его среди окружающих.

Умения таких выдающихся людей саги описывают весьма подробно.

«Он рубил мечом обеими руками (т. е. мог рубить как правой, так и левой. — М. С.) и в то же время метал копья, если хотел. Он так быстро взмахивал мечом, что казалось, будто в воздухе три меча. Не было равных ему в стрельбе из лука, он всегда попадал без промаха в цель. Он мог подпрыгнуть в полном вооружении больше чем на высоту своего роста и прыгал назад не хуже, чем вперед…» Так «Сага о Ньяле» описывает Гуннара из Хлидаренди, одного из лучших воинов Исландии.

Древний воин Руси и Скандинавии мог проявить свои боевые навыки в двух случаях: в индивидуальном поединке и, значительно чаще, — в строевом бою.

Отметим, что по письменным источникам нам почти ничего не известно о древнерусских поединках с оружием. Пожалуй, самый знаменитый подобный эпизод — это бой Пересвета с Челубеем перед началом Куликовской битвы. Насколько мы знаем по позднему и, подчеркнем, литературному описанию этого поединка, это был классический бой всадников, вооруженных длинными кавалерийскими копьями, и в этом бою был применен основной прием тяжеловооруженных конных копейщиков — таранный удар.

В древности, казалось бы, поединки должны были происходить чаще — ведь поединок был архаическим обычаем, уходящим корнями в глубину веков. «Повесть временных лет» содержит два ярких эпизода с поединками, и в обоих случаях оружие не применялось!

Первый из двух летописных поединков относится к 992 г. Едва Владимир Святославич вернулся из похода на хорватов, по левобережью Днепра к границам Киевской земли подступила орда печенегов. Войны с этим народом отравляли все царствование князя-крестителя Руси; вспомним, что и его отец Святослав погиб именно от рук печенегов. Владимир выступил против врага и встретил степняков у брода на реке Трубеж.

Переправа — всегда самое опасное для войска место на любой войне и в любое время. И некоторое время ни одна из сторон не решалась атаковать противника. Наконец к переправе подъехал печенежский хан, вызвал Владимира и предложил решить дело поединком:

— Выпусти ты своего мужа бороться, а я своего, если твой муж ударит моим, да не воюем за три лета, если наш муж ударит, да воюем за три лета!

Последующий рассказ о поединке содержит много характерных сказочных мотивов. Владимир возвратился в лагерь и принялся искать «мужа», подходящего для боя с печенежским богатырем. Поиск ни к чему не привел, а уже настало утро, и печенеги уже выставили своего бойца. Тут киевский князь впал в уныние: «поча тужити».

Как и положено по законам сказки, появился «спаситель». Им оказался некий старый воин, который сказал Владимиру: «Есть у меня один сын младший дома, а я с четырьмя вышел, а он дома. С детства им никто не ударил. Один раз я его ругал, а он мял кожу, и разгневался на меня, и разорвал кожу руками». Князь, услышав этот рассказ, обрадовался и сразу же послал за юношей.

Не правда ли, знакомый сюжет? Младшего сына не взяли на войну, он сидит дома, между тем он-то как раз и оказывается впоследствии героем!

Юношу-кожемяку доставили в русский лагерь и привели к Владимиру. Князь изложил поединщику суть дела. Тот сказал, что не уверен в своей способности победить печенежского богатыря и просил его испытать — «нету ли быка велика и сильна?» Бык нашелся. Владимир велел «раздражить» зверя каленым железом, обожженного быка выпустили, и, когда он побежал мимо юноши, тот схватил быка рукой за бок и вырвал кожу с мясом, сколь рука захватила. «Можеши ся с ним бороти!» — сказал довольный князь…

Наутро печенеги закричали через реку:

«Нет ли мужа? Се наш доспел!»

И вот два войска сошлись. Назначенные для поединка бойцы выступили вперед. Печенежский богатырь был велик ростом и страшен с виду. Боец Владимира телосложения был среднего, увидев это, степняк рассмеялся. Между полками разметили место и выпустили поединщиков. В начавшейся борьбе русский юноша руками смог удавить печенега до смерти.

Это был несомненный знак — высшие силы (не важно — Бог ли это христиан, или, например, древний покровитель славянских воинов Перун) благоволят русскому войску. Гибель поединщика деморализовал а супостатов. Прозвучал боевой клич, и печенеги побежали. Киевляне преследовали их и прогнали далеко в степь. А у брода через Трубеж Владимир повелел заложить город Переяславль — «зане перея славу отрок тот».

Второй знаменитый летописный поединок случился в 1022 г.

Сын Владимира Святого князь Мстислав вел войну с касогами, предками черкесов. Против него выступил с войском касожский князь Редедя. Когда полки выстроились друг против друга и изготовились к сражению, Редедя предложил Мстиславу решить дело поединком: «Чего ради губить дружину? Сойдемся сами бороться! Если ты одолеешь, возьмешь именье мое, и жену мою, и детей моих, и землю мою, если я одолею, то возьму все твое!»

Противники договорились биться без оружия — «не оружием ся бьем, но борьбою». Началась схватка. Бой для Мстислава оказался тяжелым, Редедя был «велик и силен», князь стал изнемогать. Тогда Мстислав решил прибегнуть к заступничеству Богоматери, пообещав в случае победы поставить церковь во имя ее.

Мстислав победил в борьбе Редедю, зарезал его ножом «перед полками касожскими» и, в соответствии с уговором, взял жену и детей противника, а на касогов возложил дань.

В обоих случаях в поединке сходятся воины разных народов, однако язык ритуального поединка универсален и понятен всем. Это была общепонятная знаковая система — как, собственно, и любое сражение.

В Скандинавии дело обстояло несколько иначе — о поединках древних норвежцев и исландцев мы знаем значительно больше. У наших северных соседей поединок мог быть формой решения судебного спора, и нередко та сторона, которая по каким-то причинам не чувствовала себя готовой к бою, соглашалась на мировую на условиях противника. В сагах встречается и трафаретная ситуация с участием берсерков (воинов, умеющих впадать в боевое безумие) и разбойников, которые ездят по округе и вызывают мирных бондов на поединки, требуя в обмен на жизнь материальные ценности и женщин.

Поединок скандинавов происходил по определенным правилам. Важным условием была очередность наносимых ударов — перехватывать инициативу у противника в ритуальном поединке было нельзя.

С ритуальным поединком не следует смешивать бой один на один, который часто встречается в сагах — в ситуациях, когда, например, один персонаж подвергся нападению другого. Здесь не было никаких условий и никаких ограничений. Кроме того, численность отрядов исландских бондов, по каким-либо причинам нападавших друг на друга, была настолько мала, что бой иногда просто распадался на ряд отдельных поединков, в которых участники могли проявить свое индивидуальное мастерство владения оружием. Описания таких столкновений наиболее важны как источник для изучения приемов боя.

Чаще всего соотношение оружия в бою один на один было примерно равным — оба бойца имели щит и меч либо топор. Иногда одна из сторон использовала копье, в некоторых случаях в дело мог пойти и лук. Зная о родстве вооружения скандинавов и древнерусских воинов X столетия, мы вполне можем перенести скандинавские данные на русскую почву. Реконструкция оружия позволит нам привлечь к делу практический опыт. Получится примерно следующее.

Воин держал меч или топор в правой руке, щит — в левой руке перед собой. Существовало понятие о стойке — правильном положении тела бойца. «Стойка Стейнтора была хуже, — говорится в „Саге о Людях с Песчаного берега“, — и он рисковал упасть, так как льдины под ним были не только скользкими, но и наклонными. Фрейстейн же в своих башмаках с шипами стоял твердо и рубил часто и мощно. Но все же завершился поединок тем, что Стейнтор нашел у Фрейстейна незащищенное место выше бедер и разрубил его ударом меча надвое».

Стойка, по-видимому, была такой — воин стоял к противнику вполоборота на слегка согнутых ногах, прикрывая щитом большую часть тела (за исключением головы и ног ниже колена). О больших щитах русов, закрывающих тело до ног, пишет византийский историк Лев Диакон, нередко из этого делают вывод, что щиты русских воинов имели удлиненную форму. Однако при описанной нами стойке хорошо известный и на Руси и в Скандинавии круглый кулачный щит диаметром около 90 см вполне справится с этой задачей.

Из такой стойки воин мог достаточно быстро перемещаться вперед, назад и в стороны. При перемещениях важно было не запнуться ногой о другую ногу — это могло привести к потере устойчивости.

Прикрываясь щитом от ударов врага, воин старался не перекрыть себе обзор краем щита, чтобы не потерять контроля за действиями противника. Правой рукой воин рубил, вкладывая в удары работу всего тела.

Рубящие удары мечом и топором наносились с большой амплитудой и огромной силой. Саги пестрят упоминанием отрубленных рук, ног, голов или разрубленных надвое тел. Нанося удары, воин старался не отводить щит слишком далеко вбок, чтобы не открыть противнику «незащищенное место».

В поединке один на один едва ли не самым уязвимым местом воина оказывались ноги. Круглые щиты были достаточно легкими, чтобы обеспечивать возможность маневрировать ими, однако их диаметр не позволял закрыть все тело сразу. Боец должен был угадывать направление удара врага и либо опускать щит вниз, либо точным движением убирать под щит ногу, в которую направлялся удар. Сделать это достаточно быстро удавалось далеко не всегда. Вот как описывает бой одна из исландских саг:

«Кольскегг рванулся к Колю, ударил его мечом так, что перерубил ему ногу в бедре и спросил:

— Ну как, попал я?

Коль сказал:

— Я поплатился за то, что не закрылся щитом.

И он стоял некоторое время на другой ноге и смотрел на обрубок своей ноги. Тогда Кольскегг сказал:

— Нечего смотреть. Так оно и есть, ноги нет.

Тут Коль упал мертвым на землю».

Некоторые персонажи саг, лишившись ноги в бою, делали себе деревянные протезы. Один из уважаемых норвежских хевдингов даже носил прозвище Деревянная Нога. Ногу ему отрубили в большой морской битве при Хаврсфьорде, во время войны Харальда Прекрасноволосого за объединение страны.

Отметим, что каролингский меч с его небольшой рукоятью и массивным навершием не предназначен для фехтования и не позволяет воину проделывать сложных движений кистью. И, насколько мы знаем по источникам, бой с одним мечом для древнерусского и скандинавского воина был аномалией. В «Саге о Торстейне Битом» говорится о затруднении, в которое попали герои-поединщики, изрубив друг другу щиты…

Так что финальная сцена из знаменитого голливудского фильма «Викинги», в которой герои сражаются «меч в меч», совершенно лишена исторической основы.

Впрочем, в особо сложных случаях в ход шло любое оружие — боевые ножи-скрамасаксы, обычные бытовые ножи. Когда бойцы по какой-либо причине оставались без оружия, доходило и до кулачных схваток. Описывая тяжелый бой между войсками Ярослава Владимировича и Святополка Окаянного, летописец отмечает, что бойцы хватал и друг друга за руки…

В паре со щитом могло, по-видимому, использоваться и небольшое копье. Современные правила фестивалей обычно запрещают удары копьем с одной руки — во избежание травм. Но в древности такая практика вполне могла быть. Более крупные и тяжелые копья использовали с двух рук, и чаще всего — при поддержке бойцов со щитами.

Каждый свободный житель Руси мог столкнуться с необходимостью сразиться на поединке и, как правило, был к этому готов. Но главным местом применения ратных навыков для древнерусского воина был строевой бой. О нем и пойдет речь в следующем нашем рассказе.