Дивергенция и недовольные ею
Хотя диверсификация стилей жизни – один из путей разрешения дилеммы статуса, есть по меньшей мере две силы, которые ей противодействуют. Во-первых, приверженцы существующего образа жизни могут сопротивляться диверсификации, разрушающей их культурные ценности. Во-вторых, при недостатке ресурсов элиты могут выступать против дивергенции. Мы уже видели, что социальные иерархии обычно появляются при наличии ценных ресурсов, подлежащих защите. Элита часто создает такие идеологии и культурные институты, которые способствуют «экстракции». То есть они стремятся собрать все богатство в руках правящего класса, подчиняя себе остальных. Согласно мнению политологов Рональда Инглхарта и Уэйна Бейкера, во всех известных доиндустриальных обществах обычно наблюдался низкий уровень толерантности к этнокультурным различиям, а права на аборты, разводы, гомосексуализм и гендерное равенство ограничивались. Все эти общества были авторитарны. Существуют различные взгляды на то, как граждане относились к такому порядку. Люди старались рационально объяснить свое место в подобных обществах, отчасти потому, что примирение со статус-кво давало им чувство большей уверенности в окружающем мире. Используя понятие ориентации на доминирование в сообществе – степень противостояния единообразию, – мы можем увидеть, действительно ли доминирующие и подчиненные группы принимают общественную иерархию. Существует ли она по согласию, или подчиненные группы против нее? Проанализировав более сотни различных исследований с участием жителей Южной и Северной Америки, Южной Африки, Ближнего Востока, Центральной и Восточной Азии, Восточной и Западной Европы, а также Великобритании, ученые обнаружили, что представители подчиненных групп категорически против иерархии. Бунтарское недовольство особенно остро проявляется в обществах, защищающих нормы единообразия. Это позволяет предположить, что наличие таких норм повышает уровень недовольства и чувство относительной обделенности тех людей, которые находятся в подчиненном положении.
Ранее мы писали о том, что одно из различий между обыкновенными и карликовыми шимпанзе – сила проявления статусного инстинкта, что отражает несходство в абсолютном богатстве среды обитания. Более высокая поведенческая гибкость человека отчасти определяется нашей способностью изменять силу таких социальных инстинктов в ответ на модификацию норм и условий среды. Одно из самых ценных для нас открытий поведенческой науки таково: изменения условий среды – и нашего восприятия их – оказывают мощное и предсказуемое влияние на степень проявления статусного инстинкта. На силу внутригрупповой конкуренции можно повлиять, изменяя количество ресурса и его распределение. Мы уже видели такое на примере моногамного брака: трансформация норм и обычаев снижает статусную конкуренцию. В качестве примера можно привести непредусмотренные последствия китайской политики контроля рождаемости (один ребенок в семье), которая стала претворяться в жизнь в 1979 г. Примерно с 1988-го в Китае начал резко расти уровень преступности. К 2004-му он вырос почти вдвое. Политика «одного ребенка» привела к появлению огромного количества «лишних» мужчин, так как родители в этой стране традиционно предпочитают сыновей. Из-за недостатка потенциальных жен значительно усилилась брачная статусная конкуренция и удвоилось число молодых неженатых мужчин. Связь между неженатыми мужчинами с низким социальным статусом и насильственными преступлениями – вечная тема в самых разных обществах. Заголовки сегодняшних газет в очередной раз подтверждают это. Мы видим, как недостаток каких-то ресурсов или узость ниш обостряет конкуренцию и за более абстрактные формы статуса. Так, скажем, в ходе предварительных выборов конкуренция между кандидатами от одной и той же партии часто бывает настолько жесткой, что способна повредить шансам самой партии на основных выборах.
Из приведенных примеров видно, что интенсивность борьбы и сила желания подчинять других зависят от наших представлений о том, насколько доступен предмет чаяний. Иными словами, чем меньше в наличии ценного ресурса, тем острее борьба. Психологи называют это реалистической теорией конфликта, и знаменитый эксперимент иллюстрирует эту идею. В 1954 г. две группы скаутов (по одиннадцать человек в каждой) приехали в летний лагерь в национальном парке Робберс-Кейв. Всем мальчикам было около одиннадцати лет, и они не знали друг друга до поездки. Группы поселили в домиках далеко друг от друга, так что ни одна не знала о существовании другой. Ученые под руководством социального психолога Музафера Шерифа играли роли сотрудников лагеря. Они наблюдали за поведением мальчиков и вели записи. На первом этапе эксперимента группы держали отдельно друг от друга и поощряли в них коллективную деятельность (совместные трапезы, командные игры и т. д.). Каждый день исследователи записывали, как они представляют себе иерархию в группах. Сравнив свои записи, они обнаружили, что их мнения по большей части совпадают. Иерархия достаточно быстро установилась в обеих группах.
Вскоре мальчики начали подозревать, что в этом лесу они не одни. Скауты начали спрашивать, есть ли рядом другие дети, и обсуждать защиту своей территории. Их подозрения подтвердились, когда мальчиков из обеих групп собрали вместе на многодневные спортивные состязания. Победители получали кубки и небольшие призы (медали и перочинные ножи). Проигравшие не получали ничего. Во время соревнований члены двух команд, которые теперь называли себя «Орлами» и «Гремучими змеями», начали давать противникам обидные прозвища. Скауты швыряли друга в друга едой в столовой, пытались украсть и уничтожить чужой флаг и даже пробирались в чужой лагерь и воровали призы, которые им удалось найти.
На следующем этапе эксперимента ученые хотели примирить враждующие группы. Простые совместные мероприятия, вроде просмотра кинофильмов и т. п., не принесли никакого результата – оскорбления и стычки никуда не делись. Только когда ученые сказали мальчикам, что кто-то сломал водопровод (что подразумевало наличие еще одной, совершенно чужой группы), а для его починки потребуется помощь обеих команд, они все-таки перешли к сотрудничеству.
Жесткая конкуренция между «Орлами» и «Гремучими змеями» и их откровенная нелюбовь друг к другу объясняются условиями соревнований по типу «победитель получает все», в которые их поставили исследователи. Но даже в отсутствие явной конкуренции люди лучше относятся к членам своей группы, а не к чужакам. Однако стоит добавить межгрупповую конкуренцию, как сотрудничество внутри группы становится активнее. Это особенно верно в отношении мужчин. Например, в игре «Общественные блага» мужчины куда менее склонны к сотрудничеству, чем женщины, если игроки входят в одну группу. Если же устраиваются межгрупповые соревнования, мужчины в команде начинают сотрудничать чрезвычайно активно. То есть они объединяются ради победы над группой чужаков. Также имеются свидетельства о том, что люди в группах с более высоким статусом в целом сильнее ориентированы на создание иерархии, то есть чаще выступают в поддержку социального неравенства. Но эти отношения не будут постоянны. Люди сильнее стремятся к подчинению внешних групп и хуже к ним относятся, если те представляют угрозу благополучию их собственной группы.
Политолог из Массачусетского технологического института Роджер Петерсен рассматривал возникновение этнических конфликтов (в Центральной и Восточной Европе) как результат резких изменений в статусной иерархии: одна группа обнаруживала новую угрозу со стороны другой. Это питает бунтарский инстинкт и порождает статусное неприятие и гнев, то есть подобные конфликты в гораздо большей степени обусловлены эмоциями, чем материальными интересами. Действительно, одним из самых удивительных открытий в исследовании Петерсена стало следующее: причиной этнических конфликтов чаще всего будет вовсе не традиционная историческая вражда между народами. На самом деле одна группа обычно начинает проявлять враждебность к другой, если решает, что та неправомерно получила более высокий статус, но при этом их ступени иерархии все же достаточно близки для того, чтобы изменить соотношение сил и подчинить себе противника.
Сила проявления дилеммы статуса зависит от абсолютного объема доступного статуса и его распределения – и от представления людей о том, что у кого имеется. Гарантированный способ спровоцировать конфликт между группами – создать проблему вокруг борьбы за скудный фиксированный ресурс. К примеру, именно так возникают в США дебаты об иммиграции. Политики, утверждающие, что иммигранты отбирают работу у американцев, говорят об этом так, словно количество рабочих мест фиксировано, так что каждый, получивший работу, отбирает ее у кого-то другого. Чтобы сделать конфликт еще более острым, политики порой говорят, что это количество сокращается в результате экономического спада, аутсорсинга или торговых соглашений.