Дом у дороги-7
Огонь в бочке трещал, разгонял холод, насколько мог. Рассеивал, пусть и немного, густую черную тьму ангара. Заставлял ее отползать подальше, бросал мягко-рыжий туман-сфумато на спящих людей.
Багира, сидя на разложенной плащ-палатке, старалась не оглядываться на них. На что там смотреть? Вот именно – «на что». Не «на кого», а «на что». К этой людской куче, густо пахнущей потом и недавним ужином, женщина относилась… не особо тепло. Но караулить их хуже от этого она не собиралась. Да, такая ее работа: защищать тех, кого порой самой хочется грохнуть.
Лежат, спят, кряхтят, сопят… пердят, прости Господи. Сколько среди них нормальных, настоящих? Немного. Багира это знала, чуяла звериным чутьем. Одноглазый, странный бродяга с лекарствами, поп и… все-таки, Чолокян. Наверное. Тут она не понимала полностью.
Казачатам Багира не доверяла совершенно. Насмотрелась на местных, спасибо, знаем, кушали. То со сметаной, то с дерьмецом. Куча тряпок, набитых вшами? Раньше таких близко не подпускали к подъездам, гнали пинками. А сейчас каждый третий такой.
Но это ее жизнь. Такая, какой стала. Она хотела так? Да нет, даже поступив в «рязанку», думала про другое. По глупости пошла, сама не поверила, когда получила нашивку курсанта. Зачем осталась? Судьба такая, не иначе. Не осталась бы, что? Сгорела, умерла от лучевой, родила бы и мучилась в горячке, хватала бы воздух ртом, удерживаемая чужими руками и слушая чужое сопение на ней самой. Обычная судьба большинства прочих женщин. Ни ее.
Багира смогла выбрать сталь, порох, свинец. То, что не каждого мужчину делает мужчиной. Хотя, мужчину не делают мужчиной даже погремушки под трусами. Или широкая, лопатой, борода. Багира видела и бородатых женщин, целых двух, и баб, насилующих мужиков не хуже обладателей первичных половых признаков, и неумех, чьи холодеющие руки упускали драгоценный 74-й АК в грязь, обильно политую их же собственной кровью. Мужчины, мужики, мужчинки.
Про таких, как Багира, когда-то в меру известная женщина-писатель сказала: ее очень долго били, били, били, и потом она стала злой. Нет, ну если это правда? Так оно и есть. И били, и стреляли, и резали, и пару раз пытались подорвать и даже отравить самопальными газами. Чего только не случалось за двадцать-то лет.
А многое ли ждало в прошлой жизни, если бы та осталась такой же прекрасной, как была, когда ее не ценили? Если бы Багира не поступила?
Ох, кто знает…
Что-то же ждало обычную девчонку после школы? Да как у всех…
* * *
Дочка, поступай на бухгалтера. Или юриста. Юристов хоть чем жуй? Доча, не стыдно такое матери говорить? Мы с отцом все для тебя, чтобы ты, а ты! Что извини, что? Господи прости, ну что за… ну… ну как ей объяснить? Куда? На какой иняз? Ты знаешь, сколько стоит? ЕГЭ? Да какой ЕГЭ? Куда отправила? Отец, отец, ты посмотри на нее, а? В МГУ отправила, думает, поступит. Нет бы, как люди нормальные поступают, вон, в экономический… что? С голой жопой теперь ходить будешь. Иди, чтоб глаза мои тебя не видели! Тварь неблагодарная!
И мысль мелькнет – надо отправить в экономический. И что, что бухгалтеров хоть жопой, как и юристов, есть можно? Она же не дура. Вроде.
А потом? А потом из МГУ отказывают. И, еле-еле успевая, ЕГЭ летит куда попадется. И даже не в экономический. Да и ерунда, маркетинг тоже, знаете ли, востребован. Технические науки? Я вас умоляю, не смешите мой пупок. Из меня инженер, как из Ленки балерина. Лен, да я пошутила, Лен…
И вперед, учиться, учиться, мудиться и веселиться. Чего больше? Да черт знает. Когда мать с отцом доймут полностью – съехать. Снять с девочками квартиру, а через месяц, когда девчонки-подружки скажут: а есть чем платить? Что тут? Искать работу. А тут вариантов не очень много.
Можно пойти диспетчером в такси. Промоутером. Продавцом в торговый центр или в салон мобильной связи. Или еще куда.
В такси работают сплошь тетки за тридцать. Неудачницы. Промоутером работать надо уметь, делить сраные «золотые» полки, отпихивать крепких наглых парней, катать рохлю с продукцией. Да и она ж маркетолог, а не неудачница. Продавцы почему-то зарабатывали сущую ерунду. Первые пару лет. А ей ждать было нельзя. Что в остатке? Есть еще куда пойти, ясное дело.
«Куда» оказывалось кабаком. Рестораном, кафе, пивной, баром, как ни назови… суть одна: кабак. И в бар тебя не пустят. Там мальчики работают. Надела фартучек, бейджик, подносик в ручки и вперед. Бегом-бегом, а то чаевых не оставят. Она же не неудачница, она случайно, временно.
А квартиру уже одной пора снимать. Потому что любовь же. До этого детские глупости были, а не любовь. И перейти на заочку. Нет, мам, доучусь. Да хорош, мам. Курочку? Буду. И пельмешки буду. Да вечером поужинаю в ресторане, ты чего. У нас там вкусно кормят. Дома? Да я там сплю. Все, побежала.
Опять макароны сделали? А нельзя хотя бы рожки какие-то или чечевицу? Дома есть буду? Да пошел ты! При-в-ее-е-е-т… мм-м, а еще? Нет, Алексей Алексеевич, мы работаем, да, работаем. Все, пошла, пошла я, ну, пусти, ну-у…
Две полоски на тесте? Не страшно? За врача денег? Или даже постинор какой-то? Старый, как фекалии мамонта? А не пошел бы ты? Козлина, урод, тварь, сука… скотина… сволочь… все хорошо, мам, правда, не плачу, нет, проснулась только что. Все хорошо, правда.
…сколько? Да, сразу. А работать можно будет в этот день? Нет? Хорошо. А больно? Не больно? А… хорошо. Да, когда прийти? Да, конечно, да. Спасибо.
Мам? А ты чего приехала? Что? Все хорошо. Что? Зачем ты в моих вещах копалась? Ты еще в ноут заходила? Мам, ну чего ты лезешь?! Да, мам. Да! Залетела, да. Ушел. Какая разница? Пап, ну скажи ей, пап… Пап? Ты чего? Па-а-ап?
Никакого медицинского кресла или кушетки. Сначала. А вот потом, после девяти месяцев. Ну да. И жизнь все равно как-то краше. Потому что вот, маленький молочный комок счастья. Скрипящий, сопящий и пока даже ничего не видящий. А дальше?
А дальше целая жизнь.
* * *
Багира хмыкнула, потерев глаза. Ей тоже хотелось спать. Очень хотелось. А мысли чуть туда и не привели. Жалела ли она про ребенка? Того, что оставила общине? Наверное. Но что она дала бы ему здесь и сейчас? Она же не неудачница. Она Багира. Воин. Наемник. Гроза Кубани, что по эту сторону, что по ту. Почти до самого тихого Дона.
И все равно, изредка, как сейчас вот… когда за спиной одноглазый караулил своего Сережку… ей хотелось караулить именно кого-то своего. Родного. Виденного всего пару раз.
А еще ей бы очень хотелось прогуляться с ним по парку. И купить эскимо.
