Константинополь. Большой дворец

Окно кельи придворного дьякона Льва Калойского выходило на обширную площадь, занятую ипподромом. В ранние утренние часы обитатель каморки любил смотреть, как восходящее солнце постепенно окрашивает в розовые тона верхушки обелисков, возносящихся неподалеку один от другого. Сначала светило выхватывало из прозрачной мглы устремленную в зенит каменную иглу, поставленную Феодосием, а несколько мгновений спустя на фоне неба возникала трехгранная верхушка египетского гранитного монолита, попавшего в столицу империи по прихоти Юлиана Отступника.

Теперь дьякон старается держаться подальше от огня, хотя просыпается по-прежнему рано и сразу садится за свой главный труд – «Историю». Если же, забывшись, отдернет штору, то обязательно увидит великий храм Премудрости Божией, расположенный справа от ипподрома. И тогда настроение испорчено на весь день, и работа опять останавливается.

Вот уже месяц минул после 26 октября трижды неблагословенного 989 года от Рождества Христова. В этот день, когда праздновалась память великомученика Димитрия, от гнева Господня сотряслись земля и воды. Гигантские башни, защищавшие город Константина, опрокинулись, множество домов стали могилами их обитателей, даже каменный столп, на котором несколько десятилетий подвизался некий отшельник, рухнул под напором волн, а монах нашел свой конец в пучине. Но все эти бедствия бледнели, по мнению Льва, пред тем, что сталось со Святой Софией: золотой купол ее, величайший в мире, обрушился на землю. Великое творение Юстиниана, простоявшее больше четырех веков, в одно страшное мгновение превратилось в кучу обломков.

А ведь все это можно было предвидеть еще в те летние дни, когда на западе при восходе солнца появилась странная хвостатая звезда, постоянно менявшая свое место на небосклоне. Она росла день ото дня, и люди, смотревшие на нее, ужасались и ждали от нее неведомых бед. Если бы не самозваные пророки, во множестве явившиеся в эти дни, вкривь и вкось толковавшие знамение, грешный род человеческий мог бы умолить Всевышнего отвести грозу от столицы ромеев…

Лев вертит в руке тростниковой перо – калам, со вздохом придвигает к себе тяжелую книгу из пергамена и, обмакнув кончик калама в чернила, быстро ведет строку за строкой по линиям, прочерченным графитом. Как перекликается то, о чем он пишет, с событиями последнего времени! Император Иоанн Цимисхий тоже получал предзнаменования от Бога, но не смог понять их, и конец его был поистине ужасен.

«В это же время, в начале месяца августа, появилась хвостатая звезда – нечто божественное, небывалое и превышающее человеческое разумение. Ничего похожего не видели в наш век, и никогда прежде не случалось, чтобы подобное явление длилось столько дней подряд. Появившись на северо-востоке, комета поднималась в форме гигантского кипариса на огромную высоту, затем постепенно уменьшалась в размерах и склонялась к югу, пылая сильным огнем и распространяя ослепительные, яркие лучи. Люди смотрели на нее, преисполнившись страха и ужаса. Появившись, как я сказал, в начале августа, комета была видна целых восемьдесят дней, восходя в середине ночи и светясь до самого утра. Видя это непостижимое чудо, император спрашивал у изучающих небесные светила, что может означать такое странное явление. Эти люди неправильно истолковали появление кометы, не так, как требовало их искусство, а согласно желаниям государя: они пообещали ему победу над врагами и долгие дни жизни. Ложное предсказание дали логофет и магистр Симеон и проедр Никомидии Стефан, мужи наиболее знаменитые из тогдашних мудрецов. Однако появление кометы предвещало не то, что предсказали эти мужи в угоду императору, а пагубные мятежи, вторжения иноплеменников и гражданские войны, бегство населения из городов и областей, голод и мор, страшные землетрясения и почти полное уничтожение ромейской державы – все то, что мы узнали по дальнейшему ходу событий».

Страница за страницей заполняются округлым минускулом – строчки округлых букв, как бы нанизанных на графитные линии, похожи на ожерелья. Да они и есть драгоценные ожерелья мыслей, выношенных Львом за сорок лет его бурной жизни. Перед глазами его прошло столько правителей и духовных владык, он видел столько подлости, лицемерия, жестокости и вероломства, что природа человека стала понятна для него, как могут быть понятны свет и тьма, холод и тепло для младенца. О, где вы, блаженные дни детства, где вы, мирные луга по берегам прихотливо извивающегося Каистра! Чудесное местечко Калоэ, уютно укрывшееся в складке у подножья гор, поросших дикими оливами и грушами! Каким светлым и добрым казался мир из окон родительского дома! И что видит он сегодня через венецианское стекло в келье Большого Дворца! Столица в руинах, и только древние обелиски не покорились стихии.

Нет больше сил на «Историю». Сегодня он завершает описание царствования Иоанна Цимисхия и на этом закончит свой труд. Нынешний император Василий II и его царственный брат Константин, от имени которого вершит дела старший, довели великое государство, оставленное им предшественниками, до такого падения, что… Бог им судья, Лев не возьмет на себя этой опасной миссии – быть летописцем несчастного правления. Достаточно того, что он создал панегирик Никифору Фоке и сменившему его Цимисхию – уже за одно то, что он восхвалял этих двух императоров, его могут отправить в Нумеры – а эта тюрьма сущая преисподняя. А то и нос отрежут или ослепят – если, конечно, рукопись попадет на глаза не в меру любопытному соглядатаю.

Дьякон гладит рукой шелковистую страницу. Сколько лет отдано этой книге! Еще покойный император познакомился с первыми ее фрагментами, записанными по горячим следам болгарского похода. Как зло может пошутить судьба! Ведь будущего летописца блестящего царствования Иоанна подвел к императору его будущий отравитель! Лев машинально берет в руки пункторий – стержень с иглами, установленными на ровном расстоянии одна от другой – и намечает точки с левой и правой стороны листа. Затем прикладывает к крайним отметинам свинцовую линейку – канон – и проводит грифелем черту. Так он разлиновывает всю страницу. Последнюю страницу «Истории». Изумительным каллиграфическим почерком он нанизывает на графитные струны круглые буквы – пусть эти завершающие строки будут столь же изящны, как эпитафия на мраморной плите.

«Почувствовав, что вдруг иссякла его гигантская сила, император поспешил вернуться в Византий: он торопился в построенный им самим храм Спасителя, желая, чтобы как можно скорее был закончен готовящийся для его тела гроб. Продвигаясь весьма быстро, он прибыл в Византий уже обессиленный, с затрудненным, прерывистым дыханием и был великолепно принят горожанами. Едва вступив в императорский дворец, он слег в постель, пожираемый ядом. Сознавая, что ему не поправиться от такого бедствия, ибо ужасная отрава безжалостно сжигала его внутренности, он стал щедро черпать из царской казны и раздавать беднякам, а особенно прокаженным и тем, тела которых изъедены священной болезнью (он с большим состраданием относился к ним, чем к прочим несчастным). Позвав проедра Адрианопольского Николая, мужа почтенного и святого, он открыл ему все грехи своей жизни. Проливая ручьи слез, он смывал в их потоке мерзости и грязь прегрешений и взывал к Богородице, моля ее стать его заступницей в день суда, когда перед Сыном ее и Богом будут взвешены на непогрешимых весах все деяния смертных. Исповедовавшись таким образом, Государь, не сомневаясь разумом и горюя душою, ушел из этой жизни и перешел к покою иного мира десятого января, четвертого индикта, шесть тысяч четыреста восемьдесят пятого года, похоронен он был в храме Спасителя при Халке, который он сам пышно воздвиг от самого основания. Такой конец жизни обрел император Иоанн, муж небольшого роста, но геройской силы, который в боях был доблестен и непобедим, в опасностях же храбр и бесстрашен. Прожил он всего пятьдесят один год, а государственную власть удерживал в своих руках шесть лет и тридцать дней».

Короткий осенний день подошел к концу. Лев складывает в шкатулку письменные принадлежности, запирает в окованный сундучок книгу. На душе пусто и темно. Как на ипподроме, еще угадывающемся в сумерках. Стены храма Премудрости Божией глыбами мрака вздымаются в стороне. Милосердная ночь скрыла от взглядов нанесенные землетрясением раны. Смиренно, как лампада, мигает звезда в том месте, где совсем недавно высился купол с мозаичным ликом Вседержителя. Такова, как видно, воля Того, Кто опрокинул над небом купол небес и явит Свой лик на этом необъятном своде в Последний День, когда придет судить живых и мертвых.

Лев знает, что День близок. Что ж, он готов предстать на суд, трепеща и ужасаясь. Блажен тот, кто почил, причастившись Святых Тайн, и невообразимо предстоящее тем, кого Час Гнева застигнет в греховных помыслах, нечестивых делах, без покаяния. Император Иоанн отошел в вечность как подобает, и Всемогущий, без сомнения, помилует его за многие неправедные деяния, ибо раскаялся их сотворивший. Но беспредельна тьма, которая поглотит нечестивого Свендослава, дерзавшего бросать вызов христианским государям. Его бесславный конец – тоже знамение, явленное язычникам.

Уносясь мыслями в прошлое, Лев пытается представить последние дни Свендослава. Все, что он знает о них, питается скудными слухами, дошедшими через посредство купцов, побывавших в стране русов, да преданиями пацинаков, кочующих поблизости от ромейских владений на северном берегу Понта.

…Свендослав дождался весны и с ослабевшей от голодовки дружиной направился к порогам. У него не оставалось другого выхода, ибо съестные припасы закончились, а помощи получить было неоткуда. Архонт русов рассчитывал, что пацинаки не ждут его в столь раннюю пору, сразу после перехода. Но он ошибся, или, быть может, кочевников кто-то предупредил о его приближении. Как бы то ни было, во время волока пацинаки напали на дружину и перебили всех, в том числе и Свендослава. Впрочем, нет, некоторые спаслись и добрались до Киева – в их числе воевода Свенельд, который присутствовал на переговорах с императором Иоанном.

Убив Свендослава, пацинаки доставили его голову своему хану Куре, и тот велел изготовить из черепа врага чашу для пиров. Говорят, и до сего дня властители кочевников пьют из этого окованного золотом сосуда, веря, что таким образом им сообщается сила знаменитого воителя.

Безбожный Свендослав прожил чуть больше тридцати лет. Если бы не предусмотрительность императора, он бы мог долго еще досаждать ромеям. Ходили слухи, что Цимисхий купил дружбу пацинаков богатыми дарами, и Лев верил этому. Во всяком случае, правители империи всегда стремились, заключая с кем-либо договор о мире, одновременно вступить в соглашение с его ближайшим соседом, дабы держать удавку на горле новообретенного клиента.

Но если осмыслить и то, что успел совершить этот неистовый варвар за свои тридцать лет, становится не по себе. Для ромеев, впервые услышавших имя русов за сотню лет до того, как Свендослав создал свое гигантское государство, подобное соседство было равнозначно возникновению Халифата. Тогда империя потеряла половину своих земель. Правитель языческой державы, останься он у власти еще несколько десятилетий, тоже мог покуситься на целостность Византии.

Но чего хотел сам Свендослав? Он определенно не довольствовался ролью обычного варварского вождя, жаждущего поживиться в богатых странах. Размах его замыслов можно постичь в сопоставлении с теми набегами, что совершали на понтийское побережье отец Свендослава и те князья, которые правили до него. Захватив добычу, они возвращались в свою далекую страну и потом по многу лет о них не было слышно. Продуманность походов Свендослава, их последовательность и результаты говорят о том, что все они были цепью единого замысла. Разбивая в битвах и подчиняя одно за другим племена и государства по всей окружности русских рубежей, он постепенно лишал империю ее главного оружия – союзников в тылах своей державы. Заняв Болгарию, Свендослав убрал последнее препятствие для прямого столкновения с ромеями.

Прежде государственные мужи гордились, что, в отличие от варваров, империя владеет искусством ведения войны. Сколько «Стратегиконов» было написано ее полководцами, какое значение придавали василевсы обучению армии и флота! Сам покойный император Иоанн перед выступлением против русов целую зиму ежедневно упражнял войско, заставляя его передвигаться в полном снаряжении, вырабатывал у него умение повиноваться командам в бою, слаженно биться в поле и на стенах крепости. Каково же было его удивление, когда он встретил на поле под Доростолом Свендославову дружину, способную не только противостоять натиску превосходящих сил, организованных по правилам военного искусства, но и ставить эти силы в трудное положение. Конечно, сам Лев, работая над «Историей», старался представить победы ромеев как можно значительнее – преуменьшал число потерь Иоанна и преувеличивал количество погибших русов. Но таков с древних времен долг хрониста: повествование о прошлом должно быть поучительно для будущего, подавать пример для подражания потомкам. Какой же прок от сочинения, в котором подвиги и доблести ромеев будут представлены наравне с варварскими?

Итак, рассуждая по правилам логики, приходится признавать за Свендославом способность охватывать умом многоразличные сплетения государственных интересов и выявлять главное: как может взаимодействовать цепь союзов, заключенных между собой разными правителями. Он, надо признать, обладал умением определить наиболее слабое звено и ударом по нему заставить всю цепь придти в движение. Сокрушив Хазарию, Свендослав сразу развязал руки Халифату для борьбы с империей, освободив его от угрозы с Севера. Одновременно он открыл тылы пацинаков для новых орд кочевников, вторгающихся из глубин Великой Степи, и тем самым заставил их искать союза с собой.

Чего хотел Свендослав, какую конечную цель ставил перед собой? Не приходится усомниться, что создание языческой империи – впервые после падения Рима – было для него только началом исполнения горделивых замыслов. Быть может, вожделения его простирались дальше, и он хотел стать новоявленным Александром Македонским? Что рисовалось его воображению? Всесветная языческая держава, утвердившая на века pax barbara – варварский миропорядок? Но ведь тогда он неизбежно пришел бы в столкновение не только с Византией, но и оттоновской империей на Западе, Халифатом на Востоке. Ничего невозможного нет в таком допущении – ведь Константин Багрянородный, хорошо знавший северные племена, недаром писал о ненасытности варваров, о беспредельности их вожделений.

Как бы то ни было, Свендослав уже в результате своих первых побед сделался центральной фигурой той игры, что совершалась на военных полях Европы и Азии. От его успеха или неуспеха в тот момент, когда он остановился в преддверии Византии, зависело, куда качнутся чаши мировых весов. Поражение и гибель его вызвали ослабление сил Севера и распад системы варварских союзов. Именно после этого начались успехи в деле христианизации языческих стран. Триумфальное шествие это почти завершено ныне – сын Свендослава, еще недавно упорствовавший в идолопоклонничестве, возложил на себя и свой народ иго Христово. Уже год, как вкушает Русь слово евангельской проповеди, которое несут ей многочисленные служители греческой церкви. Как и многие властители соседних княжеств и королевств, Владимир уразумел, что жрецы с их суетным многобожием не освятят его власти в угоду буйной черни, что только Христос дарует скипетры и венцы…

Лев смотрит на небесную лампаду, горящую над Святой Софией, и душа его полнится смирением и восторгом пред замыслом Всеблагого: ведь то, что открыто ему, малой песчинке в человеческом море, остается уделом немногих. Даже великие воители не прозревали этот замысел и, думая что действуют по собственной воле, на деле были лишь орудиями Промысла. Неистовый Свендослав в их числе. Разрушая враждебные государства и созидая свою языческую империю, он, сам того не ведая, готовил драгоценный подарок Святой Соборной Апостольской Церкви. Как знать, может быть, эта огромная страна, населенная народом, бесчисленным, как звезды небесные, станет лучшим украшением в короне, которую в Последний День поднесут Вседержителю дети Адама? Да помилует тогда Господь и беззаконного Свендослава!

От умиления собственным великодушием Лев привычно холодеет, слезы струятся по его лицу. Лампада небес то превращается в лучистый бриллиант, то расплывается и мерцает. Господи, помоги всем коснеющим в идолослужении и жестокосердии!.. Да исправится молитва моя как кадило пред Тобою!