Глава Двадцать Первая

Следующие часы, в течение которых штормовой ветер набрасывался на стены участка, казались днями. Мы сидели в полумили от Эмерланд Арк и слушали вопли банши, которые как приливы и отливы то нахлынут, то отступят. Я вспомнила образ мистера Хендерсона. Подушки привязаны к ушам в тщетной попытке заглушить звук. Сейчас его действия не казались таким уж сумасшествием.

Песня, словно водоворот, мощный, сбивающий с ног, затягивала меня все глубже. Временами мелодичная, воспетая красивыми стремительными тонами изысканной печали, она сменялась жалким диссонансом женщины в муках печали, и так снова и снова. Между ними не было перерывов, и чем больше я погружалась в плач, тем больше мне казалось, что они единое целое. Казалось, это голос моей мамы и одновременно мой голос, и в тоже время вообще никаких голосов. Никакие слова на всех языках мира не могли бы так точно передать мое ощущение печали предстоящей погибели. Это была последняя песня, которую мне суждено услышать.

С большим трудом я смогла вернуть сознание в тусклый полицейский участок. Я взглянула на Джекаби в соседней камере, который стоял у узкого, высоко расположенного окна и разглядывал бурю. Как долго он стоял там? Минуты? Часы? Я не могла вспомнить. Он выглядел невероятно спокойным.

Я поплотнее завернулась в колючее шерстяное одеяло и подошла к Джекаби. Его дыхание было глубоким и ровным. Серые глаза на мгновение вспыхнули в свете молнии.

— Что вы видите? — спросила я сквозь решетки.

— Ничего, — ответил он негромко, — просто дождь.

— Вам не страшно? — спросила я, вытирая глаза уголком одеяла.

Он взглянул на меня и нежно улыбнулся.

— Конечно, мне страшно.

— По вам не скажешь.

— Полагаю, прежде всего, мне любопытно. Я позволяю себе впадать в страх, когда мое любопытство утолено полностью. А поскольку мое любопытство может быть утолено лишь когда я взгляну нашему убийце в лицо, маловероятно, что у меня останется много времени для страха.

— Оу, — сказал я, — разумно.

— Не то слово.

Я проследила за его взглядом в окне.

— Итак, — произнесла я, — мы умрем.

— Конечно, мисс Рук. Не глупите. Все умирают.

— Сегодня, — продолжила я.

Джекаби вздохнул.

— Да.

— Какие-нибудь предположения, какого именно монстра мы ждем? — спросила я.

— Слишком много.

— Никакой конкретики?

Глаза Джекаби сузились, и он взглянул на меня. Что-то промелькнуло в его взгляде. Сумасшествие? Восторг? Надежда? Меланхоличная мелодия банши прорвалась сквозь деревья, и я вздрогнула, стараясь удержать внимание на его взгляде, словно на горячем угольке в куче холодной золы.

— Есть кое-кто, кто вызывает у меня любопытство, — произнес он, отворачиваясь, — Но это только теория. Подозрение без доказательств.

— Кое-кто? Подозреваемый? Кто?

Ответ Джекаби, если он вообще намеревался дать мне его, был прерван. Вопль банши перешел в крещендо, стоило подняться ветру. Холодный озноб прошелся по моей спине, и даже детектив поморщился. В дальнем конце комнаты распахнулась дверь, и зашел младший детектив Чарли Кейн.

Он кивнул полному дежурному офицеру, который быстро спрятал свой дешевый роман в верхний ящик стола и делал вид, что разбирает важные бумаги. Чарли прошел к изолятору. Его плечи промокли от дождя, а глаза выглядели еще более усталыми, чем когда мы виделись в последний раз, покрасневшие, с тяжелыми мешками.

Я взглянула на Джекаби, который следил за движениями молодого детектива так сосредоточено, словно кошка, наблюдающая на подоконнике за бездомной собакой. Чарли? Мог ли этот милый мужчина, чьи помысли были так чисты, оказаться злодеем, за которым мы охотились? Злодеем, охотившимся на нас? Он соврал о следах когтей на двери, вспомнила я. Джекаби был прав, детектив хранил свои секреты. Я уставилась на него своим самым холодным взглядом и ждала, пока он заговорит. Чарли, кажется, даже не заметил. Он остановился рядом с решеткой камеры Джекаби, тяжелые тени пролегли подо лбом, голова сбыла опущена. Он сделал несколько глубоких вдохов, и несколько капель упали с его мокрых волос, оставив пятна на острых носах его полированных туфель.

— Что ж, мисс Рук, мистер Джекаби, — произнес он наконец, — вот и все.

Тон его голоса, серьезный и зловещий, только усиливался от завывания ветра и ледяного воздуха, но он не казался угрожающим. Он словно отражал беспокойство, написанное на лице. С глубоким вздохом он поднял голову и посмотрел на меня своими налившимися кровью глазами.

Несколько секунд он пытался прочесть мое выражение, а я его. В смятении, нахмурившись, он смотрел то на меня, то на Джекаби. Но затем осознание озарило его лицо.

— Вы тоже слышите ее, так ведь? — спросил он.

— Именно так, — ответила я, мой страх сменило негодование. — Как и Брегг, как и Хендерсон. Так мы следующие, не так ли?

Чарли кивнул. Его лицо все еще не было похоже на лицо убийцы, преследующего свою жертву. Напротив, казалось, оно было полно покорности и подлинной печали.

— Да, мисс Рук, кажется, мы следующие.

Это не казалось насмешкой охотника, скорее плачем жертвы. Я все еще колебалась, но мои подозрения разлетелись как тени от света.

— Мы? Вы тоже слышите плач?

Он кивнул.

Конечно. Как эгоистично было думать, что только мы с Джекаби привлекли к себе внимание, засунув носы в это дело. Если убийца, словно загнанное животное, пытался скрыться, пока мы с каждой новой уликой подбирались все ближе, то Чарли попал в фокус зверя вместе с нами. Для публики он был таким же участником расследования, как и каждый из нас.

Джекаби двинулся к решетке, сокращая расстояние с каждым шагом, пока не оказался нос к носу с Чарли. Выражение лица моего работодателя не изменилось, и он продолжал разглядывать молодого детектива, уставившись в его красные глаза, изучая состояние его волос и одежды.

— Джекаби, — произнесла я, — оно идет и за ним тоже. Он может слышать вопль банши. Кем бы или чем бы не был этот монстр, он идет за всеми нами.

Он проигнорировал меня, наконец, перестав изучать Чарли и уставившись на него агрессивным взглядом.

— Как вы держитесь? — спросил он тихим, но решительным шепотом.

Чарли выглядел смущенным этим вопросом.

— Я не позволяю своим эмоциям встать на пути моих обязанностей, если вы об этом, сэр, — ответил он. — Я не боюсь смерти.

— Я не это имел в виду. Я спросил, как вы держитесь? — с нажимом повторил Джекаби свой вопрос. Глаза Чарли распахнулись от удивления. Он глянул на офицера за столом позади себя.

— Вы знаете? — зашептал он, затем встряхнул головой и засмеялся тихо себе под нос. — Конечно, знаете. Да, детектив. Я всегда держусь, уверяю вас.

— Не забивайте глупостями свою голову, Кейн. Я все еще звезда этого шоу, — буркнул грубый голос позади Чарли.

Он обернулся лицом к Марлоу, который вышел из коридора. Побрякивающие наручники все еще висели на его ремне. Но оказалось, что он мог вести себя невероятно тихо, когда это ему было нужно. Что особенно удивительно для человека с его телосложением.

— Ты идешь со мной. Назад в Эмерланд Арк. Сейчас же.

Инспектор не остановился, чтобы дождаться Чарли, и продолжил идти к выходу, на ходу надевая темно-синюю фуражку.

Чарли бросил на нас последний жалкий взгляд и бросился вслед за Марлоу, скрывшись за дверь. Я повернулась к Джекаби.

— Думаю, вы мне не расскажете, что только что произошло?

— Нет. Не думаю, что расскажу. Не переживайте. Я обязательно поделюсь с вами, если что-нибудь случится.

Я вернулась на скамейку, не став тратить силы на спор.

— Не думаю, что это имеет значение. К утру мы трое будем мертвы.

— Боюсь, все может быть гораздо хуже, — спокойно произнес Джекаби.

— Хуже чем смерть?

— Нет, умрем не только мы. Или вы не заметили. Без сомнения, он спешил выйти, чтобы мы не успели заметить, но глаза главного инспектора были такими же опухшими, что и ваши. Он плакал.

— Значит Марлоу тоже слышит? — произнесла я. — Но это ужасно. Они с Чарли идут прямо на место преступления.

Джекаби откашлялся и кивнул, призывая меня оглядеться. В камере позади него проснулся наш опьяненный сосед в красных подтяжках и угрюмо ковырялся в куске торта. Время от времени он всхлипывал, вытирая нос о рукав. Слезы оставляли чистые дорожки на его грязных щеках. Я обернулась. За столом полный полисмен вытер глаза платком, а затем, облокотившись на локти, поднял руки, чтобы закрыть свои уши.

Они слышали плач банши. Каждый из них.