Глава 12
Люди не пропадают, если их не перестают искать
Тихий частный сектор был застроен маленькими невзрачными домиками еще во времена, когда великая держава была другим государством.
Дворняги встретили нас громким лаем, то и дело бросаясь под колеса. Когда Тимур припарковал машину перед высоким зеленым деревянным забором, я вышла первая. Он остался за рулем.
– Ты не идешь? – обернулась я.
Тимур покачал головой. Я немного обиделась и потому даже не попыталась узнать причину столь странного поведения. За последние несколько часов я и без того заметила, что ему дискомфортно в моей компании.
Почему Тимур остался в автомобиле на самом деле, я поняла чуть позже, когда меня проводили на небольшую, но уютную кухню.
Классическая кухня из натурального дерева коричневых оттенков. Женщина лет пятидесяти, колдующая в белом фартуке над вишневым пирогом. На кухне витал запах свежесваренного борща и выпечки. Милая, тихая, спокойная домашняя атмосфера. Такая, какой у меня никогда не было и, видимо, не будет. Андрей Викторович, сидя за кухонным столом, вальяжно вертел двумя пальцами стопку, – скорее от скуки, чем от нервозности, – и задумчиво разглядывал поверхность обеденного стола. Рядом лежал наполовину разобранный «М1911», разработанный Джоном Браунингом для фирмы «Кольт» уже более ста лет назад.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась я.
Пока я прикидывала, с чего бы начать разговор, мужчина сам решил эту задачу вместо меня.
– Артурчик сказал, что ты придешь, английский цветочек, – неожиданно по-отечески ласково сказал Арсеньев.
Кто? Артурчик? Ничего себе имечко для вредного кровожадного упыря.
Женщина поставила передо мной чистую глубокую тарелку. Посмотрела прямо на меня. Не оценивая, не рассматривая. Просто посмотрела.
– И обед скоро уже будет готов, – подхватила она, усаживая меня за стол. – Скоро и дети подъедут.
Андрей Викторович обернулся назад и приоткрыл белоснежную тюль, посмотрев на стоящую за оградой черную «Ауди».
– Твой шофер останется на улице? – спросил.
Я слегка улыбнулась, но благоразумно решила промолчать. Наблюдая за тем, как хозяйка разливает по тарелкам красный суп, украшая его сметаной и небольшой горстью свежего укропа, я затосковала. Убраться бы отсюда поскорее – если останусь еще хотя бы на полчаса, то вообще не захочу уходить, а попрошусь жить вместе с ними.
– Артур сказал, зачем я приду? – решила я перейти прямо к делу.
– Да, – Андрей Викторович нахмурился. – Любаша, ты сходи, посмотри, когда ребята приедут, а мы пока потолкуем тут.
Женщина тепло улыбнулась в ответ и вышла во двор, попутно набирая номер на сенсорном экране айфона.
– Девочке всего шесть лет. Полицейские ничего не сделали. От охраны торгового центра толку нет. Мы беседовали с подружкой Евы, но она тоже ничего особенного не знает. Девочка как будто испарилась.
– Так не бывает, – надевая очки, заметил Андрей Викторович. – Если девочка там была, значит, оттуда надо и след брать. Ты, Камелия, не спеши. Сейчас мои ребята подъедут, там и решим. Найдем малютку. Негоже детей обижать, – спокойно говорил Арсеньев, набирая кому-то.
Я лишь растерянно улыбнулась. Я доверилась ему, потому что Александр доверял. И обстановка в доме, простая и незамысловатая, была более чем располагающей.
– Ферзь, бери Добермана и ко мне быстро, – неожиданно рявкнул в телефон Андрей Викторович.
Я вздрогнула. М-да. Вот оно как… бывает, что первое впечатление – обманчиво.
– Слышал, мальчик ваш, которого по моей рекомендации вам в помощь взяли, выполнил свое предназначение, – снова превратился в старичка-добрячка Андрей Викторович.
– Это вы о ком? – осторожно спросила я у него.
– Я про малыша Джеймса, – уточнил он.
Джеймс. Ведь я даже не знаю, как и где его похоронили. Если честно, даже не интересовалась. Не потому, что мне все равно. И не потому, что мне не больно. Просто не хочу увидеть надгробие еще одного человека, который мне помогал. Не хочу и не могу. Я не должна сломаться и не должна думать об этом. Эти мысли не дают мне уснуть по ночам и не позволяют нормально спать, даже когда я все-таки отключаюсь. Да, может быть, это бессердечно и малодушно с моей стороны. Но это – мой способ справиться.
Я печально улыбнулась, и старик все понял. Достал из холодильника литровую бутылку «Столичной», призадумался на минуту и поставил бутылку обратно, заменив ее двухлитровой.
Я еще раз оценила атмосферу кухни, располагающей к душевной теплоте, и крепость духа Арсеньева. Он деловито открыл бутылку и разлил водку по двум стопкам, придвинул одну в мою сторону. Я залпом опрокинула обжигающую жидкость. Не потому, что хотелось напиться. Просто не хотелось обижать гостеприимного хозяина.
И сразу так захотелось хоть кому-то выговориться. Честно, открыто, не утаивая ничего.
– Моя жизнь в последнее время напоминает «Шизариум».
Андрей Викторович налил мне еще порцию.
– Так она у всех такая, девочка, – понимающе ответил он.
– Я каким-то образом потеряла память. Очнулась на похоронах Александра, потом меня пытались убить аж три раза… – я выпила еще стопку. – Нет, четыре раза. Сначала дважды хотели отравить. Потом – прибить бронированной дверью, а еще спустили на меня кучу… – я слегка призадумалась, как бы обозвать демонов попривычнее для обычного человека, – адски кровожадных псов. Потом почти добили чем-то непонятным. В конце концов натравили на меня отчаявшуюся женщину-камикадзе, отобрав у той ребенка, – выпалила я почти на одном дыхании.
Андрей Викторович не удивился и не ужаснулся. Просто в полном молчании опрокинул подряд три порции «Столичной».
«Ну и выдержка», – подумала я.
Стало жарко, и мне пришлось снять куртку.
– Шесть раз, – поправил меня Андрей Викторович.
Сказал и снова наполнил рюмку.
– Я после четвертого раза перестала считать, если честно, – ответила я с грустью.
Приняла новую порцию, чувствуя, как начинает жечь разливающееся в желудке тепло. Кухня потихоньку начала напоминать судно в шторм. Кажется, я пьяна.
– Что-то Артурчик плохо за тобой присматривает, – медленно сказал Андрей Викторович и с тоской посмотрел на свою пустую стопку.
– Он вообще кинул меня, – пожаловалась я. – И Джеймс умер, потому что он не захотел помочь.
Вот теперь брови старика приподнялись в недоумении.
За окном послышался громкие звуки песни группы «Каста»:
«…то в Сибири где-то, то где-то под Питером…»
– Ферзь приехал, – отдергивая занавеску, сообщил мне мой собутыльник. – Девочка, ты не руби с плеча и не зарекайся никогда. Жизнь всякая бывает, главное, что ты жива, – подвел он итог.
Как раз в тот момент, когда он закончил свою речь, в моей странной жизни появился новый персонаж. Жизни, смысл которой я никак не могла уловить, хотя после всего выпитого очень тянуло его все-таки найти.
Ферзь оказался здоровенным двухметровым мужиком лет сорока, которого звали Станислав Сергеевич Пешков. Почему «Ферзь» – я спросить не решилась. Он был одет в темно-синий спортивный костюм и сильно напоминал гопников из Михайловского парка.
Следом за Станиславом вошел коренастый, чуть сутулый мужчина примерно тех же лет, с серо-карими глазами, в таком же спортивном костюме, только черного цвета.
– Добрый день, – поздоровались они разом.
И, конечно же, с интересом принялись меня рассматривать.
– Здравствуйте, – слегка заплетающимся языком ответила я.
– Доберман, бери Камелию, и дуйте в «Апельсин». Она тебе по дороге расскажет, че к чему. Потом заедешь, как все сделаешь.
Сознание у меня слегка помутилось, поэтому я не спешила вставать, разглядывая шрамы от ножа на лице того, кого Андрей Викторович назвал Доберманом.
Что за прозвище такое вообще?
На лице Добермана проявилось легкое пренебрежение. Даже моим пьяным и плохо фокусирующимся глазам было видно, что я ему не по нраву.
– Дмитрий, – представился он.
В его глазах промелькнул желто-оранжевый отблеск, и только тогда до меня дошло, почему он – Доберман, почему так скривился и почему он нам точно поможет.
– Спасибо, Андрей Викторович. Артурчик, – я подчеркнула уменьшительное имя вампира, – рассчитается с вами.
Натянула куртку обратно. Встала из-за стола и слегка пошатывающейся, но пока еще уверенной походкой направилась к выходу. Толкнула дверь и обернулась.
– И скажите ему, за водку пусть тоже заплатит, – добавила мстительно.
Андрей Викторович ничего не ответил. Лишь в его глазах промелькнули огоньки веселья.
Так я и ушла, сожалея лишь о том, что не увидела ехавших на обед детей Арсеньева и не попробовала этот удивительно пахнувший аппетитный борщ его жены.
На улице, с выражением абсолютного неодобрения в глазах, меня ждал Тимур. Он стоял перед своим автомобилем, чуть опираясь локтем на высокий капот.
Я молча села в салон. Тимур пожал руку Дмитрию, и наш новый спутник сел на заднее сиденье. Тимур вернулся за руль. Посмотрел на меня еще раз, пристально и осуждающе, и нажал кнопку автозапуска.
Мне, честно говоря, сейчас было так хорошо на душе, что неодобрение оказалось глубоко до лампочки. Лишь звуки тихо работающего радио разбавляли тишину весь наш путь до «Апельсина».
Нарезая по детской комнате очередной круг, сжимая изъятую из вещественных доказательств розовую кофточку ребенка, когда-то отданную Кристиной кинологам, оборотень Дмитрий-Доберман удивил меня.
– Ее здесь вообще не было, – твердо сказал он.
– Может, запах рассеялся? – спросил хмурый Тимур.
Он не поверил Доберману. Да и я, если честно, тоже – записи-то с видеокамер мы оба видели. Оборотень оскорбился. Нахмурился так, что даже три складки на лбу проявилось.
– Я могу выследить жертву, даже если она оставила след месяц назад, – сквозь зубы почти прорычал он.
– Хорошо, – неуверенно ответил Тимур. – Поехали тогда в другое место.
Поспешно направился прочь из наполненного шумными детьми помещения. Доберман возражать не стал и пошел следом. Еле успевая за мужчинами, я почти на бегу попыталась узнать цель нашего следующего визита.
– Куда мы идем?
– Кристина – ведьма. Она дружила с матерью Ангелины. Когда я допрашивал девочку, она не могла соврать мне, но все равно не смогла вспомнить ничего толкового. И теперь я знаю, почему. Если Дмитрий не ошибся, ребенку просто внушили, что Ева была, но при этом не внушили, как Ева ушла.
– Я не ошибаюсь, – угрюмо вставил оборотень.
Тимур повернулся ко мне, остановился, и на его губах заиграла легкая усмешка.
– Угадай, кто может воздействовать на шестилетнюю девочку, если ее мать – практикующая ведьма?
Вперед меня сообразив, в чем тут подвох, второй мой спутник нажал кнопку вызова лифта. Он тоже усмехнулся и пояснил:
– Никто. Кроме самой матери.
Двери лифта открылись беззвучно, и мы вошли в узкое пространство, увешанное зеркалами. Блин. Нельзя мне пить – я же знала это, и все равно… употребила. Лифт тронулся плавно, но меня начало укачивать. Голова закружилась, и все дальнейшие события я воспринимала сквозь мутную пелену.
Едва оказавшись рядом со своей машиной, Тимур достал синюю мигалку и шлепнул ее на крышу. После мы очень быстро ехали, в который раз нарушая все правила дорожного движения, на красные сигналы светофора, пока не проехали шлагбаум уже знакомого жилого комплекса. Потом я осталась ждать в машине, не в силах нормально двигаться. И только когда трясущуюся, завернутую в пальто Тимура бледную перепачканную девочку со спутанными медовыми волосами и испуганными зелеными, как у меня глазами, усадили на заднее сиденье внедорожника, я потихоньку начала приходить в себя.
Майор пожал руку Дмитрия, и тот ушел. Тимур сел за руль, и мы поехали к нему домой.
– Когда мы были у Эльвиры, я удивился тому, что мать сразу поняла, кто мы такие. Но удивился не сильно. Ведьма есть ведьма, – начал Тимур свой рассказ.
Он открыл свое окно и смачно сплюнул. Я немного поморщилась от его манер, но потом заметила следы крови на пальцах, когда он небрежно вытер губы.
Я отругала себя за пьянку и за то, что не пошла с ними. Все-таки двое обычных мужчин против ведьмы – совсем не то, что маг.
– Только потом я задумался, почему она не удивилась тому, что к поискам подключились такие, как мы. Сразу следовало сделать вывод, что мага с измерения Альтерры она встречает не впервые.
Тимур вцепился в руль до такой степени, что пальцы побели. И злился он в первую очередь на самого себя.
– В то утро Кристина завела девочку к соседке, чтобы та отвезла детей в торговый центр, где планировалось отмечать день рождения Ангелины. Эльвира никуда не уводила Еву. Она спрятала ее в котельной и прикрыла территорию заклинанием, защищающим от ведьмовского поиска, чтоб мать не смогла ничего сделать. Потом она создала фантом, который вместо ребенка появился на видео, которое мы смотрели. Вот почему потом картинка просто исчезла, и собаки не смогли взять след. Если бы не нюх твоего знакомого оборотня, вряд ли бы мы смогли ее найти.
Тимур закашлялся в кулак, и я опять почувствовала себя виноватой. Он снова сплюнул в приоткрытое окно.
– Эльвира скрылась. А девочку так и бросила без еды и воды в котельной. Туда только по необходимости от силы раз в три месяца слесаря приходят. Если бы мы не нашли ее, она умерла бы от истощения через сутки, – закончил он.
Краткий рассказ о спасении жизни Евы подошел к концу.
И началось отчитывание такой безответственной меня.
– Ты напилась в доме самого известного криминального авторитета этого города, Камелия. О чем ты думала?
Мог бы и не говорить – и так чувство вины уже зашкаливает. А когда женщина чувствует себя виноватой, что она делает? Не знаю насчет остальных, а вот лично я начинаю все отрицать самым наглым образом. И еще желательно обвинить во всем кого-нибудь другого.
– Думала о том, что они самые нормальные люди из всех, кого я встречала. По крайней мере, там никто не предложил сыграть в игру «выживи или умри», Тимур, – устало отмахнулась я. Отвернулась к окну, разглядывая вечерние улицы города. Досада уже лилась из меня через край. – Тебе что, завидно, что ли? Ты целый день ходил с таким лицом, словно я – постылая обуза. А я не заставляла тебя ввязываться во все это! Ты добровольно подписался, если не помнишь.
В отражении я заметила его укоризненный взгляд.
– С чего ты взяла? И где ты таких слов набралась вообще?! – перешел он почти на крик.
О, вот оно! Наконец-то хладнокровный, все контролирующий Тимур вышел из себя. Я смотрю, выводить мужчин из равновесия – вообще мой талант.
Автомобиль остановился на светофоре. Тимур бросил еще один полный укора взгляд, но я сделала вид, что не заметила его.
– Я просто забочусь о тебе. Нет чтобы быть благодарной, – проворчал он, трогаясь с места.
Чего?! Я аж задыхаться начала от возмущения! И меня прорвало.
– Да вы, сумрак адский вас всех на части дери, достали уже со своей заботой! Александр заботился обо мне – и оставил вместо нормального прощального письма какую-ту дурацкую инструкцию, как мне жить дальше! Джеймс заботился обо мне – и так и умер, не думая о том, как я буду без него! Артур заботился обо мне в своей маниакально-экспрессивной манере – и в конечном итоге все равно оставил меня одну! Теперь ты еще тут. Когда тебе надоест, и ты тоже бросишь меня?! Скажи Тимур, когда?!
Кажется, у кого-то здесь истерика. И этот кто-то – определенно я.
– Я буду помогать тебе ровно столько, сколько будет нужно, – тихо ответил Тимур.
– Нужно – кому?! Вы уже достали меня со своей миссией великого спасения меня и всего мира. Я просто жить хочу нормально. Как те люди, которые могут обедать со своими детьми. У которых есть свой дом. Нормальный дом, куда можно прийти и не бояться, что вылетишь через окно. У меня вот нет такого дома. В обоих, что были, – в окна уже летали, не я, так те, кто приходил незвано и непрошено! Так что, считай, у меня нет дома. А ты можешь помочь мне с этим, Тимур?
Я все говорила и говорила. Словесный поток не прекращался – я излила абсолютно все, что внутренний голос нашептывал мне уже несколько месяцев.
– Это мне не по силам. Ты же знаешь, есть много факторов, которые не позволят… – сказал Тимур полушепотом.
Слышать умные речи о благополучии всех и вся я не желала.
– Вот. Ты не можешь. И они не могли. Они все умерли, Тимур. Только Арт не сдох. Знаешь, сволочи – они вообще живучие.
В моих словах было не просто негодование. Сама не понимаю, откуда во мне проснулась такая ненависть. Я сейчас кому-нибудь шею свернула бы с превеликим удовольствием.
– Мое упущение. Вот вернусь – и прибью его сама. Для общей картины, – добавила я тихо.
– Кто такой Арт? – тут же спросил Тимур.
И столько интереса прозвучало в его вопросе, что я сразу же задумалась о том, что истерика истерикой, и выговариваться определенно стоит, а то крыша совсем поедет, – но все-таки я сболтнула лишнего.
– Не важно, – злобно ответила я.
Спящая на заднем сиденье Ева вздрогнула. Еще бы – удивительно, как она вообще до сих пор не проснулась. Чувствуя вину, я немного присмирела и снова отвернулась, не в силах сдержать слез.
Истерика утихла, и теперь до меня дошло, что маленькая шестилетняя Ева, наверное, все еще ждет свою маму, а Кристина не вернется. Никогда. И девочка осталась совершенно одна в этом мире. Из-за меня. Я молча глотала слезы, стараясь не издать больше ни малейшего звука. Кому, как не мне, знать, что такое одиночество.
– Ками, – тихонько позвал Тимур, – что с тобой?
Говорить не хотелось совершенно, и я молчала. Автомобиль остановился перед воротами дома Тимура. Заезжать внутрь он не спешил. Только развернулся ко мне всем корпусом, ожидая пояснений. И мне пришлось ответить.
– Я никак не могу понять, зачем живу. У меня нет родителей, нет семьи. Нет друзей. Никого нет. Зачем я живу? – тихо сказала я. – Только не надо сейчас про высокое предназначение рода Де Алькарро.
Пафосно звучит? Еще как. Самой стыдно за свою слабость.
Тимур, видимо, так не считал. Он положил ладонь мне на плечо и приободряюще улыбнулся.
– У тебя все еще впереди, – сказал он.
Теперь мне стало совсем неудобно.
– У меня уже все позади, – мрачно ответила я. – Единственному человеку, к которому я испытывала хоть какие-то теплые чувства, – и тому не нужна.
Самые прекрасные черные глаза, переливающиеся теплым, зовущим светом, словно звезды на ночном небе, тут же возникли в памяти, давая понять, что жизнь еще хуже, чем я думала минуту назад.
– Ты о нем? – спросил Тимур.
Он указал взглядом на серебряный с черными ониксами и алмазами кулон, который теперь висел у меня на шее, и сразу как-то помрачнел.
– Он не мой мужчина. Никогда не был им, – сказала я почти правду.
Даже себе признаться в том, что считаю его своим, я не могла.
– А ты разговорчивее стала, – внезапно довольно хмыкнул Тимур. – Тебе надо почаще употреблять. Глядишь, так и смысл жизни тебе найдем.
Он еще раз ухмыльнулся и направил автомобиль в кованые ворота.
Оказавшись внутри, я приняла холодный душ, который меня окончательно протрезвил. Затем переоделась в висевший в ванной комнате халат и тапочки, закинула свои пропахшие «Столичной» вещи в стирку. К тому времени, как я спустилась на кухню, Тимур уже приготовил золотистый куриный бульон, чтобы накормить наконец проснувшуюся, голодную Еву и похмельную меня.
Девочка вжималась всем телом в стул и через силу глотала бульон. На меня она не обратила никакого внимания.
– Что с ней будет? – спросила я Тимура.
Чтобы занять себя хоть чем-то, взяла кружку и налила кофе.
– Сейчас уже поздно. Утром мы отвезем ее к полицейским. Там либо найдут ее родственников, либо передадут социальной опеке, – совершенно спокойно сказал он.
Его голос звучал повседневно, словно он не говорил ничего особенного. Словно не судьба ребенка решалась сейчас. Наверное, не хотел лишний раз травмировать. Только то, как он изредка тревожно поглядывал на девочку, я все же уловила.
Что ж, попробую исправить хотя бы часть того, что успела натворить. Я присела рядом с девочкой.
– Ева, солнышко, у тебя есть родственники? – спросила я.
Девочка молчала. Даже есть перестала. Только прижалась к спинке стула еще сильнее, словно пыталась раствориться в ней. Тимур поставил тарелку с бульоном и подошел ближе к нам.
– Ева, ты не должна бояться нас, – сказал он.
Он говорил медленно и осторожно, проникновенным, заботливым голосом, как тогда с Ангелиной. Я даже на бледно-зеленое свечение не обратила внимание, наблюдая, как взгляд Евы из загнанного превращается в осмысленно-заинтересованный.
– Мамочка обещала прийти за мной. Она придет. Она всегда приходит, – ответила девочка.
Она не отводила взгляда от лица Тимура, и в ее глазах светилось столько уверенности и надежды, что в мое сердце словно вонзили отравленный кинжал. Боль, зародившаяся в середине груди, предательской, разъедающей спокойствие волной расходилась по венам. Это ведь я виновата. Это я убила Кристину. А она – всего лишь случайная жертва обстоятельств.
Как Лилит жила с тем, что убила тридцать два человека, если я не могу вынести чувства вины за одного? Как мне справиться с этим?
– Твоей мамочке нужно было уйти, но она просила, чтобы мы присмотрели за тобой. Скажи, Ева, к кому мы можем отвезти тебя, чтобы ты могла там подождать, пока не вернется твоя мама?
Тимур врал. Так легко и непринужденно врал. Да. Я бы тоже, наверное, соврала на его месте. Не представляю, как можно сообщить ребенку, что его мама умерла, когда он смотрит с такой надеждой и так верит, что она вернется. Даже мой постоянно не к месту встревающий внутренний голос молчал. И вдруг решение пришло само собой.
– Ева, ты любишь мультики? – я сама не поняла, как заговорила.
– Люблю, – охотно ответила девочка.
– Иди в гостиную. Дядя тебе включит что-нибудь интересное, хорошо? – предложила я.
Ева все еще выжидающе смотрела на Тимура и не двигалась с места. А я подумала, что это будет гораздо сложнее, чем я предполагала.
– Ева, иди. Я сейчас приду, – повторил сказанное мной Тимур.
Девочка послушно встала и вышла из кухни.
– Я оставлю ее себе, – сразу сказала я, словно боясь передумать.
Наверное, если уж сказала вслух, то не смогу взять свои слова обратно. Я на это, по крайней мере, надеялась, потому что передумать уже хотелось. Брови Тимура взмыли. Он посмотрел на меня как на умалишенную.
– Ты с ума сошла?
«Наверное. Причем уже давненько», – подумала я про себя, абсолютно согласная с ним.
Вслух же сказала:
– Я теперь ответственна за ее жизнь. Пока попрошу кого-нибудь присмотреть за ней, а когда у меня все наладится, вернусь и заберу ее. Денег на это у меня достаточно.
Видимо, вид у меня был достаточно решительным, потому что Тимур демонстративно скрестил руки на груди. Он заговорил тоном дознавателя на допросе:
– Дело не в деньгах, Камелия. Что ты знаешь о детях?
Честно? Я, по-моему, сама порой вела себя хуже маленького ребенка. Но признаваться в этом – явно не на пользу.
– Ты сам говорил, что если у меня и нет смысла жизни сейчас, то он обязательно появится. Так вот. Он уже есть, – я указала на дверь, за которую вышла Ева.
– Как знаешь, – как-то быстро сдался Тимур. – Но меня не впутывай. Я на такое не подписывался.
Его слова, конечно, совсем не ободряли и не вселяли надежды на то, что я права. Но когда меня заботило мнение окружающих?
– Ладно, – беспечно согласилась я.
Пусть и так. Я уже все решила.