Глава IХ
Когда я собралась представить Турову очередной новый вариант юбилея, он внес неожиданное изменение в распорядок наших встреч.
— Увы, сегодня мы с вами вынуждены отказаться от приятной возможности посетить наш любимый ресторан.
Итак, игры кончились. Видимо, встречаться отныне мы будем в офисе. Ну и замечательно.
— Встретимся мы в этот раз… — он выдержал короткую паузу. — У меня дома.
Этого еще не хватало. С какой стати?
— Может, если вам сегодня неудобно, на завтра перенесем? — предложила я.
— Напротив, мне очень удобно. Все равно дома в постели валяюсь и ничего не делаю.
Час от часу не легче! Что он несет? Неужто пьяный?
— У вас сегодня выходной? — я постаралась как можно деликатнее сформулировать свой вопрос.
— Вынужденный! — хохотнул он. — Ногу вчера подвернул на теннисе. Теперь даже по квартире ковылять тяжело. Каждый шаг — подвиг. Поэтому уж не обессудьте и приезжайте, пожалуйста, ко мне.
Слава Богу, не пьяный. Не выношу иметь дело с нетрезвыми заказчиками. Иногда вообще черт-те что вытворяют. Однажды у меня один такой подписал контракт, а на другой день, протрезвев, отказался платить. Прямо по пословице: «Я не я, и лошадь не моя». Только вместо лошади он объявил не своей собственную подпись. Мол, я сама ее подделала, а он платить ничего не будет. Этого субчика мы занесли в черный список и больше дела с ним не имели, как, впрочем, и с остальными нетрезвыми гражданами. Сперва, господа, проспитесь, а потом уже торжества заказывайте.
— Глафира, да вы не волнуйтесь, — продолжал тем временем Никита. — Я ведь не в загородном доме, а в московской квартире. Поездка у вас много времени не займет. Это в центре.
Я и не волновалась. Мне вдруг стало жутко интересно, как живет Туров. Алка в таких случаях говорит: «Посмотрите на мужика в домашней обстановке, и вы многое о нем узнаете. На людях-то они все горазды павлинами хвосты распускать, а дома расслабляются и теряют бдительность». Конечно, на Турова мне глубоко наплевать, но взглянуть все равно любопытно.
— Диктуйте адрес, — произнесла я вслух.
Он жил в новом доме недалеко от Новослободской. Я долго ждала, пока Туров откроет дверь. Ковылял он действительно с трудом и при помощи костыля.
— Видите, Глафира, совершил подвиг в вашу честь. Дошел от дивана до двери.
Московское жилище его оказалось не очень большим. Типичная холостяцкая квартира, больше всего похожая на гостиничный номер. Кухня, совмещенная с просторной гостиной, и спальня. Обставлять апартаменты Туров, явно по примеру многих людей своего круга, поручил дизайнеру. Во всяком случае, обстановка была совершенно нейтральная и безликая. В подобном жилище мог обитать кто угодно, и характер Турова никак не просматривался. Если так можно выразиться, квартира сама по себе, а Туров на диване.
— Нравится? — он обвел рукой пространство гостиной.
— Ничего, — неопределенно ответила я.
— Вот и мне кажется, что ничего, — ухмыльнулся он. — В том смысле, что ничего хорошего. Казенно тут, верно? Загородный-то дом я уже по себе обломал. Дизайнер вопит: видите ли, я его концепцию совершенно испортил, и теперь он этот дом никому показать не сможет. Стыдно ему, что я там натворил. Ну и хрен с ним. Деньги, между прочим, с меня брать ему не было стыдно. Вот и пусть теперь свою концепцию в другом месте воплощает. А мне совершенно не нужно, чтобы мой дом кому-то показывали. Я в нем живу! Мне главное, чтобы самому было уютно и удобно. А эта квартира у меня так, переночевать или вот для таких случаев.
Я огляделась. И точно — гостиничный номер. Все необходимое есть, но никаких примет личного. Ни фотографий, ничего.
Раздался звонок в дверь. Никита взмолился.
— Глафира, пожалуйста, откройте. На второй подвиг я пока еще не способен.
Немного помучившись с замками, я распахнула дверь. На лестничной площадке стоял молодой человек в серебристом форменном комбинезоне и серебряной бейсболке с черной надписью «Каро-сервис». Похоже, практичный Туров решил совместить приятное с полезным. Слесаря заодно вызвал, чтобы я, пока тут сижу, за ним присмотрела.
Молодой человек внимательно оглядев меня, перевел взгляд на раскрытый блокнот, который все это время держал в руке, и осведомился:
— Госпожа Веселых Глафира Филипповна?
— Весёлых, — инстинктивно поправила я и лишь потом удивилась: — Откуда вы знаете? Я же здесь не живу, случайно зашла.
Теперь удивился молодой человек.
— А я и не знаю. У меня тут написано. — И он потыкал пальцем в свой блокнот.
— Раз написано — заходите.
Кажется, я поняла. Туров заранее рассчитал: дверь открою я, ну и дал мою фамилию. Очень мило! Может, мне этому слесарю и работу из своего кармана придется оплачивать?
Но слесарь упрямо помотал головой:
— Не пойду. Незачем. Все уже оплачено.
Такой наглости я никак не ожидала и язвительно полюбопытствовала:
— Вы что, телепат? На расстоянии работаете? Или просто ничего делать не хотите? Вот сейчас позвоню вашему начальству. Хотя, может, оно у вас тоже считает, что главное деньги с клиента содрать, а отрабатывать их не надо?
На слесаря стало жалко смотреть.
— За что? — жалобно пролепетал он. — Чем вы недовольны? Я же еще даже не успел.
— Интересно, как вы собирались успеть, если даже заходить не хотите? — Я решила, раз завелась, выдать ему по полной программе.
— Да я в таких случаях никогда не захожу, — еще жалобнее прохныкал он. — Многие не любят.
— Полный бред! — воскликнула я, лишний раз про себя отметив, что наемная рабочая сила окончательно у нас распустилась.
— Почему бред? Работать не даете, а только возмущаетесь.
Стремясь окончательно разгромить противника, я сочла хорошим тактическим ходом предоставить ему свободу действий.
— Ладно, показывайте, как вы умеете работать, не заходя.
— Давно бы так, — проворчал молодой человек. — А то только с настроения зря сбиваете.
И встав в позу, он запел оперным голосом:
— Не уходи, побудь со мною,
Здесь так уютно и светло!
Я поцелуями покрою
Уста, и очи, и чело…
Я остолбенело слушала, чувствуя себя, как Алиса в стране Чудес, «все страньше и страньше». Забавная, однако, у этой конторы манера чинить краны и прочищать унитазы. Им что, песня строить и чинить помогает? А вдруг и вправду? Вот он сейчас допоет, я пойду проверю, и выяснится, что сантехника работает. Наверное, я просто отстала от жизни.
Сантехник допел, поклонился, выхватил откуда-то из-за угла неимоверных размеров корзину с тюльпана ми и, опустившись на одно колено, протянул ее мне.
— Будьте счастливы, Глафира Филипповна!
— Это что, приз? — слегка отпрянула я.
— Женщина! — возопил молодой человек дурным голосом. — Прекратите издеваться и берите свой заказ! Я, между прочим, при исполнении и тороплюсь. У меня еще пять штук таких.
— Так вы не сантехник? — до меня только сейчас что-то начало доходить.
— Твою мать, — бросил в сторону молодой человек. — Извините, мадам, сорвалось! Но где я и где сантехник?
— Вы тут, — я чувствовала себя просто обязанной помочь ему с ориентацией в пространстве. — А где сантехник, не знаю.
— А вы, значит, сантехника ждете? — осведомился парень.
— Да нет.
— Тогда ничего не понимаю.
Я в свою очередь мало что соображала, кроме одного: пора ретироваться. Еще немного, и молодой человек запросто мог убить меня.
— За это точно уплачено? — с трудом удерживая большую корзину, задала я последний вопрос.
— Точнее некуда.
Едва он это произнес, я захлопнула дверь. Он тоже не задержался. Я услышала удаляющийся топот его ног.
— Глафира, куда вы исчезли? — донесся до меня из гостиной голос хозяина.
Войдя, я опустила на журнальный столик свою тяжеленную ношу и строго осведомилась:
— Ваша работа?
— Ничего себе, благодарность! — воскликнул он. — Я, раненый, старался, заказывал, хотел соблюсти традиции…
— А я его…
Договорить я не смогла. Меня скосил истерический хохот. Никита явно ничего не понял. Такой реакции на букет он никак не ожидал.
— Глафира, в чем дело?
Какое-то время я лишь отмахивалась, продолжая стонать от смеха. У меня даже слезы из глаз потекли. Потом, кое-как взяв себя в руки, я изложила ему историю с посыльным. Теперь уже начал хохотать Туров.
— Представляю, что подумал этот парень! — стонал он. — Ужас какой! Бедняга! Поющий сантехник! Ха-ха-ха!
Смеялся он так заразительно, что я опять сломалась. Некоторое время мы стонали хором. Причем, если один успокаивался, то стоило посмотреть на другого, как все начиналось снова. Наконец я спросила:
— Слушайте, Никита, а зачем вы заказали такую пошлятину?
Он насторожился.
— Вам не понравились цветы?
— Нет, цветы замечательные. Однако корзина в сочетании с жестоким романсом мне показалась некоторым перебором. А вам?
— Мне, в общем, тоже, — признался он. — Но они так активно навязывали мне эту услугу, что я согласился. Решил: пусть студент подработает, а мы с вами потом посмеемся. У вас-то с чувством юмора полный порядок.
— Так он еще и студент?
— Меня в этом твердо заверили. Он учится… сейчас вспомню… А! На вокальном факультете Музыкальной академии имени Гнесиных, а в цветочной фирме подрабатывает. Вот станет потом звездой вроде Хворостовского, а вы будете вспоминать, как он вам персонально пел, стоя на лестничной площадке.
— А я при этом думала, что он своим пением прочищает ваш унитаз!
— Вот она, волшебная сила искусства, — пробормотал Туров.
Меня вдруг осенило:
— А в квартиру наш будущий гений не хотел входить, потому что на лестничной клетке акустика гораздо лучше, там резонанс.
Молодому человеку, наверное, сильно икалось, так часто мы его поминали. Боюсь, его выступление перед следующим клиентом было испорчено. Мы с Туровым совсем разошлись и, подначивая друг друга, заходились от новых приступов смеха. Вдруг Никита замер, схватился за левый бок и простонал:
— Чертов дизайнер! С виду мебель такая удобная, вот дня на этом диване не пролежал, как уже прихватило. Ой, Глафира, помогите, пожалуйста, мне подняться и до кровати дойти. Извините, конечно, ради Бога, но там уж я смогу вытянуться.
Я подставила ему плечо. Прикосновение его руки отозвалось в моем теле электрическим разрядом. Меня пробрала дрожь. О ужас! От Турова это не укрылось.
— Вам тяжело?
Какое счастье, что он ничего не понял!
— Ничего, ничего, — я принялась успокаивать его. — Как-нибудь доберемся.
Опираясь на костыль, он с моей помощью доковылял до спальни.
— Здравствуй, ложе! — поприветствовал он огромную кровать и тяжело на нее опустился. — Ох, что-то я совсем расклеился.
— Мне уйти?
— Нет, нет, нет! — принялся возражать он. — Это что, значит, вы уйдете наслаждаться себе весной и свободой, а я, бедный одинокий инвалид, останусь тут, брошен и неприкаян? Нет уж, не уходите, побудьте со мною, — дурным голосом пропел он.
— Никита, скажу вам честно: вас бы на вокальный факультет Гнесинки точно не приняли.
— Ваша правда, — покорно изрек он. — Мне в школе по пению ставили сплошные двойки.
— В школе не за голос двойки ставят, а за текст, — уточнила я. — Выучил — не выучил.
— А я и не учил, — с гордостью признался он. — Но мой голос нашему учителю тоже не нравился. И со слухом у меня тоже неважно было.
— Что-то в вас многовато пессимизма.
— Инвалид, что же вы хотите.
Он снова заохал и, кажется, даже побледнел. Я с тревогой склонилась над ним:
— Никита, вам плохо? Может, лекарство дать?
Не успела я ничего сообразить, как он резким движением обхватил меня за плечи и притянул к себе.
— Да, мне плохо, — глаза его лихорадочно блестели. — Мне нужно лекарство. И это лекарство — вы!
— Никита, что вы! Пустите!
Я изо всех сил пыталась вырваться, но он не ослаблял объятий, мои же маневры были ограничены. Я боялась ненароком ударить его по больной ноге.
Лицо его неумолимо приближалось к моему.
— Я хочу тебя поцеловать, — шептали его губы. — И ты тоже этого хочешь. Я же вижу.
Наши губы слились, и я забыла обо всем. И он забыл. Даже о своей больной ноге…
Когда я поглядела на часы, меня подбросило на кровати.
— Ты куда? — всполошился Никита.
— Куда, куда. Что я теперь скажу на работе? У меня после тебя должны были состояться две очень важные встречи. На одну я уже опоздала, да и на вторую не уверена, что успею.
— Плевать, — обнял меня Никита. — В Москве всегда все вечно опаздывают. Пробки.
— Пробки! — воскликнула я. — Но не на три же часа!
— Позвони и скажи: замок сломался.
— Какой еще замок?
— Была у клиента, а у него в дверях замок заклинило, и теперь ты выйти не можешь. Пускай кто-нибудь тебя заменит.
— Мне не поверят!
— Не скажи. Почти у всех моих знакомых хоть раз в жизни замки ломались, даже в элитных дверях. Успокойся, поверят. Уверяю тебя, это актуальная тема. Главное говори: «Сидим и ждем слесаря». Что есть почти правда, — и он засмеялся.
Я кинулась звонить. Как ни странно, мне действительно сразу поверили, принялись сочувствовать и всем наличным составом «Фиесты» давать советы.
— Вот видишь, — Никита был очень доволен.
— Все же мне надо ехать.
— Э-э, нет. Я столько времени ждал.
Он снова начал меня целовать. Я слабым голосом проговорила:
— Так и быть, еще часик.
И тут раздался звонок домофона.
— Охранник, будь он неладен, — в сердцах бросил Никита. — Кого там еще принесло? Глаша, подойди, пожалуйста, спроси.
Из домофона послышалось:
— К вам снова посыльный из «Каро-сервиса». Пускать?
— Сейчас выясню, — отозвалась я.
Пришлось возвращаться в спальню.
— Никита, там опять этот поющий цветочник. А ну признавайся, ты второго романса ему не заказывал?
— Нет, клянусь. Это его собственная инициатива. Посылай куда подальше. Он мне уже надоел.
— Не пускайте, — сообщила охраннику я. — Мы не заказывали.
Из трубки донеслись возмущенные вопли.
— Вы в получении расписаться забыли, — перевел мне вопли студента охранник. — А их за это в магазине штрафуют. — Судя по сочувственному тону, он проявлял солидарность со студентом.
Мне тоже стало жаль восходящую звезду вокала.
— В таком случае пропустите. Ой, но я ведь совсем голая! — вырвалось у меня.
В трубке хрюкнули. Ну и дура же я! Ляпнула, не отключившись!
— Не волнуйтесь, он подождет, пока вы оденетесь, — охранник то ли решил меня успокоить, то ли издевался.
Певец-посыльный предстал пред мои светлые очи минут через пятнадцать. Вид у него был одновременно оскорбленный и смущенный, а на меня он украдкой поглядывал так, словно я была еще неодета, что в свою очередь заставило смущаться меня. Я расписалась в квитанции.
— Никогда еще таких трудных клиентов не было, — буркнул он, пряча бумажку в карман.
— Вам бы моих клиентов, — гордо отозвалась я и немедленно пожалела.
Судя по выражению его лица, он интерпретировал мой ответ по-своему и многозначительно бросил:
— Бывает.
Ну естественно. Голая женщина в не принадлежащей ей квартире, у которой бывают клиенты! У него не осталось сомнений, чем я занимаюсь. Да и у меня на его месте, наверное, тоже не осталось бы. Несмотря на это, в его взгляде сквозило уважение. Я перевела это так: дама хоть и не юная, а спросом пользуется. Вон в какой дом выписывают, да еще заказывают для нее цветы с серенадой.
Я уже собиралась с ним распроститься, когда в переднюю приковылял из спальни Никита в халате.
Вид вновь прибывшего вызвал новый всплеск интереса у цветочного певца. Видимо, теперь он окончательно убедился в характере моей трудовой деятельности. Я не сомневалась, что по возвращении в «Кару» он обсудит с коллегами «интересных клиентов». Стыдно было ужасно.
— Это вам, — протянул посыльному сложенную купюру Никита. — В порядке компенсации за забывчивость моей подруги.
Достоинства купюры я разглядеть не успела, так быстро цветочник-певец засунул ее в карман. Однако, судя по всему, он остался доволен и с улыбкой воскликнул:
— Обращайтесь, пожалуйста, в любой момент! Я сейчас арии из итальянских опер разучиваю. Со следующим заказом могу исполнить. А хотите, одну спою прямо сейчас? Так сказать, на прощание и в качестве бонуса.
— Нет, нет, нет, спасибо большое, — я поспешила остановить его. — Отложим до следующего раза.
Я вовремя захлопнула дверь, потому что Никита уже сполз на пуфик под вешалкой и корчился от беззвучного хохота.
— Ой, не могу! — в следующий миг простонал он.
— Так тебе и надо. Сам виноват, — с напускной суровостью проговорила я. — На будущее поостережешься заказывать такие дурацкие вещи.
— Какое там будущее! — продолжал хохотать он. — Будущего не будет. Я прямо сейчас умру. Надо же, итальянские арии! Это под какие же цветы, интересно?
— Полагаю, Никита, ты тут цветами не отделаешься, придется тебе кипарис покупать.
— П-прекрати, Глафира, — он уже заикался. — Это, значит, для итальянских арий кипарис, а если я закажу ему для тебя исполнить что-нибудь из «Ивана Сусанина», то он принесет тебе елку?
— На «Ивана Сусанина» потянуло? Никак решил заманить меня на болото и бросить?
— На болото и бросить — нет, а заманить — да. Ой, помоги мне дойти до кровати. Что-то опять нога барахлит.
Я, естественно, отказать ему в помощи не могла, и мы потом еще долго оставались в спальне…
Домой я явилась довольно поздно, изо всех сил стараясь не сиять лицом. Свой светящийся лик я спрятала за корзиной, которой и суждено было принять первый удар. Конечно же, в передней при моем появлении немедленно возникла Мавра.
— Мама, у тебя опять мобильный отключился. О-о-о… — Она увидела корзину. — Ну естественно, до телефона ли тебе было! Опять трудный клиент?
— В общем, да, — пролепетала я. — Можно и так сказать.
— Судя по размерам корзины, тяжелый у тебя выдался день, — сказала Мавра.
— Ох, — только и смогла я произнести в ответ.
— Сперва были просто букеты, теперь эта клумба, — Мавра фыркнула. — Если так дальше пойдет, скоро он тебе цветочный магазин подарит. А ты не отказывайся. Мы с тобой тогда быстренько деньги на поездку соберем.
Поставив корзину на пол, я села. К Мавре присоединилась Сашка и тоже начала охать над тюльпанами, а потом сестры заспорили, как лучше поступить: оставить цветы в корзине или вытащить и расставить по вазам? Я была рада. По крайней мере, никто не обращал на меня внимания.
Спор затягивался. По мнению Мавры, цветы следовало вынуть и разделить на три больших букета. Тогда ни одно помещение в нашей квартире не будет обделено. За исключением, конечно, ванной и туалета, но там букеты из-за тесноты ставить как-то даже глупо. Хотя если верить глянцевым журналам, вполне модно.
И вдруг меня клюнуло: а что это я расселась? Надо хоть мобильный на подзарядку поставить, мне, небось, уже обзвонились!
Едва я подключила телефон, раздался звонок. Это был Никита. Говорить при девчонках мне не хотелось, а они продолжали пристраивать корзину, и ни одно место их не устраивало. Выйти из комнаты я тоже не могла: мобильник подзаряжался, держа меня на коротком шнуре. Пришлось мне быть краткой и очень официальной.
— Никита Сергеевич, рада вас слышать, но, к сожалению, я сейчас занята. Перезвоню вам завтра.
— Завтра так завтра, — несколько обиженно произнес он. — Я просто хотел сообщить, что ты забыла у меня всю документацию по моему юбилею и еще по чьему-то другому торжеству. Если тебе это нужно, заезжай прямо завтра с утра. Я не против, буду ждать.
Я тоже была не против, еще как! Однако ехать завтра утром к Никите получалось совершенно не с руки. С другой стороны, бумажки мне были нужны позарез. Не по Никитиному, конечно, юбилею, а по тому, как он выразился, чьему-то другому торжеству.
— Хорошо. Приеду.
— Ура! — возглас Никиты достиг ушей девчонок, и обе с большим интересом уставились на меня.
Резко отвернувшись, я сухо произнесла в трубку:
— Значит, договорились, Никита Сергеевич, завтра ровно в девять я у вас.
— Замечательно! — снова заорал он, но я отключилась и, повернувшись к девчонкам, объяснила:
— Клиент в стельку пьян.
— Это тот самый, трудный? — поинтересовалась Мавра.
Отведя глаза, я кивнула:
— Никуда не денешься. Работа есть работа.
— Естественно, — вздохнула Сашка.
А Мавра вдруг спросила:
— Мать, мы в Англию-то по-прежнему едем?
