Роман Цезаря и Клеопатры цветет и пахнет – они вместе путешествуют по Нилу, поражая всех роскошью. Забота Цезаря о любимой женщине доходит до того, что он устраивает ее личное счастье – заключает ее брак с очередным братиком, еще младше ее покойного мужа. Почему бы нет, если в Египте это принято – их личным отношениям новый муж совершенно не мешает, да и как бы он мог? А этот брак символизирует то, что Цезарь не хочет аннексировать Египет и отобрать у Клеопатры ее царство. Этого она уже добилась, но ей явно мало. Она хочет стать законной женой Цезаря и вместе с ним царствовать на Западе и Востоке известного ей мира, даже зондирует у Цезаря почву, пытаясь выяснить, как он отнесется к этой идее, и, судя по всему, не получает четкого отказа. А это значит, что попытки можно и продолжить. Клеопатра не теряет надежд и тогда, когда Цезарь ее покидает и возвращается в Рим. Она знает, что тот опасно ранен ее самым могущественным оружием, и может найти временное исцеление только тогда, когда ее увидит.

Времени она не теряет – вскоре после отъезда Цезаря у нее рождается сын. Имя ему дают понятно какое – Птолемей, они по-другому детей фараонов называть не умеют, но практически все чуть ли не с рождения называют его Цезарион. Для нас звучание этого имени торжественно и красиво, в нем чудится уважение, немного переходящее в подхалимаж. Но на самом деле ничего подобного – это беззлобная, но ехидная кличка, данная александрийской уличной шпаной, и точнее всего это имя можно перевести словом «Цезаренок». По тогдашним египетским меркам в этом нет ничего особо обидного, сплошной респект и уважуха, даже некоторая гордость простого египтянина за то, что их царица родила сына от такого великого царя (то, что из имени Цезарь слово «царь» возникнет только через тысячу лет, они знать не могли, но явно как-то чувствовали). Какого-то особого клейма незаконности на ребенке не было – не только многоженство, но и многомужество тогда ничего формально не нарушало. Но Клеопатра, как все женщины, хотела штампа в паспорте или в том, что было вместо паспорта у египетских цариц, и поэтому при первой возможности она отправилась в Рим с официальным визитом. Сына она, конечно, прихватила с собой, да и мужа тоже – ведь пропадет ребенок без присмотра. Ее цель – официально стать супругой властелина Рима и добиться признания Цезариона законным наследником Цезаря. Оружие, которым она может попытаться добиться победы в этом сражении, у нее, как видите, есть и действенности не утратило.

Цезарь явно поражен этим оружием, причем прямо в мозг. Он размещает Клеопатру на собственной роскошной вилле, где она устраивает пышные приемы, на которые рвутся со всех ног римские подхалимы, решившие попробовать влиять на ту, кто влияет на Цезаря. Цезарь даже дает не слишком разумное распоряжение поместить позолоченную статую Клеопатры у алтаря Венеры Прародительницы – кстати, именно Венера считалась предком рода Юлиев, к которому Цезарь принадлежал. Все это вызвало тяжелые и опасные подозрения у римских республиканцев, которые и без этого подозревали его в намерении захватить царскую власть. Оснований для этих подозрений и так хватало – власть Цезаря от царской ничем, кроме названия, не отличалась, хотя Цезарь ревностно соблюдал старый республиканский декорум и демонстративно, прямо в цирке, на глазах у десятков тысяч римлян, категорически отверг поднесенную ему Марком Антонием царскую диадему, на самом деле никаких новых полномочий ему не дающую. Добавление к этому фону упорных слухов о том, что Цезарь, уже имеющий жену-римлянку, женится еще и на Клеопатре, перенесет столицу в Александрию, официально признает Цезариона и назначит его своим наследником, совершенно не улучшало положения самого Цезаря. Тем паче было вполне вероятно, что он уже признал Цезариона своим сыном в завещании, которое, как было тогда положено у римлян, хранилось в храме Весты. Не только Клеопатра, но и масса народа с удовольствием поглядели бы на этот документ хоть бы одним глазком, но тогда это было практически невозможно (станет возможно очень скоро, но об этом позже). А пока что Цезарь с величайшей почтительностью обходился с Клеопатрой, выполнял все ее мелкие капризы, а разговор о более крупных ее пожеланиях откладывал на потом.