Глава 24
Всеволод Юрьевич хорошо запомнил, что говорил ему этот странный рыцарь, неизвестно как появившийся на Руси.
– Не бейте кулаком, – наставлял князя с воеводой Олег Иванович. – В этот раз надо ударить растопыренными пальцами. Разбейте всю рать на отряды по пять сотен. Выстройте их на дороге в длинную колонну. Когда выскочите из леса на простор, пусть один отряд сразу уходит далеко вправо, другой чуть ближе, третий прямо, четвертый влево, как растопыренные пальцы на пятерне. И ни в коем случае не останавливайтесь, – говорил рыцарь, сверкая зелеными, будто у водяного, глазами. – Остановитесь вы – остановятся и монголы! И сразу начнут выбивать ваших бойцов стрелами. Не давайте им разорвать дистанцию. Навязывайте свальный бой! Вы должны с ходу пройти насквозь монгольский лагерь, развернуться и снова атаковать. Не стоять! Только вперед!
Лагерь этого тумена располагался на «кремлевском» мысу, ограниченном с северо-запада глубоким оврагом, по дну которого протекала Неглинная. С севера и северо-востока рос густой лес. С юго-западной стороны монгольского стана проходила стена Кремля с обширным посадом перед ней. Свободным для монгольской конницы оставалось только юго-восточное направление. И как раз на него выходила Владимирская дорога.
При такой диспозиции вылетевшие из леса русские прошлись по вражескому лагерю не поперек, а наискось, почти вдоль. Монголы не успевали убраться с дороги атаковавшей их конницы, потому что их сотни, оказавшись на пути наступавших параллельно полков, уворачиваясь от фронтального столкновения, бросались навстречу друг другу и сталкивались. Поэтому первый удар русских изрядно проредил ряды монголов и посеял панику. Устилая путь вражескими трупами, защитники Москвы дошли до оврага, развернулись и, не давая монголам опомниться, атаковали снова. Ошеломленные враги начали разворачивать коней и удирать на юго-восток. Русские преследовали их и рубили отставших.
К востоку от Боровицкого холма вдоль Москвы-реки тянулась огромная пустошь с полями и лугами. Монголам нужно было пространство для маневра. Им надо было рассыпаться и окружить врага. К востоку от Москвы места было достаточно, но когда отряды кочевников стали на ходу расходиться веером, русские, вопреки ожиданиям монгольских тысячников, не остановились, а повторили этот маневр. Тринадцать русских полков, в каждом из которых насчитывалось чуть больше пятисот всадников, ударили сразу во все стороны и погнали монголов дальше.
Когда монголы внезапно развернули коней и отхлынули, никто из русских не бросился на них сразу. Окруженные воины, которые совсем недавно, не надеясь уже на спасение, готовились продать свои жизни подороже, не были готовы вот так сразу перейти от роли обреченных жертв к роли победителей. Ошеломленные ратники приходили в себя и вертели головами так, словно желали убедиться, что они все еще на месте.
А вот Горчаков со товарищи побывать в шкуре жертв еще не успели. Поэтому Олег тут же закружился на месте, выискивая, где еще можно отвесить монголам хорошего пинка.
Долго искать ему не пришлось. С туменом Бурундая сражались всего две тысячи русских воинов, и, несмотря на удачное начало, численный перевес противника в конце концов сказался. Пока русские рубили одних врагов, Бурундай с частью тумена проскочил вдоль оврага и обошел их вдоль края леса. Зайдя в тыл, монголы рассредоточились и обрушили на русских ливень стрел. Славяне оказались меж двух огней. Долго стоять на месте под таким обстрелом было нельзя. Русские развернулись и бросились на стрелков. Те побежали, а недобитые у оврага тысячи налетели сзади, выпуская на ходу, стрелу за стрелой в подставленные спины.
Основной задачей вылазки было уничтожение метательных машин. В каждой ударной группе первые два полка должны были обеспечить выполнение главной задачи третьим полком. Дело было сделано. Вражеские батареи полыхали вовсю, поэтому четыре подуставших уже полка помчались к Боровицким воротам.
Рубка бегущих была вторым любимым занятием монголов, после расстрела противника из луков. Как только русские пришпорили коней и рванулись сквозь строй лучников, находившиеся в тылу монголы напали на них сзади. Славянам пришлось остановиться и отбросить противника, а в это время лучники обошли их снова, и в спины русских воинов опять полетели меткие стрелы. Поредевшие полки совершили еще один рывок к Боровицким воротам и снова вынуждены были развернуться и отбросить насевшего противника. Шансы ратников вернуться в Кремль стремительно таяли.
– Владимир Юрьевич, – обратился Олег к московскому князю, подняв забрало шлема, – глянь вон туда, – Горчаков указал рукой в латной перчатке на северо-запад за Неглинную. – Похоже, наших там крепко прижали. Выручать надо!
Остатки четырех полков и почти не понесший потерь полк Олега, поднявшись по Неглинной, обрушились с тыла на монгольских лучников. Здесь, между густо застроенным берегом Москвы-реки и подступившим лесом, открытое пространство было поуже, чем дальше к оврагу. Поэтому монголы не сумели сразу вывернуться, и им крепко досталось. А дальше остатки уже восьми полков плюс полк Горчакова развернулись широким фронтом, и уставшие воины в который уже раз за сегодняшний день пошли в атаку. Кони тоже вымотались и в галопе шли слабо. Полки развернулись далеко вправо и влево от дороги, бегущей от Кремля к мосту через овраг. Обойти их с севера мешал лес, а с юга группы домов вдоль Москвы-реки. Они стояли так тесно, что между оградами, окружавшими дворы, сады и огороды, оставались только узкие кривые улочки. Теперь монголы точно «попали»! Драпать опять к оврагу или прыгать с обрыва на лед Москвы-реки кочевники не пожелали и из трех зол выбрали отступление в лес.
Горчаков запарился гоняться за верткими всадниками, которые не желали принимать честного боя, а норовили отскочить в сторону и с нескольких шагов вогнать в противника тяжелую стрелу из мощного лука. Бронебойные стрелы регулярно отлетали от доспехов Олега с глухим лязгом. Одна так грохнула сбоку по шлему, что Горчаков на несколько секунд «поплыл», как от пропущенного на ринге удара. Доспехи у Олега были надежными. Другим русским воинам повезло меньше. Ладно дружинники – многие из них надели пластинчатые брони. А у большинства ратников, кроме кольчуги под шубой, щита да шлема с кольчужной бармицей, никакой другой защиты не было.
В лес за монголами русские не полезли, и без того потери за этот день были значительными. Да и притомились все уже изрядно. Как только монголы скрылись за деревьями, русские дружно повернули коней и поскакали в Кремль.
В то самое время, когда одна рать входила с юго-запада в Боровицкие ворота, со стороны Москвы-реки через Чешьковы ворота въезжали усталые конники Всеволода Юрьевича. Их тоже здорово потрепали. Начало битвы было более чем удачным, а дальше на помощь монголам подошло подкрепление. В конце концов враги не выдержали и побежали вниз по Москве-реке, вслед за отрядом, который прошел этим путем незадолго до них. Но этот успех дорого обошелся суздальцам и новгородцам. Русские врага не преследовали, не без оснований полагая, что тот первый отряд ждет их в засаде. Главное было сделано. У монголов не осталось ни одной метательной машины. Воины Всеволода сначала уничтожили батареи с северо-восточной стороны Кремля, а потом, когда спустились к Москве-реке, подожгли на ней все, что другие не сумели сжечь до них.
Битва за Москву длилась чуть больше двух часов, но Горчакову они показались вечностью. Не веря глазам, он смотрел на часы, которые показывали только двадцать минут третьего.
– Олег Иванович, – окликнул его молодой незнакомый воин, – князь Всеволод Юрьевич зовет тебя на двор брата своего. На совет.
«Ну да, – подумал Олег, – самое время подводить итоги боевой операции».
Князья и воеводы, вновь собравшиеся все вместе в доме Владимира Юрьевича, в первую очередь подсчитали потери. Два дня назад к Москве подошло суздальской и коломенской пехоты восемь тысяч четыреста шестьдесят три человека, да княжеских и боярских дружинников – тысяча пятьсот сорок четыре. А с ними новгородский полк из семисот семидесяти одного воина. Москвичи под Коломну не ходили. Великий князь владимирский счел неразумным в данной ситуации рисковать городским гарнизоном. Дружины князя Владимира и его бояр увеличили число конников-профессионалов до одной тысячи восьмисот девяноста четырех бойцов. Теперь оно снова уменьшилось. Пехоты тоже убавилось изрядно.
Из четырех с половиной тысяч, вышедших из ворот Кремля на вылазку, обратно вернулись только три тысячи двести девяносто семь бойцов. У Всеволода Юрьевича из шести тысяч шестисот двадцати восьми ратников в живых осталось пять тысяч четыреста пятьдесят восемь.
«Потери немалые, но и не критичные, – признал про себя Горчаков. – Все могло бы быть гораздо хуже. Зато результат! Мы же практически выиграли зимнюю кампанию!»