Самарский вице-губернатор Владимир Григорьевич Кондоиди стоял у распахнутого на улицу окна своего кабинета в третьем этаже губернского правления.

Наступила степная, скоротечная весна. По тротуару солнечной стороны плыли, скрывая головы и плечи дам, яркие летние зонтики — розовые, белые, красные, голубые. Припекало. От асфальтовых тротуаров пахло по-летнему, и уже вилась, играя с уличным вихрем, пыль.

В белесом безоблачном небе кружил коршун, медленно ввинчиваясь в небо. Где-то неподалеку кричали грачи, еще не поделившие летошних гнезд.

— Гранки из редакции на цензуру, — возвестил, войдя, курьер.

— Ступай! — не оборачиваясь, резко павлиньим голосом выкрикнул Кондоиди.

Внизу по булыжной мостовой протарахтела и промчалась извозчичья пролетка. В ней прямо и строго сидел кто-то в широком черном плаще — нет, даже не в плаще, а в какой-то широчайшей черной мантии. Голову и лицо седока скрывала черная же шляпа с широкими полями.

— Это еще что за птица? — проворчал начальник, глядя на улицу.

Кондоиди успел заметить только руки, важно скрещенные на палке с загогулиной, твердо поставленной перед седоком. Загибом своим палка напоминала ерлыгу степных чабанов; должно быть, ширококрылая черная «птица» прилетела от южных приморских степей.

Курьер еще стоял в дверях с пухлой пачкой листков в руке. Он повторил:

— Они просили…

— Ступай! Стой! Закрыть окно!

Курьер положил на стол пухлую стопку серых и сырых листков, тиснутых на корректурном станке.

Закрыв окно, курьер на цыпочках вышел. Кондоиди сел за стол и брезгливо отодвинул в сторону обшлагом сюртука стопку гранок.

От гранок нестерпимо пахло скипидаром и прокисшей тряпкой. Грустно вздохнув, Кондоиди достал из ящика белые перчатки, которые сам называл шутя «рабочими рукавицами». Пальцы перчаток были запятнаны отпечатками черной краски. Кондоиди, натянув перчатки на руки, снял колпачок с правой красной чернильницы и накрыл колпачком левую черную чернильницу.

Перебирая листки, вице-губернатор читал их быстро, почти одним взглядом. Все примелькалось: еще убийство в драке, кража, кража, кража, прибыль воды. И опять о том, что на городских окраинах мало фонарей и там «под покровом ночной темноты» нет прохода порядочным людям от «горчишников» — так в Самаре в ту пору называли уличных хулиганов.

— А это что такое? «Черноморье…» «Песнь о Соколе». «Высоко в горы вполз уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море».

Кондоиди быстро взглянул на подпись: «Максим Горький».

Кондоиди насторожился, поднял руку с красным пером и застыл. Он был похож в эту минуту на легаша, который сделал стойку и ждет от хозяина только слова «пиль», чтобы вспугнуть дичь.

«Ах вот как?» — воскликнул про себя Кондоиди. Он, не глядя, обмакнул перо в красные чернила, густо перекрестил стихи, зачеркнул название и подпись.