Ликующее знамя
В комнатке Лизаветы Ивановны пулеметом стучит швейная машинка.
— Чего же ты перестал петь? — спросил дворник Ферапонт Варкина. — Все пел, а теперь молчишь.
— Что? — строго сдвинув брови, ответил Варкин.
— Как — что? Сколько раз я слыхал от тебя про солдата и прапора, а до конца ты не допел ни разу.
— Эта песня кончена, Ферапонт Иванович! — Варкин приложил руку к самому верху груди и прибавил: — У меня тут такая песня складается, что моего голоса не хватит!
Лизавета Ивановна остановила рукой маховичок машинки: она в своей комнатке строчила из трех красных полотнищ, оторванных от трех трехцветных флагов, первый красный флаг.
Варкин с древком для флага и Ферапонт с молотком и гвоздями ожидали, стоя около машинки, конца этой спешной работы. Приостановив машинку, Лизавета Ивановна порылась в ящичке стола, достала из-под колоды старых карт листок и молча протянула его Варкину. Развернув листок, Варкин прочитал вслух бледно отпечатанное на пишущей машинке:
ПРОЛЕТАРИАТ
Я есмь огонь. Я меч и пламя!
Я озарил вас, скрытых тьмой,
И первый ринулся под знамя,
И первый ринулся на бой
Гремит труба. Мы победили
Но пали славные бойцы
Пред нами — братья мертвецы,
За нами — ад. Мы победили!
Но миг торжественный принес
И плач — надгробный плач и пенье.
Нет, не пришло еще мгновенье
Ни для восторга, ни для слез!
И вновь ликующее знамя
Крылами веет надо мной
И трубы вновь зовут на бой,
На смертный бой!
Я меч и пламя
Хороший стих! — похвалил Варкин. — Кто его составил?
— Гейне! — кинула Лизавета Ивановна.
— Нет, это все-таки не то! — сказал Варкин. — Хотя и подходит, впрочем.
Лизавета Ивановна закрутила машинку, та опять застучала пулеметом.
— Флаг готов!..
Ферапонт приколотил флаг к древку.
— Благодарим, Лизавета Ивановна?
— Не на чем!
— А листочек дозвольте присвоить?
— Пожалуйста.
Ферапонт и Варкин с флагом вышли из комнаты Лизаветы Ивановны. Ветер расплеснул флаг.
— Ура! — закричали в один голос Еванька с Андрюшкой; они дожидались на дворе.
— Не орать! — прикрикнул на ребят Варкин.
Мальчишки притихли. Варкин вышел с флагом за ворота. Ферапонт принес лесенку. Еванька с нее достал и вынул из пасти чугунного кронштейна древко с флагом Красного Креста.
Андрюшка попросил:
— Дядя Варкин, дай я вставлю красный флаг!
— Нет, брат, это я уж сам.
Хотя это и было ему трудно с забинтованной левой рукой, Варкин взобрался на лесенку и не сразу (ветер бурно трепал красное полотнище) вставил флаг на место, в отверстие чугунного кронштейна.
К воротам подбежала девушка в шали из соседнего особняка и торопливо спросила про флаг:
— Где достали?
— «Достали»! Сами сделали! — ответил Ферапонт.
В Москве красные флаги появились еще с февраля, когда свергли царя, но в этом районе их почти не видали. Все здесь равнялись по судаковскому особняку и после февраля ждали, «выкинет» или нет управляющий Судаковых красный флаг. Ширяев оставил на месте краснокрестный флаг. И только сегодня, после дома Судаковых, тут и там по переулкам зацвели маки красных знамен.
— А что, дядя Варкин, с этим флагом сделать? Изорвать? — спросил Еванька про флаг Красного Креста.
— Зачем рвать? — ответил Варкин. — Это флаг международный.
Посмотреть на новый флаг вышла на улицу и Лизавета Ивановна.
— Жалко, Аганька-то не увидит! — сказал Лизавете Ивановне Еванька.
— Увидит! — уверенно ответила она. — Ферапонт Иванович, возьмите носилки: девочку надо перенести в дом.
Аганьку на носилках вынесли из лазарета Еванька с Андрюшкой. Девчонка лежала на носилках, укрытая одеялом. Лицо ее было бледно и скорбно. Глаза закрыты.
Мальчишки от лазарета понесли Аганьку не прямо к широко открытым дверям главного входа, а сначала к воротам.
— Погляди-ка, Аганька, какой мы флаг повесили, — сказал Еванька.
Аганька приоткрыла тусклые глаза и тихо улыбнулась.
notes
