Вот уже два с половиной месяца я живу новой жизнью. И честно говоря – мне нравится. Привычных развлечений, конечно, не хватает – но зато появились непривычные. И красавица под боком есть – что тоже, согласитесь, немаловажно.

В данный момент я, как один из «научных сотрудников» нашего поселения и ответственный за часть ВПК, развлекался тем, что экспериментировал с созданным мною АКМ. Нет-нет, не подумайте ничего такого – я не «калашникова» собрал из подручных материалов, совсем нет. АКМ – это у нас «арбалет китайский многоцелевой». Ибо патроны к прихваченному из далекого будущего оружию совсем не бесконечны – а в случае чего защищаться чем-то же надо, так ведь? А мушкеты со шхуны использовать для охоты не всегда удобно.

А даже первая модель АКМ могла пальнуть нехилым болтом на нехилые же пятьдесят метров. Та, с которой я экспериментировал сейчас, была способна на восемьдесят. А значит, зверушкам будет сложнее убежать… да и нашим диверсантам, в случае чего, будет попроще.

Услышав тихие шаги, я улыбнулся. В нашем домике, отстроенном и выделенном специально «для молодых» (в основном, правда, силами этих самых «молодых»), Кэй – что значило «ива», кстати, и ее гибкость вполне оправдывала такое имя – сразу заделалась хозяйкой. Ее вообще потрясали масштабы наших работ – и быть хозяйкой в таком большом вигваме ей нравилось. Что не замедлило сказаться на наших взаимоотношениях – в лучшую сторону, естественно. А они и так были очень даже ничего. Везет мне…

– Сергей? – Вот что меня удивляет, так это то, с какой легкостью она научилась выговаривать мое имя. Помню, когда был в США, – там это для всех была проблема. Да и наш язык она учит весьма быстро – значительно быстрее, чем я ее.

– Да, солнце?

– Можно кушать.

Так-с, что у нас здесь… суп из каких-то трав и с мясом. Мммм, вкусняшка. И рыба – вечная рыба на второе. Вспомнив «Белое солнце пустыни» и ворчание Верещагина относительно икры, я пробормотал:

– Однозначно надо что-то делать. А то лосось – это, конечно, круто, но не каждый же день!

Поев, я вышел на улицу. Солнце уже клонилось к горизонту, народ двигался неактивно – таки суббота. Время отдыха. Накатила расслабленность.

Чего бы поделать? Арбалет надоел, надо от него отдохнуть… сыграть что-нибудь на синтезаторе, что ли? Пущай мысль полетает в небесных далях… точно.

Пока шел обратно в дом, еще раз порадовался, что в нашу последнюю ходку в магазин захватил из дома с собою синтезатор… ну как чувствовал. И хотя часто я играть не мог – наш ветряк многого не позволял – но порой развлекался таким вот нетривиальным образом.

Так-с, пробежимся по клавишам, разомнем пальцы. Чего у нас сегодня будет? Что-нибудь классическое или Coldplay? Тьфу – чего я выбираю: начнем со старого доброго Пуччини, а там видно будет…

– Sing for absolution, I will be singing falling from your grace. – Некоторое время спустя я уже вовсю распевал Muse. Не знаю, почему, но некоторые их песни всегда помогали мне освободить голову от лишних мыслей. Эдакая замена медитации.

Кэй сидела рядом и просто смотрела на мои руки. Ей до сих пор моя игра казалась чудом Вселенной. Я себя из-за этого даже неудобно чувствовал… ну да, занимался пианино много лет – мама отдала еще совсем мелким, лет в пять, наверное. Уже потом, когда был студентом, съездил в Америку, да и в родной России поработать пришлось – но подзаработал денег, купил синтезатор. И играл уже на нем.

Но все равно – играл я не фонтан. Вот знакомый у меня, Мишей звали – вот он… Как сейчас помню, когда видел, как этот длинноволосый товарищ играет, хотелось застрелиться от осознания того, что сам так не смогу. Вот. А тут такое почитание.

Я поднял глаза и встретился с Кэй взглядом. А потом… потом вдруг накатило – все сразу. Воспоминания об исчезнувшем в огне ядерного пожара доме, о семье и друзьях, оставшихся в другом мире, о кошке, прожившей рядом шестнадцать лет, о друге, погибшем глупой и бессмысленной смертью под колесами автомобиля за пару месяцев до войны.

Не знаю, на сколько я отключился. Минут на двадцать точно. Мозг построил между сознанием и реальностью огромную стену. Были только музыка и грусть об оставшихся в неведомых далях близких людях. Душевная боль, сбившаяся в плотный и колючий комок где-то глубоко внутри.

В себя меня привела прохладная ладонь, легшая на плечо.

– Сергей? – В глазах Кэй застыл немой вопрос.

– Все хорошо, солнце. Просто вспомнил кое-что. Что-то, что нельзя допустить. Никак нельзя.

«Вот идиотины кусок! Решила с оружием в руках бороться за свои права и наши обязанности? Дурища…»

Приготовления мисс Брайт, моей постоянной оппонентки, – кстати, дискуссии с ней раздражали меня все сильнее и сильнее – незамеченными не остались. Наш арсенал охранялся хорошо – Гарм и не таких способен отвратить от мыслей о воровстве. Но каким-то образом американка умудрилась стащить карамультук из тех, что парни предназначили индейцам в качестве платы за предоставление рабочей силы. Уж не знаю, каким макаром она его там заряжала, но одна пуля в стволе у нее имелась, и лезть на эту пулю было бы верхом глупости. Я, конечно, за эти месяцы сбросила килограммов пятнадцать Сарочкиного сала, но чудеса эквилибристики при уклонении от пули пусть показывают парни, их этому Дядя Саша учит.

Холодное оружие – мое все. Без шуток. Стрелять, в общем-то, умею, по мишени со ста метров вроде не промахиваюсь. Даже из индейского лука шмалять научилась, вспомнила детство. Но действительно «родным» для меня всегда был нож. Причем не метательный, а боевой. Ну, или, на худой конец, моя любимая абордажная сабля – предмет зависти старика Аугусто, бывшего солдата, а ныне увечного сторожа из испанской миссии. Я затиранила нашего завхоза, но оторвала себе полосу жесткой кожи, кусочек воска, шило и дратву, в результате чего у меня теперь есть отличная портупея. Странновато она смотрится на потрепанном джинсовом костюме (я похудела до своих прежних габаритов и уже успела заносить вещи из уцелевшего багажа), но в данной обстановке без оружия никуда. Для полного комплекта я даже подаренный Быстроногой Антилопой лук прихватила и Толиков пистоль. Заряженный. А то эта Звезда Ивановна еще стрелять надумает.

– Эй, Конди! – крикнула я, сложив ладони рупором и предусмотрительно укрывшись за густой растительностью. – Может, хватит играть в прятки? Поверь, лучше, чем у нас, тебе нигде не будет. А вот хуже – везде и запросто!

– Почему я должна тебе верить? – спустя примерно минуту донесся ответ.

– Потому что в отличие от тебя я кое-что знаю об этом времени и этих местах. И это «кое-что» мне не нравится!

Следующая пауза длилась минуты три. Я уже подумывала тихонечко зайти с тыла и всадить ей стрелу в руку. Или что она там подставит.

– Я уже приняла решение, – ответила бывшая певичка. – Я иду в английский форт.

– Можно узнать, что ты там забыла?

– Англичане в отличие от вас цивилизованные люди! Они не станут ущемлять мои права, как вы!

– Ага. Как раз сейчас эти самые цивилизованные хлещут твоих прадедушек плетками на хлопковых плантациях, вовсю ущемляя их свободу, – ядовито ответила я. – И имеют твоих прабабушек на сеновале. Желаешь убедиться? Валяй. Не задерживаю. Английские солдатики очень соскучились без дамского общества, так что в ближайшие пару дней тебе тоскливо не будет. Зато потом будет абсолютно все равно.

На этот раз Конди заткнулась надолго и всерьез. Ничего, ей полезно время от времени думать. Удивительно: когда мисс Брайт включает мозги, работают они неплохо. Но чаще всего она предпочитает обходиться без этого прибора. Так ей легче жить, что ли?

– Какие гарантии, если я вернусь к вам? – В ее голосе явственно слышались душевные терзания.

– Я никому не скажу о твоем побеге, если будешь вести себя прилично.

– Я… я выхожу.

– Оружие на землю.

Я грустно сидела над комом мокрой глины и размышляла, что бы такого «изобразить»… Плошки и миски лепить надоело, да и вылеплены уже все, сохнут тихо в сарайке рядом с «химической лабораторией» – после просушки наша «главный агрохимик» обещала помочь с разрисовкой тарелок, мисок и чашек безвредными для людей красками и со спецсоставом – паливой, которой обливают глиняные изделия, перед тем как ставить в печку на обжиг. После обжига в печи изделия как бы покрываются прозрачным стеклом и тускловатые первоначально краски рисунков становятся яркими и праздничными… Пока, правда, до обжига моим изделиям далековато – ну да ладно!

Что же все-таки вылепить? Хотя, вот – на картинке в учебнике истории был такой зверь – мамонт.

Итак: мамонт-папа, мамонт-мама и ма-ааленькие мамонтята…

Большое горбатое у шеи туловище, мощные ноги, мохнатое брюшко, небольшая лобастая голова с лохматым гребешком на макушке, свирепые толстые бивни, маленькие любопытные глазки и небольшие лопухастые ухи по обе стороны от головы… А также толстый у основания и длинный изгибающийся, как шланг, хобот с кнопочкой-закорючкой на нем – это такой «пальчик» для захвата предметов у этих зверюг был. Вот! Все, готова семейка – идут друг за дружкой вдоль лавочки. Высохнут, станут следующей партией на обжиг в печь…

Потом можно будет в школе сделать из них «ненаглядное пособие» на уроки Древней истории.

От сенокоса удалось отмазаться – вняло начальство моему здравому смыслу и отпустило с индейцами по желуди, разве что грабли и вилы попросили сделать. Предварительно отловил заинтересованных лиц из всех у-эстхааэ, так у них роды называются, попросил, кроме женщин, послать со мной молодых воинов – типа поучиться попутно. Еще с соляных работ, когда восстанавливал навыки боя (ох, спасибо деду – вот кто с пальмой был страшен… вроде старенький худенький дедушка, а не разбери-пойми откуда прилетало – нас с братом и батю одновременно по двору гонял), индейцам тогда понравилось. Ну, клятву с них взял попутно, чтоб мир-дружба-жвачка. А то эти горячие парни подозрительно долго не воевали, у них, наверное, уж печенка чернеть начала от мирной жизни.

Прошли мимо солеварни. Да, круто они развернулись! Девять варок, лес в округе метров на триста сведен почти вчистую, бабы с опухшими руками бегают, из каких-то левых племен делегации, судя по украшениям. Видимо, в тему получилось у нас с соленой горбушей и отсроченным потреблением.

Со мной идет Змей. И его совсем маленькая собачка. Сказал, что в лагере ему скучно… я так подумал, что напарник всяко нужен, тем более с такой крокодилой, и согласился.

Нет, все-таки какой-то побочный эффект от этого переноса есть. Ну, насчет нас понятно, мы молоды, здоровы, я так вообще офигенно красив, и все зубы целые, но и на собачке явно сказалось. Она, по-моему, только говорить и писать не умеет, до того умная. Почти как нормальная лайка.

Пришли, переночевали, утром пошли по желуди. Ничего, прикольно. Этот чапараль – как у нас стланик кедровый, желуди низко сидят. Мужики их шестами сшибают, бабы и девки собирают в корзины и уносят сушиться… только медленно. Ничего, на всякий газ есть свой противогаз. Беру с собой охранничка, Перо Куропатки, пробегаю до ближайшей сосны, валю ее и минут за двадцать сочиняю то, что у нас в Сибири называют «колот» – то есть большую деревянную киянку. Крепление кончиком ножа высверливать – это, конечно, изврат, но гвоздей, увы, нема. Возвращаемся, пробуем. Процесс пошел раза в два быстрее. Еще один плюс в нашу пользу.

Коллега Змей бдит, «Сайга» в этом смысле много продвинутей моего карамультука, его песик Гарм пристроился на холмике и лениво обнюхивает окрестности…

Вечером гоняю молодых. Что можно сказать? Сильные, но легкие. И при великолепной координации и пластичности совершенно не понимают того, как и куда нужно смотреть, когда с шестом работаешь. Работаем для начала основы – передвижения и верхний удар. В принципе небезнадежно, кости есть, а мясо нарастет. Под занавес немного помахался со всеми по очереди. Пока не достают. Хотя у старшего брата Быстроногой Антилопы все шансы есть. В будущем. Далеком. Потом долго пели у костра. Они свое, мы свое. Они про лесостепь, мы про что попало. Особенно индейцев пробило на «Ой, то не вечер». Аж подпевать начали, хотя у них это и не принято.

На следующий день работать не дали. Попросили хотя бы до обеда поорать песни, их сопровождая. Дескать, духи местности рады услышать новую душу и даруют хорошую добычу/урожай. По крайней мере, я так понял.

Репертуар у меня большой. В свое время и в хоре пел, и авторской песни знаю много, и голос поставленный. К обеду глотка уже не могла орать. Ну, думаю, на сегодня хватит:

– А завершает наш сегодняшний концерт песня Красной Шапочки! Это такая девочка со снятым скальпом…

Если долго, долго, долго, Если долго по дорожке, Если долго по тропинке Топать, ехать и бежать, То, пожалуй, то, конечно, То, наверно, верно, верно, То, возможно, можно, можно, Можно в Африку прийти. А в Африке реки вот такой ширины, А в Африке горы вот такой вышины, А-а, крокодилы, бегемоты, А-а, обезьяны, кашалоты, А-а, и зеленый попугай! А-а, и зеленый попугай!