Сначала меня обожгло, как огнем. Мне показалось, что я шагнул в раскаленную лаву. Это ощущение длилось не дольше пары секунд, пока мое тело не осознало, что это был не жар, а холод. У меня перехватило дыхание, в буквальном смысле слова: я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я вскрикнул и запаниковал.

— Я не могу дышать! — прохрипел я и бросился к берегу.

Но Тодд не обратил на меня никакого внимания и нырнул с головой в волны. У меня не было выбора: либо последовать за ним, либо показать себя последним трусом. Поэтому я остановился по пояс в воде, развернулся лицом к волнам и нырнул вслед за ним. Когда я вынырнул, произошло нечто странное: мне стало лучше. Отчасти. По крайней мере, паническое желание бежать исчезло. Перед нами поднялась еще одна волна, и мы нырнули в нее вместе с Тоддом. Я снова закричал, на этот раз от радости; это было здорово. Парень с фрисби прекратил свое занятие и удивленно уставился на нас.

— Важно все время двигаться, — предупредил меня Тодд, — не для того чтобы согреться, а чтобы охладиться еще сильнее. Иначе у кожи образуется тонкий слой тепла, — добавил он, словно это было очень плохо.

Мы барахтались на месте, встречали грудью накатывающие волны и резвились, как дети. Всю мою кожу покалывало мелкими иглами, а ноги от колен вниз словно онемели. Сердце бешено работало, пытаясь сохранить в тепле мое туловище с жизненно важными органами, а организм сокращал приток драгоценной теплой крови к моим конечностям. Мои тестикулы отчаянно болели, словно их сжала в кулаке мстительная бывшая подруга.

— У меня болят яйца! — выпалил я.

— Да, — сказал самый ненормальный в мире человек и понимающе кивнул. — Такое иногда бывает.

Но в целом, как ни странно, я чувствовал себя довольно хорошо. Меня охватило удивительное чувство покоя, и я расслабился, будто купался в ласковых тихоокеанских водах, омывающих берега Гавайев (в принципе, так оно и было). Когда я погрузился в очередную гипотермическую волну, мне в голову пришла мысль: человек чувствует себя так же, когда умирает? Мне было почти хорошо. Я посмотрел на часы и увидел, что мы находились в воде уже четыре минуты с небольшим. Было холодно, но я уже не боялся холода. Вскоре на нас обрушилась приличного размера волна, и я прокатился на ней до самого берега. Я пробыл в воде почти шесть минут, и, поразительно, мне это очень нравилось. Это было мое самое захватывающее и опасное приключение за весь месяц.

— Отличная работа! — похвалил меня Тодд, выйдя из воды минут на шесть позже меня.

Мы вытерлись, чувствуя себя самыми крутыми парнями на этом пляже, и отправились обедать. Роллы с омаром никогда не были такими вкусными, как в этот раз, хотя я подозревал, что в этом была заслуга холодной воды.

— Вы говорите о фонтане молодости и здоровья, — вздохнул за обедом мой собеседник. — Так вот же он — под рукой. Но люди не хотят им пользоваться. И я не понимаю почему.

По возвращении домой я несколько раз попытался ввести холодный утренний душ в повседневную практику, говоря себе, что вода в моем городском кране и близко не так холодна, как в Халф-Мун-Бей. Я убеждал себя в том, что это легко и приятно. И, кроме того, невероятно полезно! И даже если я не буду жить вечно, мой день будет начинаться с активной зарядки энергией. Ну и, разумеется, с визга.

Я обнаружил, что холодный душ великолепен после утомительной велопрогулки в жаркий день или когда мне нужно хорошенько взбодриться. Но мой энтузиазм к нему как к обязательной утренней процедуре быстро угас. Стоять под ледяной водой в душевой кабине оказалось вовсе не так увлекательно, как плескаться в океане. Поэтому, хотя теперь я без всякого страха и колебаний прыгаю в любую холодную воду, в своей повседневной жизни я вернулся к горячему душу.

Таким образом, я с большим облегчением узнал, что небольшие дозы тепла также могут быть полезны140 для нашего здоровья. Тепло активизирует в наших клетках так называемые белки теплового шока, которые вовсе не так плохи, как кажется из их названия. Их работа состоит в том, чтобы восстанавливать неправильно свернутые или денатурированные клеточные белки, поврежденные под воздействием тепла или других стрессовых условий. Исследования, проведенные на небольших организмах, таких как черви, показали, что эта реакция может быть «приобретенной» — то есть черви, которые в своей жизни подвергались такому стрессу, развивают более мощную реакцию на тепловой шок.

Белки теплового шока играют особенно важную роль и при физической активности. Коротко эта сложная и долгая история звучит так: белки теплового шока определенного вида (например, те, что вырабатываются при интенсивной физической нагрузке) помогают нашим клеткам очищаться от мусора и благодаря этому функционировать гораздо лучше и дольше. Например, каждый раз, когда Фил Бруно обливается по́том в велотренажерном зале, он запускает внутри себя выработку таких белков теплового шока, которые помогают его клеткам освобождаться от отходов жизнедеятельности и восстанавливаться — а также снижать свою устойчивость к инсулину, что является еще одной причиной, почему физическая активность помогает бороться с диабетом.

Но моя встреча с Тоддом Беккером заставила меня заинтересоваться темой стресса в целом. И по мере того как я узнавал о стрессе и гормезисе, я начал понимать, что бо́льшая часть наших представлений о стрессе — мягко говоря, полная ерунда.

Стресс является слишком расплывчатым термином: мы называем стрессом интенсивную работу над интересным проектом или же просто напряженную ситуацию на работе; поездку с работы домой в часы пик или семейный отдых вместе с придирчивыми родителями жены (или мужа); и даже воспитание детей-подростков. Этот психологический стресс может вести к биологическому стрессу, в частности запуская выработку гормонов стресса, таких как кортизол, который помогал нашим древним предкам выживать. Кортизол быстро запускал реакцию — бороться, бежать, сохранять больше калорий в виде запасов жира, обеспечивая человека энергией для долгих, голодных путешествий.

Но в современном мире кортизол просто наделяет офисных работников характерными пивными животами. Кроме того, стресс, кажется, сокращает наши теломеры — эти наконечники, защищающие наши хромосомы. Еще одно очень интересное исследование показало, что у людей, страдающих от одиночества141, что является одной из наиболее негативных разновидностей психологического стресса, наблюдается более интенсивная активация генов, отвечающих за воспаление, чем у людей без проблем с социализацией.

Наиболее распространенный вид биологического стресса, о котором вы, вероятно, слышали, — окислительный (или оксидативный) стресс, вызываемый свободными радикалами. Об окислительном стрессе нам известно то, что это однозначно плохо и что со свободными радикалами можно бороться при помощи антиоксидантов, потребляя их вместе с пищей или БАДами. Именно поэтому почти все продукты на полках супермаркета, от фруктового сока и хлопьев для завтрака до кормов для собак, рекламируют на упаковках свое содержание антиоксидантов. Антиоксиданты, как считает большинство из нас, каким-то образом нейтрализуют вредоносные эффекты свободных радикалов или противодействуют им. А это однозначно хорошо. Но мало кто знает, что в действительности дела обстоят совсем иначе.

Открытие окислительного стресса было одним из побочных результатов гонки по созданию атомной бомбы. В ходе работы над Манхэттенским проектом исследования проводились отчасти небрежно, без соблюдения жестких правил безопасности, в результате чего множество людей случайно подверглись воздействию больших доз радиации. Когда это произошло, бедные жертвы радиации начали быстро стареть: у них выпали волосы, кожа стала морщинистой, и в короткие сроки развились различные формы рака.

Довольно быстро ученые обнаружили, что ионизирующее излучение создает большое количество свободных радикалов — молекул кислорода с одним свободным электроном. Неспаренный электрон делает их чрезвычайно химически активными, поэтому они рыщут вокруг в поисках невинных молекул, с которыми можно вступить в реакцию и навредить. Эта химическая реакция называется окислением, и именно она заставляет железо ржаветь, а разрезанное яблоко приобретать коричневый цвет. Похожее «ржавление» происходит и внутри нашего организма. (Оно отличается от «потемнения», происходящего при реакции Майяра, когда аминокислоты взаимодействуют с сахарами.) Свободные радикалы также повреждают клеточную ДНК, что, помимо прочего, может вести к развитию рака. Ученые-ядерщики решили, что жертвам радиационного отравления можно помочь, если давать им «радиозащитные» вещества, которые связывают свободные радикалы и выводят их из организма. Это были первые антиоксиданты. И, кажется, они работали.

Но свободные радикалы не подозревались в своей связи со старением до одного из ноябрьских дней 1954 г., когда молодой ученый по имени Денхам Харман сидел в своей лаборатории в Беркли и предавался творческому безделью. В те времена ученым не приходилось тратить каждую свободную минуту на написание заявок на гранты, как сегодня, поэтому они могли расходовать время на куда более продуктивную деятельность — посидеть и подумать. Вот уже четыре месяца Харман приходил на работу с утра пораньше, чтобы в тишине поразмыслить над одной захватившей его проблемой — проблемой старения. Поскольку каждый живой организм стареет и умирает, Харман считал, что «должна существовать некая общая, универсальная причина, которая убивает всех». И в то утро его осенило. «Свободные радикалы — мелькнуло у меня в голове»142, — вспоминал он спустя десять лет в своем интервью.

Харману удалось доказать, что все потребляющие кислород формы жизни производят в своих митохондриях свободные радикалы, отрицательно заряженные молекулы кислорода, которые современные химики называют активными формами кислорода или АФК. Эти молекулы, считал он, повреждают ДНК и другие клеточные структуры, что и вызывает процесс старения — а также развитие рака. Также Харман предположил, что именно окисленный холестерин ЛПНП («плохой» холестерин) отвечает за формирование артериальных бляшек. Кроме того, свободные радикалы повреждают белки в наших клетках. Но поскольку образование АФК является неизбежным и непредотвратимым следствием аэробного дыхания, окислительный стресс — это та цена, которую мы платим за жизнь в богатой кислородом атмосфере. Иначе говоря: дыхание нас убивает.

Удручающая мысль. Но у Хармана имелось решение: антиоксиданты. В одном знаменитом эксперименте он кормил мышей пищей с добавлением бутилгидрокситолуола, который используется в пищевой промышленности как консервант и антиоксидант, в результате чего те прожили на 45% дольше своих собратьев. Он экспериментировал и с другими веществами, включая витамины С и Е. Его теория была поддержана лауреатом Нобелевской премии Лайнусом Полингом, который продвигал витамин C — один из самых мощных природных антиоксидантов — как лекарство от всех болезней от простуды до рака.

Теория старения, основанная на действии свободных радикалов, идеально отвечала духу 1960-х гг., противопоставляя враждебным «свободным радикалам» борцов со злом в лице антиоксидантов. Он была соблазнительна в своей простоте: старение сводилось к химической реакции, которую можно было замедлить, возможно, даже остановить при помощи нескольких таблеток. Сам Харман принимал большое количество витаминов С и Е, двух самых распространенных антиоксидантов, и каждый день пробегал по две мили, даже когда ему было далеко за 80. Он скончался в ноябре 2014 г. в доме престарелых в Небраске, но его теория завоевала мир.

В последнее время среди любителей здорового питания возникла мода на более экзотические антиоксиданты, от бета-каротина до различных фитохимических соединений, присутствующих в чернике, гранатах, красном винограде и множестве других растений. Согласно некоторым исследованиям, более 50% американцев сознательно потребляют какие-либо БАДы антиоксидантного действия. Доктор Оз ежедневно пропагандирует их в своем телешоу. Таким образом, теория вредоносных свободных радикалов, можно сказать, получила всеобщее и безоговорочное признание.

Если бы не одна назойливая проблема: в 1990-х гг. геронтологи обнаружили, что антиоксиданты не увеличивают продолжительность жизни143 у лабораторных животных. Даже Харман был немного обеспокоен тем фактом, что в своих экспериментах ему удавалось увеличить только среднюю, но не максимальную продолжительность жизни животных. Было неясно, действительно ли антиоксидантные вещества влияют на процесс старения. Если бы они действительно замедляли старение путем противодействия свободным радикалам, то мыши-долгожители должны были установить новый рекорд долголетия. (С другой стороны, Лайнус Полинг, потреблявший огромные дозы витамина С, дожил до 93 лет.)

Другие исследователи также не могли повторить результаты Хармана. А в исследованиях на людях — особенно в рандомизированных контролируемых двойных слепых исследованиях, являющихся эталоном клинических испытаний, — антиоксидантные добавки показали в лучшем случае смешанные результаты. Опубликованный в журнале Journal of the American Medical Association широкомасштабный обзор 67 клинических испытаний антиоксидантов, охвативших в общей сложности более 230 000 человек, обнаружил значительное расхождение в результатах144: небольшое количество исследований показало, что антиоксиданты снижают смертность, однако бо́льшая часть надежных исследований установила, что прием витаминов А, Е и бета-каротина, кажется, наоборот повышал смертность среди испытуемых. В частности, была обнаружена выраженная связь между приемом бета-каротина, некогда фаворита среди БАДов, и повышенным риском развития рака. Данные о витамине С были менее убедительными, а также были получены некоторые указания на то, что селен может обладать незначительным благоприятным действием.

И все же: какого черта? Антиоксидантная теория казалась такой простой и элегантной. А теперь, видите ли, она неверна. Если свободные радикалы действительно повреждают клетки и через это провоцируют старение, почему антиоксиданты не могут помочь?

В 2009 г. немецкий ученый Михаэль Ристов частично пролил свет на этот вопрос при помощи простого, но революционного эксперимента: вместе со своей командой он набрал 40 добровольцев молодого возраста и попросил их поучаствовать в программе регулярных тренировок, включавшей 90-минутные интенсивные занятия пять дней в неделю. Половина испытуемых получала антиоксидантную добавку с высокими дозами витаминов С и Е, а другая половина, не зная об этом, получала плацебо.

Известно, что физическая активность резко повышает окислительный стресс, по крайней мере в краткосрочном периоде. Долгое время ученые ломали голову над этим фактом и пришли к выводу, что физическая активность все равно полезна для здоровья, несмотря на то что провоцирует повышенную выработку активных форм кислорода. На самом деле чрезмерная физическая нагрузка может наносить вред. Например, если после месяца ничегонеделания вы отправитесь в тренажерный зал и интенсивно потренируетесь, потом вам будет очень плохо — как считалось, отчасти из-за окислительного стресса. Поэтому на протяжении последних десятилетий спортсмены активно потребляют антиоксиданты, считая, что это позволяет смягчить болезненные ощущения, вызванные физическими нагрузками.

Однако Михаэль Ристов перевернул теорию окислительного стресса с ног на голову. Он подверг своих молодых и, надеюсь, хорошо оплачиваемых добровольцев мучительной процедуре мышечной биопсии до и после программы регулярных тренировок. Как и ожидалось, после периода тренировок обе группы показали наличие в мышцах окислительного стресса. Шокирующим открытием стало то, что испытуемые, принимавшие антиоксидантные добавки — безвредные витамины, — получили от программы тренировок гораздо меньше пользы, чем те, которые принимали плацебо. Проще говоря, антиоксиданты, казалось, свели на нет полезные эффекты физических упражнений. Все это заставило Ристова предположить, как он написал в последующем письме к редактору, что антиоксиданты «не просто бесполезны, а вредны»145.

Ристов объясняет свое мнение следующим образом: в норме наш организм производит свои собственные антиоксиданты, мощные ферменты с героическими названиями, такие как супероксиддисмутаза и каталаза, которые устраняют избыток свободных радикалов, образуемых во время физической активности. Антиоксидантные добавки блокируют этот процесс. «Если вы принимаете антиоксидантные добавки, тем самым вы предотвращаете активацию своей собственной антиоксидантной системы, — говорит Ристов. — Причем тормозится выработка не только антиоксидантных, но и восстановительных ферментов».

Другими словами, принимая добавки, мы позволяем нашей собственной системе антиоксидантной защиты становиться слабой и ленивой, делая нас более уязвимыми к повреждающему действию АФК. Небольшой окислительный стресс, вызванный физической нагрузкой, тренирует и укрепляет нашу систему антиоксидантной защиты. Мы адаптируемся к стрессу и становимся сильнее. «Вот почему положительные эффекты физических упражнений длятся гораздо дольше, чем сами упражнения», — объясняет Ристов. То же самое касается и диеты с ограничением калорий, считает он.

Антиоксидантные добавки ослабляют реакцию гормезиса. Хорошая новость состоит в том, что это позволит нам сэкономить кучу денег на соответствующих витаминах и БАДах — как это делает фанат гормезиса Тодд Беккер, который презирает практически все биодобавки, даже такие как рыбий жир и жирные кислоты омега-3. Что касается таких продуктов, как гранаты и черника, признанных «суперполезными» благодаря своим антиоксидантным свойствам, то, по словам Ристова, «фрукты и овощи полезны, несмотря на то что в них содержатся антиоксиданты».

Исследования Ристова также дают нам совершенно новое понимание самого окислительного стресса: он может быть полезным и даже необходимым для жизни. Ристов и другие исследователи обнаружили, что повышенные уровни окислительного стресса увеличивают продолжительность жизни у круглых червей. Более того, когда этих маленьких вредителей обрызгивали небольшими дозами гербицида параквата, вызывающего интенсивный окислительный стресс из-за своего высокотоксичного действия, они только жили дольше. Точно так же на них влияли и небольшие дозы мышьяка. (Предостережение: не пытайтесь повторить это в домашних условиях!)

Другие исследователи получили похожие результаты: даже когда у мышей полностью отключили выработку антиоксидантных ферментов при помощи генетических манипуляций, у них не наблюдалось ни сокращения продолжительности жизни, ни ухудшения здоровья. Ситуация становилась все более странной. В других экспериментах Ристов обнаружил, что антиоксиданты сводили на нет преимущества ограничения калорий у червей — манипуляции, которая, как правило, заметно увеличивает продолжительность их жизни.

Проще говоря, антиоксиданты, кажется, не имеют никакого отношения к старению. И не имеет значения, производятся ли они внутри нашего организма или поступают извне в виде таблеток. Ристов пошел еще дальше и предположил, что в действительности свободные радикалы являются не опасными токсинами, каковыми их считал Денхам Харман, а важными сигнальными веществами146, которые производятся митохондриями специально для того, чтобы запускать в других частях наших клеток положительные ответные реакции на стресс. Можно сказать, что АФК — это внутриклеточные Полы Ревиры[33].

Физическая активность и нехватка пищи — что в эволюционном плане соответствует охоте и периоду голода — переключают наши митохондрии в совершенно другой режим, который Ристов называет митогормезисом. В этом режиме митохондрии существенно повышают выработку свободных радикалов, которые, в свою очередь, запускают благоприятные реакции гормезиса по всему нашему организму. Эти горметические реакции включают восстановление поврежденных ДНК, интенсивную переработку глюкозы и даже уничтожение потенциальных раковых клеток.

Таким образом, немного стресса — это полезно. Но что, если стресса очень много? В поисках ответа на этот вопрос я отправился в одну техасскую лабораторию, где изучают одно из самых удивительных — и самых уродливых — животных на нашей планете.

Я сидел в подвальном помещении без окон, где-то на окраине Сан-Антонио, и наблюдал за тем, как по моей руке ползет самое странное существо из всех, которых я когда-либо видел. По размерам оно было чуть больше мыши, но меньше хомяка и, надо сказать, выглядело омерзительно: бледно-розовая морщинистая кожа безо всякой шерсти и две пары огромных зубов, как у бобра. Я отправил его фотографию по электронной почте своей подруге, и та написала, что это существо похоже на «пенис с клыками».

И впрямь похоже.

Эта божья тварь по-научному называется голым землекопом, и той, которая сейчас ползла по моей руке, недавно исполнилось 30 лет. То есть она была в шесть раз старше самой старой мыши-долгожительницы. И, кроме того, она была беременна. Очень сильно беременна. Настолько, что я мог различить выпуклые контуры маленьких голых землекопов под ее почти прозрачной кожей. По человеческим меркам, я держал в руках 800-летнюю беременную женщину. Судя по всему, голые землекопы победили менопаузу.

И это еще не все, что завораживает в Квини (так я назвал эту почтенную даму): она и все ее родственники, живущие в закрытом лабораторном террариуме, испытывают внутри своих тел чрезвычайно высокие уровни окислительного стресса, которые выжгли бы мех у любого другого животного на нашей планете. Однако их, кажется, это нисколько не беспокоит. «С раннего возраста они имеют высокие уровни оксидативного повреждения, — говорит мой гид Шелли Баффенстайн, — и, тем не менее, в среднем живут по 28 лет».

Больше 30 лет назад, будучи аспиранткой, Баффенстайн помогала отловить и доставить в Соединенные Штаты родителей Квини и почти сотню ее родственников из колонии под грязной разъезженной дорогой в Национальном парке Цаво в Кении. В те времена о голых землекопах было известно очень мало — только то, что это очень странные животные. Поскольку они живут под землей, они редко попадались на глаза людей — и ученых. В отличие от большинства грызунов землекопы — эусоциальные животные, что означает, что они живут колониями со строгой иерархической организацией, во главе которой находится одна самка-производительница, а все остальные являются рабочими особями. Такая организация обычно свойственна общественным насекомым наподобие муравьев и пчел, и голые землекопы — единственное млекопитающее, живущее подобным образом. Они очень редко появляются на солнце146, что объясняет их бледно-розовую кожу и врожденную слепоту. Они «видят» при помощи своих усов, сообщает мне Баффенстайн со своим мелодичным африканским акцентом.

Баффенстайн выросла на ферме в непризнанном государстве Родезия, где у власти стояли бывшие белые колонизаторы, и из-за международных санкций была вынуждена уехать в Кению и там оплачивать собственное образование. Поэтому она устроилась на работу помощником-лаборантом к биологу Дженни Джарвис, которая первой начала изучать голых землекопов. Джарвис держала землекопов в клетках в своей лаборатории, и, когда она решила организовать экспедицию, чтобы изучить их в дикой природе, Баффенстайн поехала вместе с ней. В результате предки Квини были похищены из своих уютных подземных нор, и, уезжая в США, Баффенстайн забрала всю колонию с собой. Теперь африканские землекопы живут в огромном и сложном террариуме, предусматривающем даже отдельный общественный туалет, как в подземных гнездах в их естественной среде обитания. В помещении стоит весьма специфический запах.

Первоначально Баффенстайн планировала исследовать только эндокринную систему землекопов — главным образом гормоны, — но через несколько лет она заметила у своих и без того необычных подопечных странную тенденцию: казалось, они не собирались умирать. «Когда им исполнилось десять лет, я подумала: "Ничего себе, как долго они живут!" — вспоминает она. — И тогда я сказала себе: "Нам нужно изучить их процесс старения, чтобы понять, как им это удается"».

Проще сказать, чем сделать. Все, что она узнавала о «голышах» (как она их называет), только порождало еще больше загадок. Взять хотя бы их зашкаливающие уровни окислительного стресса: внутри их крошечных тел скрывается больше «ржавчины», чем в старом вагончике на американских горках. И, однако, они бьют все рекорды долгожительства среди грызунов, вопреки теории окислительного стресса, которая предсказывает им быструю смерть из-за накапливающихся в их организмах повреждений.

Их долгожительство в лабораторных условиях больше всего озадачивает Баффенстайн, поскольку она считает, что такие предельные уровни окислительного стресса на самом деле являются результатом их жизни в неволе. В дикой природе, в своих глубоких подземных норах голые землекопы привыкли обходиться меньшим количеством кислорода, чем мы, наземные жители; они редко выходят на солнце и редко дышат поверхностным воздухом. В результате они испытывают гораздо более низкий уровень окислительного стресса. «Представьте себе, что вы всю жизнь живете в тесной норе на глубине нескольких метров и с вами живут 300 ваших родственников. Чем вы там дышите?» — говорит она с усмешкой.

Но в лабораторном террариуме голые землекопы вынуждены дышать воздухом с гораздо более высоким содержанием кислорода, что, в принципе, должно действовать на них как яд. «И они нормально это переносят! — восхищается Баффенстайн. — Они живут в неволе по 30 лет, несмотря на кислородное отравление!»

Она считает, что голые землекопы опровергают теорию окислительного стресса как причины старения, по крайней мере в ее примитивном виде. Но Баффенстайн больше интересует предположение о том, что именно реакция на стресс — знакомый нам гормезис — позволяет им жить на десятилетия дольше, чем большинству других грызунов.

Здесь речь идет не столько об окислительном стрессе, сколько о стрессовых условиях жизни в целом. Жизнь в колонии со строгой социальной иерархией — источник постоянного стресса для этих животных, предполагает Баффенстайн. «Во главе стоит сильная и драчливая матка, — объясняет она. — А среди других особей ведется непрерывная жесточайшая борьба за власть в духе шекспировских трагедий — и даже среди тех, чья работа состоит в уборке общественного туалета». О матке заботятся, как о настоящей королеве, — приносят ей корм прямо к лежбищу, защищают и оберегают всей колонией. Неудивительно, что она живет очень долго.

Удивительно то, что даже простые рабочие особи могут доживать до 20 лет и больше. Под землей до них трудно добраться хищникам (хотя аисты и змеи, разумеется, пытаются охотиться на землекопов), и это дает им возможность жить долго и успешно к этому приспособиться. Другими словами, эволюция изменила организмы этих грызунов так, что те приспособились к борьбе со старением148 — то есть они лучше справляются со стрессами, что достигается за счет повышения эффективности их внутриклеточных защитных механизмов.

Например, протеасомы землекопов — механизм, отвечающий за уничтожение внутриклеточного мусора, — работают с более высокой скоростью, чем у обычных мышей, что позволяет им эффективно избавляться от поврежденных в результате окисления белков и других клеточных компонентов. В условиях, где большинство лабораторных мышей умирают от рака, у голых землекопов не возникает никаких онкологических заболеваний: команда Баффенстайн пока не обнаружила ни одной раковой опухоли у мертвых землекопов. Их клетки просто отказываются перерождаться в злокачественные, и точка. Даже когда землекопов обмазывают толстым слоем мощнейшего канцерогена DMBA, который почти мгновенно индуцирует рак у мышей, те остаются здоровыми, словно их намазали лосьоном для загара.

«Мы считаем, что клетки голых землекопов имеют более эффективные механизмы надзора, если так можно выразиться, и эти механизмы мгновенно выявляют малейшие отклонения от нормы и тут же их уничтожают», — говорит Баффенстайн.

При всей своей необычности голые землекопы далеко не уникальны. В природе можно найти и других живых существ, которые успешно переносят экстремальные уровни окислительного стресса. Одно из таких выносливых созданий — европейская пещерная саламандра олм149, которая встречается только в карстовых пещерах Словении и Северной Италии. Это небольшое животное длиной около 30 см, абсолютно слепое, с полупрозрачной кожей, живет почти 70 (!) лет, что является настоящим рекордом долгожительства для этого вида животных. Другими словами, олм живет почти столько же, сколько средний словенский мужчина, из-за чего местные жители называют его «человеческой рыбой».

На самом деле олмы и голые землекопы напомнили мне Ирвинга Кана и некоторых долгожителей из исследования Нира Барзилая. Как и люди-долгожители, внешне эти животные не располагают крепкой и мощной конституцией, но внутри обладают невероятной устойчивостью — качеством, которое Николас Талеб применительно ко всем системам назвал «антихрупкостью» (antifragility). Именно благодаря своей «антихрупкости» — невероятной устойчивости своих внутренних систем — курильщик со стажем Ирвинг Кан успешно избегает сердечно-сосудистых заболеваний и рака, которые поражают более половины всех американцев преклонного возраста. Как и голые землекопы, Кан, вероятно, обладает фантастической устойчивостью к окислительному стрессу, и его протеасомы работают на полную мощность — иначе говоря, его клетки ремонтируются в элитной автомастерской, как дорогостоящие Jaguar, а не на станциях экспресс-обслуживания Jiffy Lube, как дешевенькие Ford.

Но между голыми землекопами и людьми-долгожителями есть одно ключевое различие, пожалуй, наиболее важное из всех. Максимальная продолжительность человеческой жизни, как известно, составляет около 120 лет. Но никто не знает, сколько может прожить голый землекоп или олм (начать с того, что их невероятно трудно содержать в неволе, особенно олмов). А в отношении голых землекопов вообще неизвестно, подвержены ли они старению — по крайней мере, в том виде, в котором оно происходит у других живых существ. Вероятность смерти у землекопов не повышается с возрастом, как у людей (в соответствии с законом Гомпертца, о котором мы говорили выше). Кроме того, у голых землекопов не наблюдается некого аналога менопаузы или репродуктивного старения, как это наглядно продемонстрировала Квини, произведя на свет дюжину маленьких розовых грызунов вскоре после моего визита. Они вообще стареют?

Чтобы ответить на этот вопрос, Баффенстайн и ее коллеги осуществили расшифровку их генома150. В своей статьей в журнале Nature исследователи сообщили, что с точки зрения экспрессии генов 20-летний голый землекоп практически ничем не отличается от молодого четырехлетнего землекопа в самом расцвете сил. У людей дела обстоят совершенно иначе: все больше ученых склоняются к мысли о том, что паттерны экспрессии генов и метилирования ДНК являются нашими биологическими «часами» старения. Что же касается голых землекопов, то это открытие означало, что, по сути, эти животные не стареют — или же стареют, но очень медленно. Очень, очень медленно.

Выражаясь языком геронтологов, голые землекопы достигли по-настоящему «пренебрежимого старения», опередив в этом 40-летних летучих мышей и даже 200-летних голубых китов. Проще говоря, они почти не стареют. Что, должно быть, прекрасно.

Но что полезного могут рассказать нам голые землекопы и словенские пещерные саламандры о нашем собственном старении? Вполне вероятно, что ничего, вследствие своей фантастической уникальности. По крайней мере, до сих пор ученые не сумели обнаружить у них ни одного специфического вещества, которое мы могли бы превратить в лекарство, ни одного гена, который мы могли бы надеяться сымитировать. Как и многое другое, способность этих животных к долгожительству — это невероятно сложный (или «многофакторный», как любят говорить ученые) феномен.

Тем не менее мы можем повысить свою устойчивость к стрессам и даже к раковым заболеваниям, хотя бы немного приблизившись к феномену «пренебрежимого старения» голых землекопов. Один из хорошо известных способов — физическая активность. Возможно, еще один способ — купание в холодной воде. Наконец, голодание — но не такое длительное и мучительное, с вылизыванием тарелок, как в пресловутой «Биосфере-2» (что было, то было). На мой взгляд, лечебное голодание отлично сочетается с сырыми стейками и хорошим пивом.