Глава 11. ГОТОВЫ ЛИ ВЫ УМИРАТЬ ОТ ГОЛОДА РАДИ БЕССМЕРТИЯ?

Спотыкаясь, я выбрался из города… Я был уверен, что, если проведу еще хоть ночь в Гаррисбурге, меня арестуют. Проклятый город! В конце концов меня посадил к себе изможденного вида костлявый мужик, который верил в пользу управляемого голодания. Когда… я сказал ему, что умираю от голода, он ответил: «Прекрасно, прекрасно, лучшего тебе и не нужно. Я сам не ел три дня. И благодаря этому доживу до 150 лет». Он был похож на мешок с костями. Разболтанную куклу. Сломанную палку. Попросту на маньяка.

Джек Керуак. Дорога

Распахнув передо мной дверь своего величественного дома в северной части Бостона, Дон Доуден поприветствовал меня известием о том, что я пропустил ланч. Он проводил меня в кухню и продемонстрировал большую металлическую салатницу, в которой оставалось всего несколько полосочек шпината, красного перца, брокколи, грибов и один-два нута. «Это было очень вкусно», — заявил он, и я, проехав 240 км без завтрака, был вынужден с этим согласиться. Это даже пахло восхитительно.

Но даже в своем гипогликемическом тумане я смог оценить всю иронию ситуации. Я стою здесь, умирая от голода, а мой собеседник — бывший юрист по патентному праву, ныне увлеченный адепт учения, которое Керуак назвал «контролируемой голодной смертью ради здоровья», а современная наука о питании называет «диетой с ограничением калорий» — доедает остатки своего салата. Если на то пошло, то из нас двоих голодным должен быть именно он. Вид высокого, элегантного Доудена напомнил мне о другой аристократической личности, проповедовавшей те же взгляды на питание — но только 500 лет назад, когда это не считалось ни модным, ни крутым.

Этого человека звали Альвизе (друзья называли его Луиджи) Корнаро, он был состоятельным венецианским купцом и владельцем недвижимости, жившим в Падуе (Италия), на стыке XVI–XVII веков. В молодости он вел довольно разгульную жизнь, был любителем хорошо поесть и выпить. Однако к 40 годам такой образ жизни дал о себе знать, и он, по собственному признанию, стал полной развалиной: «колики и подагры, почти непрерывная медленная лихорадка, живот вообще в плохом состоянии и бесконечная жажда».

Фил Бруно и другие больные диабетом немедленно узнали бы эти ключевые симптомы диабета, вполне современной возрастной болезни. Хотя принято считать, что первым официально зарегистрированным диабетиком был Иоганн Себастьян Бах, бедный Луиджи Корнаро опередил его на пару веков. К 40 годам он находился в ужасающем состоянии здоровья и честно признавал, что видел избавление от мук только в скорой смерти. Однако он не мог этого допустить. Его красавица-жена Вероника только что родила ему долгожданную дочь, и он хотел увидеть, как она растет.

Врачи определили, что причиной его бедственного положения была «несдержанность» — проще говоря, любовь к пирам, которые были так популярны в эпоху Возрождения. (Грех чревоугодия знаком большинству из нас.) Ученые-медики, ссылаясь на уже тогда древние труды римского врача Галена, порекомендовали ему «размеренный образ жизни и, конечно, избегание излишков». Естественно, он проигнорировал их советы и продолжил пировать с друзьями. (Это тоже хорошо знакомо большинству из нас.) «Как и другие больные, я делал это втайне от своих врачей», — впоследствии признался он.

В конце концов его здоровье настолько ухудшилось, что он был вынужден сдаться. Врачи предупредили его, что, если он «не внедрит строгий и правильный образ жизни», через несколько месяцев умрет. На этот раз Корнаро решился на радикальные меры. Для начала он исключил из своей диеты все продукты, которые ему не подходили: «молодое и холодное вино, равно как дыни и другие фрукты, а также пряные салаты, свинину, торты, овощные супы, закуски из пасты и другие кушанья, столь услаждавшие меня, но приносившие мне вред». В результате у него остался не такой уж большой выбор еды, за исключением разве что мороженого, но он исключил и его тоже. Такое вот решительное начало «новой жизни».

За несколько месяцев он перешел на здоровый, но весьма скудный рацион питания, состоявший из жидкого супа с кусочками постного мяса (козлятины или баранины), курицы или рыбы, смешанного с яичным желтком, чтобы сделать его более сытным. В день он позволял себе съедать ровно 12 унций (340 г) этого варева. «Я всегда вставал из-за стола, чувствуя, что мог бы еще поесть и попить, — писал он. — Я ел ровно столько, сколько требовалось моему телу для поддержания жизни».

Какой бы скудной ни казалась эта диета, она буквально подарила ему вторую жизнь. Уже через неделю он почувствовал себя гораздо лучше, что дало ему силы продолжать. Вместо того чтобы умереть в 40 лет, как опасались врачи, Корнаро стал одним из самых богатых и влиятельных жителей Падуи — и в конечном итоге одним из старейших. Художник Тинторетто написал его портрет, который теперь висит в Палаццо Питти во Флоренции. На этой картине, год создания которой неизвестен, Корнаро предстает перед нами пожилым человеком с блестящей лысиной, но его глаза полны жизни. Он был счастливым человеком. В письме он хвастался своему другу, что такой образ жизни «дает мне бодрость духа 35-летнего в мои 58 лет».

И это было только начало. Даже в свои 80 он бодро бегал по лестницам своего палаццо и работал в саду. «Я с легкостью могу сесть на коня, — хвалился он, — и делать множество других вещей».

Но не все испытывали подобный восторг. Члены его семьи были чрезвычайно обеспокоены его ограниченной диетой и всячески пытались убедить его есть больше. Однажды он поддался уговорам и увеличил объем потребляемой пищи до 14 унций (400 г) в день, но это увеличение сделало его «злым и подавленным». Поэтому он вернулся к своим 12 унциям и категорически потребовал от домочадцев оставить его в покое. Вскоре он решил изложить правила своего нового образа жизни в виде философского труда, который назвал «Беседами о трезвой жизни»116 (Discorsi della vita sobria).

Первое издание этого трактата увидело свет в 1558 г., когда Корнаро достиг 81-летнего возраста, прожив вдвое больше, чем предсказывали ему врачи. Спустя два года 83-летний Корнаро доработал трактат и еще раз внес в него корректировки, когда ему исполнилось 90. Он продолжал жить, пребывая в прекрасном здравии, и к 95 годам у него накопилось столь много новых мыслей и озарений, что он решил переработать свое сочинение в четвертый раз. И тем самым доказал, что процесс редактирования собственных произведений заканчивается только со смертью, которой он поддался только в возрасте 98 лет.

Его ключевая мысль предельно проста и неизменна во всех четырех версиях его трактата: «Не ешьте так много». «Нужно приучать себя есть не больше, чем абсолютно необходимо для поддержания жизни, — писал он, — помня, что все излишки вызывают болезни и ведут к смерти».

Этот небольшой трактат Луиджи Корнаро стал первым в мире бестселлером на тему питания. Написанный поразительно современным, искренним и убедительным языком, он был переведен почти на все языки и переиздавался в каждом веке, включая наш XXI век, став одним из самых популярных трудов по диетологии и долголетию за всю историю человечества. Один из сборников был составлен не кем иным, как самим Бенджамином Франклином, который понимал здравомыслие изложенных в нем идей.

Рубеж XIX–XX веков ознаменовался новым всплеском интереса к труду Корнаро, когда последователи набирающего силу движения за трезвость неправильно интерпретировали его призыв к «трезвой жизни», забыв о том, что свои 12 унций супа он запивал 14 унциями (почти двумя стаканами) вина в день. Томас Эдисон издал сборник трактатов Корнаро в виде книги под названием «Искусство жить долго, или Как дожить до 100 лет». Генри Форд дарил эту книгу своим богатым друзьям, и ее новые издания продолжали появляться вплоть до 1980-х гг. Благодаря своим сочинениям Альвизе Корнаро обрел бессмертие, которого он так жаждал. Но кроме этого он оставил свой след и в науке.

В 1917 г. молодой профессор по нутрициологии из Корнеллского университета по имени Клайв Маккей наткнулся на сборник трактатов Корнаро «Искусство долго жить» и тщательно его проработал. Заинтригованный изложенными в нем идеями, Маккей решил опробовать их на лабораторных крысах. Для этого он посадил одну группу новорожденных крыс на диету Корнаро с пониженным содержанием калорий (но обогащенную витаминами, чтобы избежать неполноценного питания), а другую группу кормил как обычно. Хотя недоедающие крысы были более мелкими и костлявыми (с отстающим физическим развитием, по словам Маккея), они прожили почти в два раза больше своих хорошо питавшихся собратьев — почти четыре года, что для крыс является настоящим долгожительством.

Статья Маккея с результатами эксперимента117, написанная им в соавторстве с аспиранткой Мэри Кроуэлл и опубликованная в журнале Nutrition в 1935 г., сегодня считается одним из величайших прорывов в нашем понимании старения — но в те времена научное сообщество сочло ее довольно странной и бесполезной. Нутрициология в те дни была настоящим болотом. «Люди вообще не ценят эту науку», — жаловался Маккей. И если нутрициология была болотом, то геронтология (наука о старении) — необитаемым островом.

Однако широкая общественность живо заинтересовалась этим открытием. Интервью Маккея по радио, в котором тот заявил, что его крысы прожили 120 лет по человеческим меркам, привлекло всеобщее внимание. «Продолжительность жизни, вероятно, является гораздо более гибким феноменом, чем мы считали», — сказал он. Маккей написал большую статью для Time и давал бесчисленные интервью по радио, завораживая людей идеей, что голоданием можно продлить себе жизнь. В те годы как раз была запущена программа социального обеспечения, и американцы хотели получить возможность как можно дольше пользоваться ее щедрыми благами.

Вскоре фонд Рокфеллера выделил грант в $42 500 на продолжение работы по созданию «диет, способствующих долголетию» (хотя патриарху семьи Джону Рокфеллеру на тот момент уже исполнилось 96 лет и он вряд ли мог извлечь какую-то выгоду из этих научных изысканий). Но изощренные диеты, с которыми Маккей экспериментировал на рокфеллеровские деньги, кормя своих крыс кофе, витаминами, субпродуктами и цельнозерновым хлебом, и близко не продлили жизнь грызунов так, как обычный голод.

Интерес общественности к исследованиям долголетия угас с приближением Второй мировой войны, которая резко сократила продолжительность человеческой жизни по всему миру. Нехватка продуктов питания и сахара окончательно лишила идею добровольного голодания всякой привлекательности, и Маккей занялся другими проблемами. Совместно с военными он разработал новый вид очень плотного, высококалорийного и питательного — долгожующегося — батона, ставшего известным как «Корнеллский хлеб». Этот хлеб стал довольно популярным и до 1980-х гг. продавался почти во всех магазинах здоровых продуктов по всей стране. Но мало кто знает, что рецепт этого хлеба основан на формуле специального корма, разработанного Маккеем для крыс118.

Между тем Маккей никогда не бросал своих исследований долголетия. Его ферма «Зеленая рига» под Итакой, штат Нью-Йорк, была настоящим питомником, где в любви и заботе жили бездомные животные, а также старые гончие, которых он использовал в своих исследованиях. Эти собаки сменили свою охотничью карьеру на научную, помогая Маккею экспериментировать с диетами. Именно исследования Маккея помогли определить основные нормы по питательным веществам в современных кормах для собак. И, к своему крайнему неудивлению, он обнаружил, что собаки, сидящие на диете с ограниченной калорийностью, живут более здоровой и долгой жизнью, чем их хорошо питающиеся собратья. (Это открытие особенно согрело мне душу, потому что я всегда кормил своих питомцев по нижней границе рекомендуемого диапазона.)

Он мечтал о том, чтобы когда-нибудь ему представился шанс провести аналогичные исследования на людях. «Мы добились огромного прогресса в борьбе с детской смертностью, но так и не научились обеспечивать людям долгую и здоровую жизнь, — сетовал он в конце своей жизни. — Наша цель — продлить не полную болезней и страданий немощную старость, а период расцвета сил, когда мы живем на полных парах и наслаждаемся жизнью».

После смерти Клайва Маккея идея голодания ради здоровой жизни нашла своего главного апостола (кто бы мог подумать!) на культовой лос-анджелесской ривьере Венис-Бич. На дворе стояли жизнерадостные и гедонистические 1970-е гг. Хипстер, актер, авантюрист и ученый в одном лице, Рой Ли Уолфорд был заинтригован феноменом старения еще с подросткового возраста в начале 1940-х гг. «Будучи молодым человеком, он говорил нам о том, что хочет жить вечно, — сказала одна из его многочисленных подруг режиссеру-документалисту Кристоферу Роуленду в 2007 г. — Если вы сумеете продлить свой срок жизни, вы сможете овладеть разными профессиями, много раз жениться — в общем, попробовать в этой жизни все»119.

Такова была цель Уолфорда. Он был актером, писателем и авантюристом и во многих отношениях опережал свое время. Он также был умным: рассказывают, что он выплатил свои студенческие ссуды, отправившись вместе со своим другом-математиком в Рено. Там они три дня проторчали в казино, анализируя, как отрегулированы рулетки. Затем они сделали ставки и очистили банк.

Время от времени он устраивал себе «отдых» от науки и однажды целый год пропутешествовал по Индии в одной набедренной повязке как «голый искатель», по его собственному выражению. При этом он всюду таскал с собой термометр, чтобы исследовать температуру тела и процесс старения у индийских йогов.

До́ма в Лос-Анджелесе он тусовался с весьма разношерстной компанией — Тимоти Лири (неоднозначная личность!), актеры экспериментального «Живого театра». Уолфорд выделялся на фоне длинноволосых пляжных хиппи своей бритой головой и светлыми усами в стиле вымышленного криминального гения Фу Манчу, своим внешним видом опять-таки опережая время. Он увлекся панк-роком еще в те времена, когда остальной мир о нем даже не слышал. Тогда ему было уже за 50. «Он был немного странным и диким, — вспоминает Рик Вейндрук, его бывший студент и протеже. — Он всегда жил словно на грани».

Голодающие крысы Маккея поразили Уолфорда. Маккей и другие ученые считали, что ограничение калорийности рациона продлевает жизнь животных за счет того, что с самого рождения «тормозит» их развитие. Замедленный рост означает замедленное старение, думали они. Однако Уолфорд и Вейндрук предположили, что ограничение потребления калорий на самом деле может замедлять сам процесс старения120 на более фундаментальном уровне. Чтобы доказать это, они взяли взрослых мышей и постепенно урезали их паек. Раньше считалось, что пожилые животные не могут выжить при подобном резком сокращении рациона, однако мыши Уолфорда прожили дольше других и реже болели раком. «Диета с ограничением калорий словно переводила их в другое метаболическое и физиологическое состояние, которое способствовало более медленному старению», — говорит Вейндрук.

Они понятия не имели, почему это происходит, но этого эксперимента оказалось достаточно для того, чтобы заставить Уолфорда серьезно пересмотреть собственную диету: он сократил свой завтрак до протеинового коктейля, ланч до миски салата, а обед до запеченного батата и кусочка рыбы. Такого меню, которое Корнаро счел бы обжорством, он придерживался на протяжении почти всей оставшейся жизни. Вместе с этим он начал проповедовать чудеса ограничения калорийности всем, кто был готов его слушать. И в своей родной Калифорнии, с ее одержимостью красотой и здоровьем, он нашел благодарную аудиторию. Он опубликовал серию популярных книг, начиная с бестселлера «Диета на 120 лет», который разлетелся, как горячие пирожки, несмотря на свое название. «Кто захочет сидеть на диете 120 лет?» — задает резонный вопрос Вейндрук.

Но Уолфорд не злоупотреблял ограничениями. «Рой очень сильно отличался от большинства других приверженцев диет с ограничением калорий, которых мне довелось встречать», — говорит Вейндрук. Он держал себя в отличной физической форме, регулярно посещая тренажерный зал Gold's Gym в Венис-Бич. На вечеринках и званых обедах, где другие наедались до отвала, он демонстративно воздерживался от еды и в шутку говорил друзьям, что чувствует себя неловко из-за такого своего «неприличного поведения». Однако, по слухам, он голодал не все время, а через день и в промежутках между голодными днями поглощал огромное количество пищи. Его друг Тук Финч вспоминал, что их щедрые ужины с обильной едой и выпивкой всегда выпадали на те самые «промежуточные» дни — совпадение, которое Финч по более глубоком размышлении счел «статистически маловероятным»121.

Благодаря Уолфорду и, конечно, Маккею идея «контролируемой голодной смерти ради здоровья» обрела небольшую, но преданную группу последователей, включая Дона Доудена. Хотя с научной точки зрения вопрос, насколько ограничение калорийности питания полезно для людей, по-прежнему остается открытым. По понятным причинам — главным образом потому, что такое исследование займет много десятилетий — у нас нет надежных научных данных о влиянии контролируемого голодания на человека.

Но в начале 1990-х гг. Уолфорду выпал шанс стать участником эксперимента, который радикально изменил его профессиональную карьеру — и перевернул его жизнь. В один из своих приступов авантюризма он записался врачом на «Биосферу-2», печально известную земную «космическую станцию», построенную в аризонской пустыне к северу от Таксона. «Я считаю полезным периодически прерывать свою научную деятельность опасными и эксцентричными предприятиями», — объяснил он в интервью Los Angeles Times.

Построенная на деньги нефтяного магната Эдварда Басса122, помимо добычи нефти увлекавшегося вопросами окружающей среды, лаборатория «Биосфера-2» представляла собой сеть герметичных сооружений со стеклянными стенами и крышами общей площадью 1,5 га. Внутри этих зданий были воспроизведены семь основных земных экосистем, таких как тропический лес, океан, саванна и т.д. Цифра 2 в названии лаборатории была призвана подчеркнуть, что «Биосферой-1» является Земля. Уолфорд и семь других терранавтов провели внутри этого герметичного комплекса два года, питаясь только той пищей, которую выращивали сами. Для этого у них имелись специальные огороды и искусственные водоемы с рыбой и креветками. Из внешнего мира они не получали ничего: даже воздух и вода обеспечивались внутренней замкнутой экосистемой.

26 сентября 1991 г., когда экипаж терранавтов вступил на борт «Биосферы-2», Уолфорд обращал на себя внимание своей статной фигурой в униформе в стиле «Звездного пути», прекрасно сочетавшейся с его ушами а-ля доктор Спок и блестящим черепом. Однако вскоре события приняли неожиданный оборот, и участники эксперимента обнаружили, что они не в состоянии производить достаточно пищи, чтобы прокормить себя. Неунывающий Уолфорд решил «превратить лимоны в диетический лимонад», увидев в этой ситуации отличную возможность для изучения влияния ограниченной по калорийности диеты на людей. Восемь членов экипажа получали жалкие по нормальным меркам 1800 килокалорий в день, страдая от недоедания и теряя в весе, а их врач тщательно отслеживал эффекты.

Как правило, люди запрограммированы на то, чтобы осознанно или нет обходить стороной любого рода ограничения в пище, что является одной из причин, почему так трудно изучить действие различных диет. Но «Биосфера-2» обеспечила Уолфорду восемь подневольных лабораторных мышей в человеческом облике, на которых он мог экспериментировать целых два года. Их диета, которую Уолфорд называл «здоровым голоданием», содержала большое количество фруктов (они выращивали бананы, папайю и кумкват), длинный перечень овощей, орехов и бобовых, небольшое количество яиц и молочных продуктов на основе козьего молока, а также совсем немного курятины и рыбы вида тилапия. Они получали всего 10% всех калорий из жира и ели мясо только по воскресеньям. Такой скромный рацион должен был обеспечивать их энергией на восемь часов ежедневного тяжелого физического труда, включавшего уход за растениями, обслуживание тяжелого сельхозоборудования, обрезку виноградных лоз, которые в мгновение ока оплетали стеклянно-металлические конструкции стен, закрывая свет, и даже погружение под воду в водолазном снаряжении для очистки аквариумов с рыбами.

Неудивительно, что терранавты теряли вес, как борцы сумо в жаркой парилке, сбрасывая фунт за фунтом, пока их средний индекс массы тела не упал ниже 20 у мужчин и у женщин (что по медицинским нормам квалифицируется как «недостаточная масса тела»). Один мужчина потерял 26 кг, сменив солидные 94 кг на подростковые 68 кг. Они худели так быстро, что Уолфорд начал опасаться, не выбрасывают ли в кровь их распадающиеся жировые клетки какие-либо токсины наподобие пестицидов и других загрязняющих веществ, которые обычно накапливаются в жировой ткани. Обследование показало, что так оно и было, однако жесткая диета и интенсивные физические нагрузки порождали куда более серьезные «земные» проблемы.

В своих мемуарах с говорящим названием «Человеческий эксперимент: Два года и 20 минут внутри "Биосферы-2"» Джейн Пойнтер написала о том, что у них вошло в привычку тщательно вылизывать тарелки после каждой еды, чтобы не упустить ни единой драгоценной калории. Запасы бананов, самого вкусного продукта в их меню123, приходилось держать под замком. Хуже всего, что терранавты могли разглядеть в бинокль, как туристы едят хот-доги и другую еду, продающуюся тут же в палатках, и они наблюдали за этим зрелищем так же увлеченно, как монахи смотрят порно. «Один Рой наслаждался своим пребыванием здесь, — констатирует Пойнтер, — потому что мог заняться делом всей своей жизни».

Это было правдой. Раньше Уолфорд мог изучать эффекты ограничения калорий только на лабораторных мышах, крысах, рыбах и обезьянах. Теперь же ему представилась возможность изучить их на людях, включая самого себя. Каждые восемь недель он делал анализы крови всем членам экипажа и обнаружил, что постепенно показатели их крови приблизились к почти идеальным124. Средний уровень холестерина резко снизился с более чем 200 до 140 и ниже. Также упали уровни инсулина и глюкозы, а артериальное давление нормализовалось, о чем Уолфорд сообщил в своей статье, опубликованной во время его пребывания «внутри». С точки зрения метаболизма и состояния сердечно-сосудистой системы это были одни из самых здоровых людей на планете. Или же только казались такими.

В сентябре 1993 г., когда восемь терранавтов покинули стеклянные застенки «Биосферы-2», помпезная торжественность их встречи была пронизана нескрываемым чувством облегчения, что этот длительный и невероятно сложный проект наконец-то был завершен. Эксперимент начинался в атмосфере восторженного оптимизма («Когда-нибудь мы так же будем жить на Марсе!»), но постепенно энтузиазм сменился глубоким скептицизмом, и на проект обрушилась волна негативных публикаций, включая журналистское расследование. Еженедельник Village Voice обнаружил, что корни этого проекта уходят в весьма странную организацию под названием «Синергия», которую газета охарактеризовала как религиозную секту. Кроме того, за два года члены команды разделились на два враждующих лагеря, и, как признавались создатели первого реалити-шоу «Большой брат», вдохновением для них послужила именно напряженность и драматичность ситуации внутри «Пузыря». Моральное состояние участников эксперимента было таким же жалким, как их диета, поэтому «открытие дверей» стало радостным событием для всех заинтересованных сторон. По крайней мере, теперь терранавты могли нанести визит к палаткам с хот-догами.

Для Уолфорда конец «Биосферы-2» ознаменовал начало новой темной главы в его жизни. До начала эксперимента он был здоровым и полным сил человеком, выглядевшим намного моложе своих 67 лет. Но эти два года разрушили его тело. Возможно, сказалось отсутствие нормального питания или сыграли роль какие-то другие причины, но на фотографиях, сделанных в «Пузыре», Уолфорд выглядит нездорово худым и изможденным. Он потерял 11 кг из своих скромных 66 кг и сильно постарел (вы можете убедиться в этом, сравнив два его снимка).

Но реальный ущерб был невидим для глаз. Через шесть месяцев после выхода из «Биосферы» Уолфорд впал в глубокую депрессию125 и начал злоупотреблять алкоголем, выпивая бутылку водки каждые четыре дня. Он повредил себе спину, работая на приусадебном участке, и первое время едва мог ходить. Но, самое главное, что-то нарушилось в его головном мозге: через три года после завершения эксперимента у него начались приступы «застывания», когда он резко переставал двигаться и падал. Вскоре ему потребовались ходунки.

Его друзья подозревали, что он приобрел некую разновидность болезни Паркинсона, что, вероятно, было вызвано не ограничением калорий, а ограничением кислорода. Создатели «Биосферы-2» не предвидели того, что обширные бетонные поверхности внутри комплекса будут поглощать буквально тонны драгоценного кислорода, лишая людей воздуха. Сам Уолфорд был очень встревожен, когда спустя примерно полгода обнаружил, что не в состоянии выполнить даже простые вычисления.

Даже после того как атмосфера была «восстановлена» путем закачки нескольких тонн кислорода и установки дополнительных поглотителей СО2 (которые журналисты впоследствии с радостью обнаружили), уровень кислорода все равно оставался низким. Терранавты жили в атмосфере, аналогичной той, которая наблюдается на высоте примерно 2100 м над уровнем моря, что достаточно тяжело. Концентрация СО2 и моноксида углерода (угарного газа) достигала опасно высоких уровней. А известно, что продолжительное воздействие моноксида углерода может провоцировать развитие болезни Паркинсона и других неврологических расстройств.

Несмотря на свою болезнь, Уолфорд сохранял ясность ума и продолжал соблюдать свою диету, настаивая на том, что она замедляет, а не ускоряет прогрессирование заболевания. Даже в 2001 г. он расхваливал преимущества ограничения калорийности питания Алану Алде126, пригласившему его на свое телешоу Scientific American Frontiers, утверждая, что ограничение калорий «позволит мне прожить гораздо дольше, чем мне предписано судьбой». Он сказал, что надеется дожить до 110 лет, как Сьюзан Сомерс.

Но физически он был развалиной. Видеозапись Уолфорда, сделанная в том же году, шокирует: буквально за десять лет он превратился из брызжущего энергией воплощения капитана Жан-Люка Пикара из «Звездного пути», которым он вступил на борт «Биосферы-2», в скрюченного, дрожащего старика, едва способного передвигаться самостоятельно. Ему уже был поставлен диагноз — болезнь Шарко, которая в конце концов свела его в могилу в 2004 г. Хотя ему не удалось обрести бессмертия, за свои 79 лет жизни Уолфорд сумел сделать столько, сколько большинству из нас не удалось бы сделать и за три земных срока.

К тому времени, когда Рой Уолфорд умер, ученые уже несколько десятилетий, а если брать в расчет Луиджи Корнаро, то несколько столетий изучали феномен ограничения калорий, но так и не поняли самого важного: как это работает.

Самое удивительное в ограничении калорийности то, что оно работает, и точка. Это противоречит здравому смыслу: разве голодающие животные не становятся слабыми от голода и не погибают? На самом деле все наоборот. Мыши, сидящие на диете с ограничением калорий, становятся более активными и пробегают на беговых дорожках на несколько миль больше, чем их хорошо питающиеся собратья, говорит Рик Вейндрук. Это относится не только к мышам и крысам, но и к широкому спектру других живых существ от дрожжей, которые также начинают процветать на ограниченной диете, до собак. И долгое время никто не имел ни малейшего представления, почему.

Вейндрук и Уолфорд подозревали, что нехватка пищи каким-то образом переводит живое существо — будь то одноклеточные дрожжи, мышь или человек — в другое метаболическое состояние, которое по каким-то причинам является более здоровым. «Дело не в том, что этот автомобиль синий, а этот красный, — говорит Розалин Андерсон, коллега Вейндрука из Университета Висконсина. — Это как если автомобиль сам по себе получит другой двигатель».

В начале 1990-х гг. исследователь из Массачусетского технологического института Леонард Гуаренте обнаружил у дрожжей особый ген, который, предположительно, реагировал на нехватку питательных веществ. Казалось, эти крошечные производители алкоголя способны измерять доступное им количество пищи и регулировать свой метаболизм соответствующим образом, чтобы прожить как можно дольше. Этот ген был назван SIR2, и было выдвинуто предположение, что он отвечает за оптимизацию функционирования клетки в ответ на дефицит пищи.

История стала еще более интригующей, когда аналоги гена SIR2 были найдены у других живых существ, от червей и плодовых мушек до мышей и обезьян. Эти гены, названные сиртуинами127, относятся к разряду «эволюционно консервативных» генов — они фактически не подвергались изменениям в ходе эволюции с момента их появления у древнейших организмов и сегодня присутствуют у множества различных видов животных и даже растений. Это означает, что они играют важную роль для выживания организмов, и теперь мы понимаем почему: они позволяют живым организмам переживать длительные периоды голодания, которые являются неотъемлемой частью естественных условий существования. Охотник-собиратель, который был способен пережить долгую голодную зиму, не слабея от нехватки еды, а, наоборот, становясь сильнее и здоровее, имел эволюционное преимущество перед теми, кто не мог выжить без сочного куска мяса. Но когда мы хорошо питаемся, те же самые гены, кажется, пытаются нас убить.

Открытие сиртуинов взбудоражило научное сообщество. Их существование означало, что в определенной степени путь к долголетию запрограммирован в самих наших клетках. В 2003 г. студент Гуаренте Дэвид Синклер обнаружил, что эти гены могут быть активированы при помощи вещества под названием ресвератрол, которое (какая удача!) присутствует в красном вине (оно вырабатывается в кожуре винограда, и его миссия — защищать созревающие ягоды от грибковых инфекций). В статье, опубликованной в журнале Nature в 2006 г., Синклер и его команда представили результаты исследования, показавшего, что мыши, которые сидели на диете с высоким содержанием жиров, но при этом получали ресвератрол, прожили столько же, сколько обычные мыши. Мало того, они были более здоровыми и активными128 и выглядели гораздо лучше своих собратьев.

СМИ сошли с ума от этой новости. Газета New York Times посвятила ей целую передовицу, и теперь настал черед Дэвида Синклера чокаться бокалами с красным вином с Сейфером Морли в его программе «60 минут». Он свел с ума саму Барбару Уолтерс, ослепительную долгожительницу телеэкранов, которая первой объявила во всеуслышание об этом открытии. В течение нескольких дней Интернет заполнился рекламой БАДов с ресвератролом, намекавшей на то, что эта продукция якобы одобрена самим Синклером (чего, разумеется, он не делал). Спрос на добавку с ресвератролом Longevinex, которая давно присутствовала на рынке, но не пользовалась большой популярностью, за две недели вырос в 2400 раз. Казалось, что наконец-то была найдена долгожданная панацея для ожиревшей, преклоняющейся перед фастфудом американской нации.

И это так красиво объясняло так называемый французский парадокс — сравнительно низкий уровень сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний у жителей Франции, несмотря на их высококалорийный рацион питания с обилием в нем жиров. Ученые давно предполагали, что секрет может скрываться в красном вине, — и, надо же, именно оно оказалось богатым источником ресвератрола! Так что теперь, можно сказать, было научно доказано, что красное вино полезно для здоровья129. (Любители пива, коньяка и даже белого вина также здоровее трезвенников — хотя и не в такой степени, как приверженцы красных вин.)

Исследования ресвератрола превратились в отдельную мини-индустрию. Научные журналы публиковали сотни статей, посвященных этому волшебному средству, которое, казалось, было способно замедлять сам процесс старения. Кроме того, ресвератрол, предположительно, повышал выносливость человека, что вызвало интерес к нему в спортивном сообществе. Критиков можно было пересчитать по пальцам, хотя высказывались они весьма резко.

Среди главных антагонистов Синклера были его сокурсники и также бывшие аспиранты Леонарда Гуаренте, что, вероятно, наполняло встречи выпускников с их участием изрядной напряженностью. (Более подробную информацию о ресвератроле как биоактивной добавке, а также объяснение, почему он может не быть «чудо-таблеткой», вы можете найти в приложении к этой книге «Средства, которые могут работать».)

Но это уже не имело значения, потому что Синклер занялся куда более важными вещами, чем ресвератрол. Примерно через полтора года после публикации той статьи фармацевтический гигант GlaxoSmithKline приобрел созданный Синклером фармацевтический стартап Sirtris за $720 млн. Предполагалось, что компания займется разработкой препаратов для активации сиртуина, которые будут обладать более избирательным и целенаправленным действием, чем ресвератрол, который Синклер отверг как «грязное вещество». Новые препараты Sirtris должны были быть защищены патентом, что означало, что компания сможет зарабатывать на них деньги.

Но потом… дело не пошло. GlaxoSmithKline и Sirtris довели до стадии клинических испытаний несколько препаратов, но те показали плохие результаты. Некоторые пришлось отвергнуть из-за сильных побочных эффектов, и в марте 2013 г. GlaxoSmithKline закрыла свое подразделение Sirtris в Кембридже, штат Массачусетс. Хотя компания заявила, что она не отказалась полностью от этого направления, и над проектом осталась работать горстка сотрудников.

«Это решение было принято из соображений бизнеса, а не науки, — сказал мне Синклер через неделю после того, как GlaxoSmithKline фактически свернула проект. Сам Синклер не сдался130, но казался удрученным. — Я помню, как однажды еще в университете мы играли с друзьями в карты и я сказал им: "Вы осознаете, что мы можем стать последним поколением, которое проживет нормальный человеческий срок жизни? Кто-нибудь непременно совершит прорыв, и уже следующее поколение будет жить гораздо дольше нас. Паршиво то, что мы родились слишком рано"».

Это паршиво еще по одной причине: в отсутствие таблетки, позволяющей имитировать ограничение калорий в человеческом организме (именно таким действием, как предполагалось, обладает ресвератрол), нам придется ограничивать калории путем старого доброго голодания, если мы хотим продлить свою жизнь. Но каковы должны быть пределы у здорового голодания, чтобы оно не превратилось в голодную смерть?

Чтобы ответить на этот вопрос, я и разыскал вышеупомянутого Дона Доудена, современную реинкарнацию Луиджи Корнаро. Высокий и статный, с аристократической внешностью, он несколько десятилетий был успешным юристом на Манхэттене, после чего вышел на пенсию и переехал в роскошный дом к северу от Бостона, похожий на старинное родовое имение. «Он очень интересный человек, — сказал мне один из его друзей. — Несмотря на солидный возраст, он полон жизни».

Я немедленно понял, что он имел в виду. Доудену больше 80 лет, и морщинистая кожа выдает его возраст, но его взгляд остается острым и цепким, как у молодого. Мы расположились с ним в его кабинете, в изысканных креслах со следами благородной потертости, и он рассказал мне свою историю. Когда ему было немногим больше 25 лет — тогда он только женился и начал в Нью-Йорке юридическую практику, — он случайно наткнулся на доклад Американского общества актуариев, в котором четко говорилось, что «лучше быть худым, чем толстым», вспоминает он.

Это было в 1960 г., когда подобные идеи были в новинку, но они попали в самую точку: после женитьбы Доуден быстро набрал 14 кг, потому что его жена превосходно готовила. Он решил сбросить вес, и его план был предельно прост: меньше есть. Он также начал бегать трусцой, что в те времена считалось немного эксцентричным хобби — впрочем, как и само решение ограничить себя в еде, особенно в таком царстве стейков и мартини, каким был Средний Манхэттен в начале 1960-х гг.

В начале 1980-х гг. Доуден прочитал бестселлер Роя Уолфорда «Диета на 120 лет» и решил подойти к этому делу основательно. Он вступил в Общество ограничения калорий, созданное по инициативе Уолфорда и объединяющее его единомышленников. Но вскоре Доуден понял, почему оно насчитывало довольно скромное количество членов: когда он организовал вечеринку для членов общества, те принесли с собой весы для взвешивания пищи. «Я предпочитаю взвешивать себя, а не еду», — говорит Доуден.

Безусловно, он кажется моложе своего возраста. В 82 года он не принимает никаких лекарств и гордится этим. При росте 185 см он весит 70 кг, меньше, чем в студенческие годы, но при этом не выглядит истощенным. Он занимался бегом до 70 с лишним лет, пока проблемы с коленями не заставили его отказаться от этого, но по-прежнему каждый день час-полтора гуляет по лесу. Единственное, чего ему не хватает, — так это его жены, которая умерла в 2000 г. в возрасте 65 лет от неврологического расстройства. К сожалению, она не присоединилась к его диете с ограничением калорией, сетует он.

Но оправдывают ли себя подобные самоограничения? Доуден уверен, что да. В середине 2000-х гг. он согласился добровольно участвовать в исследовании Луиджи Фонтаны, ученого из Вашингтонского университета в Сент-Луисе, который является одним из ведущих исследователей в области ограничения калорийности питания (а также сам практикует такую диету).

Доуден был одним из 32 членов Общества ограничения калорий, участвовавших в исследовании. Как и обитатели «Биосферы-2», все они имели более низкое артериальное давление, более низкий уровень холестерина и более здоровые артерии, чем члены контрольной группы. Это было вполне ожидаемо, однако их состояние здоровья также оказалось гораздо лучше, чем у членов группы, состоящей из любителей марафона. Это было удивительно. По вышеуказанным параметрам, пришел к выводу Фонтана, Дон Доуден и его полуголодные приятели были на несколько десятилетий моложе своего хронологического возраста131.

Но миру было все равно. Подумаешь, еще одна странная американская диетическая субкультура наряду с веганами, фруктоедами, сыроедами, любителями соков и т.п. Люди смотрели на них как на «разболтанных кукол, сломанные палки, маньяков».

Так было до 9 июля 2009 г. В этот день на первой странице New York Times были опубликованы фотографии двух обезьян. Они были изображены бок о бок: 27-летний Канто и 29-летний Оуэн. По обезьяньим меркам это были очень старые особи. Поразительным было то, что Оуэн был похож на обрюзгшего пьяницу и гуляку и, казалось, годился Канто в отцы. Его шерсть торчала клочками, морда была покрыта седыми волосами, а на животе свисали складки жира. В то же время Канто мог похвастаться густой (хотя и местами поседевшей) шерстью, стройным телосложением и внимательным, живым взглядом — такой вот обезьяний Дон Доуден.

Эти две обезьяны были участниками многолетнего исследования, проведенного учеными из Висконсинского университета под руководством Рика Вейндрука и Роз Андерсон. Примерно с конца 1980-х гг. исследователи урезали паек Канто и нескольких десятков других обезьян, которые тогда находились в подростковом возрасте, на 25–30% по сравнению с тем рационом, который получали Оуэн и его команда. Обезьяны были своего рода дублерами людей, достаточно близкими по биологическим характеристикам, чтобы можно было перенести полученные результаты на людей. Целью исследования было определить, как ограничение калорийности питания влияет на процесс старения. (Первый директор Национального института по проблемам старения предложил провести такой эксперимент на заключенных, но его идея была отвергнута из гуманистических соображений.)

Исследование длилось пару десятилетий — исследования продолжительности жизни требуют недюжинного терпения, — и лишь в конце 2008 г. ученые смогли сообщить о значимых результатах. Невидимые для глаз различия были столь же поразительны, как и внешние: голодные обезьяны были здоровее132 с точки зрения основных показателей, таких как артериальное давление, и фактически не были подвержены развитию таких возрастных заболеваний, как диабет и рак. В результате они жили на 30% дольше, чем их откормленные друзья.

Одним словом: «Круто!» (А в двух: «Нет, спасибо!») Тем не менее идея о пользе ограничения калорий — по крайней мере, как средства от старения — проникла в общественное сознание. Единственной плохой новостью было то, что для этого нужно было решительно завязать с чревоугодием.

Но самое шокирующее различие между висконсинскими обезьянами было выявлено при сканировании головного мозга.

У недоедающих обезьян сохранилось гораздо больше серого вещества — что стало для ученых неожиданностью, поскольку такого не было замечено у мышей (и, разумеется, у дрожжей). Как и люди, по мере старения обезьяны проходят долгий, устойчивый процесс атрофии мозга. Но недоедающие обезьяны, казалось, были каким-то образом защищены от этого. В частности, они сохранили участки мозга, отвечающие за контроль двигательной активности и «исполнительные функции», позволяющие нам принимать повседневные решения (например, салат или чизбургер?).

Среди специалистов, занимающихся изучением ограничения калорийности питания, исследование на обезьянах было воспринято как окончательное доказательство того, что сокращение количества потребляемой пищи позволяет увеличить продолжительность жизни во всех случаях и для всех живых существ. Исследование, спонсированное компанией Purina, показало, что это относится даже к лабрадорам-ретриверам. И, разумеется, это должно относиться и к людям. Но потом появились другие обезьяны, которые испортили всю картину.

Через два года после того, как Канто и Оуэн стали героями New York Times, исследователь по имени Рафаэль де Кабо сидел в своем кабинете в Национальном институте по проблемам старения, в сверкающем стеклянном здании с видом на Балтиморскую гавань, явно пребывая в состоянии серьезного беспокойства. Он просматривал данные второго крупномасштабного исследования ограничения калорийности питания у обезьян. В этот раз исследование проводилось его институтом, и выводы были шокирующими и однозначными: сидящие на диете обезьяны не жили дольше других133. Изначально ученые планировали подтвердить успех методики ограничения калорий, но вместо этого исследование провалилось, а миллионы государственных средств были пущены по ветру.

Как и ученые из Висконсина, специалисты Национального института по проблемам старения начали это исследование еще в 1980-х гг. «Нет способа быстро изучить процесс старения», — говорит Роз Андерсон из Университета Висконсина. Но по мере накопления данных балтиморские ученые столкнулись не с одной, а с двумя серьезными проблемами: не только их недоедающие обезьяны не жили дольше других, но и их «откормленные» обезьяны жили неоправданно долго — столько же, сколько и сидевшие на диете висконсинские обезьяны. Почему так происходило?

Де Кабо и его соавторы добросовестно опубликовали свои результаты в журнале Nature в августе 2012 г., и последовавший резонанс был вполне предсказуем. Уже ближайший номер Times вышел с заголовком «Строгая диета не продлевает жизнь, по крайней мере у обезьян». Это исследование не только поставило под вопрос всю теорию ограничения калорийности питания, но и грозило обратиться институциональной катастрофой134: правительство немедленно выделило $40 млн на проверку того, почему ограничение калорий продлевает жизнь у висконсинских обезьян и не продлевает у балтиморских. Однако газетные заголовки скрывали куда более тонкую — и обнадеживающую — историю.

Несмотря на то что голодные балтиморские обезьяны в среднем жили не дольше своих сытых собратьев, они оставались здоровыми гораздо дольше. Они реже испытывали проблемы со здоровьем, — если сердечно-сосудистые заболевания, рак и диабеты все-таки развивались, это происходило в более позднем возрасте. Кроме того, четыре балтиморские обезьяны прожили больше 40 лет, что делает их самыми старыми зарегистрированными долгожителями среди макак-резусов. «Я думаю, что это одно из самых интересных наших открытий, — говорит де Кабо. — Ограничение калорий оказывает заметный положительный эффект на продолжительность здорового периода жизни, хотя и не увеличивает саму продолжительность жизни».

Уроженец Испании Рафаэль де Кабо — своего рода аномалия в мире диетических исследователей по той простой причине, что он любит еду. В этой области медицины доминируют худощавые личности наподобие Луиджи Фонтаны, взвешивающие свои салаты, на фоне которых де Кабо выделяется своей добротной статью шеф-повара — и действительно, он мечтает в один прекрасный день открыть собственный ресторан. Он любит риоху и готовит потрясающую паэлью, почти как в Севилье. «Я люблю готовить, — говорит он. — Хотел бы я попробовать ограничение калорий на себе? Вряд ли».

Возможно, он прав: весомый массив эпидемиологических данных указывает на то, что лучше иметь небольшой избыток веса135 (ИМТ выше 25), чем значительный недостаток веса (ИМТ ниже 21), как у Дона Доудена. Самые ярые приверженцы ограничения калорий могут снижать свой ИМТ ниже 19, что считается опасным. Причина, по словам Нира Барзилая, в том, что у худых людей нет жировых запасов, которые помогают пережить инфекцию, а это становится особенно важным с возрастом.

Де Кабо сосредоточился на главном отличии между двумя исследованиями — на составе диет, которыми кормили обезьян. Висконсинские обезьяны ели «очищенный» корм, включавший обработанные, рафинированные ингредиенты, тогда как балтиморские обезьяны получали натуральную еду, в том числе рыбную муку и цельнозерновые продукты. Висконсинская диета позволяла исследователям точно контролировать питательную ценность. Но балтиморские обезьяны вместе с натуральными продуктами получали больше полифенолов и других веществ, которые могут оказывать положительное влияние на здоровье. «В их питании присутствовали микроэлементы и флавоноиды, которые менялись в зависимости от времени года», — говорит де Кабо.

Были и другие отличия. Висконсинские обезьяны получали белки из молочной сыворотки, а балтиморские — в основном из сои и рыбы. Из-за всех этих различий в рационах кормления балтиморские обезьяны в итоге потребляли на 5–10% меньше калорий, чем висконсинские, что означало, что фактически они тоже отчасти сидели на диете. Кроме того, если у балтиморских обезьян на долю сахара приходилось всего 5% получаемых ими калорий, то у их висконсинских собратьев — больше 30%. «По содержанию сахара это можно сравнить с домашним мороженым, — говорит Стивен Остед. — Я думаю, что их обезьянам просто не нравился этот корм, поэтому исследователи стали добавлять в него больше сахара, чтобы они его ели». (Точно так же поступают производители продуктов питания, когда добавляют сахар, например, в простой кислый йогурт.)

Таким образом, балтиморские обезьяны, по сути, кормились в ресторанах здорового питания, а их висконсинские собратья питались как болельщики на бейсбольном матче — жареными колбасками, пивом и сладкими рулетами — на протяжении всей своей жизни. «В Национальном институте по проблемам старения обезьяны фактически сидели на рыбно-овощной средиземноморской диете», — говорит Луиджи Фонтана. При таких условиях разница в результатах неудивительна136. Как и неудивительно то, что почти у половины откормленных висконсинских обезьян развился диабет или преддиабетическое состояние — как и у 25% населения США; и в большинстве своем эти обезьяны умерли в довольно молодом возрасте. Но, как отмечает Розалин Андерсон из Висконсинского университета: «Наша диета была гораздо ближе к тому, что люди едят на самом деле».

При всех своих недостатках висконсинское исследование остается одним из лучших исследований влияния нездорового питания на здоровье и продолжительность жизни, однозначно показав, что чем меньше обезьяны едят мусорной пищи, тем лучше.

То же самое относится и к людям. Никто никогда не пытался провести клиническое тестирование фастфуда на людях, но Луиджи Ферруччи, руководитель программы BLSA в Национальном институте по проблемам старения (и коллега де Кабо), недавно осуществил небольшой, но интересный эксперимент. Ферруччи накормил обильным фастфудовским ланчем пару десятков добровольцев и затем в течение всего дня отслеживал биохимический состав их крови. Он обнаружил, что у едоков фастфуда был значительно повышен уровень интерлейкина-6, основного маркера системного воспаления, и этот уровень сохранялся на несколько часов дольше, чем у участников контрольной группы, которые ели здоровую пищу — лосося и зелень. Можно сказать, что фастфудовская еда физически травмировала людей.

Поэтому очевидно: что вы едите, в равной степени важно, как и то, сколько вы едите. Или даже важнее. Гиппократ понял это более 2000 лет назад и оставил потомкам завет: «Пусть пища будет вашим лекарством».

Которого, в сущности, и придерживается Дон Доуден: его диета в стиле Корнаро, хотя и ограничена по калориям, куда менее аскетична, чем диета многих других адептов ограничения калорийности, которые не съедят ни крошки хлеба, не взвесив ее на весах. На обед он съедает кусок рыбы, овощи или салат (он ест много салатов) и время от времени не отказывает себе в бокале вина. Кроме того, он гибко подходит к этому делу: если вы пригласите его на ужин и предложите ему стейк буррито, он вежливо и аристократично съест хотя бы половину.

Можно сказать, что Доуден питается так же, как обезьяны в балтиморском исследовании: никаких переработанных продуктов, только хорошая, натуральная еда — в не очень больших количествах. К приготовлению своих салатов и рыбы он подходит как истинный гурман и съедает их с не меньшим удовольствием, а на момент моего визита он как раз готовил для ремонта свою кухню. Является ли его рацион питания причиной его хорошего здоровья? Кто знает; причина вполне может крыться в его генах, особенно тех, которые достались ему от прадеда, дожившего в добром здравии до 97 лет. Но Доуден уверен, что такая диета идет ему на пользу, тем более что она довольно простая и вкусная, поэтому он продолжает ее придерживаться, как и венецианский купец Луиджи Корнаро 500 лет назад.

«Могу поспорить, что в Америке миллионы людей делают то же самое, что и я, — говорит он. — Просто они называют это не "ограничивать калории", а "сидеть на диете"».

На этих словах мы с ним прощаемся, и я направляюсь в ближайшую закусочную за сочными, горячими и сытными мясными сэндвичами.