Глава пятнадцатая
Матвей Молохов, приняв взвод, сразу же развил бурную деятельность. Собрал младших командиров и изложил свой план:
– Скрытно и быстро перебираемся на тот берег, выдвигаемся к лесу. Дальше – удар. Наша цель – рассечь финнов и отбросить как можно дальше. Я атакую по центру с первым отделением, второе и третье – соответственно справа и слева от меня. Все понятно?
Отделенные командиры дружно закивали. Старшина Веселенко вздохнул с облегчением – слава богу, нашелся настоящий командир! Пусть он и воюет. А мы посмотрим… Кто останется в живых, тот и будет комвзвода. На его глазах уже двух лейтенантов подстрелили, может, и этого тоже… Главное, не лезть вперед, не высовываться. Много их, лейтенантов, было, уже, считай, третий в их взводе, а он, старшина, один. Нет, надо, как всегда, держаться позади и потихоньку-полегоньку… Взвод от него никуда не убежит, будет он им командовать, это точно. Но желательно – после боя…
Красноармейцы вереницей потянулись к переправе. Матвей заметил, что старшина Веселенко не особо-то рвется вперед, и усмехнулся про себя: слабоват мужик оказался, трусит! Но ничего не сказал и замечания не сделал – потом разберемся. Может, он себя еще проявит. В бою всякое случается…
Матвей руководил красноармейцами смело, весело, играючи. Он четко отдавал приказы и следил за тем, чтобы их тут же выполняли. Благодаря его усилиям переправа прошла быстро и слаженно – насколько, конечно, это было возможно в темное время суток и по узкому, шаткому бревенчатому настилу, перекинутому между двумя полуразрушенными кирпичными опорами. Тем не менее все бойцы перешли благополучно, в ледяную воду никто не свалился.
За первым отделением следовали второе и третье. Молохов не стал дожидаться, пока весь взвод перейдет на другой берег, а сразу же повел людей за собой. Пальба уже слышалась совсем близко, буквально в сотне-другой метров – финские лыжники, несмотря на сильный встречный огонь, почти вплотную подошли к нашим позициям. Еще немного – и выйдут к переправе. Надо действовать незамедлительно…
Молохов решил создать небольшую ударную группу – из тех красноармейцев, кто, по его мнению, хорошо проявил себя в предыдущих боях. Вот с ней он и начнет атаку. А потом подтянутся и остальные… Среди отобранных оказался и Иван Мешков – Матвею очень понравилось, как он бесстрашно кинулся на лейтенанта Руннеля. Сразу видно – парень не трус, не из робкого десятка…
Молохов с ударной группой осторожно, прячась за елками, подобрался к передовой и осмотрелся. Красноармейцы третьей роты с трудом отбивались от наседавших финских лыжников, вооруженных автоматами «Суоми» и ручными пулеметами. Темнота ночи то и дело прорезывалась острыми вспышками выстрелов и длинными всполохами очередей. Тут и там слышались громкие крики и стоны, среди защитников было немало раненых и убитых. Финны тоже понесли потери, но упрямо пёрли вперед…
Ладно, пора действовать, решил Матвей. Достал из сумки три «лимонки», положил перед собой. Привстал на колено и, размахнувшись, швырнул первую в нападавших. «Лимонка» – граната небольшая, легкая, кидать ее удобно… И летит далеко.
Раздался резкий, короткий взрыв, кто-то из лыжников вскрикнул – видимо, задело. «Так, – подумал Матвей, – отлично, добавим еще». И кинул две оставшиеся в том же направлении. Они тоже попали в цель – судя по отборной финской ругани, донесшейся с той стороны…
Лыжники залегли и открыли огонь, пытаясь достать невидимого метальщика. Матвей укрылся за толстым стволом ели и пригнул голову – хоть какая-то защита. Пули густо свистели вокруг, но пока все мимо – лыжники его не обнаружили (спасибо маскхалату). Зато по вспышкам он теперь мог точно определить, кто и где прячется.
Матвей наметил четыре ближайшие цели – в двадцати метрах от себя. Это была самая опасная группа финнов, почти пробившаяся к мосту. «Надо их остановить, – решил Молохов, – а то прорвутся». До моста оставалось всего метров сто пятьдесят – двести, и если финны до него доберутся…
Оборону в этом месте держали всего пять красноармейцев – ровно столько осталось от целого отделения. Судя по всему, их силы были на исходе. Они уже часто оглядывались назад – не пора ли отступать? Молохов приподнялся на локте и крикнул бойцам:
– Всем зажмуриться и закрыть уши руками, сейчас будет шумно!
После чего метнул в финнов две светошумовые гранаты. Результат оказался, что надо: сверкнуло, бабахнуло, ослепило и оглушило. Будто целый фугас взорвался. Матвей не стал дожидаться, пока финские лыжники придут в себя, толкнул своих бойцов (которых отобрал) – вперед, ребята! К счастью, те уже знали, как действуют светошумовые заряды, не испугались яркой вспышки и громкого взрыва, оказались готовы к атаке…
Молохов рванул вперед – бить финнов, пока не очухались. Проскочил небольшую полянку и оказался среди залегших лыжников. Они еще не пришли в себя – терли руками глаза и трясли головами, как при контузии. Финны приняли в темноте неизвестно откуда взявшегося высокого, плотного парня в белом маскхалате за своего – начали показывать руками в сторону моста: вон там русские, за теми елками!
Матвей воспользовался ситуацией: стукнул ближайшего лыжника по голове рукояткой пистолета – оглушил, второму пальнул в ногу – чтобы не рыпался, третьего просто откинул назад сильным ударом – потом разберемся. И сцепился с четвертым – толстым и очень крупным финном.
Тот оказался настоящим силачом, да и по росту почти не уступал Матвею. А кулаки – что две кувалды. Хотя он и был ослеплен и даже оглушен, но быстро пришел в себя и понял, что на них напали. Сначала хотел выстрелить в Матвея из автомата, но патрон заклинило – такое иногда случалось с «Суоми», хотя в целом автомат был очень надежен. Тогда схватил ставший бесполезным пистолет-пулемет за ствол и, размахивая им, как дубинкой, пошел на Матвея.
Молохов, к счастью, вовремя заметил опасность и поставил блок. От сильного удара рука онемела, пистолет выпал на снег. Искать его было некогда – финн, отбросив ненужный автомат, схватил Матвея поперек туловища, навалился всей тушей и попытался подмять под себя.
Но Матвей сделал мгновенную подсечку (спасибо тренировкам!), и противник полетел на землю. Однако все же умудрился увлечь за собой и Молохова – вцепился своими лапищами в полушубок и тоже повалил. А потом попытался перевернуться, придавить немалым весом…
Упорный, гад, к тому же сильный, понял Молохов, и ловкий, несмотря на внешнюю неуклюжесть и квадратные размеры, попробуй-ка одолеть такого! Это была уже не вольная борьба, не самбо даже, а какое-то японское сумо…
На помощь Матвею пришел один из его бойцов – подскочил к финну сзади и с размаху засветил прикладом по голове. Благо тот был без шапки – слетела во время схватки. Бугай громко охнул и схватился рукой за затылок – из-под пальцев потекла кровь.
Матвей скинул с себя оглушенного финна, вскочил на ноги и подобрал пистолет. Бугай, увидев направленный на него ствол, решил не искушать судьбу – поднял руки и что-то неразборчиво промычал. Очевидно, говорил, что сдается…
Молохов обернулся к своему нежданному помощнику – им оказался Иван Мешков: он стоял позади финна и держал его на мушке. Чтобы не вздумал еще чего выкинуть…
– Спасибо, – с чувством произнес Молохов, – выручил. А то я бы с ним еще долго возился… Веди пленного к нашим, скажешь, твоя добыча.
Иван качнул перед финном стволом винтовки – вставай, мол, и двигай лапами. Тот все понял и поднялся. И еще раз потрогал затылок – ладонь была вся в крови. Он осуждающе посмотрел на Ивана – за что ты меня так? Мог бы и потише, голова-то не каменная…
Мешков лишь грозно сдвинул брови – иди и не оглядывайся. Нечего тут жаловаться, на войне как на войне. И вообще – если враг не сдается… Финн тяжело вздохнул, подобрал слетевшую шапку и грустно побрел в сторону моста…
Между тем бой на полянке уже заканчивался – красноармейцы перешли в атаку и погнали лыжников. Тут и там гремели выстрелы, слышались отчаянные крики, кое-где звучал отборный русский мат: дело дошло до рукопашной. Но в целом бой был уже выигран – финны, не выдержав яростного напора, стали отступать. Слева и справа тоже уже гремело громкое «ура» – это перешли в атаку второе и третье отделения…
* * *
Капитан Юсси Йокинен, командир финского отряда, принял решение – отступать. И запустил вверх зеленую ракету – всем отходить в лес. А сам с ручным пулеметом остался прикрывать своих солдат.
Он вышел на полянку – самое удобное место для обороны. Впереди – открытое пространство, отлично простреливается, можно хоть немного, но задержать русских. А его бойцы (особенно молодые, только что призванные ребята) успеют скрыться в темноте и спасти свои жизни…
На поляне капитан увидел такую картину: бой уже фактически закончился, его солдаты дружно сдаются. А некоторых уже ведут в плен – в частности Сами Сойву, самого лучшего его бойца. Метко прозванного в роте «гориллой». И это, заметьте, было самое безобидное его прозвище!
Собственно, Сами и был самой настоящей гориллой – здоровым, сильным, тупым парнем, злым и очень вспыльчивым. На гражданке он не раз сидел в тюрьме за пьяные дебоши, которые сам же и провоцировал. Его буйные выходки и жестокие драки, как правило, заканчивались тяжелыми последствиями для других участников, часто – для двух-трех парней сразу, и тогда Сами приходилось отвечать…
Сойву слыл в деревне буяном, пьяницей, совершенно неуправляемым человеком. Он не выносил никаких ограничений. Если что-то было не по нему – сразу лез в драку. И тогда усмирять его приходилось всем миром. Местные полицейские его боялись и предпочитали не связываться. Если, конечно, дело не доходило до чего-то серьезного…
Сойву работал грузчиком на лесопилке и в одиночку носил целые бревна, а о его силе, злобном упрямстве и диком характере ходили легенды. Девушки его опасались, парни избегали, друзей у него никогда не было, поэтому по выходным он в одиночку накачивался пивом и шел в деревню искать приключений. И, как правило, находил… Последняя его драка (как раз накануне военной кампании) закончилось весьма плачевно для двух его оппонентов (потеряли чуть ли не половину зубов), и Сойву упекли за это в тюрьму на полгода. Пусть посидит, остынет. А заодно и подумает о своей жизни…
Но с началом войны его, как и других преступников (конечно, не самых закоренелых), решили призвать в армию. Финское правительство рассудило здраво: нечего в трудное время держать крепких молодых парней за решеткой, пусть искупают свою вину перед обществом на фронте. Так Сойву попал в 27-й пехотный полк. Не совсем добровольно, конечно… В общем, ему предложили выбор: или ты идешь в армию, или мы поднимаем твои старые дела и сажаем надолго, как минимум на два-три года.
Сойву подумал и выбрал первое – сидеть за решеткой ему совсем не хотелось. Он любил волю, свободу, а в тюрьме разве жизнь? Да и кормят там препаршиво… Не говоря уже о том, что пива совсем нет. На воле же по-любому будет лучше, даже в армии.
Кроме того, Сами сказали, что, как только военные действия кончатся, его сразу же отпустят и простят все старые грехи. Можно начать жизнь по новой, с чистого листа. Снова пить, гулять, буянить, драться, дебоширить – все, что угодно. Лишь бы не доводить дело до серьезных последствий…
В армии Сами неожиданно понравилось – пришлись очень кстати его сила и злоба. Он быстро заработал авторитет среди товарищей (в основном с помощью кулаков), и его стали ласково и уважительно называть «гориллой». Командование, чтобы избавиться от буйного и плохо управляемого бойца, часто посылало Сойву на самые опасные задания. Из которых он, как ни странно, всегда возвращался целым и невредимым. За храбрость и самоотверженность он был даже представлен к награде, только бумаги где-то застряли наверху…
Сойву был просто счастлив таким вниманием к себе – надо же, его уважают! И даже наградят! После войны он вернется на лесопилку и всем покажет – смотрите, люди, что у меня есть. Вы считали меня тупым, ни к чему не годным, а вот она, медаль. Большая и блестящая.
Но все его сладкие мечты мгновенно рухнули – когда русские захватили его в плен. И вместо награды его ожидала холодная Сибирь. Или что-то похуже…
… И ведь как обидно-то: почти одолел этого русского, подмял под себя, но получил подлый удар сзади по затылку. Это не по-честному, у нас так не дерутся! Вот и взяли его подло в плен…
Появление на поляне капитана Юсси Йокинена Сами воспринял как знак судьбы – надо вырываться! Он набросился на Мешкова – сбить с ног, захватить оружие, бежать. Сбить удалось без труда: Иван был в два раза легче финна. Сойву ухватился ручищами за винтовку и стал ее вырывать, но Иван вцепился в свое оружие намертво – понимал, что от этого зависит его жизнь…
Юсси Йокинен и Матвей Молохов увидели друг друга одновременно. И одновременно же выстрелили. Первый дал короткую очередь из ручного пулемета, второй – пальнул из пистолета. Попали оба – капитану русская пуля угодила точно в голову, а пулеметная очередь финна прошила Молохову грудь…
К счастью, под гимнастеркой у Матвея имелась защита – легкий, но прочный кевларовый «броник», который и спас ему жизнь. От пулевого удара Молохов отлетел назад, повалился на снег, но быстро поднялся и приготовился к бою. Но драться оказалось уже не с кем: капитан Йокинен был мертв…
Но и Матвей оказался ранен. Из трех пуль, попавших в него, две застряли в «бронике», а третья каким-то образом пробила защиту и угодила в грудь. Молохов почувствовал, как по гимнастерке потекла горячая кровь… «Это ничего, – подумал он, – стоять и стрелять я могу, значит, могу и командовать… Надо закончить бой».
Сзади Матвей услышал какое-то сопение и шум борьбы, обернулся – а это пленный бугай напал на Мешкова, повалил и уже почти вырвал винтовку из рук. Еще немного – и завладеет оружием. Тогда Ивану точно конец. Молохов, почти не целясь, выстрелил. И снова попал. Да и трудно было не попасть в такую крупную мишень, да еще с близкого расстояния… Бугай тяжело упал на Мешкова, придавил огромным весом. Иван с трудом выбрался из-под мертвой туши, сел, отдышался:
– Спасибо… товарищ… старший лейтенант… А то… уж подумал… все, конец мне…
– Ничего, мы с тобой еще повоюем, – слегка улыбнулся Молохов. – А теперь ты мне подсоби…
Иван подскочил, подставил плечо.
– Товарищ старший лейтенант, у вас серьезная рана! Надо срочно в госпиталь!
– Сам знаю, – усмехнулся Матвей, – но нельзя, нужно закончить здесь…
– Так уже все, – ответил Иван, оглядывая полянку и прислушиваясь к звукам выстрелов. – Кончился бой… Слышите, далеко палят, значит, финны отступают.
Действительно, стрельба шла уже где-то в глубине леса. Лыжники, потеряв своего командира и значительную часть личного состава, решили вернуться на прежние позиции. Тем более что и сигнал к отступлению уже был – зеленая ракета. Они свой долг выполнили, теперь можно подумать и о себе…
Красноармейцы преследовать их не стали – куда в густом лесу, да еще в темноте! Главное, мост был спасен и задача выполнена…
Уцелевшие бойцы третьей роты начали восстанавливать оборону и готовиться к отражению другого нападения (если случится). А первый взвод потянулся обратно к переправе – ждать новых приказов и распоряжений.
* * *
Молохов, поддерживаемый Мешковым, с трудом доковылял до моста. К нему тут же подлетел военный фельдшер:
– Снимите полушубок, товарищ старший лейтенант, мне надо вас осмотреть. И перевязать…
– Подождите, – попросил Матвей, – сейчас подъедут мои товарищи, бронелетчики. У нас есть свой врач, он и поможет…
Молохов не хотел, чтобы посторонний человек видел его кевларовый «броник». Ни к чему, могут возникнуть ненужные вопросы – что, да откуда, да почему… И врачебная квалификация капитана Лепса была ничуть не хуже, чем у местного военфельдшера. Леонид мог провести операцию, вынуть пулю, и даже в полевых условиях. Инструменты, лекарства, перевязочные средства – все у него имелось…
– Ну, и где они, эти ваши бронелетчики? – едко спросил военфельдшер (он был несколько уязвлен таким недоверием).
– Сейчас будут, – уверенно произнес Молохов. – Вот увидите…
– И услышите, – подтвердил Иван Мешков.
Он находился рядом с Молоховым, поддерживал его, помогал сидеть прямо. И вообще считал своим долгом оберегать лейтенанта, который спас ему жизнь.
И действительно, вскоре со стороны леса донесся звук бронелета. Его двигатель ревел так сильно, что было слышно за километр. Через пару минут машина, подняв снежный вихрь, вылетела к мосту. Из нее выскочил майор Злобин, подбежал к Молохову. Матвей попытался встать, чтобы доложить, но Злобин лишь махнул рукой – сиди. Он увидел, что Матвей ранен.
– Товарищ майор, ваш приказ выполнен, – произнес Молохов, – финны от переправы отброшены. Наши потери…
– Серьезно ранен? – перебил его Злобин.
– Да нет, ерунда, – криво ухмыльнулся Матвей, – зацепило слегка. Достал-таки меня один финн…
– Капитан Лепс! – громко крикнул майор.
Леонид уже спешил на помощь – со своим саквояжем, естественно. К ним подошел и Герман Градский – чтобы помочь, если что. Самоделов остался в машине – прикрывать мост и своих товарищей. Вдруг финны снова полезут? Маловероятно, конечно, но на всякий случай…
Бронелетчики отогнали от Матвея всех любопытных, в том числе и военфельдшера (на что тот очень обиделся), стащили с Матвея полушубок, сняли «броник» и гимнастерку. Лепс осмотрел рану, покачал головой – тяжелая, нужна срочная операция.
Молохова с помощью красноармейцев перенесли в бронелет, уложили на сиденье. Леонид еще раз осмотрел рану и вздохнул:
– Очень глубоко…
– Сможешь достать пулю? – спросил Злобин. – Я тебе помогу, если будет надо. Поработаю хирургической медсестрой…
– Нет, нам одним не справиться, – покачал головой капитан Лепс, – боюсь, задето легкое. Нужна серьезная операция. Я, конечно, остановлю кровь, вколю Матвею кое-какие препараты, но нужно все же в госпиталь. И чем скорее, тем лучше.
– Тогда едем, – решил Злобин.
Сергей Самоделов кивнул – понятно. Бронелет осторожно перевалил через недостроенный мост, вылетел на дорогу и, распугивая ревом ночных волков и других лесных зверей, полетел в тыл 44-й дивизии – в лазарет.
* * *
– Очень ты, Матвей, шустрый, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал майор Злобин. – Мы только подошли к финнам, чтобы ударить с тыла, а ты уже все сделал. Нам даже пострелять как следует не удалось – они бежали как сумасшедшие. Аж пятки сверкали. Точнее, лыжи…
Матвей слегка улыбнулся – спасибо, товарищ майор! Он находился в полном сознании и даже пытался шутить, но все понимали, что ему очень больно. Пуля засела глубоко. Слава богу, другие пули застряли в «бронике», а не то бы…
Злобин дал знак: лежи, Матвей, не разговаривай, береги силы. Скоро госпиталь… Бронелет летел по накатанному снегу к деревне Линтала, где находился полевой лазарет. Там же, кстати, располагался и штаб 44-й дивизии.
Капитан Лепс сделал Матвею перевязку, промыл рану, вколол кое-какие лекарства (в том числе такие, которых еще не было в арсенале советских медиков), и попросил – давайте, ребята, поскорее…
Сергей Самоделов выжимал из машины все, что мог, двигался на предельной скорости, хотя это было очень опасно: на дороге то и дело попадались застывшие, мертвые грузовики, которые приходилось объезжать по обочине. А вдоль шоссе длинной колонной вытянулись конные повозки. Их было много, очень много – шел целый дивизионный обоз.
Уставшие красноармейцы ночевали возле своих повозок, грелись у костров, готовили еду, пили чай. Лошади меланхолично хрумкали сено – удалось немного добыть в одном финском селении. Отдельными группами стояли танки и бронемашины – черные, мрачные, неподвижные. Их экипажи через каждые полчаса прогревали моторы – иначе утром не заведутся. Морозы-то стояли суровые, северные…
Через двадцать минут долетели до госпиталя. Он состоял всего из четырех палаток: в одной находилась операционная, в двух других спали раненые красноармейцы (утром их собирались отправлять в тыл), а в четвертой ночевали сами медики.
Бронелет с ревом подлетел к операционной палатке. Злобин разбудил дремлющего на деревянном топчане хирурга, тот открыл сонные глаза, все понял и кивнул. Протер руками усталое, серое лицо (в последние дни было много работы, раненых везли и днем, и ночью), поднялся, умылся холодной водой и через минуту был уже готов. В «буржуйке» развели посильнее огонь, чтобы согреть палатку, повесили дополнительные керосиновые лампы – для света.
– У нас есть свой врач, – сообщил майор Злобин, – если позволите, он вам поможет…
Хирург кивнул – конечно же, кто откажется от помощи! В военных условиях каждая пара рук на счету. Сам он в последние дни спал короткими урывками, всего по два-три часа, а работать приходилось почти круглые сутки. Поэтому врач был безумно рад любому свежему человеку, и тем более коллеге…
Леонид Лепс коротко рассказал, что произошло, что он сделал и что надо бы сделать. На военврача большое впечатление произвели отличные хирургические инструменты в саквояже Лепса и особенно – широкий выбор лекарств. Эх, нам бы такие…
Сначала он предложил Леониду оперировать самому (раз имеются инструменты и препараты), но тот разумно отказался: давно не практиковал, в последнее время занимался совсем иной работой (чистая правда – вправлял и выправлял мозги тем, кому надо). А вот ассистировать – пожалуйста, с большим удовольствием. Военврач кивнул – ладно, давайте.
Раненого Матвея положили на деревянный стол, покрытый липкой, холодной клеенкой, позвали хирургическую сестру – красивую, высокую, стройную девушку. Сергей Самоделов по приказу Злобина повесил в палатке пару электрических ламп – для лучшего освещения, поставил аккумулятор – хватит на несколько часов. В бронелете на электропечке быстро вскипятили воду (чтобы не ждать, когда согреется на «буржуйке»), принесли перевязочные материалы – вечно их не хватает. Можно начинать…
Все вышли из палатки, внутри остались только военврач, капитан Лепс и медсестра. Ну, и Матвей Молохов, разумеется.
