Утром полк стал сворачиваться. Бойцы вытаскивали из землянок свои пожитки, тут же на мху делали из шинелей тугие скатки. Старшины выдавали автоматы, карабины и патроны к ним. Возле походной кухни стоял грузовик с откинутыми бортами. Повар и его помощник раскладывали сухой паек. Озабоченный и серьезный Илья с планшетом на боку сновал взад-вперед. Разыскав командира роты, передавал приказание подполковника.

Лес наполнился всевозможными звуками: голосами, бряцаньем оружия, ударами топоров о дерево, фырканьем моторов. Два бойца вытащили колья, и белая командирская палатка, в которой ребята провели столько спокойных ночей, огромным полотнищем упала на землю. Ее в два счета свернули в тугой ком и запихали в зеленый мешок.

Все что-то делали, суетились, лишь Витька Грохотов и девочки не принимали в этом никакого участия. Они сидели на поваленном дереве — Алла и Верочка рядом, Витька поодаль — и смотрели. На душе у них было невесело. Оно и понятно: когда люди куда-то спешат, собираются, а ты сидишь и только смотришь, всегда становится грустно.

Сидора Владимировича они видели издали: он прошел вместе с командирами рот в сторону штаба. Увидев ребят, сиротливо сидящих на отшибе, он крикнул им, чтобы подождали его. Вот они сидят и ждут командира полка, чтобы попрощаться.

У ног ребят лежали пожитки: два вещевых мешка и маленький узелок, принадлежавший Верочке.

— Ты ночью плакала? — спросила Верочка.

— Глупости, — ответила Алла, взглянув на нахохлившегося Витьку.

— У тебя глаза заплаканные… Понимаю, тебе жаль расставаться с Илюшей.

— Оставь, пожалуйста, меня в покое, — сказала Алла. Верочка сбоку посмотрела на нее и пожала плечами.

— Никому слова не скажи: не люди, а сплошные комки нервов… — Она обернулась к Витьке. — С тобой можно разговаривать?

Витька сидел бледный, осунувшийся. У него открылся шов и всю ночь из трещины сочилась кровь. Утром пришлось идти к полковому врачу и снова бинтовать голову. Настроение у Витьки было скверное. После перевязки он забежал в штаб, но толком поговорить с Колей не удалось. Бэс вместе с писарем и начфином укладывал в несгораемые ящики документы. Обещал, когда все закончат, забежать к Витьке.

— Когда женщина к тебе обращается, невежливо молчать, — заметила Верочка, не получив от Витьки никакого ответа.

— Что? — спросил он.

— Ты ночью все время ворочался и стонал… Тебе плохой сон приснился?

— Вы, девочки, тут поговорите, а я пойду прогуляюсь, — сказал Витька и поднялся с бревна.

— И ты рассердился, — произнесла Верочка.

Из-за деревьев вывернулась долговязая фигура Коли. Форма все еще мешком сидела на нем. Гимнастерка в плечах была широкая, а рукава короткие. В раструбах кирзовых сапог торчали длинные ноги. Если у других пилотка щеголевато пирожком сидела на голове, то у Бэса она была нахлобучена на самые глаза, прикрытые очками.

Коля подошел к девочкам и поправил брезентовый ремень, сползавший набок.

— Вот уходим, — смущенно сообщил он. — На фронт.

— Коля, ты такой длинный, — сказала Верочка, — не высовывайся, пожалуйста, из окопа, а то в тебя чем-нибудь попадут.

— Я пока при штабе.

— И служи там, — посоветовала Алла. — Ты ведь мирный человек.

— Ты совсем не похож на военного, — подтвердила Верочка.

— Я карабин получил, — сказал Коля. — И два подсумка с патронами.

— Выстрели разок, а? — попросила Верочка. Алла посмотрела на нее и улыбнулась.

— То ты рассуждаешь, как взрослая, а то такое ляпнешь…

— А чего? — сказал Коля. — Можно и выстрелить. Верочка спрыгнула с бревна и закружилась вокруг Бэса.

— И мне дашь, ладно? Один разик. Я в небо выпалю. Дашь, Коля?

— Сначала нужно Витьку найти, — сказал Бэс.

— Он к ручью пошел, — сказала Алла.

— Я его найду, а потом постреляем, — пообещал Коля и отправился к ручью.

— Если есть на свете боженька, то пусть он сделает так, чтобы Коля остался живой, — сложив руки на груди и вперив очи в небо, торжественно произнесла Верочка.

— Самое интересное, что боженьки-то нет, — сказала Алла.

— Я совершила большой грех, — вздохнула Верочка.

— Ну-ну, расскажи.

— Ты будешь после этого со мной дружить?

— Я подумаю…

— Ладно, расскажу, — сказала Верочка. — В прошлом году мы с папой ездили на юг. В Старый Крым. Жили там у одной тетеньки на веранде. Акация росла у самой стены. И на одном листке жил большой умный молибога. Длинный, зеленый, и лапки все время сложены на груди. Он как увидит меня, так глазами начинает вращать. Я ему на лист клала разную еду. Молибога все съедал. Ему очень нравилось жить на веранде. Когда я ложилась спать, то всегда говорила ему «спокойной ночи», а он мне кланялся и хлопал в лапки…

Верочка задумалась и замолчала. Юг, море, акация и какой-то молибога…

— В чем же твой грех? — спросила Алла.

— Я убила его, — шепотом сказала Верочка. — Насмерть!

— Как же ты так, Верочка!

— Я пришла с моря и вижу: мой молибога держит в лапках красивую бабочку и откусывает ей голову… Я подбежала к нему и прихлопнула. Он лопнул, а глаза его долго-долго вращались… И он, лежа на боку, все время мне кланялся… До сих пор, как вспомню, так… заплакать хочется.

— Из-за какой-то букашки расстраиваться, — усмехнулась Алла.

— Бабушка сказала: грех убивать кого бы то ни было. У нас в доме по печке и полу ползали большие черные тараканы. И никто их не убивал.

— Ты больше слушай бабушек, — сказала Алла.

— Моя бабушка очень хорошая… Почему я ее не должна слушать?

На это Алла не нашлась что ответить.

Коля Бэс нашел Витьку на опушке леса. Он сидел на трухлявом пне и разматывал с головы бинт. Губы стиснуты, серые глаза злые.

— Чего это ты разматываешь свою чалму? — спросил Коля.

— К черту! — буркнул Витька и исподлобья посмотрел на приятеля. — На тебе форма сидит, как на корове седло… Ну кто так пилотку носит? А пряжка где у тебя? Не позорь ты, Бэс, Красную Армию… Коля поправил ремень, пилотку и вздохнул:

— Начштаба ругает, старшина — и ты теперь…

— А меня вот никто не ругает. — с горечью вырвалось у Витьки.

— Объясни мне все-таки, зачем ты голову разбинтовываешь?

— Пойду к командиру полка и изо всей силы ударю себя по кумполу… Пусть посмотрит, больной я или нет!

— Этот рискованный эксперимент не понадобится, — сказал Коля. — Я принес тебе продовольственный и вещевой аттестаты… Так что можешь снова обмотать свою дурную башку бинтом.

Витьку будто пружиной подбросило с пня.

— Покажи! — потребовал он.

И пока Коля неторопливо лез в грудной карман гимнастерки за бумагами, Витька, наступая на бинт, приплясывал на месте. Глаза его следили за каждым Колиным движением, а губы то складывались в улыбке, то поджимались. Схватив аттестаты, Витька один раз, второй и третий прочитал, что там написано, и, больше не сдерживая радости, засмеялся. Смеялся Витька Грохотов редко, но очень заразительно. И во рту его чернела дырка на месте выбитого полицаем Семеновым зуба. Глядя на него, Коля тоже заулыбался.

— Посмотрим, как на тебе будет сидеть форма, — сказал он.

— Можно сейчас получать? — спросил Витька.

— Старшина Зайцев уже скучает…

— А оружие? Автомат дадут?

— Сразу ему автомат, — усмехнулся Коля. — Сначала винтовку потаскай, как я.

— Ну что же ты стоишь, черт длинный? — ударил его Витька кулаком в грудь.

— Пошли к старшине!

Уже полк строился в походную колонну и слышались протяжные команды: «Третья рота-а, станови-ись! Равнение на ле-во!» — а Витька и старшина Зайцев стояли в крытом грузовике и смотрели друг на друга.

— Ну че ты на меня вылупился? — говорил старшина, почесывая переносицу. — Красная Армия принимает в свои доблестные ряды мужчин, а не пацанов. Соответственно и обмундирование шьется для мужчин, а не детишек… Где я тебе возьму мальчиковый размер? Ну ты сам пораскинь мозгами, где я возьму? Я ж не виноват, что ты ростом немножко поболе винтовки. Причем без штыка, ясно?

— Этот Илья всего на полголовы выше меня, — сказал Витька. — А у него форма тютелька в тютельку.

— Илья… — ухмыльнулся старшина. — Он в армии второй год. Ему на заказ сшили.

— Может, еще поищем?

— Мы ж и так с тобой все тюки переворошили… Нету у меня твоего размера, хоть убей!

Витька развернул новенькую гимнастерку, галифе. Все было безнадежно велико. Ладно, нижнее белье. Его не видно, а вот как быть с формой? Гимнастерка до колен, а галифе до самых подмышек. Сапоги и пилотка подошли. И то потому, что у Витьки большая нога, а на голове бинт.

— Как я на глаза покажусь командиру полка? — сказал Витька.

— А кем он тебе доводится? — полюбопытствовал Зайцев.

— Дядя, — соврал Витька. — Родной дядя.

— Погляжу-ка еще в том тюке, — сказал старшина и, кряхтя, полез по мешкам с формой в дальний угол. Но и там ничего подходящего не обнаружил.

— «Ну и завскладом у меня в полку», — скажет дядя, увидев меня в этом балахоне, — сказал Витька и понял, что переборщил.

Старшина сгреб приготовленное для Витьки обмундирование и отложил в сторонку.

— Гуляй, — сказал он.

— Давайте какое есть, — испугался Витька.

— Завскладом в полку что надо, — сказал Зайцев о себе в третьем лице. — И бойцы у него одеты, как положено. Раз ты зачислен в полк, будешь и ты одет, как положено. Ясно?

— Мне сейчас нужно, — сказал Витька.

— Есть тут один хороший портной… В третьей роте. В модном ателье на гражданке работал. Он за два дня перешьет. Вручную. На первом привале приходи на примерку. Ясно?

— Ясно, — уныло ответил Витька и спрыгнул с машины на землю. Очень уж ему хотелось сразу облачиться в военную форму. А теперь придется ждать два дня.

— Винтовку-то хоть дайте! — спохватился он, заглядывая в приоткрытую дверь кузова.

— Пока на тебе нет формы, кто ты есть? — сказал старшина. — Ты есть гражданская личность. А гражданской личности оружие не положено. Ясно?

— Положено — не положено… — проворчал Витька и постучал по дощатому кузову ладонью. — Пилотку-то можно? Она в самый раз.

— Пилотку? — заколебался старшина.

— У вас их тыща штук, — сказал Витька.

— Не положено, — сказал старшина. — Но так и быть, выдам тебе пилотку, очень уж ты мне нравишься…

— Жмот, — буркнул под нос Витька, но старшина услыхал.

— Что ты сказал? — спросил он.

— Вы мне тоже нравитесь, — сказал Витька. Водрузив новенькую пилотку на забинтованную голову, Витька пошел разыскивать Колю Бэса, но, оказывается, его самого разыскивают. Запыхавшийся ординарец Илья, выскочивший из-за колонны грузовиков, подбежал к нему и официально заявил:

— Боец Грохотов, вас требует к себе командир полка! — И, вытерев пилоткой пот со лба, другим голосом сказал; — Где тебя черт носит? По всему лагерю бегаю!

— Такая у тебя, брат, должность, — заметил Витька. Настроение у него было хорошее, и он больше не сердился на Илью, хотя и не испытывал к нему симпатии.

— Командир в штабе, — сказал Илья. — Правда, штаба уже нет… У машины он. Тебя ждет, будто ты какая-нибудь важная шишка!

— А девчонки?

— Тоже там. С батей беседуют.

— А Коля Бэс?

— Бэс? — удивился Илья. — В нашем полку бесы не водятся…

— Пошли, — сказал Витька. — Остряк-самоучка!

Бойцы, построившись в колонну по два, покидали лагерь. В полном боевом снаряжении они неторопливо шагали в ногу. Голова колонны давно скрылась в лесу, а хвост свернулся кольцами на широкой лесной поляне. Глухой равномерный топот, скрип сапог, побрякивание котелков и фляжек, негромкие отрывистые слова команды. Командиры взводов и рот шли сбоку колонны.

Подполковник, широкоплечий, без фуражки, сидел на маленьком раскладном стуле и запечатывал в коричневый конверт какую-то важную бумагу. Рядом, вытянувшись в струнку, стоял связной. К сосне привязана оседланная лошадь. Немного поодаль стояли еще несколько командиров. Ладонщиков передал пакет связному, тот козырнул, отвязал лошадь и, ловко вскочив в седло, покружился по поляне и ускакал.

— Вы меня звали? — спросил Витька, подходя к подполковнику. Тот взглянул на него и покачал головой.

— Почему не в форме?

— Велика, — ответил Витька. — Тут портной есть, в третьей роте, через два дня подгонит по росту.

— Придется ехать так, — сказал Ладонщиков.

— Ехать? — насторожился Витька. — Куда?

— Перченко! — позвал подполковник. — Сухой паек получил?

— Так точно! — бодро ответил Илья.

Витька и не знал, что у него такая веселая фамилия — Перченко.

Ладонщиков достал из кармана гимнастерки какие-то бумаги и положил на колено. Витька вдруг заметил, что в темно-русых волосах Сидора Владимировича много седины. Когда он приезжал на побывку к брату, этого не было. Не было и глубоких морщин у губ, холодного блеска в глазах.

— Есть для тебя ответственное задание…

— Какое? — спросил Витька.

— Об этом не спрашивают, — сказал подполковник. — Если нужно, тебе скажут.

Витька вспомнил, как ему старшина только что говорил: человек без формы есть гражданская личность… А гражданская личность может говорить все что хочет. И Витька сказал:

— Это неправильно. Боец должен знать, на что он идет. Тогда и задание выполнять веселее.

Подполковник с любопытством посмотрел на мальчишку; взъерошенный, голова кое-как обмотана бинтом, глаза дерзкие, твердый упрямый подбородок. Парень с характером, ничего не скажешь.

— Спасибо, боец Грохотов, — стараясь быть серьезным, сказал Ладонщиков, — разъяснил… Может быть, ты и полком сможешь командовать?

— Мне бы что-нибудь полегче… В разведку, например.

Витька понял, что у командира полка хорошее настроение и можно говорить, что хочешь К их разговору прислушивались командиры. Один из них, высокий, худощавый, пристально смотрел на Витьку. На петлицах — две шпалы. Витька вспомнил, что видел его в машине, когда Ладонщиков подобрал их на шоссе после бомбежки.

Подполковник повернулся к худощавому и сказал:

— Это и есть тот самый Грохотов… Майор подошел к Витьке и протянул руку:

— Будем знакомы, Виктор Грохотов… Комиссар полка Мельников… Леонид Иванович.

Витька пожал сухую шершавую руку. Волосы у майора зачесаны назад, лицо доброе. На гимнастерке орден Красного Знамени и медаль «XX лет РККА».

— Хочу дать ему одно ответственное задание, — сказал Ладонщиков. — Но вот не уверен, справится ли?

Витька молчал. Он еще не знал, что это за задание, но оно ему уже не нравилось. Что-то темнит комполка! Было бы серьезное задание, много не разглагольствовал бы: выполняй-те, боец Грохотов, и дело с концом!

— А что за задание? — спросил Леонид Иванович.

— Он должен доставить в Пермь один важный пакет… и…

— Не справлюсь, — перебил Витька. — Я крепко сплю, у меня ночью украдут!

— …и сопровождать группу людей.

— Каких людей? — спросил Витька. Настроение у него сразу испортилось. Все ясно, Ладонщиков хочет от него отделаться, вот и посылает к черту на кулички, лишь бы подальше от фронта.

— Перебивать командира не полагается, — нахмурившись, продолжал подполковник. — Это раз. Приказ командира — закон для подчиненного. Это два.

— Бойцы идут на фронт, а меня посылают куда-то в Пермь! К мамонтам!

— Что-то я не встречал в Перми мамонтов, — улыбнулся Ладонщиков.

— Пошлите кого-нибудь другого. Ладонщиков взглянул на замполита.

— Как вам нравится наш новый боец?

— Я думаю, его можно простить, — сказал Леонид Иванович. — Гражданский человек… Пообвыкнет.

— Перченко! — позвал подполковник.

Илья — руки по швам — вытянулся перед ним. Командир полка внимательно посмотрел на него.

— Что это у тебя?

— Споткнулся, товарищ командир полка! — весело гаркнул Илья.

— О чей-то кулак? — усмехнулся подполковник.

— Кто меня ударит, тот и двух дней не проживет, — лихо ответил ординарец.

Витька только подивился такому нахальству.

— Отвезешь на санитарной машине бойца Грохотова и вверенную ему команду на станцию. И мигом назад. Первый привал будет в Ново-Березае.

— Есть! — козырнул Илья и, повернувшись на каблуках, побежал к машинам, фырчавшим в перелеске.

Ладонщиков достал из полевой сумки коричневый конверт, вложил в него бумаги и тщательно заклеил. На конверте авторучкой надписал адрес. Подождав, пока высохнут чернила, протянул штабному офицеру.

— Сургучную печать!

Витька понял, что спорить бесполезно. Он отвернулся и стал смотреть, как бойцы оттаскивают в сторону противотанковую пушку, зацепившуюся колесом за тонкую елку. Ствол пушки зачехлен, на броневом щите пять маленьких звездочек — количество подбитых танков. Витька почувствовал, как чья-то рука легла на его плечо.

— Ну, чего нос повесил, Грохотов? — сказал Леонид Иванович. — Еще навоюешься.

От штабной машины к командиру полка, неестественно вытянувшись и как-то боком, приближался Коля Бэс. Лицо его было сосредоточенно, брови сдвинуты. Он нелепо выбрасывал вперед длинные ноги в просторных сапогах и подносил к уху вывернутую ладонь. Пилотка была заткнута за пояс. Даже Витька знал. что без головного убора честь отдавать не полагается. Коля, однако, отдал честь и отрапортовал:

— Сидор Владимирович… — он запнулся. — Товарищ подполковник, ваше указание я выполнил. Документы готовы. Вот они. — И протянул Ладонщикову несколько отпечатанных на машинке бумажек.

— К пустой голове руку не подносят, — сказал подполковник и взглянул на Мельникова.

Коля, все еще держа руку у уха, пощупал пальцами голову и растерянно снял очки. Без очков вид у него совсем стал смущенный.

— Где же она? — произнес он.

— За ремнем, — подсказал Витька. Он с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Очень уж потешный вид был у бравого солдата Коли Бэса.

Остальные тоже улыбались. Бэс торопливо натянул пилотку на уши и спросил:

— Можно идти?

Подполковник кивнул, а когда Коля ушел к штабной машине, сказал замполиту:

— Немецкий хорошо знает, шельмец.

Принесли пакет с сургучными печатями на каждом углу. Ладонщиков протянул Витьке пакет и документы, принесенные Колей.

— Вот пакет, передашь по адресу, указанному на конверте. А это воинское требование на билет, продовольственный аттестат. На любой станции, в комендатуре, можешь отовариваться.

Витька взял документы, мельком глянул на конверт и пробурчал:

— Можно бы и по почте…

— И людей тоже по почте? — спросил Ладонщиков. Витька уже начал догадываться, про каких людей толкует командир полка… Когда приехал Илья на санитарной крытой машине, Витька присвистнул: так и есть. В кузове на длинной узкой скамейке сидели Алла и Верочка.

Колонна растянулась на два километра. Илья с трудом пробирался по узкой лесной дороге. Он неистово сигналил, высовывался из кабины и ругался с бойцами, неохотно уступавшими дорогу.

— Раненых везу! — орал Перченко. — К хирургу, на операцию!

Витька сидел рядом с шофером, как и полагается старшему группы. В кузове примолкли «раненые» — Алла и Верочка. Там же был вещевой мешок с сухим пайком. Девчонок Грохотов должен был доставить в Пермь к матери Ладонщикова. В письме подполковник просил приютить у себя девочек до конца войны. И посылал свой денежный аттестат А также сообщал, что вся его семья погибла во время бомбежки в первый же день войны… Жена — Елена Ивановна и дети — Саша и Рая.

Витька ничего об этом не знал. Он сердился на весь мир. С таким трудом его зачислили в полк и вот посылают совсем в другую сторону от фронта. В глубокий тыл. Правда, ему дали красноармейскую книжку, в которой черным по белому написано, что он, Виктор Иванович Грохотов, является бойцом Красной Армии. В книжке указан номер полевой почты. И устно Ладонщиков объяснил ему, как добраться назад до части. Так что тут без обмана. Доставит Витька девчонок до места и в тот же день — обратно. И все-таки было обидно, что он не шагает в колонне рядом со всеми. Перед отъездом Витька забежал к старшине Зайцеву и сказал, что выполняет боевое задание командира полка и чтобы к его возвращению форма была готова. Зайцев тут же разыскал портного — сутулого пожилого бойца — и тот снял мерку.

В самый последний момент, перед тем как уезжать из части, куда-то исчезла Верочка. Витька с ног сбился, разыскивая ее. Где-то близко один за другим раздались два винтовочных выстрела, а скоро появилась Верочка, возбужденная и довольная. За ней вышагивал Коля Бэс с винтовкой на плече — Ну ты и даешь, — сказал Витька, взглянув на Бэса. Коля только ухмыльнулся и, чего Витька уж совсем не ожидал от него, обнял по очереди Аллу и Верочку и поцеловал. С Витькой целоваться не стал, пожал руку.

— Коля, ты не забудешь про Белый город? — спросила Верочка. — Мы там обязательно должны после войны встретиться.

— Я тебе привезу из Берлина трофей, — сказал Коля.

— Очень прошу тебя: не высовывайся из окопа, — предупредила Верочка.

— Мы будем скучать без тебя, — грустно посмотрела на него Алла. И Витька заметил в ее глазах слезы. Это удивительно: Алла редко плакала.

— А в Белом городе мы обязательно встретимся, — сказал Коля. — Если… если доживем до конца войны…

— Доживем! — воскликнула Верочка. — Обязательно доживем.

…Наконец санитарный фургон вырвался на шоссе. Илья тут же дал газ, и только замелькали по сторонам сосны, ели, кусты, запели телеграфные столбы. Встречные тяжело нагруженные грузовики с шуршанием и скрежетом проносились мимо. Ветер свистел в ветровых стеклах, упруго толкался в дощатый фургон, и он поскрипывал. Илья небрежно пошевеливал баранкой и насвистывал.

— Везет же некоторым… — сказал он. — В командировку сдут. А тут через два дня снова в пекло.

— Давай поменяемся?

— На Полтавщине сейчас благодать… Вишня поспела. Вечерами дивчины собираются возле белых хат и песни спивают…

Илья вдруг затормозил и съехал на обочину.

— Ты иди в кузов, а Алла пускай сюда садится… Девчонка все-таки, неудобно…

— Давай рули! — сказал Витька. — Удобно…

Илья покосился на него, но спорить не стал. Дал газ и выехал на шоссе.

Больше до самой станции они не сказали друг другу ни слова.