Книга: Холодные близнецы
Назад: 7
Дальше: 9

8

Он покосился на жену. По крайней мере, теперь они не пили вино из баночек из-под варенья – они в их прошлом – и шагнули в мир настоящих бокалов.
Достижение, конечно, но этого мало. Он мотался, высунув язык, по Скаю в поисках любой работы: строил свинарники, мансарды и даже сараи, если нужно. Его жене оставалось лишь распаковать коробки с посудой, чем она, похоже, и занималась почти целый месяц. Ну, или хотя бы шесть дней в неделю. Да, они не покладая рук приводили дом в порядок. Вместе. И работали неплохо – несмотря ни на что, жить здесь стало гораздо лучше. И у нее был еще заказ в Глазго, но что это было на самом деле, если честно? Он не особо ей поверил. Вчера он позвонил Имоджин из «Селки» и поинтересовался, что его жена делает в Глазго. Ему показалось, Имоджин отделалась от него общими словами, уклонившись от прямого ответа.
Он следил за собой, чтобы не выпить вино залпом, и слушал, как жена рассуждает о телепатии.
Какой еще телепатии?
Между тем Сара взглянула на него и продолжала:
– Гас, подумай. Я имею в виду кошмар Кирсти. Ей снится Лидия. Лидия в больнице. Может такое быть, да? И если так, вдруг она представляет себя Лидией в тот момент, когда она на секунду очнулась и увидела всех нас, и докторов, и медсестер. Ее дед тоже был в палате – в белой комнате.
– Сара, я…
– Но ведь Кирсти не знала, что ее сестра Лидия перед смертью очнулась. Ей никто никогда этого не говорил. А значит… – судя по лицу, она почти запаниковала. – Гас, как она еще могла узнать про больницу? Как?
– Тише, Сара, успокойся.
– Нет, я серьезно. Пожалуйста.
Энгус молча пожал плечами, попытавшись вложить в простой жест все, что он думает о телепатии.
– Энгус?
Он вновь промолчал, но уже нарочно – раньше она его выводила своей манерой, пускай теперь сама помучается. Внутри него поднималась ярость оттого, что жена сейчас пытается снова разрушить жизнь, которую они только-только начали строить.
Он поставил бокал на стол и посмотрел на узор из дождевых капель на стекле окна столовой – словно корявый почерк. Как бы сделать их жилище водонепроницаемым? И непродуваемым? Ведь предупреждал его Джош, что во время дождя, да еще когда и ветер со Ская, внутри становится холоднее, чем снаружи, – дом столько лет нормально не отапливался, что из-за повышенной влажности срабатывает эффект охлаждения.
– Энгус, ответь мне.
– Сара, ты несешь какую-то ерунду!
Он хотел говорить спокойно. Сара терпеть не могла, когда на нее кричат, а если он повышал голос, она тотчас заливалась слезами. Наследие ее деспота-отца. Но потом она съехала и вышла замуж за грубого мужика – Энгуса – который не слишком от ее отца отличается.
И кто виноват? Она? Или, может, никто, а просто повторяются поведенческие модели? Энгусу это было безразлично – он не обладал иммунитетом к повторению поведенческих моделей, вызванному генами и обстановкой, и хотел выпить. Большой стакан нормального виски, как делал его брюзгливый неудачник-отец, избивающий Энгусову маму ежемесячно, если не чаще. Однажды он свалился в реку и утонул. Так ему и надо – вот теперь вся твоя выпивка, старый алкаш!
– Сара, ты бредишь!
– А как еще наша дочь узнала про Лидию в больнице?
– Ты не можешь утверждать, что ей снится именно это.
– Белая палата, печальные лица смотрят сверху вниз, среди них ее дед. Гас, что это такое? Только больница. И картинка настолько ясная! Как все ужасно, боже мой!
Она сейчас вот-вот расплачется. Какая-то часть Энгуса хотела, чтобы она рыдала – так, как едва не разрыдался он сам, когда Кирсти сказала те слова.
Его жена всхлипывала.
Энгусу не терпелось выложить ей чудовищную правду, однако он накрыл своей широкой ладонью маленькую белую руку жены. Аккуратные бесполезные пальцы, которые не способны привязать лодку рифовым узлом, но он все равно любил их – эти ласковые нежные ручки. Когда-то.
Сможет ли он полюбить ее снова? Без всяких сомнений, не терзаясь обидой и не желая ей отомстить?
– Сара, а твой отец ей часом не проболтался? Он же обожал девочек. Или твоя мама. Мой брат. Кто угодно мог ляпнуть про больницу, и она услышала, а остальное придумала. Прикинь, в какой кошмар это превращается в воображении ребенка. Больница. Палаты. Смерть. История закрепилась у нее в памяти, и поэтому она видит страшные сны.
– Но я не верю, что ей кто-нибудь рассказал с глазу на глаз, Энгус! Ох, вряд ли… О том, что Лидия приходила в себя, известно лишь моей семье, но я у них спрашивала.
– Чего?
Пауза.
– Ты расспрашивала мать с отцом?
Опять молчание.
– Господи, Сара, ты звонишь людям и выкладываешь все, что касается только нас одних? Разве они могут хоть чем-то нам помочь?
Его жена глотнула из бокала и покачала головой. От напряжения ее губы сжались и побелели.
Энгус уставился на вино в бокале, чувствуя тщетность собственных усилий. Какое мерзкое ощущение! Похоже, что ты сидишь в ванне, и вода вытекает через слив, а ты деревенеешь и как будто переносишься на другую планету с отвратительными жизненными условиями. Они мерзли в доме смотрителя маяка, они с головой окунулись в работу, но все это бесполезно.
Нет. Он обязан мыслить позитивно. Ради Кирсти.
Завтра он снова попробует. Может, отошлет резюме в архитектурную контору в Портри. Они ведь чуть не взяли его на неполную занятость, их нужно еще разок подтолкнуть. «Убедитесь сами – я проектировал небоскребы, думаю, что и овчарню смогу смастерить». Возможно, он будет их умолять. «Помогите, мне нужна работа и зарплата в десять кусков. Моя маленькая дочь мерзнет и живет в настоящем холодильнике на острове».
– Гас, но существует куча историй о близнецах, у которых есть телепатическая связь, мы раньше говорили об этом и… у девочек были одинаковые фантазии. Помнишь, как они вдруг обе разом начинали смеяться и мы не понимали, почему?
Энгус откинулся в кресле и протер глаза грязными пальцами. Он слушал скрип дома. Кирсти сидела в своей комнате и возилась со стареньким айпадом. Он еле-еле различал отдаленные щелчки и свисты компьютерной игры, которые заглушал шорох дождя по оконному стеклу. Его дочь затерялась в компьютерном мире, и он не мог ее винить – там лучше, чем в реальности.
А реальность была такова: Энгус помнил, как Кирсти и Лидия начинали одновременно и без причины смеяться. Он изумленно смотрел на близняшек, когда они начинали дружно хихикать. В одну и ту же секунду, сидя на разных стульчиках и не сговариваясь между собой. Порой девочки даже находились в разных помещениях. Он ходил из комнаты в комнату и заставал там своих дочерей, смеющихся без видимой причины.
Он многое помнил. Однажды Лидия в своей спальне читала книжку Роальда Даля «Большой и добрый великан». Он заглянул к Кирсти и обнаружил, что та читает ту же самую страницу. А один раз он видел, как они возвращаются из школы. Первой шла Кирсти, плетущаяся, как на похоронах, а затем появилась Лидия, идущая точно так же в тридцати ярдах позади. Похоже, обе пребывали в трансе. Для чего они это делали? Забавлялись или между ними была телепатическая связь? Но он все равно не верил в паранормальные явления и не забивал себе голову подобной ерундой. В научных статьях говорилось, что между близнецами никакой телепатии нет – и это просто обыкновенное чудо, вызванное идентичным набором генов.
Он уставился на покрытое дождевыми каплями окно. Мрачная непогода манила его.
Какая-то его часть хотела выскочить наружу, карабкаться по суровым гребням Блэк-Куллинз, бороться с ураганом на вершине возле Старика из Сторра. Но он сидел дома и ждал, когда жена заговорит. Она допила вино, прикончив бутылку. Открыть другую? Он всегда полагался на жену, позволяя ей контролировать количество выпитого, но сейчас вознамерился открыть вторую бутылку, хотя было только пять часов вечера.
– Энгус, прошу тебя. Могла же у них быть телепатическая связь? А что насчет тех близнецов в Финляндии, которые погибли в одно и то же время в автокатастрофах?
– За десять миль друг от друга и в ту же самую ночь. Ну и?
– Но разве не удивительно? Это – прямое доказательство моей теории! – твердила Сара.
– Нет.
– Но…
– Сара, если между ними и существовала ментальная связь, то в нее я верить не собираюсь. Да если она и была, что с того? Сара, послушай, Лидии уже ГОД нет в живых. А кошмары Кирсти начались лишь несколько месяцев назад.
Дождь вроде бы перестал.
Жена покосилась на Энгуса.
Он продолжал:
– Даже если ты думаешь, что близнецы способны транслировать на расстоянии свои сны, я считаю, что невозможно сделать такое через эфир, когда один из близнецов МЕРТВ. Что скажешь?
Сара ничего не ответила.
Он рассмеялся коротким лающим смехом:
– Если, правда, ты не намекаешь на то, что Лидия превратилась в маленькое привидение. В такой крошечный призрак, который летает туда-сюда и общается со своей сестрой. Где он, призрак, сейчас? Сидит в шкафу, держась за голову?
Энгус пошутил. Он попытался привнести в ситуацию юмор.
Однако он прикоснулся к истине, и когда он все понял, у него закружилась голова. Сара не смеялась и не хмурилась, она просто смотрела на него, дождь за окном снова разошелся, проникая в бетон и раствор этого дурацкого дома.
– Сара, неужели ты веришь в призраков? Да возьми ты себя в руки! Лидия умерла, а Кирсти – обычная сбитая с толку несчастная девочка. Кирсти нужно лишь одно – чтобы ее родители не свихнулись окончательно!
– Нет. Это не привидение, а нечто другое.
– Что?
– Я…
– Что?
– Я… – не договорив, она прикусила губу.
Энгус чувствовал, что скоро заорет на нее: «Да что ты молчишь, черт побери?!» Его переполнял гнев. Он с трудом сдержался и, стараясь говорить равнодушно, спросил:
– О чем ты, Сара? Что еще за великая тайна?
– Не знаю. Но сны, что они означают?
– Это – сны, и ничего больше! – воскликнул он в отчаянии.
Весьма пафосно, зато искренне.
В течение десяти секунд в комнате царила гробовая тишина. Потом Сара встала и, взяв пустую бутылку, прошествовала с ней на кухню. Энгус проводил ее глазами, джинсы висели у нее на бедрах. Раньше они сбрасывали возникшее между ними напряжение с помощью секса. И он до сих пор хотел ее – хотел по-настоящему, даже тогда, когда на нее злился.
Что будет, если они сейчас лягут в койку? У них всегда был жесткий секс: так любила Сара. Одной из причин, по которой он влюбился в нее, была ее неожиданная животная сексуальность. Укуси меня, шлепни меня, трахни меня. Сильнее. Но если он поведет себя с ней грубо, вдруг вспыхнет его скрытый гнев – куда это может завести?
Из кухни вернулась Сара. Без второй бутылки. Его настроение ухудшилось донельзя, хотя куда уж тут ниже. Может, открыть вино позже, когда жена отправится на боковую? Хотя, ему пора завязывать. Кирсти нуждается в относительно трезвом и разумном отце. Должен ведь хоть кто-то соображать, что такое ответственность?
Но теперь ему очень сложно выкрутиться: надо поддерживать ложь в убедительном виде. Да остров не особо помог, а он надеялся, что тусклый неприятный ноябрь окажется не столь тоскливым. Да, а ведь еще поздняя осень. Что же будет зимой? А может, здешний климат их встряхнет: им волей-неволей придется выживать вместе.
Или зима покончит с ними.
Она топталась возле Энгуса, не садясь.
– Сара, а ты ничего от меня не скрываешь? С тобой что-то случилось после поездки в Глазго, если не раньше. Сара!..
Жена внимательно посмотрела на него и, как всегда, произнесла:
– Ничего.
– Сара!
– Извини, только что вспомнила. Мне надо приготовить одежду для Кирсти. Я ее не распаковала – коробка прибыла нынче утром, и… – пока Сара тараторила, он протянул руку и взял ее ладонь в свою. – Ты забыл, что скоро она начнет посещать новую школу?
Не зная, что еще сделать, он поцеловал ее руку. Но Сара отстранилась с виноватой улыбкой, повернулась и вышла из столовой через некрашеную дверь, шаркая по бетонному полу ногами в трех парах носков. Энгус проводил ее взглядом. Вздохнул.
Привидения?
Чушь. Если бы дело было в призраках!
С ними легко – ведь никаких привидений не существует.
Энгус решил занять себя тяжелым физическим трудом, чтобы избавиться от печали и злости. Эндорфины поднимут ему настроение. Хорошо бы наколоть дров – а то на улице темнеет.
Он направился в кухню и распахнул ветхую дверь, ведущую в чулан. Здесь, между швабр и водопроводных труб, крысы пищали каждую ночь напролет.
В помещении хранились вещи на любой вкус: штабели мебели ждали, когда их распилят и пустят на растопку, да мешок с углем, забытый еще небось со Второй мировой. Громоздились кучами бутылки и кастрюли, будто целая деревня беженцев бросила их во время панического бегства. Имелись также стопки пластиковых мешков, катушки синего нейлонового шпагата, пирамиды фарфоровых бутылей, большинство из которых треснуло. Его бабушка оказалась запасливой женщиной, серьезной островитянкой – из того поколения, когда выживание было не модной фишкой, а необходимостью. Она подбирала все, что море выносило на берег. «Взгляни-ка, мальчуган, это может нам пригодиться. Мы ее возьмем».
Энгус отобрал десяток поленьев, нацепил пластиковые защитные очки, всунул пальцы в поношенные отсыревшие перчатки и включил зажужжавшую электрическую пилу.
Следующие два часа он орудовал пилой в неверном свете тридцативаттной лампочки, еле-еле озаряющей дровяной чулан. Небо очистилось от облаков, над рябинами Камускросса сияла полная луна. Бини толкнулся носом в дверь, вбежал прямо в кучу ароматных опилок и плюхнулся на пол, помахивая хвостом и поглядывая на свежую стружку, желтыми клубами летящую из-под пилы.
– Порядок, парень. Точно, да?
Пес был каким-то печальным. Он загрустил с тех пор, как они переехали. Энгус ожидал, что ему понравится Торран: прекрасный остров, кишащий кроликами, тюленями и птицами, за которыми весело гоняться, и с грязными лужицами среди камней – это же гораздо лучше, чем замусоренный лабиринт из кирпича и бетона под названием Кэмден, разве нет?
Однако Бини часто пребывал в грустном настроении, как и сейчас, – он лег и положил морду между лапами.
Энгус выключил пилу, заполнив дровами три пластиковые кадки. Он стащил с себя залитые потом очки и потрепал Сони Бина за ухом, не снимая толстых перчаток.
– Что не так, старина? Остров надоел?
Пес заскулил.
– Поймал крысу, Бино? Их здесь тьма-тьмущая.
Энгус клацнул челюстями и изобразил собачьи лапы, сжав пальцы в кулак, стараясь подражать охотничьей собаке.
– Ам-ням-ням. Крысы, Бино! Эй, ведь ты у нас собака, твои предки столетиями ловили крыс, разве нет?
Бини нервно зевнул и опять положил морду между вытянутыми, как у сфинкса, передними лапами. Энгус почувствовал прилив симпатии. Он любил Бини. Он провел несчетное количество счастливых часов, гуляя с псом по лесам возле Лондона.
А резкая смена настроения Бини поставила его в тупик.
Раздумывая над этим, Энгус понял, что, когда они переехали, собака начала проявлять очень странные повадки. То пряталась в углу, будто испугавшись чего-то, то вообще не хотела заходить в дом. И с Сарой Бини вел себя по-другому. С Сарой и Кирсти, впрочем, довольно давно.
Мог Бини быть свидетелем тому, что произошло тем вечером в Девоне? Был ли пес наверху, когда все это случилось? Может ли вообще собака помнить и понимать события человеческой жизни?
Дыхание Энгуса вырывалось изо рта облачком пара и смешивалось с сырым воздухом. Чулан казался чудовищно холодным и промозглым, особенно теперь, когда он закончил крушить пилой дрова. Все окна заиндевели.
Прямо как в тот день, когда родились близняшки, – в самый холодный день в году.
Энгус уставился на тонкие ледяные узоры.
Горе подкосило Энгуса – прямо выбило почву из-под ног. Всегда такое ощущение, будто в регби подножку подставили.
Он прислонился к штабелю пыльных досок, чтобы не упасть.
Лидия, его маленькая Лидия. Лидия в больнице, с трубками, торчащими изо рта, открывшая на мгновение огромные глаза, чтобы попрощаться, как будто извиняясь.
Его Лидия. Малышка Лидия. Дорогая доченька.
Он тоже ее любил – сильно, как и Сара. Но почему-то считалось, что он скорбит меньше. А материнское горе представлялось жгучим и оправданным: ей-то можно сломаться!.. Да, ей разрешалось рыдать, месяцами горюя об ушедшей любимице. Ладно, он лишился работы, но в этом почти не было его вины! Кроме того, несмотря ни на что, он уже искал себе новую работенку.
А еще Энгуса бесило, что жена заслуживала порицания куда больше, чем он. Ему захотелось причинить жене боль. Наказать ее. За все, что случилось. Сделать ей очень больно.
А почему бы и нет? Его дочь мертва.
Энгус схватил с полки столярный молоток с гвоздодером, грубый и чуть тронутый ржавчиной. Стальные клыки гвоздодера испещряли коричневые пятна, похожие на засохшую кровь. Молоток был тяжеленным, что успокоило Энгуса. Правильный вес – то, что надо, – можно размахнуться, ударить сверху вниз и что-нибудь расколоть. Раз и навсегда. Взрыв красноты. Во все стороны разлетается мякоть, как от разбившейся дыни. Но не застрянет ли гвоздодер?
Дождь кончился, и море за окнами стало свинцовым. Энгус в отчаянии смотрел на некрашеные доски пола.
В сознание его вернуло тихое поскуливание. Бини смотрел на него, склонив голову набок. В глазах пса застыло любопытство. Неужто он почувствовал нелепые и страшные мысли хозяина?
Энгус взглянул на пса и угомонился.
– Ну что, Бини? Пойдем на улицу? Тюленей гонять, а?
Пес тихо гавкнул и махнул хвостом. Энгус аккуратно положил молоток обратно на полку.
Назад: 7
Дальше: 9