Системное равновесие

МЭТЬЮ РИЧИ

Художник

Второе начало термодинамики (так называемую «стрелу времени») обычно ассоциируют с энтропией (и со смертью). Это самое распространенное заблуждение в современном обществе. И его необходимо исправить.

Согласно второму началу термодинамики, замкнутая система со временем становится все более гомогенной, пока не достигнет равновесия. Вопрос состоит не в том, достигнет ли система равновесия, а в том, когда она его достигнет.

Мы живем на одной планете в одной физической системе, которая движется в одну строну – к равновесию. Логический вывод очевиден – со временем окружающая среда, промышленность и политические системы (а также интеллектуальные и теологические структуры) станут более гомогенными. И этот процесс уже начался. Физические ресурсы, доступные каждому человеку на Земле – включая воздух, пищу и воду, – значительно сократились из-за интенсивной индустриализации. В то же время количество интеллектуальных ресурсов, доступных всем людям на Земле, значительно возросло благодаря глобализации.

Человеческое общество стало намного более однородным, чем когда бы то ни было (кому-то здесь действительно не хватает обожествленного монарха?). Очень хочется верить, что современная демократия, основанная на равноправии и равных возможностях, представляет собой систему в состоянии равновесия. Но это вряд ли, если учесть наше потребление энергии. Если энергетическая система истощится слишком быстро, современная демократия рухнет.

Наша единственная возможность – использовать знания о вечном движении системы к равновесию для построения модели гармоничного и стабильного будущего. Одним из основных достижений цивилизации является распространение знаний и доступ к информации через Всемирную сеть. С наибольшей вероятностью выживут общества, принявшие инновационные, предсказуемые и адаптивные модели, опирающиеся на значительное перераспределение глобальных ресурсов.

Но поскольку биологически и социально мы запрограммированы на то, чтобы по возможности избегать обсуждения энтропии (то есть смерти), мы рефлекторно избегаем вопроса об изменении образа жизни – и на уровне общества, и на уровне отдельных людей. Мы думаем, что это ерунда. Вместо того чтобы изучать реальные проблемы, мы «развлечения ради» предаемся апокалиптическим фантазиям и потешаемся над своими никчемными лидерами. Такое положение дел необходимо исправить.

К сожалению, осознание этой базовой концепции сталкивается с большими сложностями. На ранних (экспансионистских) стадиях развития общества новые метафоры, такие как «прогресс» и «судьба», вытесняли предшествующие (угнетающие) метафоры (такие как «колесо времени»). Научные эксперименты и изучение причинно-следственной связи приветствовались, поскольку способствовали культурному развитию. Но в сегодняшнем перенаселенном и противоречивом мире начинают ощущаться ограничения предполагаемой национальной мощи и недостаточный контроль потребления. Отрицая рациональные концепции, общество поддается возрождающимся популизму, радикализму и мистицизму. Но печальнее всего выглядит отрицание неоспоримых физических законов.

Практический эффект отрицания взаимосвязи между глобальной экономикой и изменениями климата (например) очевиден. Те, кто верит в эту взаимосвязь, предполагают непрерывный «позитивный» рост, а их оппоненты – непрерывный «негативный» рост. При этом обе стороны больше работают на определение победителей и проигравших в будущих экономических баталиях, прогнозируемых на основании развития современных систем, чем на осознание физической неизбежности нарушения равновесия системы при любом сценарии.

Разумеется, любая система может временно снизить энтропию. Горячие частицы (или общества) могут «украсть» запасенную энергию у более холодных (или слабых). Но в конце концов скорость сжигания и перераспределения глобальной энергии будет определять скорость достижения планетарной системой истинного равновесия. Сможем ли мы удлинить время жизни нашей «печи» благодаря войнам или лучшей изоляции окон – это дело политиков. Но даже если реально мы не сможем ничего сделать, попробовать все же стоит, правда?