Глава 8
Н-ск, следственная тюрьма, 19 января 2003 года, 12 часов 2 минуты
– Не знаю, что на меня нашло, но я решил остепениться и осесть где-нибудь в глубинке, подальше от соблазнов и суеты. Может, это было отголосками переходного возраста, когда хочется домашнего очага и уюта? А может, к определенному времени я почувствовал накопившуюся с годами усталость? Не знаю. Но однажды я реально захотел изменить свою жизнь, если так можно назвать свое серое существование на земле. К тридцати пяти годам мои сверстники уже построили дом, посадили дерево, родили детей и, наверное, были по-настоящему счастливы. У меня ничего всего этого не было, одна вечная дорога в никуда. По сути дела, за десять лет бродяжничества я объехал всю Россию, и, наверное, нет такого города, где я бы не побывал в поисках лучшей жизни. Оказалось, что она везде одинаковая: и в Москве, и Питере, и в Волгограде, и в Новосибирске, и в Чите, и в Магадане. И люди везде одни и те же: глупые и доверчивые.
Это как в притче, рассказанной мне в колонии старым зэком про человека, как-то услышавшего о море и решившего во что бы то ни стало увидеть его. Он бредил им, оно снилось ему по ночам – такое, каким он представлял его по рассказам: безбрежное, синее, с белыми барашками волн, с яркими бликами на воде… Великолепное и опасное, манящее и пугающее, ласковое и беспощадное.
И в одно прекрасное утро человек собрал свои нехитрые пожитки, закрыл дом и ушел на юг, туда, где, по словам очевидцев, шумело море. Ему нечего было терять, и как мне, не с кем было прощаться. Его путь к морю продолжался десять долгих лет. Куда только не заносила его судьба! Он воевал, несколько долгих лет провел в тюрьме, потом бежал… Обрел свою любовь и потерял ее. Был нищим и смог разбогатеть, а потом опять все потерял… Он побывал разбойником и купцом, шутом и воином, рабом и господином… Но и в самые черные дни, и в минуты счастья и покоя, он не забывал о своей мечте – увидеть море. И, наконец, он пришел на берег моря.
– Знаешь, Юрьевич, что он сделал? Калинин покачал головой.
– Он подошел к нему так близко, что волны коснулись его запыленных башмаков. Постоял так совсем немного. А потом просто развернулся и пошел обратно, в свою деревню. Цель была достигнута. Мечта исполнилась. А он не испытал ничего, кроме разочарования.
– Поучительная история. Но все же Андрей Александрович, ты не отвлекайся. Ближе к теме, – предложил Калинин.
– Ближе так ближе, – продолжил Левин. – Однажды я ехал поездом в Москву, чтобы там пересесть на другой поезд и снова куда-нибудь ехать. Неожиданно вечером, как только электровоз затормозил у какой-то крупной железнодорожной станции, ко мне пришло тягостное чувство человека, попавшего в ловушку, но не знающего, как из нее выбраться. Знаете ли, такая необычная подавленность. А вслед за ней появилась уверенность, что в этом городе со мной должно случиться нечто такое, что опять перевернет мою жизнь. Чувство было настолько сильным и четким, что я поверил ему безоговорочно и, собрав свой скромный багаж, бросился на встречу с этим «нечто». Станция называлась «Л-ск».
– Так что получается, ты у нас оказался случайно? – спросил его Калинин.
– Не знаю. Если это можно назвать случайностью, то случайно. Но я считаю – это была судьба, гражданин начальник.
– Ты, Андрей Александрович, фаталист, твою мать…
г. Л-ск Н-ской области, ресторан «Центральный», 23 августа 2002 года, 22 часа 45 минут
Когда Левин появился в Л-ске, Ирине было тридцать семь, и она работала калькулятором в единственной гостинице этого маленького провинциального городка, расположенного на пересечении железных дорог, по которым беспрерывно двигаются электровозы, таща за собой в разные направления нашей страны длиннющие составы пассажирских и товарных вагонов.
Калькулятор – это не портативное вычислительное устройство на основе микропроцессора, а профессия. Она много лет занималась исчислением себестоимости выполненных работ как в самой гостинице, так и в ресторане, находящемся при ней. Занималась неплохо, и поэтому небольшой гостиничный комплекс все еще был на плаву, хотя по идее, должен уже давно обанкротиться.
У Ирины есть внебрачный ребенок, небольшая дачка в километре от города и воспоминания. Они с дочкой жили в однокомнатной квартирке на четвертом этаже обшарпанной, насквозь пропахшей канализацией пятиэтажки в микрорайоне. Слово «микрорайон» вводит в заблуждение: три однотипных четырехподъездных дома сгрудились у умирающего от безденежья когда-то гремевшего на всю область завода.
Неподалеку от микрорайона между кладбищем, городской свалкой и частным сектором протекает маленькая живописная речка с интригующим названием Матыла. Она бежит из соседней области сквозь густые заросли ивняка и в конце концов впадает в водохранилище, остужающее Н-ский химический комбинат.
Летом, когда становилось невыносимо жарко, Ирина с подругами ходила в безлюдное место на речке, где, раздеваясь донага, они подолгу плавали в ее прохладных водах.
Мужчин в городке значительно меньше, чем женщин, как, в общем, и любом другом населенном пункте необъятной России. Наверное, поэтому здесь так много матерей-одиночек, самостоятельно воспитывающих детей. Ирина родила в двадцать девять лет, ровно через девять месяцев после знакомства с Виктором. В то время она работала официанткой в этом же ресторане, куда он однажды зашел выпить пива. В городе он находился в служебной командировке и занимался монтажом какого-то оборудования на сахарном заводе.
Целую неделю он приходил по вечерам в ресторан, пил пиво, и когда зал закрывался, помогал Ирине убирать со столов, чего никто из посетителей никогда не делал. Потом они шли к реке, в то же безлюдное место, где она постоянно купалась с подругами. Там они вместе раздевались и в неописуемом экстазе отдавались друг другу на еще теплом прибрежном песке. Через десять дней он уехал. Командировочные всегда уезжают. Он оставил Ирине воспоминания, а вот своего адреса не оставил. И ни разу не сказал, как его фамилия. Через месяц она поняла, что беременна…
Иногда ей было очень грустно, чаще всего поздним вечером, когда засыпала ее дочь. В такие минуты Ирина заходила в ванную комнату, запирала дверь на шпингалет, наполняла ванную горячей водой, вливала туда порцию ароматного шампуня, ложилась в пену и, закрыв глаза, зажимала правую руку между бедер. Левой она закрывала себе рот, чтобы не кричать слишком громко и не разбудить свою дочку. Лучше ей потом не становилось. Просто спокойнее и легче заснуть одной в кровати после виртуального секса с Виктором. Она его ждала и все еще надеялась, что он обязательно к ней вернется из длительной служебной командировки. «Твой папа, – отвечая на вопросы дочери, внезапно заинтересовавшейся судьбой отца, – офицер. Он на войне в Чечне. И мы с тобой должны ждать его верно».
Дочь полюбила людей в военной форме и возненавидела войну, которую каждый день показывали по телевизору. Она не пропускала ни одного военного репортажа из Чечни, выискивая на кадрах лицо своего отца. «Папа?» – оставляя маленькими пальчиками следы на кинескопе, иногда она спрашивала мать. А еще интересовалась, когда же все-таки война закончится, и папа вернется домой, чтобы сказать: «Я люблю тебя, дочка»…
Он появился вечером, перед самым закрытием ресторана, когда руководства уже не было, а обслуживающий персонал, расположившись в самом углу обеденного зала, обсуждал последние городские сплетни. Он был в высоких армейских берцах, новенькой полевой форме одежды, на левой стороне которой висела солидная колодка из государственных наград, а голову венчал лихой краповый берет, надетый на самую макушку. На каждом его плече блестели по четыре маленьких звездочки, а сквозь ворот была видна тельняшка с горизонтальными голубыми полосами.
– Ну что девчонки, накормите бедного капитана, только что прибывшего из Чечни? – с порога заявил он, и обворожительно улыбнулся.
– Ресторан закрывается, молодой человек, приходите завтра, – раздраженно буркнула старший повар, необъятная в размерах женщина за пятьдесят, как всегда, спешившая к домашнему очагу.
– Зоя Павловна, что ж мы такие несознательные! Он там может, кровь за Родину проливал, а мы его голодным на ночь оставим. Не по-человечески это. Если спешите, идите, я сама все приготовлю, – сказала Ирина, встала со стула и направилась к стоящему у дверей посетителю, на ходу говоря ему: – Вы товарищ капитан, проходите, садитесь к любому столику, я сейчас вас обслужу.
Женщины заметили, что Ирина залилась алым румянцем, ее движения стали хаотичными, а голос срывался. Они все поняли и захихикали.
– Спасибо, девушка, – поблагодарил Левин и, опираясь на старый каштановый батик, похромал вглубь зала, потом вдруг остановился и сказал Ирине: – От меня девушкам принесите шампанское, русские офицеры угощают.
– А мы шампанское не пьем, – громко крикнула одна из официанток и рассмеялась.
– Не пьете шампанское? Вот это да! А что вы тогда пьете?
– Мартини, сухое, – ответила та.
– Девушка, девушка, принесите им, пожалуйста, бутылочку мартини и зеленых олив. С оливками мартини, это что-то.
– Перебьются, – сказала Ирина и злобно посмотрела на подруг.
– Ирина, тебе что жалко? Капитан угощает. Скажите ей, товарищ капитан.
Левин снова обворожительно улыбнулся и мягко сказал:
– Иришка, ну, пожалуйста.
Этим нежным именем ее называли только родители и много лет назад – пропавший Виктор. Она еще более смутилась, покраснела и, опустив глаза, произнесла:
– Хорошо. Принесу. А вы что будете?
– А что у вас покушать есть?
– Ну уже не так много чего осталось.
– Тогда несите, что есть. Я всеядный.
– А выпивать, что будете?
– Что и вы. Я надеюсь, вы меня поддержите? Поддержите старого, больного холостяка, уставшего мотаться по горячим точкам, – умоляюще попросил он, отчего у Ирины внизу живота как-то приятно заныло, и она словно ребенок, просто кивнула головой и стремглав удалилась в подсобку.
Ирина была очень взволнована. Первым делом она стала искать на кухне зеркало. Круглое, с размером в футбольный мяч, зеркало, сколько она себя помнила, всегда висело на стене. И бывало, проходя по коридору от рабочего кабинета в ресторанный зал, нет-нет, а бросала косые взгляды на свое отражение. Почти девять лет упорядоченного, размеренного и смиренного одиночества, женская привлекательность ее мало интересовала: дом – работа, дом – работа, – бесконечный хоровод, в котором времени для себя любимой вечно не находилось.
«Где же это чертово зеркало?» – чуть не плача, подумала она и остановилась, чтобы уже с места сантиметр за сантиметром обследовать окрашенные в серый цвет стены. Зеркало висело там же, куда его повесили много лет назад, на расстоянии вытянутой руки от Ирины. Из древнего, нартученного исподу зеркала на нее смотрела незнакомая женщина неопределенного возраста, одетая в старомодную блузку. Правда, глаза у этой женщины горели каким-то необычным огнем, заставляющим подрагивать ее нижнюю губу.
Первым делом Ирина заколола волосы, открыв шею. Если бы он захотел ее целовать, она предпочла бы, чтобы он начал с шеи. Но если бы он начал с губ, груди, живота, то тоже… «Что тоже?» – она оборвала полет своей фантазии и несколько раз провела по бледным, отдающим синевой губам стойкой помадой. Потом взялась тушью за ресницы…
– Ирина, клиент заждался, – из зала донесся слегка хмельной голос ее подруги. – Принеси пока хоть выпивку! И про мартини не забудь с оливками. Ха-ха-ха-ха.
Когда Ирина с полным подносом еды вошла в обеденный зал, Левин сидел с ее коллегами за одним столом и балагурил. Он говорил полушепотом, наклонившись к центру стола. А как только он принимал вертикальное положение, женщины начинали дико, до слез хохотать, с трудом удерживаясь на мягких стульях, чтобы не упасть.
Хоть он интересно рассказывал что-то веселое, глаза у него были грустные. Это Ирина сразу заметила, подошла к подругам, со стуком поставила бутылку мартини и вазочку олив на их стол и сказала:
– А вам, товарищ капитан, я вон там накрою, чтобы эти, – она пренебрежительно махнула головой в сторону развеселившихся подруг, – вам не мешали.
– А мы разве, Андрей, вам мешаем?
«Андрей, так вот как его зовут. Какое красивое русское имя», – подумала Ирина и, не дождавшись, что ответит на их вопрос симпатичный капитан, направилась в противоположный конец обеденного зала, где и накрыла стол на две персоны. Для него и для себя… И позвала…
У этого столика стоял полумрак. Ирина зажгла свечу. Так, по ее мнению, создавалась атмосфера домашнего уюта. Огонек плясал, играя с тенью.
– Как романтично! – полушепотом произнес Левин и галантно усадил Ирину за стул, а сам сел напротив. – Давайте, прекрасная дама, познакомимся поближе. Меня, к примеру, зовут Андреем. Капитан Главного разведывательного управления Генерального штаба Петров Андрей Александрович, – он взял со стола бутылку белого вина и разлил в бокалы.
Ирина молчала, не в силах пошевелиться.
– А вас как величать? – Левин придвинулся лицом к ее лицу.
– Ирина. Ирина Леонидовна, – слегка покраснев, ответила женщина.
– Ирина… Какое красивое имя. В переводе с древнегреческого означает «мир, покой». Как мне этого покоя недоставало… Она легко находит общий язык с незнакомыми людьми. Ирина незлопамятна, но на обиды и оскорбления реагирует резко и остро. Женщина с этим именем способна к беззаветной, граничащей с жертвенностью любви. В мужском обществе чувствует себя более комфортно, чем в женском.
– Вот это точно, – засмеялась она, покосилась на подруг и подняла бокал. – За что мы, товарищ капитан…
– Андрей. Мне приятней, если вы меня по имени будете называть. Андрей.
– За что мы, Андрей, будем пить?
– Давайте, Иришка, выпьем за сегодняшний вечер. Уже давно я не проводил вечера с таким очаровательным существом, как вы. Знаете ли, Чечня не способствовала этому, – сказал он, после чего легонько дотронулся своим бокалом, словно чокаясь, до ее руки, а губами нежно прикоснулся к ее волосам.
Ирину будто бы прошило электрическим током. Его разряд был столь ощутимым, что она чуть не выронила свой бокал. Уже давно она не ощущала такого любопытства, что же произойдет дальше, через минуту, час, день, неделю, месяц, год. Как далеко она может пойти, чтобы ощутить нечто большее, нежели этот давно забытый трепет, когда мужчина, закрывая глаза, прикасается к ней?
– Я тоже давно… – словно в забытье ответила Ирина.
– Не понял?
– Я очень давно не проводила вечеров с мужчинами. Очень давно, – грустно сказала она и посмотрела ему прямо в глаза.
– Тогда за вечер!
– За чудный вечер!