ЧАСТЬ IV. ПРЕСТУПЛЕНИЯ СОВЕТСКИХ ПАРТИЗАН

Коммунистические историки и ура-патриоты на протяжении семи десятилетий, прошедших после войны, изображают советских граждан, сражавшихся против немцев (неважно, в армии или за линией фронта) настоящими рыцарями.

А ведь эти граждане были в своем подавляющем большинстве людьми малообразованными, отличались крайне низким уровнем общей культуры. Если справедливы высказывания философов и психологов о том, что современный человек — дикий зверь, скрывающийся под тонким слоем лака цивилизации, то у «человека советского» образца 1930-1940-х годов слой этот был исключительно тонким, зачастую он совпадал с животными инстинктами.

Дикие нравы большинства советских людей — тема, во все времена находившаяся под запретом. В современной России любые попытки такого анализа называют «русофобией». Там всерьез утверждают, что СССР (Россия) — это государство, которое было населено высокоморальными и культурными гражданами. Между тем прав Владимир Белинский, утверждающий на страницах своей книги «Страна Моксель» (Смоленск, 2009 г.), что если и была Россия когда-нибудь средоточием чего-либо, так только средоточием варварства. Советский режим это варварство многократно усилил, так как уничтожил столь мощные регуляторы поведения как веру в Бога и традиционную систему нравственных ценностей, созданную в сословном обществе.

Первое что бросается в глаза — идентичность поступков представителей советских вооруженных формирований (будь то регулярная армия или партизаны) вне зависимости от времени.

«Победу красные отметили погромами местного польского населения и массовыми убийствами пленных. 18 августа /1920 г./ будущий писатель Исаак Бабель (1894–1940), служивший в 6-й кавдивизии, записывал в дневнике:

„Ездим с военкомом по линии, умоляем не рубить пленных, Апанасенко (И.Р. Апанасенко, в 1920 году — командующий 6-й кавдивизией, будущий генерал армии. — Авт.) умывает руки. Шеко обмолвился — рубить, это сыграло ужасную роль. Я не смотрел на лица, прикалывали, пристреливали, трупы покрыты телами, одного раздевают, другого пристреливают, стоны, крики, хрипы… Ад.

Как мы несем свободу, ужасно. Ищут в ферме, вытаскивают, Апанасенко — не трать патронов, зарежь. Апанасенко говорит всегда — сестру (медицинскую. — Авт.) зарезать, поляков зарезать… Сведения об обороне Львова — профессора, женщины, подростки. Апанасенко будет их резать — он ненавидит интеллигенцию“» (Тарас А.Е. Анатомия ненависти, с. 441–442).

Прошли два десятилетия. В СССР в 1941 году человек с семью классами образования встречался нечасто. Многие представители «совкового» общества, как только немцы сокрушили структуры советской власти, почуяли вседозволенность и словно сорвались с привязи.

Типичный случай привел в своей книге «Нябышына» Илья Копыл. В его родную деревню, где немцы за все время оккупации появились буквально два-три раза, повадились партизаны. Главной целью их визитов являлись продукты питания и самогон. Но, поскольку партизаны в своем большинстве были молодыми мужчинами, их интересовала еще и женская часть деревенского населения.

И вот во время одного из таких посещений деревни пьяный партизан явился в хату местного жителя Ильи Спиченка, где собралась несовершеннолетняя молодежь, и стал приставать к 17-летней Фане Пашевич. Когда та выразила возмущение, партизан выхватил пистолет и двумя выстрелами в упор убил девушку. Никакого наказания за это подлое преступление он не понес.

О том, каких высот «морального самосознания» достигли одичавшие в лесах советские партизаны, вспоминал в своей книге Георгий Климов. Он, будучи капитаном РККА, летом 1944 года был послан в Ленинград на курсы усовершенствования командного состава. Вот что он там узнал:

«Вскоре после освобождения Ленинграда из кольца блокады в январе 1944 года в городе торжественным парадом было отмечено вступление партизан Ленинградской области. Через месяц в Ленинград с фронта были поспешно отозваны несколько спецбригад НКВД для разоружения расходившихся лесных вояк. Партизаны вели себя в городе, как завоеватели во вражеской крепости, и с пытающимися призвать их к порядку милиционерами разговаривали не иначе, как на языке ручных гранат и автоматных очередей. Милиционеров они считали своими потомственными врагами и открыто хвастались, кто сколько „лягашей“ уложил.

После разоружения всех партизан без особого шума загнали в телячьи вагоны и переправили в спецлагеря НКВД…» (Климов Г. Песнь победителя, с. 6–7).

Сподвижник Иосипа Броз Тито генерал Милован Джилас в 1945 году специально приехал в Москву для того, чтобы пожаловаться Сталину на бесчинства в Югославии советских солдат, пришедших «спасти братушек» от зверств нацистов (см. Б. Соколов. Красный колосс…, с. 186). Но реакция Сталина на демарш «югославского товарища» была совсем не такой, как тот ожидал:

«…И что страшного в том, если он (советский солдат — М.П.) пошалит с женщиной после таких ужасов?» (к моменту вылета Джиласа в Москву красноармейцы успели изнасиловать в Сербии 121 местную женщину, из которых 111 они убили — М.П.) (Там же).

О том, как вели себя бойцы Красной Армии, к примеру, на улицах венгерских городов, сейчас можно узнать из многих книг, а также интернет-сайтов. Коммунисты, комсомольцы и беспартийные в массовом порядке, абсолютно не считая это зазорным, сдирали с убитых немцев наручные часы и обручальные кольца, выворачивали им карманы в поисках поживы. Так что не надо спихивать «ужасы войны» на одних лишь немцев — «советские» в плане зверств, насилия и грабежей ничем от них не отличались.