Книга: Советские партизаны. Мифы и реальность
Назад: ЧАСТЬ III. ПАРТИЗАНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В БЕЛАРУСИ
Дальше: Глава 2. Партизанские руководители
Глава 1. Миф о всенародной поддержке
Три этапа партизанского движения
Партизанское движение в Беларуси можно условно разделить на три этапа.
Первый этап
Он охватывает период с июня 1941 по декабрь 1942 года.
Партийно-советские руководящие органы в июне — июле 1941 пытались формировать так называемые «истребительные батальоны». Была издана директива № 4 ЦК КПБ и Совнаркома БССР о формировании таковых «на каждом заводе, каждом предприятии транспорта, в каждом совхозе и колхозе» под руководством штабов, создаваемых при исполкомах советов областного, районного и сельского уровней. Но из затеи с «истребителями-партизанами», возглавляемыми местной номенклатурой, ничего не вышло.
В 1941 и 1942 годах лишь очень немногие жители деревень и поселков пошли в партизаны. Немецкая оккупационная администрация дала крестьянам возможность вернуться к единоличным хозяйствам. А селяне хорошо помнили «политику партии на селе»: раскулачивание, насильственную коллективизацию, работу в колхозах за «палочки», закон «о трех колосках», отправку в лагеря за малейшее проявление недовольства, за выдуманное «вредительство»…
Немецкая политика «на деревне» в этом плане являла разительный контраст с большевистской: сдал твердо фиксированный продналог, вся остальная продукция — твоя.
И все было бы прекрасно (для крестьян), если бы не диверсанты и партизаны. Ведь они могли существовать только за счет грабежа сельского населения. И те чекисты-диверсанты, которых летом 1941 года посылало командование на оккупированную территорию, и бродившие в лесах группы красноармейцев из разбитых частей, все они грабили сельских жителей. Ведь иного источника пропитания и материального снабжения у них просто не было. Но, к счастью для партизан, чекистских групп было еще мало, а красноармейцы стремились «пристроиться» к женщинам, оставшимся без мужчин (шли в «примаки»).
Как уже показано в предыдущем изложении, помимо красноармейцев в лесах укрылись представители партийно-советской номенклатуры районного масштаба. Вторые «организовывали» первых в партизанские отряды. Первые полгода войны их было совсем немного. Иван Титков, бывший командир партизанской бригады «Железняк» засвидетельствовал в своих воспоминаниях, что в декабре 1941 года общее число партизан в лесах Бегомльского района составляло всего-навсего 122 человека. Примерно такая же картина наблюдалась в других районах Беларуси: кое-где больше, но, как правило, меньше: по официальным данным, к январю 1942 года на территории БССР насчитывалось 12 тысяч партизан, в среднем на район 62 «мстителя». Надежды Москвы и «лично товарища Сталина» на всенародное сопротивление оккупантам явно не сбылись.
За 1942 год численность партизан (по официальным данным) выросла едва ли не в пять раз: с 12 до 56 тысяч (достигнув среднего показателя 289 человек на район). Основным источником роста явились воинские подразделения, которые забрасывались воздушным путем или выводились пешим порядком через линию фронта — специально для развертывания партизанской войны на оккупированной территории. Именно так, к примеру, появилась партизанская бригада «Железняк» на территории Бегомльского района.
В апреле 1942 года на территории Владимирской области РСФСР были созданы специальные курсы, где готовили диверсантов и организаторов партизанских действий. Через эти курсы прошли 3000 человек. Из них создали 14 партизанских отрядов и 92 организаторские группы. Все они были переброшены на территорию оккупированной Беларуси.
Еще раньше, летом 1941 года, в пригороде Москвы по приказу «народного комиссара» Л.П. Берии сформировали Особую мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН) НКВД СССР. Она состояла из нескольких батальонов, имевших в своем составе специалистов по части диверсионных и террористических действий. Но в то время немцы вели широкомасштабное наступление на Москву, большевистское руководство бросило на оборону столицы все наличные силы (вспомним использование курсантов военных училищ в качестве обычных стрелков). Поэтому было не до того, чтобы отправлять бойцов ОМСБОН в глубокий тыл противника.
А вот после того как удалось остановить немецкое наступление, командование бригады начало формировать группы по 30–40 человек и переправлять их «на ту сторону». Группы были хорошо вооружены. В каждой из них имелись два-три человека, подготовленных на роль командира партизанского отряда.
Пленные красноармейцы (август 1941. Жлобинский район Гомельской обл.).
Группы дислоцировались в заранее определенных районах и решали следующие задачи:
Во-первых, организовывали партизанское движение путем вовлечения в него «окруженцев» (к тому времени успевших обосноваться по деревням) и местного населения.
Во-вторых, вели разведку и осуществляли диверсии на коммуникациях противника.
В-третьих, на них возложили «особую задачу» — расправу с теми, кто пошел на работу к немцам, чтобы прокормить свои семьи. А это были мелкие служащие, учителя, инженерно-технические специалисты, железнодорожники, врачи и другие категории граждан, вплоть до работников сферы культуры.
Одну из таких групп с неограниченными полномочиями (она называлась «Местные») возглавил матерый террорист Станислав Ваупшасов. Он со своими подчиненными перешел линию фронта в марте 1942 года. Обосновавшись в Минской области, чекисты искали по деревням затаившихся коммунистов и комсомольцев, а также вчерашних красноармейцев, и уводили с собой в лес. В случаях неподчинения расстреливали на месте. Кроме того, чекисты Ваупшасова наводили ужас на селян, беспощадно уничтожая «предателей». Заодно отбирали у людей продукты, обувь, теплую одежду. Такие методы позволили ему развернуть свою группу в отряд.
Сам Ваупшасов (свою подлинную фамилию он скрывал под псевдонимом Градов) в первой половине 20-х годов совершил десятки убийств и диверсий в Западной Беларуси. Вот он и подбирал себе людей похожих на него самого. Главным требованием к новобранцам была готовность убивать, грабить, жечь.
Второй этап
Январь — декабрь 1943 года. За это время количество партизан на территории Беларуси увеличилось, по официальным данным, с 56 до 153 тысяч человек (уже 789 в среднем на район). Рост происходил благодаря двум причинам. Во-первых, продолжалась переброска через линию фронта на оккупированную территорию мелких групп и целых воинских подразделений. Во-вторых, весной — летом 1943 года немцы провели ряд карательных операций против партизан, от которых пострадало и сельское население. Часть селян спаслась бегством к партизанам.
Советские историки, идеологи, пропагандисты любили говорить и писать о том, что к концу 1943 года партизаны контролировали 108 тысяч квадратных километров территории БССР (пресловутые «партизанские зоны»), что составляло 58,4 % площади республики. Если это действительно так, то возникает законный вопрос: почему же в этих зонах продолжали гореть деревни и гибнуть люди? Более того, массовое уничтожение деревень оккупантами началось именно в 1943 году.
Третий этап
Январь — июль 1944 года. Количество партизан достигло 374 тысяч человек (в среднем 1928 на район). Увеличение в 2,44 раза за какие-то полгода! Откуда такой бурный рост? За счет населения сделать это уже было невозможно. В деревнях резко преобладали женщины, дети с подростками и старики. Так за счет кого такая прибавка?
Ответ простой. Красная Армия наконец-то доползла от Москвы, Сталинграда и Северного Кавказа до границ Беларуси. Готовилась операция «Багратион».
Через линию фронта в немецкий тыл массово переправлялись регулярные воинские части. Называть их партизанами — большая ошибка.
В центре — М. Прудников (1942 г.).
Кто шел в партизаны?
Если верить сказкам советской пропаганды, а также заявлениям чиновников идеологических учреждений суверенной Республики Беларусь, то выходит, что беларуский народ проявил в годы оккупации «массовый патриотизм», так как именно он дал наибольшую численность советских партизан.
Но есть и другое мнение.
«Коллаборационистов среди военнопленных и жителей оккупированных территорий, замечу, было гораздо больше, чем партизан и подпольщиков. Только в Вермахте, в военных и полицейских формированиях СС и СД служило, по разным оценкам, от 1 до 1,5 миллиона бывших советских граждан. Кроме того, по несколько сот тысяч человек состояло, соответственно, в местной вспомогательной полиции и крестьянских отрядах самообороны, с одной стороны, и работало старостами, бургомистрами и членами местных управ, а также врачами и учителями в открытых немцами школах и больницах, с другой стороны» (Соколов Б.В., с. 118).
О степени «любви простых беларусов к партизанам» свидетельствовал и П.К. Пономаренко в своем докладе от 27 января 1943 года:
«В 1941-42 годах в деревнях, расположенных вблизи райцентров, были случаи, когда сами жители помогали полиции в борьбе с партизанами.
Так, в деревне Клины Климовичского района… в ноябре 1942 года мужское население вооружилось и устроило засаду на группу тов. Солдатенко, в результате: 4 партизана было убито, 3 ранено.
В деревне Кокойск Климовичского района население до 1943 года было враждебно настроено к партизанам и оказывало содействие полиции» (Там же, с. 149).
Сразу возникает вопрос: почему в Беларуси партизан было больше, чем в любом другом регионе СССР? Пусть не 374 тысячи, но хотя бы 153. В качестве объяснения «партийные историки» предлагали общественности сказки о мобилизующей и организующей роли «родной» коммунистической партии:
«ЦК КП(б)Б принял директивы 30.06. 1941 „О переходе на подпольную работу партийных организаций районов, занятых врагом“ и 1.07.1941 „О развертывании партизанской войны в тылу врага“. (…) Для организации подполья и партизанского движения ЦК и обкомы КП(б)Б оставили на местах 1215 коммунистов, создавали областные и районные партийные комитеты, центры, тройки и другие органы. Всего в 1941 году на оккупированную территорию Беларуси направлено около 8 тысяч коммунистов».
(Отмечу, что этот пассаж — пример того, как коммунисты всегда старались делать «умное лицо». Подавляющее большинство из названных восьми тысяч — местные партийно-советские кадры /номенклатура районного звена/, которые не успели удрать вместе с отступавшими войсками. — М.П.)
«В 1942 году ЦК КП(б)Б направил на территорию оккупированной Беларуси 14 партизанских отрядов и 92 организаторские группы (2600 человек), подготовленные на специальных курсах. Кадры для партизанского движения готовили также в специальных школах: подрывников в спецшколе на базе оперативно-учебного центра Западного фронта; радистов, подрывников, связных-разведчиков в спецшколах Центрального штаба партизанского движения. В 1942 году ими подготовлено и направлено в тыл врага /на территорию БССР — М.П./ 175 диверсионных групп (2077 человек)».
Как видим, эти 12677 человек (8000+2600+2077) — организаторы, командиры, комиссары, «чекисты-особисты» и «узкие специалисты» (подрывники, радисты, врачи). Но численность партизан в Беларуси к концу 1942 года достигла (по официальным данным) 53 тысяч, отсюда вопрос: остальные 40 тысяч (если принять на веру озвученную цифру), они кто?
Вот что пишет действительный член Академии военных наук России, доктор исторических наук, полковник органов госбезопасности Вячеслав Боярский, много лет занимающийся изучением советского партизанского движения:
«Существенной особенностью партизанской борьбы в западных регионах СССР в первый год войны было то, что здесь важным резервом развития партизанского движения являлись командиры и рядовые бойцы РККА и погранвойск, оказавшиеся во вражеском тылу вследствие разгрома либо окружения их частей немецкими войсками».
«Можно выделить четыре периода организации партизанской борьбы в годы Отечественной войны. Первый период длился от начала войны до момента создания Центрального штаба партизанского движения 30 мая 1942 года. (…)
„Иди, сын, в партизаны!“ Постановочная фотография.
Компартия в этот промежуток времени осуществляла в основном политическое руководство партизанами. Оперативное планирование боевой деятельности партизан отсутствовало. Основная роль в организации партизанских формирований принадлежала органам НКГБ-НКВД. Существенной особенностью данного периода было то, что важным резервом для развития партизанского движения явились десятки тысяч командиров и бойцов Красной Армии, оказавшиеся во вражеском тылу в силу вынужденных обстоятельств».
Обратите внимание: свыше 12 тысяч «партийцев» — организаторов, начальников и контролеров; десятки тысяч «окруженцев» — бойцов, командиров, политруков армии и пограничных войск, в том числе пленных, сумевших бежать из лагерей.
Где же народ? Народ до последней возможности сидел по домам. Поэтому абсолютно справедлив вывод Валентина Акудовича:
«Несмотря на мощный всеобъемлющий нажим беларуский народ (подчеркнем еще раз — народ, а не определенная политизированная группка населения) не принял партизанщину. Именно так — не принял».
В любом случае общая численность партизан на территории Беларуси была серьезно преувеличена (в два с половиной или даже в три раза) «заинтересованными лицами» из Центрального (П.К. Пономаренко) и Белорусского (П.З. Калинин) штабов партизанского движения.
Во многих книгах и справочниках, статьях в журналах и на интернетсайтах встречается тезис о том, что партизанское движение на территории Беларуси с первых дней войны имело массовый общенародный характер. Но разве 12 тысяч партизан, имевшихся к концу 1941 года, это массовое общенародное движение?
Если и наблюдалось в первый год войны какое-то действительно массовое движение, так это сдача Красной Армии в плен. С 22 июня по 31 декабря 1941 года в плену у немцев оказались 3.335.000 человек! Вот это массовость! Упомянутые 12 тысяч партизан просто ничтожная кучка (0,35 %) по сравнению с огромной массой пленных бойцов и командиров РККА!
Почему крестьяне пошли в партизаны
Однако в 1943–1944 гг. численность партизан в Беларуси в самом деле непрерывно увеличивалась. И в эти 18–19 месяцев среди партизан было уже достаточно много сельских жителей.
Отчего же крестьяне, которые летом 1941 года встречали немцев хлебом-солью, вдруг тысячами бросились в леса? Разглядели, наконец, истинный облик новых хозяев? Так ведь прежние хозяева были не лучше.
Причина в ином — беларуский народ являл собой стадо, намного более послушное приказам хозяина, нежели остальные советские народы. Суть дела заключалась в том, какой хозяин сильнее сегодня. Если бы фюрер летом — осенью 1941 года приказал начать формирование в БССР национальных воинских частей, он набрал бы здесь армию больше финской. И не потому, что беларусы очень сильно любили немцев и столь же сильно ненавидели коммунистов. Просто немцы тогда были сильнее (это первый фактор).
П. Ильинский следующим образом описывает настроение крестьян в окрестностях Полоцка (с приходом немцев в 1941 г. — М.П.):
«Убеждение в том, что колхозы будут ликвидированы немедленно, а военнопленным дадут возможность принять участие в освобождении России, было в первое время всеобщим и абсолютно непоколебимым. Ближайшее будущее никто иначе просто не мог себе представить. Все ждали также с полной готовностью мобилизации мужского населения в армию (большевики не успели произвести мобилизацию полностью); сотни заявлений о приеме добровольцев посылались в ортскомендатуру, которая не успела даже хорошенько осмотреться на месте».
Оставалось лишь отдать приказ (второй фактор), простой и четкий, и беларусы пошли бы «воевать» за немцев. Но фюрер приказ не отдал, а через два года выяснилось, что сильнее уже прежние хозяева. Тут же произошел «переворот в мозгах». То есть большее число партизан по сравнению с другими оккупированными краями не есть признак огромного патриотического порыва, а всего лишь признак большего послушания. «Куда пастух покажет — туда пойдут стада» — лишь бы пастух был самым сильным и уверенно отдавал четкие команды.
Но как же так вышло, что некогда сильный европейский народ был низведен до уровня «немых согласных»? А оттого и вышло, что к 1941 году ничего европейского в нашем народе не осталось.
Борис Соколов отмечает, что в оккупированных странах Европы рейх создал марионеточные правительства, а в оккупированных «национальных республиках» СССР — нет:
«Если на Балканах немцы и итальянцы рискнули поддерживать союзные им государственные образования… и переложить на них значительную часть борьбы с партизанами…, то на оккупированных советских территориях никаких государственно-политических образований, лояльных Германии, так и не было создано. Это обстоятельство существенно затруднило борьбу с советскими партизанами» (Соколов Б.В., с. 40).
Но при этом он не задался вопросом, отчего в Хорватии обнаружились «социальные слои», способные организовать свое автономное государство, а в Беларуси — нет? Оттого, что для подобного мероприятия требуется наличие среди населения интеллектуального слоя, обладающего широким кругозором, способностью к аналитическому мышлению и выработке рациональных решений. Но именно этот слой московско-петербургские колонизаторы планомерно и неустанно «выкорчевывали» в течение двух столетий на территории бывшего Великого Княжества Литовского, превращенного в колонию России. Надо признать, что они добились огромных успехов в этом деле.
Вот весьма характерная заметка из газеты «Наша Ніва» за 1912 год (№ 39/4):
«Много раз приходилось мне беседовать с селянами и одним выборщиком, который был избран из повета в губернские выборщики: чего они хотели бы от Думы, чтобы поправить свою жизнь. Мои собеседники, поскребя в затылке (видать, им трудно было ответить мне), не сразу мне вот что сказали:
„Нужно для мужика позволить пасти скотину в казенных местах бесплатно, без билета собирать ягоды и грибы, и чтобы снять с водки акциз, а то очень дорогая“.
— А что же нужно для тех людей, которые далеко живут от леса, не собирают грибов или ягод и не пасут скотину? — спросил я у них.
— Таго ня ведаемо, — ответили они мне.
Мне показалось, что со мной говорят не взрослые люди, а малые дети. Защемило мое сердце тяжкой болью. Не удивительно, что наши беларусы и другие думские депутаты гроши брали и ничего не делали. Не удивительно, что они, будучи в Таврическом дворце, переходили на ту сторону, где им корыстней было и куда их разными обещаниями манили» (Цит. по статье «Беларусы 100 лет назад» в газете «Секретные исследования», № 13 (222), с. 15).
Автор статьи, Вадим Ростов, сделал такой вывод по поводу сказанного:
«Потому что дед Михась увидел (защемившим сердцем почувствовал) не малых детей, а зловещих МАРГИНАЛОВ, которые и ввели XX век в бездну тоталитаризма, когда дарованные общественной реформой гражданские свободы не вызывали у масс желания быть Гражданином страны и управлять ею как собственным хозяйством — а делегировались „Железной Руке“ в лице популистов-параноиков. Так мы вошли в столетие маргинальных толп и их кровавых вождей Ленина, Троцкого, Муссолини, Гитлера, Сталина, Мао, Пол Пота» (Там же).
А вот что отметил в своем докладе оберштурмбанфюрер СС Штраух 10 апреля 1943 года на совещании высших чинов СД и СС в Минске:
«Мы старались привлечь в полицию и администрацию белорусов, но вы не можете представить себе трудностей, которые связаны с их воспитанием, а надежной интеллигенцией здесь мы не располагаем» (Соколов Б.В., с. 190).
Опрос, проведенный на территории Северо-Западного края Российской империи (бывшего ВКЛ) накануне Первой мировой войны показал картину, прискорбную для национального сознания и отрадную для российского имперского. Большинство граждан не смогли идентифицировать свою национальную принадлежность.
Так, сельские жители (87 % населения края) на вопрос к какому роду-племени они относятся, ответили, что они «тутэйшие» (то есть «местные»).
Беларуские крестьянки общаются с немецким солдатом (1943 г.).
Размышления по этому поводу побудили Янку Купалу, истинного пророка Беларуси, написать в 1922 году трагикомедию «Тутэйшие». Ее центральным персонажем является Никита Обносок (Мікіта Зносак), олицетворяющий традиционную житейскую «философию» беларусов — «рабіце што хаціце, только нас не чапайце» (делайте что хотите, только нас не трогайте).
После развала царской империи («тюрьмы народов», по определению В.И. Ленина) положение стало понемногу меняться в лучшую сторону, появилась и мало-помалу увеличивалась в своей численности новая интеллектуальная элита, пусть зараженная бациллой коммунизма. Но это продолжалось недолго, лет 10–12. Сталин очень скоро принялся выкорчевывать эти «сорняки», опасные для новой русской монархии и изрядно в том преуспел. За какие-то 10 лет (1930–1939 гг.) органы ГПУ — НКВД на три четверти выбили научно-техническую и гуманитарную интеллигенцию БССР (отметим попутно, что кадры чекистов в те же 1930–1939 годы на 90 % состояли из русских, евреев и латышей).
В Западной Беларуси аналогичные слои населения чекисты принялись «корчевать» буквально с первых дней «освобождения». Процесс очень быстро набрал размах. Счет арестованным и казненным шел на десятки тысяч, депортированным — на сотни тысяч. А летом 1941 года заключенных десятков тюрем и лагерей в западной части страны чекисты убивали массовым порядком (как свидетельствуют очевидцы, расстреливали из пулеметов, забрасывали фанатами, давили автомобилями) — лишь бы «враги народа» не попали в «лапы оккупантов».
Вот так Беларусь снова осталась без интеллектуальной прослойки, способной вдохнуть в остальных граждан опасную для Кремля национальную идею. Последствия той бойни ощущаются до сих пор. После 1991 года, когда независимость свалилась на беларусов «словно мешок картошки на голову человека в погребе» (выражение А.Е. Тараса), невежественная инертная масса не пошла за интеллигентами-националистами. Они хотели население превратить в нацию, но само население желало только чарку, шкварку и чтобы «ніхто не чапаў».
В 1941–1944 годах поведение населения БССР напоминало движение стаи тропических рыбок, реагирующей на любое резкое движение: побеждает фюрер — и «тутэйшие» вроде как за него всей душой; попер Сталин на запад — «тутэйшие» враз за советскую власть, если только немец не видит.
Два с лишним десятилетия кровавого террора выработали у народа отменное чутье. В 1943 году стал распространяться слух, что Сталин собирается отомстить оккупированным. И народ ринулся в леса, надеясь почетным званием «партизана» или хотя бы «связного» спасти себя от монаршего гнева.
Что ж, «товарищ Сталин» решил вопрос с «оккупированными» (включая «партизан», «связных» и «учтенный резерв») в присущей ему манере. Большевики, как только вошли на территорию БССР, сразу стали выгребать местные «мобилизационные ресурсы» и пачками бросать на убой. Только по официальным данным за 10 месяцев (с июля 1944 по апрель 1945 года) на Берлинском направлении и в Восточной Пруссии погибли 250 тысяч беларусов — по 25 тысяч в месяц.
Итак, главной причиной «поддержки» партизан местными жителями являлся страх. Большевики еще в начале 20-х годов усвоили главные принципы, согласно которым любое враждебно настроенное по отношению к советской власти село можно научить «любить» эту власть. «Возбуждение народной любви» занимало у «красных» всего… сутки. Как такое возможно? Очень просто. Вот пара примеров из практики подавления Тамбовского восстания 1921 года:
«26 июня, при занятии с. Туголуново, особо организованной политпятеркой были взяты заложники и населению предложено немедленно выдать бандитов и оружие. По истечении двухчасового срока на глазах населения было расстреляно пять заложников. Расстрел произвел на население сильнейшее впечатление, крестьянство приступило немедленно к выдаче бандитов и оружия. За 2 дня, 26 и 27 июня, явилось добровольно бандитов без оружия — 231, с оружием — 8, дезертиров — 99, выдано населением бандитов — 68, дезертиров — 88. При содействии населения была устроена засада, в которую попал и был убит известный бандитский главарь Богуславский» (Соколов Б.В. Тухачевский. М., 2008, с. 171–172).
«27 июня, по занятии дер. Остроуховка Васильевской волости, организованной пятеркой объявлено населению о сдаче оружия и выдаче бандитов, взято 30 заложников. В 19 часов за неисполнение приказа о сдаче оружия расстреляно 10 заложников. Расстрел произвел на граждан ошеломляющее впечатление. Все крестьяне в один голос заявили, что пойдут всем селом и представят все оружие: немедленно было выдано 5 бандитов. Операция продолжается. Крестьяне проявляют усердие в поисках оружия и бандитов.
Попробуй тут не проявить! Сразу или тебя самого, или кого-нибудь из близких к стенке поставят…
И цель была достигнута. Через 8 лет насильственная коллективизация и „год великого перелома“, добивший НЭП, прошли куда спокойнее, без восстаний масштаба антоновского…» (Там же, с. 172, 180).
Но то, что Тамбовщина изучала в 1921 году всего несколько месяцев, Беларусь (наследница BKЛ) проходила на протяжении последних 300 лет, и кровавые уроки усвоила на уровне подсознания. Например, будущий «партизанский край» — Полоцкий повет — в войну 1653–1667 гг. потерял безвозвратно 72 % населения (133.679 человек) и 70 % хозяйств (16.277 «дымов») — то есть практически обезлюдел. А ведь были еще и шведы, и петровские стервятники, и «Отечественная война 1812 года», и расправы с повстанцами, Первая мировая, Гражданская, Советско-польская война…
Осознанная необходимость выживания — такова причина непротивления беларуского народа партизанам. А вот если бы немцы не позже осени 1942 года создали в Беларуси национальные вооруженные силы — специально для защиты сельского населения от партизан, не видать бы «мстителям» никакой поддержки.
О «любви» беларусов к советской власти
К июню 1941 года горожане и образованные слои Западной Беларуси успели «по полной программе» познакомится с такими «преимуществами» советской власти как массовые аресты, казни, ссылки, депортации, конфискация имущества и денег, запреты свободного высказывания мнений, свободного трудоустройства и много-много прочего в том же духе.
Справка
С сентября 1939 по 19 июня 1941 года из Западной Беларуси в Сибирь, на Север, в Казахстан было депортировано:
— военнослужащих польской армии — 46 тысяч;
— граждан (мужчин), обвиненных органами советской власти — 250 тысяч;
— членов семей польских военнослужащих, семей обвиненных, людей «под подозрением» — 990 тысяч;
— за тот же период было расстреляно 135 тысяч человек.
Всего — 1 млн 421 тысяча!
19 июня 1941 года, всего за три дня до нападения Германии на СССР, из Беларуси на Восток была отправлена партия беларусов в 22 тысячи человек. Это около 300 битком набитых товарных вагонов.
(Газета «Народная воля» от 4.08.1998 г.)
В результате они возненавидели советскую власть всей душой. Жители западных областей БССР летом 1941 года осуществляли акты саботажа, диверсий и террора, направленные против партийно-советских функционеров, сотрудников репрессивных органов, отступавших частей Красной Армии.
Однако в новейших российских фильмах о войне доблестным красноармейцам и чекистам на территории Западной Беларуси вредят исключительно поляки. Общая картина создается такая: с одной стороны — славные красные бойцы с каким-нибудь красавцем-политруком Безруковым во главе, с другой — враждебное им польское население. А где же беларусы?
Многие сельские жители «крэсов» действительно с радостью встречали войска Красной Армии. Они наивно думали, что с этого момента начнется у них такая же «райская жизнь», как в БССР. Что ж, эта дурь прошла очень быстро. В качестве примера приведу слова одного из коммунистов Западной Беларуси:
«Дурные были польские суды — вместо присуждения длительных тюремных сроков им надо было высылать нас на несколько недель на работу в Советы, мы бы радикально излечились» (Бешанов В. Красный блицкриг. Москва, 2006, с. 167–168).
Очень скоро местные крестьяне просто обалдели от посыпавшихся на их голову «благодатей»:
«…Съездил в Минск и мой отец. Вернулся расстроенный. Увидел совсем не то, о чем читал в подпольных книжках, которым верил… А теперь он не мог понять, как это — колхозники работают целый год за „палочки“, а кормятся со своего огорода. Его вера в правдивость советской пропаганды пошатнулась…
А комиссар все ездил к нам. Начал агитировать отца стать инициатором организации колхоза. Но отец уже кое-что знал о колхозной жизни. Никак не мог понять, зачем надо объединяться с голодранцем и лодырем, имеющим 10 гектаров земли, но живущим гораздо хуже отца, у которого вместе с лугом было всего 7 гектаров… Не мог понять, почему надо отдать свою корову в колхоз, а потом брать оттуда какой-то литр молока для детей…
С приходом зимы началось раскулачивание. Комбед, который создали из „бедняков“ (точнее говоря, из лодырей, потому что в него вошли даже те, у кого было по 10 гектаров земли, но хлеба до нового всегда не хватало), под зиму пошел раскулачивать пана в Качановщине. Фактически это был арендатор, а не пан, арендовавший у князя Радзивилла фольварк (имение) в 40 гектаров…
„Пану“ оставили одну корову и одну комнату в его доме… Так за один день было разрушено хорошее хозяйство, которое давало заработок нашим сельчанам, — туда летом ходили на сенокос и на жатву. Панское сено они косили за каждую третью или четвертую копну себе. После в колхозе косили за одиннадцатую… Жницам пан платил по два злотых в день и рассчитывался за работу сразу. За два злотых тогда можно было купить пуд зерна, а то и больше. В каком это колхозе колхозница получала на трудодень 16 килограмм зерна?
…Селяне огорчились. Они не понимали такой политики Советов. А в деревню зачастили агитаторы. Читали лекции о счастливой и зажиточной жизни в колхозах… Когда после часового доклада лектор предлагал записываться в колхоз, мужчины старались незаметно „пойти покурить“…
Сельчан обложили такими поставками, которые им при поляках даже не снились. Пищали, но выполняли. Все были при хлебе и молоке. А соседние дроздовцы поспешили создать колхоз первыми в районе и работали уже за „палочки“, и молоко носили по литру с колхозной фермы.
…Кстати, ту поделенную рожь на панском поле нашим крестьянам жать не пришлось. Поле отдали колхозникам из Дроздов. Но засеять его осенью они не смогли и превратили в выгон для скотины!
От вывезенных в Сибирь стали приходить письма со слезными просьбами прислать хотя бы черных сухарей и сушеной картошки, которой у нас никто и сушить не умел. Тогда мы поняли: вот и пришла к нам та „счастливая и зажиточная“ колхозная жизнь, которая раньше не могла нам присниться и в самом кошмарном сне». (Тарас А.Е. Анатомия ненависти. Минск, 2008, с. 656–659).
Ожидать в такой обстановке ухода населения в партизаны было бы глупостью. Летом 1941 года местное население встречало части Вермахта с цветами, так же, как двумя годами раньше — части РККА.
Правда, Пономаренко 22 ноября 1943 года доложил Сталину:
«…мы обладаем на территории Западной Белоруссии крупным превосходством сил (перед отрядами польской АК — М.П.). Там имеется 185 отрядов советских партизан, имеющих в своем составе 23.855 партизан» (Соколов Б.В., с. 397).
Без малого 24 тысячи на всю Западную Беларусь (в среднем, 120 человек в отряде)! Прямо скажем — не густо. Но главное не это. Главное то, что местных жителей в здешних отрядах почти не было. Советские отряды были либо заброшены в Западную Беларусь из-за линии фронта, либо состояли из окруженцев и партактива (многим рядовым функционерам и «активистам» в 1941 году пришлось «хавацца ў лесе»). Организованное массовое партизанское движение в здешних краях представляли отряды Армии Краёвой.
Кроме того, более 8 тысяч из этих 24 прибыли в западные области Беларуси из восточных областей лишь осенью 1943 года.
Население восточной части БССР тоже не бросилось в леса при появлении немцев. Зачем? Это население существовало в условиях оккупации уже 150 лет и привыкло ко всяким оккупантам, занимая позицию выжидания.
Эстрадный юморист Михаил Задорнов, которого россияне горячо любят за его хамские характеристики всех других наций, однажды сказал, что если руководство страны прикажет, то беларусы завтра же уйдут в леса. Должен разочаровать этого завравшегося «певца» славянского триединства — в лес уйдет только номенклатура, да и то не вся.
Старшее поколение беларусов терпело беды и страдания, сжав зубы. Недовольство изредка прорывалось наружу разве что в виде частушек:
Устань Ільйч, i падзівіся,
Як колхозы разжыліся:
Пуня — ракам,
Хата — бокам,
I кабыла з адным вокам!
В отличие от «западников», беларусы центральных и восточных областей воспринимали «власть советов» уже как данность. Поэтому им было присуще любопытное разделение стереотипов: репрессии немцев — это зверства оккупантов, репрессии советских органов — произвол своих властей.
Но и здесь такая характеристика применима не ко всей массе населения, а в основном к молодому поколению (от 25 лет и моложе). Оно и понятно, ничего другого эти ребята в своей жизни не видели и не знали. Именно вчерашние комсомольцы в 1943–1944 гг. добровольно вступали в партизанские отряды.
