Книга: Боже, Сталина храни! Царь СССР Иосиф Великий
Назад: Пролог 2 От Октябрьского переворота к созданию СССР: технологии захвата и удержания власти
Дальше: Глава 2 «Военная тревога» 27-го года: Момент истины

Глава 1
Первый среди равных… Первый ли?

До сих пор мы говорили «большевики» — подразумевая под этим общим наименованием членов Российской коммунистической партии большевиков, захватившей власть в России 25 октября 1917 года и удержавшей ее, вопреки всем препятствиям, невзгодам и лишениям, победившей всех своих врагов как на внешних фронтах, так и внутри страны и к 1922 году окончательно утвердившей свое господство над Россией.
До этого времени единство партии, исключая мелкие эпизоды тактических разногласий, было незыблемым — оно было одним из главных факторов, возможно, ключевым, позволившим большевикам удержать власть над страной.
Но большевистская партия отнюдь не была сама по себе единой — как бывает единым гранитный монолит. Партия состояла из людей — и у каждого, кто занимал в ней более-менее значительный пост, было свое видение будущего страны.
До определенного момента это видение у всех руководителей партии было довольно схожим — надо было победить внутреннюю и внешнюю контрреволюцию и утвердить свою власть в России как можно более прочно. А вот с переходом страны на мирные рельсы (началом проведения государством новой экономической политики и вообще мирной жизни следует считать Х съезд РКП (б), состоявшийся в марте 1921 года) у каждого из вождей РКП (б) появился собственный взгляд на будущее страны.
У вождя революции и Предсовнаркома В. И. Ульянова-Ленина отношение к русской революции было двойственным. Конечно, как и все марксисты, он продолжал считать, что социалистическая революция всенепременно должна охватить передовые страны Европы (потому что так написано у Маркса), а Россия является лишь слабым звеном в цепи империализма — каковое его партия и вырвала из оной цепи («Россия — крестьянская страна, одна из самых отсталых европейских стран. Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков на основе опыта 1905 года может придать громадный размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной революции, ступеньку к ней»). Дело, конечно, хорошее, но русская революция — всего лишь первый шаг ко всемирной пролетарской революции, которую вождь страстно жаждал и к которой должна была (по его раскладам) стремиться РКП (б), в полном составе.
Надо сказать, что большинство руководителей партии придерживались примерно такой же точки зрения. Особенно за «перерастание русской революции в мировую» ратовали те деятели в руководстве РКП (б), которые довольно долго прожили в эмиграции, привыкли к европейскому уровню жизни и комфорта — и жаждали стать вождями европейской революции, вернуться в берлины и базели уже не гонимыми и полунищими эмигрантами, а хозяевами жизни, вершителями судеб европейских народов.
Но все же Ильич, несмотря на постоянные завывания о «мировой революции», однажды попытался изречь мысль и о «возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране» (причем под словом страна имелась в виду вовсе не Россия — «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств» — речь в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы» шла больше о Германии) — увы, сей тезис применительно к России среди его единомышленников особой популярностью как-то не пользовался. Мировая революция! И никаких гвоздей.

 

Даже отход от политики «военного коммунизма» и принятие Десятым съездом РКП (б) решения о замене продразверстки продналогом, что означало коренное изменение способов заготовки продовольствия и сельскохозяйственного сырья, большинством руководства партии воспринимался просто как политика накопления сил для решающего рывка на Запад. Кстати, руководству РКП (б) стоило больших усилий убедить рядовых членов партии в целесообразности нового экономического курса. Некоторые парторганизации усмотрели в оживлении частной торговли и переговорах с иностранцами о продаже концессий «капитуляцию перед буржуазией», практически во всех парторганизациях имели место случаи выхода из РКП (б) «за несогласие с нэпом». Во время «дискуссии о профсоюзах» позицию Троцкого, выражавшуюся в требованиях сохранения в управлении страной методов «военного коммунизма» и милитаризации профсоюзов, поддержало, в различных парторганизациях, от трети до половины коммунистов. Сторонников «трудармий» и немедленной поголовной коллективизации в партии было не меньше, чем их противников!
В связи с нарастанием недовольства со стороны «партийных низов» Центральный Комитет РКП (б) решил созвать в мае 1921 года экстренную Всероссийскую партконференцию. В своих выступлениях на конференции В. И. Ленин доказывал необходимость новой экономической политики, подтвердив, что нэп вводится не для обмана, а «…всерьез и надолго, возможно, на пять-десять лет».
К тому же к этому времени была прорвана «дипломатическая» блокада Советской России — в апреле 1922 года в г. Рапалло (Италия) был подписан советско-германский договор, по которому были восстановлены дипломатические отношения между двумя странами. После подписания Рапалльского договора начался период признания Советской республики многими странами мира. Это позволило заключить различные экономические договоры, причем многие из них не ограничивались только сферой международной торговли, но охватывали также технические и технологические связи, прежде всего с Германией, США, Англией. После заключения Рапалльского договора более двух тысяч немецких инженеров и техников прибыли в Россию для участия в восстановлении промышленности.
Кроме введения нэпа, Ленин начал усиленную подготовку к юридическому оформлению Союза Советских Республик — причем волевым решением вождя этот союз должен был стать сообществом равных субъектов, в отличие от планов наркомнаца Сталина, предлагавшего вхождение советских республик в РСФСР на правах автономий.
Но здоровье вождя с конца апреля 1921 года начало неудержимо ухудшаться. Он уже не мог в полной мере руководить одновременно и партией, и государством; 26 мая 1921 года у него случился инсульт с частичным параличом правой стороны и потерей речи. С этого момента Ленин превратился в символ, в знамя партии — не являясь уже на самом деле ни ее вождем, ни Председателем Совнаркома.
К счастью, за полтора месяца до этого, 3 апреля 1922 года, Генеральным секретарем ЦК ВКП (б) был назначен И. В. Сталин, до этого бывший наркомом по делам национальностей (в первом Советском правительстве, сформированном сразу после Октябрьского переворота) и наркомом Рабоче-крестьянской инспекции, во время же Гражданской войны входивший в состав Совета Рабочей и Крестьянской Обороны от ВЦИК, бывший членом РВС Республики, членом РВС Южного, Западного и Юго-Западного фронтов.
Основной задачей Генерального секретаря (при дееспособном вожде) было: координировать работу сложного партийного аппарата, заниматься подбором и учетом партийных (а на деле — и вообще ВСЕХ) кадров, руководить повседневной работой партийных организаций. Помощниками Сталина были назначены Молотов и Куйбышев.
В ситуации же лета 1922 года техническая по своей сути должность Генерального секретаря приобретала весьма серьезное значение — отныне (поскольку Сталин решением Политбюро назначался «ответственным за связь с врачами», на деле же становился «куратором» больного Ильича) в его руках концентрировалась фактическая власть над аппаратом РКП (б), а через него — над всей страной.
Правда, Ленин в октябре 1922 года вернулся к активной работе — но ненадолго: 16 декабря последовал новый удар, и 24 декабря решением Сталина, Каменева и Бухарина (де-юре — решением лечащих врачей, конечно) Ленину был предписан постельный режим. Ну, а чтобы Ленин не задавил лечащих врачей своим авторитетом и не продолжал работать, несмотря на их запреты, решением пленума ЦК от 18 декабря 1922 года на Сталина была возложена персональная ответственность за соблюдение режима, установленного врачами для Ленина.
С парализованной правой рукой и ногой, вождь все же продолжал настаивать на своем праве продолжать руководить страной — более того, он часто игнорировал своего «надсмотрщика» и надиктовывал Крупской свои руководящие указания, отправляя их через голову Сталина исполнителям на местах.
Такая ситуация не могла продолжаться долго — занятый юридическим оформлением Союза Советских Республик, Сталин не желал терпеть указаний живого мертвеца, с маниакальным упорством лезущего управлять государством — и после очередного письма (по поводу монополии внешней торговли) пригрозил Крупской Комиссией партконтроля (очень серьезной организацией, загонявшей проштрафившихся коммунистов за Можай). Крупская пожаловалась Ленину — в результате чего с 23 по 31 декабря парализованный вождь надиктовал ряд записок о будущем партии, 4 января 1923 года написал дополнение к своим запискам, в котором обвинял Сталина в грубости и предлагал снять его с поста Генерального секретаря. Записки эти, под заглавием «Письмо к съезду», стали известны как «Завещание Ленина».
Кроме этого фрагментарного «завещания», с января по февраль 1923 года Ленин написал пять статей, среди них — «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше» и другие.

 

Пока Ильич совершенствовался в публицистике, Сталин со товарищи совершили, без сомнения, историческое деяние — 30 декабря 1922 года на I Всесоюзном съезде Советов было принято решение об образовании Союза Советских Социалистических Республик. История его создания — отдельная тема, посему мы здесь только вкратце обрисуем основные тезисы, на которых строилась политика объединения советских республик.
Пункт «о праве наций на самоопределение», забитый в программе РСДРП (б) еще до того, как она стала в России «руководящей и направляющей силой», изрядно портил кровь большевикам с первых же дней их правления Россией. Во всех, без исключения, окраинных землях вдруг обнаружились местные национальные демократы, которые тотчас объявили urbi et orbi о своем желании строить национальные независимые государства, свободные от власти Петрограда (позже — Москвы). Пришлось большевикам подойти к делу диалектически — то есть под «нацией» решено было понимать лишь ее передовую часть, пролетариат, всех же остальных скопом национальной самоидентификации лишать. Такой новаторский подход сыграл определенную положительную роль — но лишь на тех территориях бывшей Российской империи, где в достаточном количестве имелся русский пролетариат. Его можно было использовать в качестве местной нации, живущей одним единственным желанием — немедленно воссоединиться с первым в мире государством победившего пролетариата. И в нужный момент на помощь этой «местной нации» ввести соответствующий контингент Красной Армии — дабы сбылись чаяния и надежды лучших представителей бывших российских окраин.
В Польше же и Финляндии достаточного количества русского пролетариата не оказалось — а местные рабочие как-то подозрительно долго не восставали и не восставали против своей буржуазии. Попытка принести им свободу на штыках Красной Армии закончилась провалом — в Финляндии местных революционеров перебили немцы, в Польше Красную Армию встретили огнем ВСЕ поляки — и рабочие, и крестьяне, и буржуазные элементы.
К 1922 году ситуация на бывшем пространстве Российской империи более-менее выкристаллизовалась: кто смог — удрал (Польша, Финляндия, прибалтийские лимитрофы), кто не смог — стал советской республикой (Белоруссия, Украина, Закавказская Федерация, среднеазиатские «ханства»). Посему пришло время определиться с дальнейшей совместной жизнью.
В тезисах к X съезду РКП (б) (март 1921) «Об очередных задачах партии в национальном вопросе» говорилось: «…в обстановке капиталистического окружения ни одна советская республика, взятая в отдельности, не может считать себя обеспеченной от экономического истощения и военного разгрома со стороны мирового капитализма. Поэтому изолированное существование отдельных советских республик неустойчиво, непрочно ввиду угрозы их существованию со стороны капиталистических государств. Общие интересы обороны советских республик, с одной стороны, задача восстановления разрушенных войной производительных сил, с другой стороны, и необходимая продовольственная помощь нехлебным советским республикам со стороны хлебных, с третьей стороны, — повелительно диктует государственный союз отдельных советских республик».
Но «государственный союз» — это союз государств, то бишь — конфедерация. А такая музыка товарищу Сталину совсем не нравится. Товарищ Сталин планирует будущее совместное проживание советских республик в несколько ином формате. Он пишет в сентябре 1922 года:
«1. Формально решения СНК, СТО и ВЦИК РСФСР необязательны для независимых республик, причем эти учреждения сплошь и рядом отменяют постановления центральных учреждений независимых республик, что вызывает протесты последних против «незаконных действий» центральных учреждений Москвы;
2. Вмешательство ЦК РКП в таких случаях происходит обычно после того, как центральные учреждения окраин уже дали свои декреты, отменяемые потом центральными учреждениями Москвы, что создает недоумение среди беспартийных и раздражение среди коммунистов;
3. За четыре года Гражданской войны, когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных национал-независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство ЦК РКП как обман и лицемерие со стороны Москвы;
4. Мы переживаем такую полосу развития, когда форма, закон, Конституция не могут быть игнорированы, когда молодое поколение коммунистов на окраинах игру в независимость отказываются понимать как игру, упорно принимая слова о независимости за чистую монету и также упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы Конституций независимых республик… Если мы теперь же не постараемся приспособить форму взаимоотношений между центром и окраиной к ФАКТИЧЕСКИМ взаимоотношениям, в силу которых окраины во всем основном безусловно должны подчиняться центру, т. е. если мы теперь же не заменим формальную (фиктивную) независимость формальной же (и вместе с тем реальной) автономией, то через год будет несравненно труднее отстоять фактическое единство советских республик».
Проект, предложенный Сталиным в августе 1922 года, предусматривал вхождение Украины, Белоруссии и Закавказской Федерации в РСФСР на правах автономий , поэтому он был назван проектом «автономизации». Комиссия Оргбюро на заседании 23–24 сентября выступила за этот план; его поддержали ЦК КП (б) Азербайджана (секретарь — С. М. Киров) и Армении (С. Л. Лукашин). Первый секретарь ЦК КП (б) Украины Д. З. Мануильский в письме Сталину от 4 сентября также поддерживал этот проект: «Образование на окраинах самостоятельных республик со своими ЦИК и Совнаркомом отвечало определенному этапу нашей революции, который было бы неточно называть «национальным этапом», но в период которого пролетарской диктатуре пришлось развязывать национальный вопрос… Изменение экономической политики внесло успокоение в деревню… Введение же автономии … никакого серьезного национального движения в смысле оппозиции к этому курсу не вызовет, ибо почвы у украинской интеллигенции нет. Украинский мужик «национальным» вопросом не интересуется».
Большинство лидеров «национальных» компартий, таким образом, были на стороне Сталина — ибо никто из них не был представителем коренного народа данной республики, и им отнюдь не улыбалось рано или поздно «сдать власть» коммунистам с «местными» фамилиями — только по той простой причине, что они были «местными». Таким образом, проект «автономизации» имел весьма серьезных сторонников среди руководства РКП (б).
Ленин же предложил иной план: объединение советских республик в единый союз на равных правах . После разговора с Лениным Сталин, Орджоникидзе, А. Мясников и Молотов подписали обращение «Всем членам и кандидатам в члены ЦК РКП (б)», где признали новый план, но с трансформацией ЦИК РСФСР в ЦИК СССР. Октябрьский 1922 года Пленум ЦК поддержал «проект 4-х». Ленин придавал, однако, принципиальное значение, чтобы «в союзном ЦИКе председательствовал по очереди: русский, украинец, грузин и т. д.» (из письма Л. Каменеву 6 октября). И в Договор об объединении советских республик вошла ленинская формулировка — союз равноправных советских республик с правом каждой из них на отделение.
Безнадежно больной Ленин (при поддержке Льва Давыдовича Троцкого) победил «молодых волков» из ЦК. В последний раз…

 

Сегодня, когда СССР уже стал прошлым, есть ли необходимость разбираться, в чем же был глубинный смысл «ленинского» и «сталинского» проектов будущего СССР?
Есть. Потому что именно этот момент и является ключевым для понимания всех дальнейших событий советской истории.
Проект Ленина-Троцкого означал создание открытого союза равноправных советских республик — в который со временем могут приниматься все новые и новые члены; Советский Союз, по мысли вождя, создавался как инструмент Мировой Революции — в чем его всемерно поддерживал и Лев Давыдович. Ибо «право на свободное отделение» юридически может трактоваться и обратно — как «право на свободное присоединение»! Ленин сознательно делал будущее Советское государство метастабильным, сознательно превращал его в НЕЗАВЕРШЕННОЕ государственное образование — ибо был уверен в окончательном торжестве мировой социалистической революции. Советский Союз, как его видел Ленин (и заодно товарищ Троцкий), был открытой системой, имеющей шанс на выживание лишь при условии своего постоянного расширения — за счет советских республик Германии и всей остальной Европы…
Сталинский же проект «автономизации» означал, что создается жестко структурированное «закрытое общество» советских республик, в котором существует единый центр, принимающий политические, экономические и социальные решения — и окраинные автономные образования, которые эти решения проводят в жизнь. Никаких новых членов (равноправных членов ) в состав этого общества принимать не планировалось — иными словами, сталинский проект был проектом создания независимого суверенного государства, осуществляющего самостоятельную внешнюю и внутреннюю политику, опирающегося на собственные силы; тезис о «построении социализма в одной, отдельно взятой стране», взятый на вооружение Сталиным через год, означал лишь одно: РЕВОЛЮЦИЯ ЗАКОНЧИЛАСЬ! Ибо «время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время созидать; время разбрасывать камни, и время собирать камни»; и проект создания будущего Советского Союза как Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, в которую на правах автономий войдут все наличные советские республики национальных окраин, должен был, по мнению Сталина, быть первым камнем в фундаменте новой Российской империи, на этот раз Советской.
Никаких серьезных полномочий властям автономий, по проекту Сталина-Орджоникидзе-Дзержинского, не передавалось, они являлись лишь исполнительным механизмом тех решений, которые будут приняты в Москве. И, уж тем более, — никакого права на отделение — упаси Господь! Даже открытое высказывание подобных еретических мыслей главами национальных образований товарищ Сталин почитал за государственное преступление — увы, его точка зрения тогда потерпела поражение.
Очень и очень временное…

 

Ситуация в партии и государстве к марту 1923 года складывалась довольно сложно — но все же динамика была положительной. Пришло время определиться, кто станет новым вождем, — ибо здоровье Ленина стремительно ухудшалось. С марта 1923 года Ленин, не способный ни говорить, ни писать, был отстранен от политики — в апреле же состоялся XII съезд партии, принесший Сталину большой успех. Сталин предложил увеличить количественный состав ЦК, чтобы усилить контроль над Политбюро, что позволило ему провести в состав ЦК своих сторонников. Слияние Рабкрина с ЦКК дало возможность Сталину опираться на партработников, которым он мог доверять. Съезд дал отпор тем, кто представлял нэп как отступление от социализма, кто предлагал пойти в кабалу к Западу. В целом это был первый съезд, на котором Сталин смог выступить в качестве Хозяина — хотя сей факт еще очень и очень многими в партии подвергался серьезным сомнениям… И в первую очередь — Львом Давыдовичем Троцким.
Неистовый революционер, ниспровергатель всех и всяческих авторитетов, пламенный оратор и трибун, выдающийся организатор, создатель Красной Армии, марксист девятьсот девяносто девятой пробы — Лев Давыдович с Октябрьского переворота и до отхода Ленина от активной политики считался «вторым человеком» в партии и совершенно закономерно рассчитывал занять престол, как только он освободится. А как же! С 4 марта 1918 года он — председатель Высшего военного совета, с 13 марта — народный комиссар по военным и морским делам, а с созданием СССР — нарком по военным и морским делам Советского Союза, одновременно — председатель Реввоенсовета СССР. Руками Троцкого была создана Красная Армия, одержавшая победы над всеми врагами советской власти, закрепившая власть большевиков над Россией.
Лев Давыдович не считал возможным опускаться до полумер, если вопрос стоял ребром. Вот, к примеру, один из его приказов: «врагам народа, агентам иностранного империализма и наемникам буржуазии пощады не будет… Назначенный мною начальник обороны железнодорожного пути Москва — Казань тов. Каменщиков распорядился о создании в Муроме, Арзамасе и Свияжске концентрационных лагерей, куда будут заключаться темные агитаторы, контрреволюционные офицеры, саботажники, паразиты и спекулянты, кроме тех, которые будут расстреливаться на месте преступления или приговариваться военно-революционным трибуналом к другим мерам».
Наркомвоенмор не останавливался перед расстрелами, казнями заложников; формировал для организации террора на завоеванных территориях национальные части, не связанные этнически с основным населением страны — русскими — из китайцев, венгров, латышей и прочих «интернационалистов», отличавшихся чрезвычайной жестокостью.
Троцкий победил в Гражданской войне — и теперь жаждал получить сполна заслуженную награду.
Но тяжело больной Ильич предвидел в этом вопросе определенные трудности для наркомвоенмора. Вернее, одну трудность. И имя этой «трудности» было — товарищ Сталин.
«Я думаю, что основным в вопросе устойчивости (партии от раскола ) с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение членов ЦК до 50, 100 человек. Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть , и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела. Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно».
Вождь как в воду смотрел. Но проблема разногласий между Сталиным и Троцким вовсе не была проблемой личных взаимоотношений двух вождей революции. Вопрос стоял значительно шире — и большинство членов партии прекрасно понимало, что стоит за противостоянием Сталин — Троцкий.

 

«Куда идти тому, кто верит?
С кем встать, чье знамя подхватить?»
Троцкий и его сторонники — это теория и практика «перманентной революции», раздувание мирового пролетарского пожара всеми силами и средствами, не останавливаясь перед опасностью гибели в этом пожаре и собственно новорожденного Советского Союза. Троцкий — это трудовые армии, милитаризация труда, поголовная коллективизация. Наконец Троцкий — это Мировая Революция в чистом, рафинированном виде; иными словами — РАЗРУШЕНИЕ МИРОВОГО ПОРЯДКА.
Троцкий — это российская КОММУНИСТИЧЕСКАЯ партия.
Сталин — это «построение социализма в одной, отдельно взятой стране». Это СОЗИДАНИЕ, концентрация всех сил на строительстве национального государства, на отказ (как тогда считалось — временный) от немедленного осуществления планов разжигания Мировой Революции — во имя сохранения и всемерного усиления Советского Союза.
Иными словами, Сталин — это РОССИЙСКАЯ коммунистическая партия.
И именно по этому водоразделу произойдет деление членов РКП (б) в судьбоносные дни января 1924 года, когда случится неизбежное — смерть вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ульянова-Ленина.
Здесь надо сделать небольшое отступление — крайне необходимое для тех, кто будет читать эту книгу дальше, а не захлопнет ее на шестьдесят седьмой странице, зевнет и, выключив свет, сладко заснет.
Так вот, очень многие исследователи (особенно относящие себя к «русским националистам») любят вслед за фамилиями фигурантов политического процесса 20 — 30-х годов давать их настоящие фамилии. Дескать, Троцкий — это Бронштейн, Каменев — Розенгольц, Радек — Собельсон, Ярославский то, Зиновьев это. Одним словом — во всем виноваты евреи; дескать, «малый народ — творец революции», всемирный жидомасонский заговор, ритуальное иудаистское убийство русского самодержца — и прочие страхи и ужасы, безотказно действующие на незрелые умы и позволяющие сионистам позиционировать русское национальное движение как однозначно антисемитское (со всеми вытекающими последствиями).
Да, евреи составляли неслабый процент среди членов РКП (б). На ХI съезде партии, прошедшем в конце марта — начале апреля 1922 года, делегаты еврейской национальности в количественном отношении (77 человек, или 14,5 %) уступали только русским (341 человек, или 65,3 %). Примерно такой же национальный расклад имел место и через год, на XII съезде (60,8 % русских и 11,3 % евреев).
Довольно большой была еврейская прослойка в командном и, особенно, в политическом составе Красной Армии. Наиболее крупными фигурами в Красной Армии в первой половине 20-х годов были: А. П. Розенгольц — начальник управления ВВС, Я. Аскольдов — начальник военно-инженерного управления, Б. Барский — начальник управления войск особого назначения, А. Любович — начальник управления связи, Я. Фишман — начальник военно-химического управления, И. Якир — начальник военно-учебных заведений, С. Белицкий — начальник оперативного управления Генштаба, а также заместитель командующего Московским военным округом, а затем начальник политотдела того же округа в 1920–1924 годах Б. А. Бреслав.
Начальником Политуправления Красной Армии и членом РВС СССР, заместителем наркома обороны СССР с 1929 года по июнь 1937 года был Я. Б. Гамарник — армейский комиссар 1-го ранга. Также в числе высших руководителей РККА были: А. Л. Шифрес — армейский комиссар 2-го ранга — с 1926 года начальник отдела печати Политуправления РККА, а с 1928 года — начальник Военно-политической академии. С 1933 года он — член Военного совета и начальник политуправления Кавказской Краснознаменной армии, а в 1934–1936 годах — Северо-Кавказского военного округа. Армейский комиссар 2-го ранга Л. Н. Аронштам был зам. командующего по политической части, начальником политуправления Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА); Б. М. Иппо — начальником Военно-политической академии им. Н. Г. Толмачева; М. М. Ланда — ответственным редактором газеты «Красная звезда» — центрального печатного органа НКО СССР. Армейский комиссар 2-го ранга М. Славин служил начальником Управления военно-учебных заведений РККА, комкор Л. Я. Вайнер числился в распоряжении Разведывательного управления РККА; комкор С. А. Туровский был заместителем командующего войсками Харьковского военного округа; комкор Б. М. Фельдман — начальником Управления по начальствующему составу РККА; комкор С. П. Урицкий — начальником Разведывательного управления РККА.
Корпусной комиссар И. М. Гринберг был заместителем начальника политуправления Ленинградского военного округа, корпусной комиссар Н. И. Орлов — заместителем начальника политуправления Киевского военного округа, а М. Л. Хорош и Н. А. Савко были заместителями начальника политуправления Харьковского военного округа. Дивизионные комиссары М. П. Баргер, Ф. Д. Баузер, Г. Е. Писманик были, соответственно, заместителями начальников политического управления Приволжского, Среднеазиатского и Белорусского военных округов, а С. З. Рабинович — заместителем начальника Политуправления Балтийского флота.
Все это так.
Но есть пара характерных моментов, которые теорию об Октябрьской революции как о «еврейском заговоре» ставят под серьезное сомнение. А именно — во-первых, среди творцов Октябрьской революции и, особенно, среди деятелей Гражданской войны еще больше, чем евреев, было латышей. Но о них «русские националисты» предпочитают не упоминать (вернее, упоминают вскользь, как о рядовых исполнителелях коварных еврейских замыслов, как о безликих «красных латышских стрелках») — а зря! Латыши в 20 — 30-е годы среди комсостава РККА составляли не меньший (если не больший!) процент, чем евреи. Во-вторых — во время драки за верховную власть среди наследников Ильича евреи Каменев и Зиновьев скооперировались не с евреем Троцким, а как раз наоборот — с грузином Сталиным. Иными словами, национальность того или иного деятеля особой роли в те дни не играла.
О чем это говорит?
О том, что ЛЮБАЯ революция (не важно, Французская буржуазная или Октябрьская в России) рекрутирует в свои ряды сторонников и единомышленников, невзирая на их национальность. Сколько среди членов Конвента 1792 года, проголосовавших за казнь короля, было нефранцузов? Почитайте Виктора Гюго, «Девяносто третий год» — и вы обнаружите там для себя много нового!
А среди деятелей Парижской коммуны — какой процент был иностранцев? Генералы Домбровский и Врублевский, возглавлявшие войска коммунаров, — не из Польши ли забрели до городу Парижу?
Зачем революции иностранцы? Причем ЛЮБОЙ РЕВОЛЮЦИИ?
Затем.
Иностранцы значительно легче идут на эскалацию насилия над теми социальными слоями «титульной нации», которые противятся революционной власти — по той простой причине, что эти люди для них чужие ! Иностранных революционеров не связывают с местными жителями никакие невидимые нити родства, дружбы, общей ментальности или воспоминаний о совместной жизни «до революции ». Иностранцы «делают революцию» — и им нет нужды оглядываться на мнение соседей, родственников и друзей — за отсутствием таковых на революционизируемой территории!
Именно поэтому среди большевиков так много было евреев, латышей, немцев, венгров и прочих инородцев — это были «революционные кадры»; важна была не их национальность, а их политические взгляды — и способность эти взгляды претворять в жизнь, невзирая ни на что.
Можно, конечно, тут же ткнуть автора в то обстоятельство, что среди врагов Сталина, которых ему пришлось со временем загнать в расстрельные подвалы, довольно много евреев — на что тут же автор может указать, что, помимо евреев Каменева, Зиновьева, Ярославского, Радека (которого, правда, официально не расстреляли, а приговорили к десяти годам, а добили уже на зоне руками уголовников), в эти же подвалы товарищ Сталин загнал и русских Бухарина, Томского, Рыкова. А среди верных соратников Великого Вождя и Учителя, кроме русских Молотова или Куйбышева, можно увидеть евреев Мехлиса и Кагановича.
Раздел между большевиками прошел не по национальному, а по политическому принципу — и этот тезис автор готов доказывать еще и еще раз, имея на руках неоспоримые факты и доводы.
А теперь вернемся к нашим баранам, вернее, к обстановке в партии и государстве осенью 1923 года.
Обстановка была сложной — не в последнюю очередь из-за болезни Ленина, которая, как все понимали, в ближайшее время приведет вождя к однозначному финалу. И поэтому в партии разгорелась нешуточная борьба за «ленинское наследство» — и в этой борьбе соображения теоретического плана (как товарищ имярек относился к идее Мировой Революции, приветствовал ли он НЭП, поддерживал ли форсированную коллективизацию и ускоренную индустриализацию или же проклинал сии измышления Льва Давыдовича и его присных) отходили на второй план. Тактической задачей для большинства «вождей» было — удержаться у власти; о цене подобной тактики никто всерьез не думал.
Члены Политбюро ЦК РКП (б) в подавляющем большинстве жаждали Мировой Революции — за признаки начала которой они готовы были принять любой конфликт на классовой почве, произошедший в любой европейской стране.
Но, увы, в большинстве тех государств, где в начале двадцатых годов имело место коммунистическое брожение, местные власти расправились с ним довольно решительно и энергично. И посему здравый смысл победил — большинство членов Политбюро в нарастающем конфликте Сталин — Троцкий приняли сторону Иосифа Виссарионовича. Не потому, что Сталин был для них так уж хорош, а потому, что Троцкий в случае своего прихода к власти в партии и стране не только немедленно вверг бы Советский Союз в новый виток революции, рискуя во имя раздувания мирового пролетарского пожара спалить в нем дотла «первое в мире пролетарское государство», — но и не оставлял бы для Каменева, Зиновьева и их товарищей ни единого шанса на сохранение власти.
А сохранять было что!
Лев Борисович Каменев, например, на момент Двенадцатого съезда был членом Политбюро ЦК РКП(б), председателем Московского совета, заместителем председателя Совнаркома; Григорий же Евсеевич Зиновьев был председателем Петроградского Совета, председателем Исполкома Коминтерна. Вместе со Сталиным они образовали «тройку» для противодействия Троцкому и фактически осуществляли власть в стране с декабря 1922 года до смерти вождя мирового пролетариата.
Это был классический пример «дружбы против» — и Каменев, и Зиновьев были заядлыми сторонниками «мировой революции», такими же, как и Троцкий, — но бонапартизм последнего, его неуемное желание сделаться вождем партии и государства подвигли Каменева и Зиновьева заключить союз со Сталиным, который, по их мнению, «вождизмом» особо не страдал, безропотно тянул свою лямку, был отличным аппаратным работником, соглашался на роль «одного из руководителей» — в отличие от наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета, который просто жаждал стать «номером один» в списке вождей Советской России.
Пробным камнем для проверки дееспособности означенной «тройки» стал вопрос о германской революции.

 

Германия проиграла свою войну — и получила от союзников сполна и с перебором.
Когда депутаты германского рейхстага увидели, что содержится в условиях мирного договора, в зале заседаний раздался стон и скрежет зубовный.
Рейхсканцлер Ф. Шейдеман заявил: «Пусть отсохнет рука, которая наложит на себя и на нас эти оковы» — и ушел в отставку. Вместо него пост канцлера занял Г. Бауэр.
23 июня 1919 года немецкий парламент большинством голосов высказался за подписание мирного договора на предложенных условиях. А уже 28 июня в зеркальном зале Большого Версальского дворца, где в 1871 году было провозглашено создание Германской империи, министр иностранных дел Г. Мюллер и министр юстиции И. Белль поставили свои подписи под унизительным договором.
По Версальскому мирному договору территория Германии значительно уменьшалась. Германия должна была возвратить Франции захваченные у нее в 1871 году Эльзас и Лотарингию с богатыми железорудными и калийными месторождениями. Франции были переданы в собственность также угольные шахты Саара, а сама Саарская область на 15 лет переходила под управление Лиги наций.
Вновь образованному в 1918 году Польскому государству были переданы аннексированные в XVIII веке, во время разделов Речи Посполитой, провинции Познань и Западная Пруссия, ряд районов Восточной Пруссии и Померании, в основном заселенные поляками.
На основании результатов проведенных плебисцитов к Бельгии отошли округа Эйпен и Мальмеди, территория Морене, к Дании — Северный Шлезвиг. Чехословакии был передан Гульчинский округ.
Под управление Лиги наций перешла Мемельская область, а в 1923 году Мемель оккупировала Литва.
В целом по Версальскому договору в результате передачи и плебисцитов Германия потеряла около 73 тысяч квадратных километров, или 13,5 %, прежней территории, на которой проживало 6,5 миллиона человек, или 10 % населения. На утраченные земли приходилось 75 % добычи железной руды и цинка, 20 % добычи угля и выплавки чугуна.
Германские колонии как подмандатные территории Лиги наций были розданы наиболее влиятельным участникам победившей коалиции. Англия и Франция разделили между собой Того и Камерун. Англии к тому же досталась Восточная Африка. Британским доминионам — Южно-Африканский Союз, Австралии и Новой Зеландии достались Юго-Западная Африка, северо-восточные области Новой Гвинеи с прилегающим архипелагом и острова Самоа. Японии перешли Каролинские, Марианские и Маршалловы острова в Тихом океане, а также права Германии на Шаньдунском полуострове (аренда территории Цзяочжоу и др.). Бельгия получила часть Восточной Африки.
В счет возмещения ущерба, нанесенного войной, странам-победительницам в соответствии с Версальским договором позднее была определена сумма репараций с Германии в размере 132 миллиардов золотых марок. 20 миллиардов марок необходимо было внести в качестве аванса в течение ближайших двух лет. В счет оплаты репараций было конфисковано 5 тыс. паровозов, 150 тыс. вагонов, 140 тыс. молочных коров.
С целью ослабления военного потенциала Германии ее обязали сократить армию до 100 тыс. человек, из них офицеров — до 4 тыс. Всеобщая воинская повинность заменялась вольным наймом, распускался германский Генеральный штаб, строго регламентировалось производство оружия. Германии запрещалось иметь тяжелую артиллерию, танки, подводные лодки, военную авиацию. Военно-морской флот (десять линкоров, пять линейных крейсеров, шесть легких крейсеров и пятьдесят эсминцев) переходил в собственность стран-победительниц.
Полностью демилитаризованной должна была стать Рейнская область.
Потери Германии по Версальскому договору были велики, однако не менее сокрушительными были утраты в результате военных действий и разрушения экономики. Убитыми на фронтах Германия потеряла 1 800 000 человек, а вместе с пленными и ранеными потери составили 7,5 миллиона человек. Общие затраты на ведение войны достигли 150 миллиардов марок, а ресурсы, накопленные за четыре года войны, не превысили 32–35 миллиардов марок.
Материальные ресурсы страны в результате непроизводительных расходов на войну резко истощились. Это относилось к запасам черных и цветных металлов, топливу, продуктам химической промышленности, средствам транспорта. Общий объем промышленного производства в 1918 году снизился по сравнению с 1913 годом на 43 %, а национальное богатство сократилось вдвое. В сельском хозяйстве валовые сборы овса уменьшились наполовину, пшеницы и картофеля — на 45 %, ржи — на 35 %. Уменьшилось количество скота, удобрений, сельскохозяйственных машин.
За годы войны резко ухудшилось социальное положение большинства населения. С 1916 г. многие немцы голодали, массовой стала безработица, уменьшилась реальная заработная плата, которая в 1918 г. по сравнению с 1900 г. составила 72 %. Производственный травматизм вырос на 50 %. Все это вызывало социальные волнения, революционную ситуацию, победу демократической революции в ноябре 1918 г., формирование Веймарской республики в соответствии с Конституцией, принятой 31 июля 1919 г.
В целом следует отметить, что экономика Германии в результате развязанной ею войны оказалась на грани краха, а то, что от нее осталось, стало легкой добычей стран-победительниц.
После окончания войны в Германии продолжался экономический кризис. Падало производство промышленной продукции, болезненно протекал процесс демилитаризации промышленности, значительно — вследствие обнищания населения — сократился внутренний рынок. Ситуацию усугубил развернувшийся в 1920–1921 гг. мировой экономический кризис.
Величайшим бедствием стала инфляция. Выпуск бумажных денег приобрел астрономические масштабы. Уже к началу 1920 г. количество находившихся в обращении бумажных денег возросло по сравнению с 1914 г. в 25 раз, и этот процесс не останавливался. Если в 1913 г. за один доллар давали 4 марки, то в 1920 г. — 65, в 1922 г. — 191, в январе 1923 г. — 4300, а в ноябре того же года — 8 миллиардов марок. Двадцать государственных типографий работали на полную мощность, печатая бумажные знаки. Это привело к тому, что деньги стали дешевле бумаги, на которой они были отпечатаны.
Покупательная способность денег резко снижалась. Так, в 1918 г. на одну марку в Берлине можно было приобрести 10 трамвайных билетов, в 1919 г. — уже 5, в 1921 — 1. В июле 1923 г. трамвайный билет стоил 1000 марок, в августе — 10 000, в сентябре — 600 000 марок, а в ноябре 1923 г. сумма превратилась в фантастическую — 150 млрд марок. К концу года реальная покупательная способность населения составляла 15–17 % довоенного уровня. Осенью 1923 г. рост цен достиг 16 % в день, а заработная плата за 1923 г. увеличилась в миллиард раз. Дневная зарплата квалифицированного рабочего в Берлине в ноябре 1923 г. составляла 3 триллиона 38 миллиардов марок, однако ее не хватало даже на питание. Такую зарплату приходилось носить корзинами. Реальная заработная плата сократилась по сравнению с довоенным уровнем на 25 %. Германский народ впал в подлинную нищету — к тому же без всякого просвета в будущем.
Кроме того, оккупация Рура франко-бельгийскими войсками в начале 1923 года подняла градус народного недовольства до максимума.
В общем, по мнению большевистских стратегов, Германия вполне созрела для социалистической революции. И эту революцию следовало незамедлительно «подтолкнуть» — для чего Политбюро ЦК РКП(б) начинает организационную подготовку данного мероприятия. В июле 1923 г. на заседании Политбюро ЦК РКП (б) было обсуждено сообщение Карла Радека о революционной ситуации в Германии. В августе состоялось совещание Политбюро ЦК РКП (б) и руководства КПГ, на котором была принята потрясающая резолюция: в ней в порядок дня были поставлены «политическая подготовка трудящихся масс СССР к грядущим событиям», «мобилизация боевых сил республики», «экономическая помощь германским рабочим».
Троцкий неистово жаждет всенепременно устроить в Германии социалистическую революцию, которая, по его мнению, станет прологом общеевропейской. Он пишет: «Новый период открытых революционных боев за власть неизбежно выдвинет вопрос о государственных взаимоотношениях народов революционной Европы. Единственным программным решением этого вопроса являются Европейские Соединенные Штаты». Он страстно добивается начала германской революции — ибо, являясь профессиональным революционером, ничего иного, кроме революций, он делать не умеет! И его поддерживает большинство членов Политбюро ЦК — по схожим причинам.
25 сентября 1923 года тогдашний председатель КПГ Генрих Брандлер и «вожди» КПГ рангом пониже — Эрнст Тельман и Клара Цеткин — встречаются со Сталиным, Троцким, Бухариным, Радеком и Зиновьевым. На встрече обсуждается вопрос, вступит ли Советская Германия после победы социалистической революции, устроенной КПГ, в Союз Советских Социалистических Республик, который создан всего девять месяцев назад, или же стоит уже сразу создавать «Союз Советских Республик Европы» — чтобы потом не тратиться на смену вывесок.
Кроме того, Зиновьев докладывает делегации германских коммунистов, что «Центральный Комитет РКП (б) единогласно поддерживает проведение восстания в Германии. Теперь необходимо очень срочно подготовиться к войне, чтобы абсолютно поддержать немецкую революцию».
Троцкий, со своей стороны, как наркомвоенмор и председатель РВС, пообещал военную поддержку Красной Армии восставшему германскому пролетариату, однако ограниченную, и добавил: «Нападение на власть в Германии должно произойти со стороны немецкого рабочего класса».
На словах позицию Троцкого поддерживает все Политбюро — на заседании 4 октября 1923 года, на котором присутствуют Сталин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Молотов, обсуждается с членами ЦК РКП (б) даже дата начала германской революции!
Таковой назначено 9 ноября — именно эта дата зафиксирована «как день начала германской Октябрьской революции».
Кроме того, руководство РКП (б) получает письмо руководителя КПГ Гейнриха Брандлера, в котором он просит русское руководство откомандировать в Германию в качестве советников восстания Льва Троцкого и Карла Радека.
Зиновьев высказался против нелегальной отправки Троцкого в Германию, так как в случае возможного ареста международному авторитету Советского Союза был бы нанесен тяжелый урон. Карл Радек и три высокопоставленных партийных функционера из РКП(б) были назначены в качестве советников КПГ для революционных приготовлений. Еще две дюжины военных советников из Красной Армии были откомандированы в распоряжение руководства КПГ и направлены в Германию.
Кроме «организационной» помощи, в распоряжение руководства КПГ направляются неслабые финансовые средства — в течение сентября — октября «на нужды будущей революции» потрачено более двух миллионов золотых рублей.
По поручению Коминтерна КПГ создала военный, разведывательный и кадровый аппарат (МП), готовивший командиров для будущей германской Красной армии, во главе с «рейхслейтером» МП. Германия была поделена на 6 МП-округов, во главе которых наряду с немецкими ответственными лицами стояли в качестве советников также советские «военспецы». Одновременно был создан и террористический аппарат (Т-группа), задачей которого было устранять шпиков и организовывать отдельные покушения для подготовки массового террора.
Яростные сторонники «мировой революции» в руководстве РКП (б) плотоядно потирают руки — германская революция, о которой они так долго мечтали, вот-вот состоится!

 

Товарищ Сталин решил не полагаться целиком на бодрые и оптимистичные рассказы Тельмана и Брандлера о двухстах пятидесяти тысячах боевиков, организованных в «коммунистические боевые дружины» (на которых в случае чего может рассчитывать КПГ), и о семидесяти тысячах винтовок, что запасены, по словам руководства германских коммунистов, ко дню Х. Он решил послать в Германию своего человека — который доложил бы обстановку без ненужного украшательства и лишнего пафоса. Да и к тому же имело смысл проконтролировать расходование финансовых средств германскими «братьями по классу» — ибо голый и босый в те дни Советский Союз не для того вложил два миллиона золотых рублей в германскую революцию, чтобы руководители КПГ тратили их не по назначению.
В Германию посылается немец из Прибалтики Вальдемар Розе, который должен участвовать в разработке коммунистического переворота в качестве уполномоченного РКП (б). Как только Розе приступил к конкретной подготовке к вооруженному восстанию, его одолели сомнения. Планы проведения конкретных военных действий и разработанная концепция доставки вооружений и боеприпасов показали Розе действительную картину подготовки к путчу. Он сообщил руководству РКП (б), что провал восстания он рассматривает как возможный, так как «единый фронт трудящихся в борьбе за власть со стойким противником отсутствует».
Иными словами, геноссе Брандлер попытался «втереть очки» товарищам из Политбюро, выдавая желаемое за действительное. Более того — в реальности ничего такого, о чем докладывали Политбюро германские товарищи, не было и в помине! Революционная ситуация, о которой они трубили в Москве, на поверку оказалась весьма и весьма зыбкой; рабочие Германии отнюдь не были готовы броситься по первому зову коммунистов на баррикады.
Вальдемар Розе доложил обо всем в Москву — и хотя 20 октября военная комиссия ЦК приняла план мобилизации Красной Армии для оказания помощи восставшему германскому пролетариату, все же в последний момент здравый смысл и холодный политический расчет оказались сильнее неистовой жажды Мировой Революции. СССР «за пять минут до полуночи» отказался от военной поддержки этого самого «восставшего германского пролетариата».
По той простой причине, что германский пролетариат и не думал восставать.

 

21 октября 1923 года руководство КПГ на состоявшейся конференции производственных советов в городе Хемнитце попыталось призвать трудящихся Германии к всеобщей забастовке — над коммунистами только посмеялись, ни один из серьезных рабочих руководителей их не поддержал.
Это не удивительно — германские рабочие были осведомлены о политических процессах над левыми эсерами (такими же социалистами, как большинство из них), недавно прошедшими в Советской России. «Сообщение о контрреволюционной и террористической деятельности партии социалистов-революционеров» появилось от имени ГПУ и с санкции Политбюро ЦК РКП (б) 28 февраля 1922 года и было распространено за рубежом — в результате чего появился крайне нежелательный международный резонанс. С середины марта и до начала апреля 1922 года свое возмущение действиями большевистской власти высказали 14 зарубежных социалистических партий, 10 рабочих организаций и профсоюзных объединений, Второй, Венский и Амстердамский интернационалы, Лига в защиту прав и свобод человека, видные деятели международного социалистического и рабочего движения — Э. Бернштейн, К. Каутский, Ф. Туратти, А. Гендерсон, французский писатель А. Франс. Тем не менее — 7 августа 1922 года Верховный трибунал приговорил 12 из 22 представших перед судом эсеров к расстрелу.
Так что нежелание германских рабочих выходить на баррикады ради победы большевизма в немецком исполнении можно понять.

 

Через пять дней после провала в Хемнитце военное руководство в берлинском отделении КПГ решило свернуть подготовку к восстанию — берлинские рабочие в подавляющем большинстве отказались от попытки вооруженного свержения власти. Еще через два дня в Гамбурге все же состоялась военная акция коммунистов, которую возглавил Эрнст Тельман. Однако он не смог организовать широкую мобилизацию рабочих, и они не стали следовать призывам к всеобщей забастовке, что позволило военным легко и быстро подавить локальный коммунистический мятеж. 8 ноября 1923 года в Мюнхене была предпринята очередная бесплодная попытка военного восстания против правительства Веймарской республики; в этот же день и там же произошел «пивной путч» Адольфа Гитлера — поэтому вечером 8 ноября в Берлине, после получения известия о мюнхенских событиях, вся полнота исполнительной власти была передана президентом и правительством Германии командующему рейхсвером генералу фон Секту.
Германская коммунистическая революция закончилась одним грандиозным пшиком!
Товарищ Троцкий рвал и метал. Товарищ Троцкий бесновался и проклинал всех: германских коммунистов и рабочих, своих товарищей в Политбюро и командование Красной Армии, Господа Бога и дьявола из преисподней — ибо виноваты были все. Товарищ Троцкий жаждал найти виновных и показательно их выпороть — товарищу Троцкому крах германской революции казался крахом его собственной политической карьеры.
Так оно и было на самом деле.
Но поймет это товарищ Троцкий не сейчас. Сейчас он пока что мечет громы и молнии: «Почему германская революция не привела к победе? Причины тому целиком в тактике, а не в объективных условиях. Мы имеем тут поистине классический пример упущенной революционной ситуации. С момента Рурской оккупации, а тем более с момента, когда обозначился провал пассивного сопротивления, необходим был со стороны коммунистической партии твердый и решительный курс на завоевание власти. Только мужественный поворот тактики мог объединить германский пролетариат в борьбе за власть. КПГ проделала этот поворот неуверенно и поздно, фаталистически отнесясь к процессу развития революции. В то время как вся обстановка требовала со стороны партии решающего удара, партия не организовывала революцию, а дожидалась ее. «Революция не делается в срок», — отвечали и правые, и левые, смешивая революцию в целом с определенным ее этапом, то есть с восстанием для захвата власти. Даже буржуазные революции далеко не во всех своих этапах развивались по «естественным» законам либеральной кафедры: когда мелкобуржуазная, плебейская демократия низвергала либерализм, она это делала путем заговора и подготовки восстания, приуроченного заранее к известному сроку. Так поступили якобинцы — крайнее левое крыло французской революции. КПГ проиграла потому, что она не пошла по якобинскому пути: не низвергла либерализм, то есть находившуюся в Германии у власти социал-демократию, посредством «заговора и восстания». Конец цитаты.
Лев Давыдович объясняет причины неудачи «немецкого Октября» («великого поражения») и указывает на виновников. Товарищ Троцкий утверждает, что «в Германии политика партии толкнула шар в сторону поражения». Себя же он относит к той части высшего политического руководства, которая с «пораженческими настроениями» (И. Сталина, Г. Зиновьева) была не согласна. «Исключительная и беспримерная революционная ситуация сошла на нет, потому что политика не получила в необходимый момент необходимого продолжения другими, т. е. вооруженными средствами».
Товарищ Троцкий не видел ничего предосудительного в том, чтобы ради победы германской пролетарской революции начать вторую советско-польскую, советско-германскую, и какие еще получатся — новые войны. Товарищ Троцкий не считал таким уж грехом угробить в этой войне новорожденный Советский Союз — ибо государство это он видел лишь как запал Мировой Революции, как источник ресурсов для всемирного пролетарского восстания. Товарищу Троцкому было глубоко наплевать на судьбу Советской России.
Зато другим товарищам в Политбюро было на эту судьбу совсем не наплевать.

 

Товарищ Сталин провал любовно лелеемой большинством членов Политбюро германской коммунистической революции предвидел — и посему на крайние меры в период ее подготовки не пошел.
Да и какие, к чертям собачьим, крайние меры?
Ведь только-только жить начали! Только недавно закончилась денежная реформа — в конце ноября 1922 года была выпущена в обращение новая советская валюта — «червонец», приравненный к 7,74 г чистого золота, или к дореволюционной золотой десятирублевой монете. Страна только-только начала привыкать к нормальным деньгам — а не к миллионам, которые еще недавно были в обращении (один рубль «совзнаками», которые, в свою очередь, заменялись червонцами, стоил миллион рублей 1921 года). Только-только начала налаживаться нормальная торговля (хотя осенью 1923 года в стране разразился так называемый «кризис сбыта», когда был собран хороший урожай, но крестьяне не торопились сдавать хлеб по низким ценам, поскольку они не компенсировали затраты на производство. Крестьяне не могли купить необходимые промышленные товары, которыми были забиты все склады и магазины. Деревня стала задерживать сдачу хлеба по продналогу, кое-где по стране прокатились массовые крестьянские восстания). Ситуация все еще продолжает балансировать на грани срыва экономики в штопор.
А тут на тебе — опять снимай последнюю рубашку ради победы немецкого пролетариата! Опять начинай войну, которую только что закончили! Да и чем воевать?
Красная Армия только что завершила послевоенную демобилизацию, в 1922 году началась крупная перестройка РККА. Во всех стрелковых дивизиях упразднялись бригады. Теперь дивизии внутренних округов состояли каждая из трех стрелковых полков, дивизионной школы младших командиров и различных подразделений с вдвое уменьшенной численностью бойцов. Новый шаг был сделан в 1923 году, когда утвердили единый штат стрелковой дивизии (15 300 человек, 156 пулеметов, 24 орудия), а также ввели в РККА стрелковые корпуса как высшие тактические соединения сухопутных войск. Параллельно шла массовая демобилизация. При расформировании соединения сливались. Бригада преобразовывалась в полк, а полки — в батальоны.
Одновременно продолжается сокращение армии. С пяти с половиной миллионов штыков и сабель в декабре 1920 года РККА сократилась к 1 октября 1923 года до 516 тысяч человек — более чем в десять раз! В ключевом, главном для СССР Московском военном округе, охватывавшем 16 губерний Центральной России, дислоцировалось в 1922 году всего шесть стрелковых дивизий (не считая частей Московского гарнизона, но у них и тогда, и сейчас — совсем другие, невоенные, цели). Кроме того, две отдельные стрелковые бригады, авиаотряды, бронечасти, артиллерийские, инженерные, связи и другие отдельные части, а также специальные учреждения и разнообразные склады. Шесть стрелковых дивизий на всю Центральную Россию! А воевать Польшу и Германию собрались!

 

Кроме того, армия переходит на территориально-милиционно-кадровую систему — в пику командующему Западным фронтом и начальнику Штаба РККА товарищу Тухачевскому. Последний в своих выступлениях ратовал за «небольшую боеспособную армию, в случае войны быстро комплектующуюся классово близким элементом завоеванных стран». Заметьте — товарищ Тухачевский считал русское крестьянство политически крайне ненадежным и его службу в Красной Армии — нежелательной. Красная Армия, по его утверждениям, должна была представлять собой «меч пролетарской революции». Создаваемая же территориально-милиционная система представляла собой вещь как раз противоположную — ибо такая армия для иноземных завоеваний никак не годилась, а вот для обороны территории Отечества — годилась, и еще как!
Но оборонять Отечество товарищ Тухачевский не планировал. Товарищ Тухачевский планировал «раздуть пожар мировой революции», снова начав с Польши. Для чего в советско-польском приграничье по его инициативе началась диверсионно-террористическая война…
История этой недолгой, но достаточно кровавой войны малоизвестна широким кругам общественности — а жаль.
После заключения в марте 1921 года Рижского мирного договора, завершившего Советско-польскую войну, Разведупр Штаба РККА начал переброску на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии, отошедших к Речи Посполитой, вооруженных групп (о чем товарищ Тухачевский был прекрасно осведомлен и в каковой акции сыграл не последнюю партию). Основная их задача заключалась в организации массового сопротивления польским властям. Предполагалось, что проникшие в восточные воеводства Польши отряды станут ядром мощного партизанского движения на белорусских и украинских землях. В результате они будут отторгнуты под каким-либо удобным предлогом от Польши.
Столь специфической для мирного времени работой, получившей наименование «активная разведка», занимался Разведупр Штаба РККА. С его помощью сколачивались «повстанческие группы», им же они вооружались, Разведупр подбирал для «партизан» надежный командный состав; Разведупром был налажен скрытый переход сформированных и сколоченных «повстанческих отрядов» через границу на польскую территорию. А там уже начинались активные боевые действия: нападения на полицейские посты, пассажирские поезда, польские помещичьи усадьбы, налеты на почтовые отделения и банки для получения средств на «партизанское движение».
Логика действий товарища Тухачевского понятна — ему польская шляхта начистила ряшку под Варшавой, и ему горело этой шляхте отомстить. А возможностей для мщения у него, второго человека в РККА, ой как хватало!
Но начинать войну с Польшей с последующим вторжением в Германию из-за маловероятного восстания немецкого пролетариата и амбиций товарища Тухачевского… Увольте, но это перебор!
Товарищ Сталин понимает, что очевидные (для него и его единомышленников) причины провала германской коммунистической революции отнюдь не для всех очевидны. И он пишет, что большевистский переворот в России произошел удачно лишь в результате своеобразия внутренних и внешних условий Октябрьской революции — тех условий, которых не было в наличии в Германии: «Об этом своеобразии нельзя забывать ни на минуту. О нем особенно следует помнить при анализе германских событий осенью 1923 года. О нем прежде всего должен помнить т. Троцкий, огульно проводящий аналогию между Октябрьской революцией и революцией в Германии и безудержно бичующий германскую компартию за ее действительные и мнимые ошибки».
Между прочим, Троцкий на самом деле настаивал не столько на аналогии между Октябрем 1917 года в России и ноябрем 1923 года в Германии, сколько на ленинском взгляде, что революции делаются , а не совершаются. Сталинский же упрек был призван подготовить кардинальный разгром концепции перманентной революции Троцкого. Ибо после поражения коммунистического путча в Германии Сталин окончательно плюнул на перспективы Мировой Революции; отныне он решил ориентироваться на государственные интересы Советской России. Он еще раз убедился на примере Германии, что всякие революции только тогда хороши и успешны, когда делаются русскими рабочими, — все прочие неизбежно ведут к провалу.
Но была одна серьезная трудность — взгляды Троцкого на генезис пролетарской революции по большинству пунктов совпадали со взглядами Ленина. И самое скверное — они совпадали в вопросе невозможности построения социализма в России без социалистической революции на Западе.
А Ленин — создатель Советского государства. То бишь персона, приравненная в глазах всех большевиков Советского Союза и их единомышленников к отцам церкви, если не к самому Создателю — все его высказывания священны и обсуждаться (а тем паче — подвергаться сомнению) не могут по определению.
Так что товарищу Сталину пришлось нелегко. Ибо Лев Давыдович в своем видении будущего Советского Союза был куда ближе к ленинским идеям, нежели товарищ Сталин. И последнему пришлось изрядно попотеть, чтобы под свою все возрастающую власть в партии подвести теоретическую основу, построенную на ленинских изысканиях в области теории социалистического преобразования мира.
Лишь в одной своей работе Ильич однажды заикнулся о «возможности построения социализма в одной, отдельно взятой стране». Непонятно, какую страну он имел в виду, — но товарищ Сталин принял решение считать доказанным, что ленинские слова были о России.
Теоретическая база была, конечно, более чем хлипкая — но что делать? Никаких иных работ по этому вопросу Владимир Ильич не оставил — во всех остальных он все больше о Мировой Революции распрягался, каковые его взгляды сейчас были совсем не ко двору.

 

Уже в брошюре «Об основах ленинизма» Сталин обрушился на концепцию перманентной революции Троцкого, противопоставив ей свою, наскоро сляпанную вышеупомянутую доктрину: «Раньше считали победу революции в одной стране невозможной, полагая, что для победы над буржуазией необходимо совместное выступление пролетариев всех передовых стран или, во всяком случае, большинства таких стран. Теперь эта точка зрения уже не соответствует действительности. Теперь нужно исходить из возможности такой победы, ибо неравномерный и скачкообразный характер развития различных капиталистических стран в обстановке империализма, развитие катастрофических противоречий внутри империализма, ведущих к неизбежным войнам, рост революционного движения во всех странах мира — все это ведет не только к возможности, но и к необходимости победы пролетариата в отдельных странах. История революции в России является прямым тому доказательством». При этом Сталин, чтобы завуалировать разрыв с классической марксистской теорией революции, которой придерживались Ленин и Троцкий, тут же делает реверанс в сторону так любимой Ильичом Мировой Революции: «Но свергнуть власть буржуазии и поставить власть пролетариата в одной стране — еще не значит обеспечить полную победу социализма. Упрочив свою власть и поведя за собой крестьянство, пролетариат победившей страны может и должен построить социалистическое общество. Но значит ли это, что он тем самым достигнет полной, окончательной победы социализма, то есть значит ли это, что он может силами лишь одной страны закрепить окончательно социализм и вполне гарантировать страну от интервенции, а значит, и от реставрации? Нет, не значит. Для этого необходима победа революции, по крайней мере, в нескольких странах. Поэтому развитие и поддержка революции в других странах является существенной задачей победившей революции. Поэтому революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата в других странах». Иосиф Виссарионович пока не может наотмашь разрубить гордиев узел ленинского наследства — поэтому вынужден пока что писать о грядущей «победе пролетариата в других странах» как цели существования СССР. Иначе нельзя! Иначе его не поймет партийная масса — ведь большинство и рядовых членов, и, тем более, руководителей РКП (б) все еще грезят мировым пролетарским пожаром, в котором непременно сгорят проклятые буржуи. Нельзя лишать детишек любимых игрушек, неэтично это как-то. Да и чревато непониманием — с соответствующими оргвыводами…
Вождь революции (будь он дееспособен) разбил бы теоретизирования товарища Сталина в пух и прах. Писал же он в статье «Прощальное письмо к швейцарским рабочим (8 апреля 1917)»: «Не наше нетерпение, не наши желания, а объективные условия , созданные империалистской войной, завели все человечество в тупик, поставили его перед дилеммой: или дать погибнуть еще миллионам людей и разрушить до конца европейскую культуру, или передать власть во всех цивилизованных странах в руки революционного пролетариата, осуществить социалистический переворот. Русскому пролетариату выпала на долю великая честь начать ряд революций, с объективной неизбежностью порождаемых империалистской войной. Но нам абсолютно чужда мысль считать русский пролетариат избранным революционным пролетариатом среди рабочих других стран. Мы прекрасно знаем, что пролетариат России менее организован, подготовлен и сознателен, чем рабочие других стран. Не особые качества, а лишь особенно сложившиеся исторические условия сделали пролетариат России на известное, может быть очень короткое, время застрельщиком революционного пролетариата всего мира».
Вождь пребывал в агонии, и посему в его уста можно было вкладывать любые вырванные из контекста теоретические положения — ему теперь было не до дискуссий, и вывести на чистую воду он уже никого не мог. Не совсем прилично, конечно, перевирать безнадежно больного — но кто сказал, что политика вообще приличное дело?

 

21 января 1924 года случилось неизбежное — умер вождь мирового пролетариата, создатель Советского государства, Владимир Ильич Ленин. Теперь Сталин и Троцкий, вожди партии и государства де-факто, должны были стать таковыми де-юре — вернее, должен был стать вождем лишь один из них. Второй неизбежно становился аутсайдером — ибо двум медведям, как известно, в одной берлоге не ужиться. И дело не в личных качествах этих вождей — как уже было сказано выше. Дело в выборе пути, по которому в дальнейшем пойдет строительство Советского Союза, — и пути эти у обоих фигурантов политического процесса были диаметрально противоположными.
Троцкий был однозначно сильнее Сталина в теории марксизма. Троцкий был руководителем Октябрьского переворота и создателем Красной Армии. Троцкий был в авторитете за рубежами Советской России — к нему прислушивались главари коммунистических партий в Европе, Америке, Азии.
Но Троцкий, во многом в силу личных своих человеческих качеств, так и не смог создать партию своих сторонников внутри СССР! Среди членов ЦК его поддерживали единицы, причем люди эти ни на что серьезно влиять не могли — типа Карла Радека, журналиста, члена Исполкома Коминтерна, и подобных ему бывших «левых коммунистов», в силу малозначительности занимаемых постов не боящихся их потерять. Троцкий не стремился вести планомерную работу по выявлению и поддержке своих сторонников внутри партии — он самонадеянно полагал, что «настоящие» коммунисты все равно будут за него в силу его яростного марксизма.
Товарищ же Сталин поступал с точностью до наоборот — он любовно, вдумчиво, тщательно подбирал себе сторонников и расставлял их на ключевых постах в партии и государстве. Товарищу Сталину было до лампочки, насколько функционер имярек силен в марксизме; товарищу Сталину было важно, насколько оный функционер предан лично ему, товарищу Сталину. И в грядущей битве за трон Советской России эта работа принесла товарищу Сталину свои плоды.
Например, товарищ Куйбышев — в прошлом, между прочим, тоже «левый коммунист» и сторонник товарища Троцкого в вопросе Брестского мира. Но Валериан Владимирович вовремя осознал и проникся, вовремя встал под нужные знамена — в результате в судьбоносный период 1922–1923 годов он — секретарь ЦК РКП (б), член Оргбюро ЦК, председатель Центральной Контрольной Комиссии РКП (б) («партийного контроля», то бишь органа, обладающего серьезной властью в партии и делающего его главу очень и очень влиятельным человеком).
Опять же, товарища Сталина поддерживают члены Политбюро и ЦК — Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Сокольников, Уншлихт, Фрунзе, Калинин, Молотов — что серьезно укрепляет его положение…

 

Но у товарища Троцкого в рукаве мог бы к началу «дискуссии» со сторонниками Сталина оказаться непобиваемый козырный туз — поддержка армии.
Мог бы. Но не оказался — опять же, по причине неистребимой самовлюбленности и самоуверенности товарища Троцкого, переходящих в навязчивую идею собственной чуть ли не богоизбранности. РККА была делом его рук — но он, хотя и расставлял на ключевых постах в армии своих людей, делал это бессистемно и хаотично; хуже того, товарища Троцкого даже им поставленные на должности красные командиры не любили, не доверяли, а зачастую — просто боялись. Ибо слишком скор был на расправу Лев Давыдович — а вот на поддержку нужных ему в будущем людей был до обидного скромен. И среди комсостава Красной Армии яростных и бескомпромиссных его сторонников оказалось — раз-два и обчелся.
Тем не менее Троцкий — наркомвоенмор, то бишь человек, руководящий РККА, в чьих руках управление всеми военными округами, всеми дивизиями и бригадами. И товарищ Сталин понимал, что, в самый крайний случай (буде припрет к тому нужда), стоит Льву Давыдовичу кликнуть клич молодецкий — и в Москву на рысях ворвется, к примеру, 10-я Майкопская кавалерийская дивизия — и порубает его врагов в мелкую капусту!
Посему именно для того, чтобы у товарища Троцкого не было соблазна такой клич (в самый острый момент) кликнуть — в Красной Армии и существовал институт комиссаров, которые были номенклатурой партийного руководства и отбирались — догадайтесь, кем?
Иными словами, мало того, что товарищ Троцкий своими действиями в отношении комсостава РККА создал себе скверную репутацию — так еще и на тех командиров, которые были преданы ему душой и сердцем, положиться он мог не вполне. Ибо сидели возле ЕГО командиров комиссары, назначенные оппонирующей стороной, — и использовать РККА во внутриполитических разборках ему ни при каких условиях не светило.
А наверняка хотелось!

 

Впрочем, определенные шаги по привлечению на свою сторону высшего комсостава товарищ Троцкий все же предпринял.
17 апреля 1924 года Председатель РВС СССР и наркомвоенмор возвратился в Москву из длительного отпуска. 7 мая он выступил в Военной академии РККА с докладом «Наши военные задачи», в котором много говорил об «уставе гражданской войны» и реорганизации армии — и, что характерно, в ключе, донельзя положительном для помощника начальника ГШ РККА товарища Тухачевского.
Надо сказать, что ранее Лев Давыдович комзапфронта не жаловал и яростно критиковал Михаила Николаевича и его единомышленников в 1921–1922 годах за взгляды по вопросу как раз «революционной войны». Теперь же товарищ Троцкий вдруг заявил о принятии теории «революционной», «гражданской войны» и заявил о необходимости разработки соответствующего «Устава». Это, вне всякого сомнения, был реверанс в сторону М. Тухачевского и его любимого детища — более того, это был хитроумный ход для привлечения на свою сторону наиболее влиятельных руководителей Красной Армии — а для этого не следовало жалеть елея!
В частности, рассуждая об организации и реорганизации армии, Л. Троцкий сослался на опыт М. Тухачевского 1918 года при создании и боевой подготовке 1-й революционной армии, признавая его положительным. В устах «вождя Красной Армии» упоминание М. Тухачевского в таком контексте, несомненно, имело политическое звучание: М. Тухачевский как организатор вооруженной силы — это образец.
Товарищ Троцкий задумал далекоидущую интригу — используя трибуну Военно-научного общества, затеять теоретический спор о сущности революционной войны, дабы затем вывести этот спор на крайне животрепещущую тему: кто виноват в провале германской пролетарской революции и кто персонально из советских руководителей за этот провал ответит.
Интрига, в общем и целом, с весьма далекоидущими последствиями!
С этим надо было срочно что-то делать. Посему удар по Троцкому, как наркомвоенмору, первым нанес товарищ Сталин — в январе 1924 года ЦК назначил специальную комиссию под председательством С. И. Гусева в составе М. В. Фрунзе, К. Е. Ворошилова, Г. К. Орджоникидзе, Н. М. Шверника и других для всестороннего обследования состояния Красной Армии. После нескольких месяцев работы комиссия сделала неутешительный вывод. «Красной Армии, — говорилось в докладе комиссии, — как организованной, обученной, политически воспитанной и обеспеченной мобилизационными запасами силы, у нас в настоящее время нет. В настоящем своем виде Красная Армия небоеспособна».
В ответ на это 29 июля 1924 года на заседании правления ВНО при Военной академии РККА Л. Д. Троцкий выступил с большим докладом на тему: «Вопросы гражданской войны», в котором о гражданской войне говорилось мельком, в основном же товарищ Троцкий напирал в своем выступлении на проблемы «текущего момента» — а именно, кто виноват в провале германской революции и кого за этот провал имеет смысл снять с должности генсека партии.
В своем следующем выступлении — по поводу «Устава гражданской войны» — товарищ Троцкий вернулся к революционным событиям в Германии в 1923 году — ему обязательно нужно было объяснить высшему комсоставу РККА, кто на самом деле был виноват в провале германской революции — и с кого следует строго за это спросить.
Товарищ Троцкий докладывает краскомам: «Мы должны уметь сочетать навязанную нам оборонительную войну Красной Армии с гражданской войной в стане наших врагов. В этом смысле устав гражданской войны должен стать одним из необходимых элементов военно-революционной учебы высшего типа». То есть теперь товарищ Троцкий — целиком и полностью сторонник идей товарища Тухачевского, более того, теперь он — их апологет.
Посему Лев Давыдович, как наркомвоенмор, принимает решение: стратегическую концепцию Тухачевского принять за основу стратегии Красной Армии. И вскоре после этого выступления Троцкого на заседании правления ВНО, 13 августа 1924 года приказом РВС СССР М. Тухачевский назначается Главным руководителем всех военных академий по стратегии. Отныне именно «стратегическая доктрина Тухачевского» и становится, по сути дела, официальной для Красной Армии.
Тухачевский в адрес Троцкого, конечно, тут же раскланивается: «В 1922 году мы имели в ВНО новую большую дискуссию о применении марксизма к военному делу, но ряды на этот раз перепутались, а самая дискуссия заглохла, не будучи доведенной до конца. Тов. Троцкий выступил, между прочим, с критикой легкомысленного применения марксизма к основам военного дела. Надо сказать, что это здоровое начинание имело и печальные последствия: дискуссия, не будучи доведенной до конца, создала впечатление, что теория марксизма вообще неуместна в военно-научных вопросах. Сейчас новые работы ВНО, начатые по инициативе тов. Троцкого, кладут конец этим сомнениям». Но камень за пазухой все же держит — ибо всем высшим военным руководителям памятно, что именно Л. Д. Троцкий тогда отвергал идею применения марксизма к военному делу, на которой выстраивал свою теорию М. Тухачевский.
Теперь, в преддверии решающей битвы за власть, Тухачевский поневоле выставляет Троцкого как «предводителя» сторонников «революционной войны» (применения марксизма к военному делу) — ему неясно, чем закончится грызня в Политбюро, и на всякий случай он несколько дистанцируется от Льва Давыдовича. Ему это не очень удается — 25 августа 1924 года Троцкий (при вынужденной поддержке М. Тухачевского как автора теории применения марксизма к военному делу) принимает решение о созыве 1-го съезда ВНО, запланированного на 15 ноября 1924 года. Главным предметом обсуждения решено поставить вопрос об «Уставе гражданской войны». Для чего?
Троцкий, явно стремясь опереться на поддержку М. Тухачевского, известного апологета «революционной войны», считает необходимым развернуть политическую критику И. Сталина и Г. Зиновьева как главных виновников поражения «германского Октября» из-за их неумения организовать «революцию». Именно этот вопрос на самом деле является основой «Устава гражданской войны». Характерен подбор основных докладчиков на предстоящем съезде ВНО: Л. Троцкий, М. Тухачевский, Н. Муралов. К стану противников Сталина в армии склоняется и командующий Вооруженными силами Украины и Крыма А. Егоров — положительно высказываясь о намеченном съезде ВНО.

 

Лев Давыдович лихорадочно укрепляет свои позиции в армии. 18 июля 1924 года М. Тухачевский назначается заместителем начальника Штаба РККА и в тот же день — исполняющим обязанности начальника Штаба РККА. Хотя сам начальник Штаба — М. В. Фрунзе — в Москве и пока никуда уезжать не собирается.
Это назначение — очевидный признак политического «заигрывания» Л. Троцкого с М. Тухачевским в стремлении перетянуть того на свою сторону в последней попытке выиграть «бой» за Красную Армию. Одновременно с этим происходит ряд кадровых перемещений в войсках. А. Павлов назначен помощником командующего Западным военным округом (5.6.1924), П. Шарангович — помощником начальника штаба Западного военного округа (7.7.1924), Э. Вилумсон — помощником начальника снабжения Западного военного округа, С. Вострецов — командиром 27-й стрелковой дивизии (10.7.1924). В эти же дни под предлогом «польской опасности» происходит развертывание 7-й кавалерийской дивизии Г. Гая в 3-й кавалерийский корпус под его же командованием; в качестве начальника штаба ему назначается ярый троцкист С. Верховский.
Все это означало укрепление Западного военного округа бывшими близкими соратниками Тухачевского — «ветеранами» 27-й дивизии, 5-й армии и Западного фронта — и укрепление позиций Михаила Николаевича в РККА. В контексте этой же военной политики, очевидно, следует рассматривать и временную «отставку» И. Уборевича в июне 1924 года (как «сталинской креатуры»), и назначение новых командующих ВВС: в МВО — И. Павлова, в УВО — Ф. Ингауниса.
Ответственным за подготовку кавалерии товарищ Троцкий выдвинул не инспектора этого рода войск С. Буденного, а военспеца В. Селицкого, опять же — креатуру Михаила Николаевича.
Товарищ Троцкий значительно повысил должностной статус М. Тухачевского. Он становится теперь фактическим начальником Штаба РККА. Его позиции укрепились также включением в номенклатуру военной элиты А. Павлова, что усилило влияние М. Тухачевского в Западном военном округе.
Пришло время товарищу Тухачевскому рассчитываться по векселям — пора начинать совещание Военно-научного общества, на котором ребром поставить вопрос о виновных в провале Германской революции. Виновные эти товарищем Троцким уже назначены — Сталин, Зиновьев, Каменев; от товарищей Тухачевского и Муралова требуется одно — перед военной аудиторией гневно ткнуть пальцем в негодяев и потребовать их смещения с политического олимпа.
Дело несложное. Но хлопотное — ибо товарищ Тухачевский не слепой, товарищ Тухачевский видит, куда клонит Лев Давыдович. И товарищ Тухачевский совсем не уверен, что заседание ВНО, построенное в нужном для Льва Давыдовича ключе, непременно приведет того к желанному трону.

 

Посему товарищ Тухачевский решает отойти в сторону — несмотря на все авансы, выданные ему Троцким. Михаил Николаевич уверен, что заседание ВНО с разгромными (для Сталина и Ко) целями, как воздух, необходимо Троцкому — но товарищ Тухачевский совсем не уверен, что это заседание необходимо ЕМУ. И в начале сентября 1924 года М. Тухачевский убывает в поездку «по делам службы в Западный военный округ», что характерно — с верным сталинцем С. Буденным
Повод для поездки был более чем серьезный — народ в Западной Белоруссии и на Западной Украине всерьез бунтовал против польского господства; под шумок этого восстания можно будет (как шептал на ушко Буденному Тухачевский) нанести Польше короткий военный удар, дойдя до линии Буга и закрепиться на ней, то есть восстановить линию Керзона — тем самым уничтожив последствия позорного Рижского мира…
Главная работа с этой целью производилась органами Разведупра Красной Армии, создавшими вдоль польско-советской границы ряд специальных пунктов. Эти пункты снабжали оружием и деньгами на польской Волыни большую боевую организацию, включавшую в свои ряды около десяти тысяч человек. Организация эта была создана по военному образцу: она делилась на полки, батальоны и роты, которые должны были служить кадрами развернутых повстанческих частей после первых успехов восстания. Всю работу по созданию этой организации провел Разведупр с согласия и под руководством Фрунзе.
Так что причина нахождения Тухачевского вдали от московских интриг была, с точки зрения любого военного человека, более чем достойна и важна.
А поскольку напряженная ситуация в западном приграничье сохранялась в сентябре и в октябре 1924 года — совершенно естественно, что М. Тухачевский оставался в Западном военном округе до конца октября 1924 года. К тому же в октябре на юго-западную границу выехал и М. Фрунзе.
Сложившаяся ситуация вынуждала перенести открытие съезда ВНО с 15 ноября на середину декабря 1924 года — из-за отсутствия М. Тухачевского, председателя комиссии по созыву этого съезда. А в середине декабря это совещание товарищу Троцкому уже не нужно — к этому времени ситуация в партии выкристаллизуется, колеблющиеся выберут свою сторону в конфликте, парторганизации областей, краев и республик вынесут свои решения — и всем будет глубоко безразлично, что там измышляют военные на своем военно-научном совете.
В общем, свинью товарищу Троцкому Михаил Николаевич подложил преизрядную.
Товарищ Тухачевский «соскочил» в самый острый момент политической борьбы Льва Давыдовича со своими конкурентами. Осенью 1924 года Троцкий выпускает третий том собрания своих сочинений, включавший речи и статьи 1917 года, которому было предпослано авторское предисловие под названием «Уроки Октября». Если бы Тухачевский, как подряжался, провел в оговоренный срок свою конференцию в Военно-научном обществе (с соответствующими оргвыводами), — «Уроки Октября» были бы последним гвоздем в гроб Сталина и компании (во всяком случае, товарищ Троцкий так планировал). А без этой конференции, без безоговорочной поддержки армии — демарш товарища Троцкого превращался в идиотскую клоунаду на политической арене Советской России. Но, в отличие от обычного цирка, с весьма тяжелыми последствиями для самого клоуна.
И не важно, что в «Уроках Октября» подавляющее большинство фактов было абсолютно достоверным.
КОГДА РЕЧЬ ИДЕТ О ВЛАСТИ — ПРАВДА НИКОГО НЕ ИНТЕРЕСУЕТ!
Не имело значения на самом деле, что все, что писал товарищ Троцкий в своей книге о событиях Октябрьского переворота, имело место в текущей реальности, и действующие лица совершали именно те ошибки, которые им инкриминировал Лев Давыдович. Теперь, лишившись поддержки армии и настроив против себя практически всех фигурантов тех октябрьских дней (Каменева, Зиновьева, Бухарина, Орджоникидзе, Рыкова, Ярославского, Ногина, Кирова), наркомвоенмор со скоростью падающего снаряда начал движение в политическую преисподнюю — под радостное улюлюканье партийной массовки.

 

Поздней осенью 1924 года произошло то, что и должно было произойти, — не прошло и месяца после выхода книги Троцкого, как против него была поднята мощная идеологическая кампания, названная ее инициаторами «литературной дискуссией с троцкизмом». Формально она была открыта редакционной статьей «Правды», написанной Бухариным, «Как не нужно писать историю Октября (по поводу выхода книги т. Троцкого «1917»)». Спустя короткое время в «Правде» были опубликованы три обширные работы, чрезвычайно схожие не только своим содержанием, но и своим названием: доклад Каменева «Ленинизм или троцкизм?», прочитанный на собрании членов МК и московского партийного актива, а затем повторенный на собрании комфракции ВЦСПС и на совещании военных работников; речь Сталина «Троцкизм или ленинизм?» на пленуме комфракции ВЦСПС и статья Зиновьева «Большевизм или троцкизм?». Эти работы вместе со статьями Сокольникова, Молотова и других руководителей партии вошли в спешно напечатанный сборник «За ленинизм», изданный в Москве и других городах. В начале 1925 года был выпущен сборник «Ленин о Троцком и троцкизме. Из истории ВКП (б)».
Товарищ Троцкий проиграл свою битву с треском.
В конце 1924 года в «Правде» и в местной партийной печати были опубликованы сотни резолюций партийных комитетов, скроенные по образу и подобию резолюции МК, принятой по докладу Каменева. В этой резолюции «Уроки Октября» были названы «грубым извращением истории большевизма и истории Октябрьской революции», «попыткой подменить ленинизм троцкизмом», который «является не чем иным, как одним из видов меньшевизма». Сам факт опубликования «Уроков Октября» был объявлен «нарушением со стороны товарища Троцкого обещаний, данных им XIII съезду», «подрывом единства партии». «Своим выступлением товарищ Троцкий вновь ставит партию перед опасностью дискуссии», и так далее, и тому подобное.
Зато товарищ Сталин из разгрома Троцкого смог извлечь еще одну пользу — и очень немаленькую. Загнать Льва Давыдовича в политическое гетто — это, конечно, было чрезвычайно хорошо. Но и кроме этого дискуссия сослужила товарищу Сталину добрую службу. Он оказался в ней в более выгодной позиции по сравнению с Зиновьевым и Каменевым, поскольку им приходилось защищать самих себя, а Сталин защищал их, выступая как бы в роли беспристрастного арбитра в споре. Кроме того, за октябрьской ошибкой Каменева и Зиновьева ошибки самого Сталина в 1917 году (если они и были) остались как бы в тени. К тому же после того, как товарищ Троцкий так неловко подставился, можно было вообще смело поставить под сомнение роль Льва Давыдовича в Октябрьском перевороте!

 

Сказано — сделано. Сталин заявил, что он не хочет ввязываться в дискуссию с «разрушителем единства партии» — его целью является лишь «разоблачение некоторых легенд, распространяемых Троцким и его единомышленниками». К числу таких легенд он решил отнести «легенду» об особой роли Троцкого в Октябрьском восстании.
Для разоблачения этой «легенды» Сталин смело объявил практически всю историческую литературу об Октябрьском восстании «арабскими сказками», а о книге Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир» (в которой о Троцком упоминалось по десять раз на каждой странице, а о Сталине — пару раз в примечаниях) вообще порекомендовал всем своим товарищам забыть, как о страшном сне.
Правда, в своей статье «Октябрьский переворот», которую товарищ Сталин неосмотрительно опубликовал в 1918 году, он писал: «Вся работа по практической организации восстания происходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета тов. Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-Революционного Комитета партия обязана прежде всего и главным образом тов. Троцкому». Но право на ошибку имеет каждый человек — в конце концов, «Errarе humanum est». Главное — вовремя эти ошибки осознать, исправить и более не совершать. Так и товарищ Сталин теперь решил считать, что «никакой особой роли в Октябрьском восстании Троцкий не играл и играть не мог, а будучи председателем Петроградского Совета, он выполнял лишь волю соответствующих партийных инстанций, руководивших каждым шагом Троцкого». Товарищ Сталин решил изгнать товарища Троцкого из пантеона «вождей революции» — по той простой причине, что живой вождь революции может быть только один! И пусть не очень скоро, но в партии всем должно стать ясно, кто на самом деле руководил Октябрьским переворотом, кто лучший ученик Ленина и кому народ и государство обязаны своим существованием…

 

В общем, 6 января 1925 года товарищ Троцкий был с поста наркомвоенмора и председателя Реввоенсовета СССР с позором изгнан. А для того, чтобы окончательно лишить его влияния среди руководства РККА, Сталиным было проведено несколько мероприятий. Во-первых, руководством страны было принято предложение М. Тухачевского об объединении Штаба РККА и Инспектората (вместе с боевой подготовкой). Во-вторых, в начале декабря 1924 года М. В. Фрунзе подтвердил назначение Тухачевского Главным руководителем по стратегии всех академий РККА. В-третьих, было принято предложение Тухачевского о создании в составе Штаба РККА Управления по исследованию и использованию опыта войн. Наконец Тухачевскому было обещано вернуть командование Западным военным округом, что означало возвращение к активной военной политике на Западе, и ввести его в состав РВС СССР, что и было осуществлено в начале февраля 1925 г. Кроме того, на должность начальника объединенных Штаба РККА и Инспектората назначили его сторонника С. Каменева, а заместителем к последнему — «протеже» М. Тухачевского С. Пугачева.
Товарищ Тухачевский мог довольно потирать руки — встав, пусть и пассивно, на сторону Сталина в политической схватке осени 1924 года, он получил все, что обещал ему Троцкий, — но без всякого политического риска. Вернее, он думал, что без риска. Тогда думал…
Кроме того, уступки Тухачевскому были сделаны и в весьма важном вопросе, а именно — была начата подготовка к ближайшей наступательной «революционной войне» из Белоруссии. Об этом громогласно, под бурные аплодисменты и крики одобрения М. Тухачевский как командующий Западным военным округом заявил на 7-м Всебелорусском съезде Советов в Минске в мае 1925 г., призвав правительство Белоруссии «поставить в повестку дня вопрос о войне». Иными словами, руководство страны разрешило товарищу Тухачевскому готовить свой собственный персональный реванш против Польши. Чем бы дитя ни тешилось…

 

Сталин пошел на столь беспрецедентные шаги вовсе не потому, что Тухачевский был таким уж незаменимым военным гением, — вопрос был в другом. Тухачевский был в числе наиболее авторитетных военных руководителей РККА, и принятие ключевых военно-политических аспектов идей Тухачевского в качестве базовых принципов развития РККА политическим и военным руководством страны позволяло «отсечь» М. Тухачевского от Л. Троцкого и лишить последнего сколько-нибудь существенной поддержки в военной элите. Что же касается военных успехов товарища Тухачевского — то на «настоящей» войне с армией Польши он был поляками нещадно бит, его армии — рассеяны и пленены; славу «стратега» он снискал совсем на ином поприще. Во время подавления Кронштадтского восстания товарищ Тухачевский руководил действиями 7-й армии и сумел потопить это восстание в крови — всем памятен его приказ «атаковать линкоры «Петропавловск» и «Севастополь» удушливыми газами и ядовитыми снарядами». В мае 1921 года Тухачевский, как признанный мастер карательных операций против собственного народа, был направлен в Тамбовскую губернию — и там, массово применяя расстрелы, казни заложников, уничтожение деревень артогнем, поголовную порку шомполами, создание концлагерей и прочие оригинальные «тактические приемы» вплоть до идеи вновь применять ядовитые газы (на этот раз — против засевших в лесах мятежников), товарищ Тухачевский это восстание подавил быстро и безжалостно. Плевать, что его «стратегические» концепции (о них у нас еще будет возможность поговорить) привели к краху Западного фронта, — зато большинству лидеров РКП (б) они были бальзамом на сердце. И после «тамбовской победы» товарищ Тухачевский назначается начальником Военной академии РККА, а с 1922 года — командующим Западным фронтом. Ибо именно этот фронт предназначен для того, чтобы на своих штыках нести свободу угнетенным пролетариям Европы.
27 января и 5 февраля 1925 года на заседаниях Политбюро ЦК по представлению М. В. Фрунзе, уже назначенного наркомом по военным и морским делам и Председателем РВС СССР, было принято решение о кадровых перестановках в высшем руководстве РККА.
Время руководства Красной Армией товарищем Троцким закончилось навсегда…
Это был первый успех товарища Сталина во внутриполитической борьбе — но это еще не была окончательная и бесповоротная победа. Ибо в РКП (б), хотя и поддержавшей его в борьбе с Троцким, идеи Троцкого продолжали оставаться основополагающими в идеологической работе как внутри партии, так и в целом среди населения Советского Союза. Подавляющее большинство членов ЦК все еще оставались приверженцами идей Мировой Революции, все еще продолжали смотреть на Советский Союз как на базу для подготовки мирового пролетарского пожара. И не имело, на самом деле, особого значения, как низко сможет товарищ Сталин опустить Льва Давыдовича по партийной лестнице, — имело значение лишь то, что дух товарища Троцкого, дух «перманентной революции» все еще продолжал довлеть над партией. И для того, чтобы повернуть партию в сторону построения сильного, самостоятельного, независимого государства, для того, чтобы начать широкое наступление на троцкизм как идеологию, — Сталину была, как воздух, необходима легитимизация его идей.
А о какой легитимизации «построения социализма в одной, отдельно взятой стране» может идти речь, когда подавляющее большинство членов ЦК отлично помнило ленинские выступления с совершенно противоположными лозунгами! Если все члены Политбюро были рядом с Лениным, кто с 1903, кто с 1905 года — и прекрасно знают, какие мысли вождь высказывал по поводу Мировой Революции! Как в этих условиях повернуть созидательные силы партии и народа в русло построения СССР как «Отечества мирового пролетариата» — когда все руководство партии убеждено во временном характере существования самостоятельного Советского государства, в его прикладном значении (исключительно как ресурсной базы для будущей мировой революции)?
Необходимо совершить переворот в умах членов партии. Для чего жизненно необходимо осуществить переворот в партийном руководстве — изгнать из него ВСЕХ соратников Ленина (чтобы затем передушить по одному в темных подворотнях), а остальных убедить в том, что выбранный ИМ путь — единственно правильный, единственный, который может привести к успеху начатого ими дела. Единственный, у которого ЕСТЬ БУДУЩЕЕ.
В феврале 1925 года у Сталина в Политбюро нет соратников — есть лишь политические союзники, соблюдающие договоренности с ним лишь до того момента, пока им это выгодно. Но Сталину ни соратники, ни тем более союзники не нужны — ему нужны ИСПОЛНИТЕЛИ.
И с февраля 1925 года Сталин начинает планомерную работу по отстранению носителей идей Мировой Революции среди руководства партии, правительства, государства и армии от реальной власти в стране — ибо его ПРОЕКТ в носителях идей всемирного разрушения не нуждается; он нуждается в созидателях, в творцах — коих товарищ Сталин начинает старательно отсеивать и отбирать среди партийной массы, как старатель, из тонны пустой породы добывающий несколько золотых крупинок.
Товарищу Сталину не нужны больше революционеры, годные лишь на то, чтобы реветь на митингах и расстреливать «контру» по подвалам «чрезвычаек». Революция закончилась, и время горлопанов прошло — наступает время профессионалов, людей, способных строить и создавать. Главным критерием годности человека для будущего страны отныне становится не знание марксистских догм или способность расстрелять десяток пленных «белых», не дрогнув ни единым мускулом, — а его умение и знание, его профессионализм в деле созидания, в деле строительства Нового Мира.
И этот Новый Мир будет
Сталинским НОВЫМ МИРОМ…
Назад: Пролог 2 От Октябрьского переворота к созданию СССР: технологии захвата и удержания власти
Дальше: Глава 2 «Военная тревога» 27-го года: Момент истины

Зиновий Либерман
Чудовищно антирусская книга автора-ксенофоба. По вам прокуратура плачет, пан Усовский!
bsfgToido
payday loans no faxing no payday loans direct lenders payday loans for savings account
ndfFeask
22cash advance qualifications 2c payday loan bad credit payday loans 2nd chance payday loan
bfxElock
really bad credit payday loans no credit check loans 2008 north dakota outlawing payday loans