Глава 2. Всегда начеку

День для бывшего подлейтенанта Дария Силвы начался просто отвратительно. Да какой там день – за окнами казармы едва светало, когда дежурный по взводу бывший сержант Гик Бундер завопил «Подъем!» таким голосом, словно на Пятую Точку вторглись злобные пришельцы. Этот вопль и разбудил Дария, как и других парней, всего несколько часов назад вернувшихся с боевого дежурства у Пузыря. Ему очень хотелось врезать в челюсть Бундеру, однако он сумел взять себя в руки – ведь именно несдержанность и привела его почти год назад сюда, на вторую планету системы Атона.

Когда полусонный взвод, натянув комбинезоны и берцы, выстроился в ряд перед казармой, лейтенант Тамерлан Бебешко огласил задачу. И по шеренге прокатился полувздох-полустон. О сновидениях можно было забыть, сновидения оставались в казарме, а бойцам-пограничникам следовало нагрузиться оружием и сухпаем и приступить к прочесыванию местности к западу от заставы в направлении заброшенного гранитного карьера. Другой взвод, как сообщил Бебешко, отправлялся на восток, вдоль Пузыря. В смежных квадратах должны были работать соседние погранзаставы, а к поискам в окрестностях Поселка и Подземелья уже приступили полицейские и охранники шахтового комплекса. Кому-то из приговоренных к принудительным работам так надоело ковыряться в недрах, что этот «кто-то» решил привнести новые краски в свое блеклое существование. И совершил побег из лагеря.

– Самое главное, чтобы дождя не было. И бомбежек, – в своем неподражаемом стиле закончил постановку задачи Тамерлан Бебешко.

«Вот зараза, – думал Дарий, вместе с другими бойцами выходя за ворота заставы. – Не мог этот зэк смыться завтра, когда я торчал бы у Пузыря? Ходи теперь, броди с ранья…»

Сегодня он планировал на пару с Тангейзером Диони, с которым сошелся за время пребывания на Пятой Точке больше, чем с другими, наведаться в Поселок, посидеть в кабаке за пивком…Третьим в их компании был Поллукс Борсо – его Дарий тоже мог назвать товарищем, – но Поллукса ротный временно перевел в другой взвод (была у командиров своя арифметика, связанная с увольнительными), и он сейчас дежурил у Пузыря.

Свернув с ведущей к Поселку дороги, взвод рассыпался по равнине, тут и там усеянной жидкими рощицами. Только не очень обремененное мозгами существо могло избрать для побега путь именно сюда, на север, к Пузырю. Если уж делать ноги из Подземелья, то на юго-запад, к горам, хотя до них, конечно, еще нужно добраться. Или на юг от Седлага – Седьмого лагеря – и Поселка, к лесам и озерам. Правда, ту территорию считали своей всякие зубастые твари… Но все-таки был шанс хоть десяток дней провести на воле, а если неслыханно повезет – пробраться вдоль реки, вверх по течению, к отрогам. Это давало еще несколько дней свободной жизни. Не более того. Сбежавших зэков либо в конце концов ловили, либо находили остатки их одежды и обглоданные черепа с совершенно несъедобными номерками. Номерки были вживлены в дырку, проделанную на затылке, так что самому никак не выдрать. Как ни бдели лагерные охранники, побеги случались, хоть и крайне редко. Когда ты знаешь, что обречен пожизненно копаться в шахте, то, наверное, захочешь сбежать. Даже понимая, что надежды на удачу почти нет. Но если вдруг кому-то посчастливится все же уйти от облавы – что дальше? До скончания дней своих скитаться по дикой планете в постоянных заботах о пропитании? Отправиться к единственному космопорту и попытаться пробраться на корабль? Это просто не-ре-аль-но! Так может, лучше никуда не бегать, а работать в забоях, получать поощрения за перевыполнение нормы и иметь гарантированные еду и кров? Да, без всяких перспектив на освобождение. Но ведь каждый из тех, кто был приговорен к пожизненным принудительным работам, знал, что именно его ожидает за умышленное убийство. Вот и получил. До самой смерти.

В отличие от тружеников Подземелья, бывший подлейтенант Дарий Силва не был приговорен к пожизненному пребыванию на Пятой Точке – Пяточке, или Пятке, как называли этот малолюдный, почти необжитый мир те, кому приходилось по долгу службы или решению судебных органов находиться тут. Уроженец планеты Флоризея, служивший в танковых войсках на ней же, Дарий Силва был осужден военным судом на три года пребывания на одной из пограничных застав Пятки, окружавших Пузырь, за нанесение телесных повреждений средней тяжести старшему по званию. Ну не сдержался Дарий, когда упившийся капитан, выйдя из кабака, буквально набросился на проходившую мимо хрупкую девушку. Срывал с нее платье, заламывал ей руки, тащил в кусты… Но боги свидетели, не стал бы Дарий ломать кости перебравшему капу, если бы тот не обозвал слегка смуглолицего Силву «грязным флоризякой». Да нет, и это, возможно, стерпел бы Дарий, но когда услышал, что именно такие, как он, виноваты в случившемся в Сирмаргии, кулак его сам собой влетел в физиономию капитана.

Потому что не только Дарий, но и никто из флоризейцев не имел никакого отношения к сирмаргийской резне. Задумано и сделано там было все умышленно, и провокация настолько удалась, что до сих пор флоризейцы не могли до конца отмыться…

Такие разжалованные, как Дарий Силва, составляли основной контингент погранзастав, примыкавших к Пузырю с юга и запада. На других направлениях необходимости в заставах не было – угроза оттуда не исходила. Но спутники, зависшие на стационарных орбитах, на всякий случай контролировали всю территорию вокруг Пузыря, готовые поднять тревогу при возникновении опасности для Седлага. Командный же состав пограничников представлял собой обычных военных-контрактников, добровольно избравших столь неудобное, мягко говоря, место службы. Год тут шел за три, и платили более чем хорошо – и в этом все дело. А вот Дарию и не платили (ежемесячная мелочь на пиво и аттракционы в поселковом парке не в счет), и три года срока отнюдь не превращались в один. Но три – не пять, как у Тангейзера, отказавшегося, по его словам, выполнять приказ командира прыгать через ров с горящим напалмом. Тангейзер заявил, что при необходимости сделает это в бою, а просто так, ради «тренировки», не желает. Глупая, мол, это тренировка, и придумали ее те, кто не очень дружит с головой. Тем более что ему, мастеру – специалисту по ремонту бронетехники, вряд ли придется выделывать такое в бою. Военный суд почему-то с ним не согласился… А Поллукс и вовсе получил десятку – за отказ стрелять в повстанцев…

Да, три года можно было и потерпеть, все равно дома никто не ждал – когда Силва учился в танковом училище, его родители погибли при взрыве на химзаводе, где они работали, и в свои двадцать шесть женой он еще не обзавелся. Не спешил с этим, хотя был ладным парнем – правда, не очень высоким (в танкисты гигантов не берут), но широкоплечим, крепким, с приятной и где-то даже интеллигентной внешностью, которую отнюдь не портили коротковатый нос и островатые уши на стриженной ежиком голове. Для мужчины – почти эталон красоты.

Дарий продолжал шагать по равнине, добросовестно вглядываясь во все, что попадало в поле зрения. С обеих сторон от него брели другие бойцы, и кое-кто умудрялся жевать на ходу. Коротконогий взводный Бебешко, помахивая прутиком, в одиночестве шел позади цепочки подчиненных и что-то кому-то сообщал по комму. Справа, в нескольких километрах от бойцов, вздымался к бледно-голубому утреннему небу мутновато-белый бок Пузыря. Слева местность уходила в низину. Там тек ручей, а за ним зеленели нашлепки невысоких холмов и вилась среди них дорога, ведущая к Поселку-7. Под ногами шуршала низкая желто-зеленая жесткая трава, в которой не то что зэка – бутылку не спрячешь, и разве что в рощице впереди еще можно было кое-как укрыться. Опять же, если сбежавший был так глуп, что приперся сюда, к Пузырю. Не собирался же он найти убежище именно там? Впрочем, если зэк ничего не знал о Пузыре…

Но как можно не знать о главной и, пожалуй, единственной достопримечательности этой планеты? Зэки проводили здесь целую жизнь, общались с обслуживающим персоналом Седлага и имели понятие о том, что тут к чему. Да, планета была засекречена, ее пейзажи не показывали по унивизору и ничего не говорили о ней в новостях… И те, кто служил и работал на Пятке, давали подписку о неразглашении, как и он, Дарий… Но все равно, любой находящийся здесь сапиенс хотя бы в общих чертах знал, что это за штука такая – Пятая Точка. Да посиди пару часов в поселковом кабаке – уже будешь иметь представление о том, что творится вокруг. Пусть самое поверхностное, но будешь. Правда, расспросы тут были совсем не в моде.

Вот и он, Дарий Силва, кое-что знал, хотя никогда ни сном ни духом не ведал о таком космическом объекте. И не как очередной новый мир, а именно как объект и назвали планету: Пятая Точка. Хотя кто-то в кабаке когда-то говорил, что поначалу ей было дано другое имя. Но по результатам геологоразведочных работ планету засекретили, и она стала Пятой Точкой. Что позволяло сделать вывод: где-то в Галактике есть как минимум еще четыре подобных. Впрочем, это могло и совершенно не соответствовать действительности.

Пятая Точка. Не в смысле – соответствующая часть тела, а в смысле – номер. Но когда взводный Тамерлан Бебешко, известный своими высказываниями, говорил, что проклял тот день, когда упал на пятую точку и теперь имеет дело с таким подчиненным ему «материалом», его можно было понять в обоих смыслах.

Автохтоны тут не водились, а если и водились, то не попадались на глаза, и первопроходцам не пришлось менять всякие побрякушки на золото и прочие драгметаллы. И не золото было главным на Пяточке, а некая архамасса – «древняя», значит, масса, – которая залегала в недрах планеты. Опять же, судя по названиям «Поселок-7» и «Седьмой лагерь» – не только этой. О других поселках и лагерях на Пятке никто никогда не говорил, а значит, предыдущие шесть находились на иных планетах-«Точках». Что это за «масса», каковы ее свойства и в чем ее прелесть для Межзвездного Союза, Дарий не знал, да и не только он. А знал он, что добывают ее шахтовым способом, в день чуть ли не по чайной ложке, и для этого и трудятся тут преступники с разных планет, не подлежащие помилованию. Все, добытое ими, под усиленной охраной перевозили на космодром и отправляли куда положено. А куда именно, Дарий тоже понятия не имел.

Итак, Поселок-7, Седлаг, погранзаставы, космопорт – вот вроде и все, чем отметились пришельцы на Пятой Точке. Ничего здесь не выращивали и не производили, все было привозное, и никаких планов по дальнейшему освоению планеты никто не оглашал.

Поселок был единственным местом, где можно было хоть как-то разнообразить рутинную жизнь военнослужащих, полицейских, охранников и прочего немногочисленного пришлого населения Пяточки. Там проживала администрация и обслуживающий персонал расположенного неподалеку Седлага, портовики, работающие вахтовым методом (в космопорте было свое общежитие), и прочие вольнонаемные. В Поселке имелись всякие учреждения, без которых невозможно нормальное существование, включая школу, магазины, больницу, банк, похоронное бюро, спортивный комплекс, парикмахерские, игротеки, рестораны, бары и лупанарии. Последние были необходимы гораздо больше, чем похоронное бюро, и функционировали без выходных. Туда съезжались военнослужащие со всех окрестных погранзастав, и Дарий Силва тоже пользовался услугами «волчиц». Правда, это бывало не так часто, как ему хотелось бы – только когда удавалось, экономя на пиве, подкопить деньжат. Потому что официально средства осужденным армейцам на такие развлечения не выделялись. Ну, и еще опальные военнослужащие сбрасывались по очереди – благо владельцы (точнее, владелицы) лупанариев не борзели, с таких клиентов брали по минимуму. Но отнюдь не бедствовали, потому что отыгрывались на других категориях мужского населения Пятой Точки.

Да, с развлечениями тут было не очень, и местная жизнь протекала скучновато, не принося жителям Поселка острых ощущений. Зато их было с избытком у контингента погранзастав…

Дарий поправил ремешок скорострела на плече, взглянул на шагающего справа от него Тангейзера и вступил в рощицу. Разбуженные шорохом шагов птицы уже покинули ее и теперь вились в светлеющем небе. Вероятно, проклиная нагрянувших с утра пораньше незваных гостей так же, как те проклинали командование и не вовремя сбежавшего зэка. Деревья тут были кривоватые, с растопыренными тонкими ветвями, усеянными мелкой зеленой листвой. Кое-где в траве торчали кусты, тоже зеленые, с маленькими черными шариками ягод. Спрятаться среди них мог разве что какой-нибудь зверек с ноготок, но никак не сапиенс. Тем не менее Дарий не пропускал ни одного куста – к убийцам он относился без пиетета и желал, чтобы зэк был поскорее найден и водворен туда, где ему положено находиться согласно приговору. Каждому должно воздаваться по заслугам. Хотя в глубине души он все-таки считал, что с ним, Дарием, поступили слишком уж сурово – башка-то у того капитана осталась на месте. Но вся загвоздка заключалась в том, что кап был в военной форме, и Дарию не стоило наносить ему телесные повреждения – ломать нос и сотрясать мозг. Да и что уж теперь об этом думать… Что случилось, то случилось… Кроме того, в случае обнаружения беглого зэка, можно было рассчитывать на поощрение в виде увеличения пособия. Хотя бы за один этот месяц. Как говаривал лейтенант Тамерлан Бебешко, «каждый боец должен быть либо поощрен, либо наказан».

Из-под берцев Дария разбегались зеленые ящерицы, совсем непохожие на зэков ни обличьем, ни цветом – труженики Седлага носили полосатые черно-белые робы. Слева, задрав голову, разглядывал ветви лопоухий Чагри, справа Тангейзер ворошил куст гладким стволом скорострела. Впереди, в траве, что-то белело. Дарий нагнулся и поднял с земли небольшой предмет. Это была вилка. Обыкновенная вилка. Но не такая, как в столовой заставы или в поселковом баре «Семь».

Силва не знал, какими вилками пользуются зэки Лагеря, и положены ли вообще им вилки, и решил связаться с Бебешко.

– Господин лейтенант, – сказал он в комм, – я тут вилку обнаружил.

– Что за вилка? – настороженно спросил Бебешко.

– Ну, которой едят еду, – пояснил Дарий. – С зубцами… или с зубьями… Что с ней делать?

– Вопрос понял, ответ думаю, – изрек лейтенант, поддерживая свое реноме. Но добавил почти без паузы: – Шагай дальше, я сейчас догоню. Лично посмотрю, непосредственно своими двумя глазами, что за вилка. А то знаю я вас…

Взводный не договорил, но Дарий догадался, что Бебешко имеет в виду свою собственную, неоднократно повторяемую сентенцию: «Бойцы, вы всегда должны помнить: все, что бы вы ни делали, вы делаете неправильно».

Силва добросовестно выполнил команду – побрел вперед, сунув вилку в нагрудный карман комбинезона и недоумевая, кому это приспичило разгуливать тут, неподалеку от Пузыря, со столовым прибором. С космического корабля, что ли, свалилась? Так почему не сгорела в атмосфере? Несгораемая?…

Размышления Дария были прерваны догнавшим его лейтенантом.

– Где? – коротко спросил Бебешко.

Силва молча протянул ему находку.

– Ты смотри! – удивился взводный, вертя ее в руках. – Действительно похоже на вилку. Держачок… Один… два… три накалывателя… Точно, непосредственно три… Интересно, кто же тут имуществом разбрасывался?

Дарий, по-прежнему не говоря ни слова, с вопросительным лицом ткнул пальцем вверх. Бебешко поднял голову, ничего интересного там не увидел и нахмурился. Но все-таки сообразил, что имеет в виду подчиненный, и разражаться гневной тирадой не стал. Хмыкнул, почесал в затылке и уселся на траву.

– Ладно, боец, разберемся. Сейчас лично сообщу куда надо. А ты иди, давай, не стой. До самого карьера, и чтоб каждую пылинку непосредственно ощупывать, обнюхивать и облизывать. Полная боевая готовность!

– Слушаюсь, господин лейтенант, – кротко сказал Силва, четко сделал поворот через левое плечо и строевым шагом отправился вдогонку за сослуживцами.

Фраза о пылинках его ничуть не удивила. Одним из самых глубоких высказываний Тамерлана Бебешко, передававшимся из уст в уста и от заставы к заставе, было такое: «Гуманизм и человечность в вопросах поддержания боевой готовности – вещи преступные уже по самому определению». Лейтенант отрабатывал контракт не за страх, а за совесть… Ну, и старался соответствовать другому своему, не менее популярному афоризму: «Если взводного бойцы в разговоре между собой хотя бы иногда не называют «чудаком», значит, его пора снимать с должности».

Минут через десять, когда Дарий вместе с другими был на подходе к следующей рощице, от Пузыря донесся треск скорострелов и грохот орудий.

«Чтоб вас всех…» – Силва передернул плечами.

Такая стрельба была здесь обычным делом и велась чуть ли не ежедневно, а бывало – и по несколько раз в сутки. И по-другому не получалось. Точнее, не давали те, кто пытался выбраться из Пузыря.

Разумеется, отцы-командиры сразу объясняли вновь прибывшим штрафникам, в чем будет заключаться суть их службы на Пятке, и рассказывали о Пузыре. Наверное, рассказывали далеко не всё, а может, и сами всего не знали. И никто не знал.

Обнаружили Пузырь, когда на околопланетную орбиту пришли первые разведывательные корабли Межзвездного Союза. И тогда же это странное, не имеющее аналогов образование и получило такое название. Оно и вправду напоминало пузырь или купол, который накрывал очень солидный кусок одного из континентов второй планеты системы Атона. Только не круглым в основании было это непонятное образование, а прямоугольным, если можно назвать прямоугольником фигуру с закругленными, а не прямыми углами. Пузырь простирался почти строго с востока на запад, и длина его составляла почти пятьсот километров, а ширина – около трехсот пятидесяти. Стенки его уходили перпендикулярно вверх на сто восемьдесят с лишним метров, так что Пузырь с некоторой натяжкой мог считаться параллелепипедом. Вся поверхность его была мутно-белой, напоминающей не очень густой туман, и любой подошедший к нему без труда различал местность внутри Пузыря на расстоянии десяти – пятнадцати метров. Местность визуально ничем не отличалась от той, что находилась перед стенкой этого феномена. А вот что располагалось дальше, не получалось определить даже с помощью сканеров – экраны приборов оставались девственно чистыми. А там все терялось в тумане, не мутно-белом, как стенка Пузыря, а просто белом. Стенка смахивала на резину, она слегка проминалась при сильном нажатии, и очень быстро выяснилось, что пули беспрепятственно проходят сквозь нее, не оставляя отверстий. Разведчики на этом не остановились и загнали туда с разгона вездеход без водителя – точнее, с автоводителем, – и тот без проблем вернулся. Чтобы выяснить все до конца, поймали местную ящерицу, сунули в коробку, коробку поставили в вездеход и повторили эксперимент. Машина вновь вернулась, и ящерице ничего не сделалось, разве что она успела слегка нагадить в уголке коробки. В конце концов нашелся смельчак, который на том же вездеходе въехал в Пузырь, удалился на сотню-другую метров от стенки и тоже благополучно прибыл на место старта. Возможно, этот колпак был сооружен кем-то, чтобы сохранить (с неизвестной целью) часть древней природы? Или там, внутри, было что-то, что стоило защитить от воздействия стихий?

Собственно, первым разведчикам не ставилась задача сколько-нибудь детального обследования планеты. На этот мир вышли не с целью поиска новых сапиенсов – и старых вполне хватало. И не для обживания – свободных территорий в Союзе тоже было в избытке. Планету рассматривали в качестве потенциального источника полезных ископаемых, а потому разведчики смогли уделить Пузырю только самое поверхностное внимание. Они занялись своей основной работой и обнаружили неподалеку от Пузыря залежи архамассы. Все силы тут же были сосредоточены на скорейшей ее промышленной добыче, а изучение Пузыря отложили до иных времен. На планету перебросили соответствующую технику – и вольнонаемные рабочие приступили к сооружению лагеря и небольшого космопорта в сотне с лишним километров к юго-востоку от него. А уж потом сюда прибыли первые партии заключенных и принялись под соответствующим присмотром прокладывать шахты и строить поселок.

И вот тут-то Пузырь впервые и проявил себя. Однажды те, кто работал на строительстве Поселка-7, услышали отчаянную стрельбу со стороны Лагеря – до него было чуть более километра. Решив, что там начался бунт, часть охранников бросилась туда на помощь сослуживцам, на ходу пытаясь связаться с ними, но никто не отвечал. Как потом выяснилось, отвечать было просто некогда. Прибывшие из Поселка застали на огражденной территории с бараками и еще не обустроенной единственной пока шахтой только горстку переводивших дух охранников. Остальных, как и зэков, не было. Оказалось, что со стороны Пузыря бесшумно налетели на Лагерь некие твари (или это были искусственные создания?), похожие на огромные белые полотнища с тремя расположенными равносторонним треугольником красными глазами (или чем-то очень смахивающим на глаза). Несколько полотнищ нырнули в шахту, а остальные – десятка два, если не больше – принялись носиться над территорией Лагеря. И потянулись от них к тем, кто там был, какие-то тонкие белые нити. То есть нечто, похожее на нити, но, в отличие от нитей, совершенно убийственное. От людей, которых коснулись эти нити, не осталось даже горстки пепла – люди исчезли, вероятно, развеявшись на атомы. Причем уцелевшие охранники успели заметить, что исчезновение происходило не только когда нити опутывали голову или, скажем, руки жертв, но и когда просто касались одежды. И одежда, и обувь были в наличии, валяясь по территории Лагеря, а вот тел обладателей этой одежды и обуви не было. Безлюдными оказались и бараки, и шахта, из которой спустя какое-то время после нападения вернулись красноглазые налетчики. Уцелевшие охранники (те, кто не потерял самообладания) наконец-то принялись стрелять из индивидуального оружия, подключились и дежурившие на вышках. Это дало пусть запоздалый, но хороший результат – красноглазые дергались, от них отлетали куски, попадания были им явно не по вкусу. Они перестали метать нити и беспорядочно кружили над Лагерем, словно стая перепуганных птиц или сорванные ветром с веревок простыни. Простыни – именно так и стали их потом называть. Не выдержав стрельбы, загадочные налетчики сбились в кучу и умчались в сторону Пузыря.

Всего этого прибывшие из Поселка охранники уже не увидели. Оставалось довольствоваться только рассказами уцелевших и картинками камер слежения – камер на территории Лагеря хватало. Но то, что они показывали, не очень соответствовало описаниям тех, кто видел таинственных белых налетчиков собственными глазами. Не было там никаких красноглазых полотнищ и смертоносных нитей, а были какие-то неясные полупрозрачные тени. Подобные иногда чудятся в темных углах с перепою. Тени эти лениво колыхались тут и там, почти сливаясь с окружающим, и выглядели не опаснее плывущих в небе облаков. Но было на картинках и другое. Были глазеющие куда-то вверх охранники – и вдруг то один, то другой из них падал и в какой-то неуловимый миг исчезал, оставляя на земле одежду и обувь. Были не успевшие выскочить из бараков зэки из отдыхавшей смены – они тоже исчезали, кто на нарах, кто в проходах. Были и те, кто трудился в забоях – и растворился, даже не успев увидеть угрозу. О каком-то массовом психозе и речи не шло – дело тут было явно в каких-то созданиях, выбравшихся из Пузыря. Они хорошо различались человеческим глазом, а вот аппаратура их почему-то почти не воспринимала. Что-то заставило красноглазых совершить убийственную вылазку из мест своего обитания.

Итак, первые партии зэков и большинство персонала, включая начальника Седлага, бесследно пропали. Такого феномена на территориях Межзвездного Союза еще не наблюдалось…

И что тут следовало предпринять? Свернуть все работы и убраться подальше от таких опасных соседей, возможно, порожденных какой-то иной цивилизацией, давно сгинувшей – или и являвшихся этой самой цивилизацией? Разумеется, в верхах было принято прямо противоположное решение. На Пятку перебросили войска, и в то время как новые партии заключенных возобновили добычу архамассы, крупная танковая группировка, оснащенная самым современным оружием, вторглась на территорию Пузыря. Что там происходило, осталось неизвестным – связь в Пузыре почему-то не работала, а наземные и орбитальные сканеры, как уже отмечалось, ничего не показывали. Танки могли, при благоприятных условиях, преодолеть эти пять сотен километров с запада на восток за шесть-семь часов, но это если просто прокатиться с ветерком. А если вести бои?

В общем, возвращения группировки ждали двадцать дней. С каждым этим днем уверенность в успехе становилась все меньше, и на Пятку в спешном порядке перебрасывали дополнительные войска. Они оцепили по периметру весь Пузырь и держали его под прицелом, опасаясь, что оттуда вновь полезет какая-нибудь смертоносная дрянь.

Когда надежда на возвращение танковой армады угасла совсем, встал вопрос, что делать дальше. Раздолбать Пузырь парой-тройкой атомных бомб? Это был бы сильный и наверняка эффективный ход, но что тогда будет со строящимся Седлагом? Уж слишком близко он располагался к Пузырю. Потерять объект добычи архамассы в верхах не захотели. И решили пройтись по подпузырным пространствам армией автономных универсальных боевых роботов. А заодно и проверить их умения не на полигоне, а в деле.

Проверили. Ни один робот не вернулся.

В верхах заскрежетали зубами, разразились проклятиями и приняли новое решение: с орбиты забросать Пузырь по квадратам мощными бомбами. Не атомными.

Забросали. Пузырь поглотил их, не показав никаких признаков несварения желудка и не претерпев изменений, а сейсмографы не зарегистрировали ни одного сотрясения почвы. А значит, ни одна бомба не взорвалась.

И только после всего этого пришли к иному мнению: заменить оцепление Пузыря погранзаставами, бойцы которых будут постоянно вести за ним наблюдение и немедленно реагировать на появление оттуда каких бы то ни было агрессоров. Так и возникла на Пяточке Пограничная служба, штаб которой располагался к северо-востоку от Поселка, в тылу одной из погранзастав.

За время, прошедшее с момента создания Пограничной службы, выяснилось, что твари выбираются из Пузыря только с южной и западной его стороны, причем на участках, расположенных ближе к Седлагу. Еще в период военных экспедиций красноглазые несколько раз пытались напасть на Лагерь, но были обращены в бегство. Не оставалось сомнений в том, что Простыни лезут к шахтам не потому, что в Пузыре им слишком скучно, а с одной определенной целью, которая обозначилась еще при первой атаке: не допустить добычу архамассы в Седлаге. Сами ли они так решили или действовали по какому-то приказу, было загадкой.

Поскольку аппаратура засекала появление красноглазых очень плохо, буквально в последний момент перед их выныриванием из Пузыря, пограничникам оставалось надеяться, в основном, на собственное зрение и внимательность. Поначалу для наблюдения за стенками Пузыря использовали оставленные военными танки, но постепенно их заменяли более удобными для боевого дежурства стационарными пунктами обороны. Кроме индивидуальных скорострелов дежурных бойцов, каждый такой пункт был оснащен пушкой и пулеметом. Дежурили в них по шестеро, в течение полусуток, одна тройка сменяла другую через каждый час. Сидя в креслах, дежурные наблюдали сквозь толстый прозрачный стеклосинт за своим участком Пузыря. Следующий участок находился в ведении другого пункта. В ночное время тут было так же светло, как днем – стенку Пузыря заливали светом множество прожекторов. Дежурство велось в любую погоду, это было монотонное и утомительное занятие, но ничего лучшего пока не придумали. А скорее всего, и не ломали над этим голову – к чему что-то менять, если существующая система дает эффект? А система эффект давала. Погранзастав было два десятка, и они обеспечивали бесперебойную добычу архамассы.

Рядовой состав, который и нес дежурство у Пузыря, набирали из проштрафившихся военнослужащих именно из-за однообразности и утомительности этого занятия. Ну, и еще потому, что степень риска тут была выше, чем в других местах Межзвездного Союза. И без жертв не обходилось. Несмотря на все вооружение, несмотря на толстые стенки пунктов обороны, бойцы из них иногда исчезали так же, как это случилось с персоналом и зэками Седьмого лагеря. Еще ни разу не удалось заполучить хотя бы кусок Простыни – эти куски при попадании просто растворялись в воздухе, и никто не знал, что же это все-таки такое. Существа? Механизмы? Разумны ли они или действуют инстинктивно?

Зато понятно стало другое: Простыни либо изменяются, либо против пограничников действует уже новое поколение. Теперь далеко не все эти штуковины реагировали на стрельбу из скорострелов и пулеметов и отступали только под ударами орудийных снарядов. Не было видно никаких белых нитей, и бойцы не могли знать, на кого из них в данный момент направлено убийственное воздействие. Выход был лишь один – открывать стрельбу в первый же миг появления красноглазых… точнее, черноглазых тварей, потому что Простыни стали именно такими. Они выскакивали из Пузыря в самых разных местах и в разном количестве, и тут не просматривалось никакой закономерности, позволившей бы предвидеть атаку полотнищ. Все чаще они появлялись не только из южной и западной стенок, но, судя по всему, пролетали и сквозь «крышу» Пузыря, забираясь высоко в небо. И не атаковали пограничников, а старались незамеченными прорваться к Седлагу. Ну, старались ли в прямом смысле этого слова или нет, неизвестно, но выглядело это именно так. Несколько раз налет им удался, и они изрядно проредили персонал и зэков Лагеря. И только примчавшиеся на танках пограничники сумели загнать тварей обратно в Пузырь. Еще ни одну Простыню не удалось расколошматить так, чтобы она исчезла без следа – пусть единственный шматок, но оставался и удирал восвояси.

Такие высотные проникновения заставили командование Пограничной службы подкорректировать оснащенность и порядок боевого дежурства. Вдоль стенок Пузыря были установлены дополнительные прожекторные мачты, освещавшие только небеса, а состав наблюдателей пополнился бойцами, которые, находясь за линией пунктов обороны, в большем удалении от Пузыря, следили и за дневным, и за ночным небом.

Хуже всего приходилось в облачные дни, которых тут, к счастью, было не так уж много. На фоне облаков Простыни удавалось разглядеть только по черным глазам, а если облачность была совсем низкой, то наблюдателям не могло помочь ничто. И вновь численность обитателей Седлага изрядно подсократилась – и вновь из этого положения был найден выход. Несколько пунктов обороны перенесли ближе к Лагерю, а один поставили под его стенами. Кроме того, при низкой облачности и тумане дежурные палили в воздух с произвольными интервалами, не жалея боеприпасов. Дабы Простыни, если они обладали разумом, не могли определить, когда наступит перерыв в стрельбе и когда она возобновится. Это было затратно, но оружие и боезапас поступали в Пограничную службу чуть ли не непрерывным потоком.

Несмотря на все принятые меры, именно на туманные и облачные дни приходился самый большой процент потерь среди личного состава. Стрельба-то все-таки велась не непрерывно, и невидимые Простыни, устремляясь к Седлагу, успевали по пути, руководствуясь неизвестно какими соображениями (если вообще чем-либо руководствуясь) уничтожить одного, а то и двух-трех бойцов, несущих боевое дежурство.

В общем, не служба получалась, а смертельная лотерея.

Однако архамасса, видимо, стоила не только израсходованных боеприпасов, но и жизни военнослужащих, оказавшихся здесь по приговору суда. Командный состав контрактников к дежурству у Пузыря не привлекался.

Единственное, что могло служить утешением штрафникам – после отбытия срока их восстанавливали в звании, а то и присваивали очередное (при наличии особых заслуг, определяемых командованием Пограничной службы Пятой Точки). С соответствующим повышением жалованья. Так что у Дария Силвы была возможность при условии, что он останется в живых, вернуться на Флоризею не только подлейтенантом, но и лейтенантом. Другим тоже хотелось остаться в живых, так что в пасмурные дни выстрелы у Пузыря почти не смолкали.

Проклятые Простыни постоянно снились Дарию, да, наверное, и не только ему. В этих снах он рвал их на части голыми руками, подтирался их кусками и спускал в унитаз. Тот факт, что лоскуты Простыней улепетывали после отпора, не сбиваясь с курса, позволял предположить, что эти твари устроены по принципу голограммы, и разум – если он у них был – расположен полностью в каждом куске их тела. Впрочем, это никак не объясняло происхождения смертоносных полотнищ. Временами, когда боевое дежурство подходило к концу – особенно ночью, – и было уже тошно пялиться на этот паскудный Пузырь, Дарий, продолжая вести наблюдение, думал о том, что хорошо бы все-таки прогуляться по этой скрытой от взоров территории. Не стрелять там – это может кончиться плохо, судя по исчезнувшим танкам и роботам, – а просто попытаться выяснить, где обитают и что поделывают Простыни в свободное от налетов время. Спят? Щиплют травку? Спариваются? Тренируются? Попробовать пообщаться с ними. Или с их хозяевами, если таковые есть. Узнать, по какой причине они всеми силами стараются сорвать добычу архамассы. В конце концов, если это вещество им так небезразлично, почему они не спрятали под колпаком все месторождение? Тогда проблем было бы гораздо меньше. Правда, тут начиналась область таких зыбких догадок, что не стоило и голову ломать. А стоило молить всех богов, чтобы помогли уцелеть на этой Пятке и вернуться на Флоризею. В родительский дом.

В безлюдный родительский дом…

Дарий Силва вздохнул. Стрельба у Пузыря затихла, на траве лежали длинные тени оставшихся за спиной деревьев – красноватый диск Атона выбрался из-за горизонта и начал неспешное восхождение к небесным высотам. Утренняя прохлада уже не была такой прохладной, и грядущий день сулил отдохновение. Только бы не заставили до вечера искать этого зэка. Хотя в любом случае взводный после обеда освободит его, Дария, и других от этой мороки, потому что вечером им заступать на дежурство. Пусть другие побродят, а он с Тангейзером и Поллуксом выпьет-таки пива в Поселке. Обязательно! Жаль, что всласть не напьешься – не совсем трезвый наблюдатель рискует и сам жизни лишиться, и товарищей подставить под удар…

Дарий оглянулся. Лейтенант Бебешко вышел из рощицы, по-прежнему помахивая прутиком и на ходу разговаривая по комму. Судя по доносившимся до Силвы фразам – со своим коллегой с соседней заставы, тоже таскающим свой взвод по окрестностям к западу от бойцов Бебешко. Впереди, в низине, виднелся карьер – обширная пустошь, усеянная кусками серого гранита. От него уходила к Поселку заброшенная дорога, еле виднеющаяся среди травы. Гранит тоже когда-то добывали зэки. Этим камнем были вымощены улицы и площади Поселка, гранитная плитка пошла на облицовку многих зданий и памятники на местном кладбище поначалу были почти сплошь гранитными. Потом эта мода прошла и карьер забросили. Точнее, некому стало работать с гранитом – всех зэков загнали в шахты, а среди посельчан не нашлось желающих этим заниматься, все и так были при деле.

«Интересно, погонит нас Бебя в карьер или нет? – подумал Дарий. – Вроде было сказано: до карьера. А там уж нехай соседи парятся».

Эта мысль еще не успела проскользнуть по всем его мозговым извилинам, как сзади раздался довольный голос Тамерлана Бебешко:

– Стой, золотая рота! Соседи уже заловили бегуна!

Бойцы выполнили эту команду четко и сразу. Лейтенант опустил руку с коммом, приблизился и громко продолжил:

– Непосредственно в карьере сидел, недоумок, яйца высиживал! Точнее, отсиживал. Собрались в кучу – и за мной! Глянем на лыжника.

Птенцы Тамерлановы быстро и с охоткой выполнили и эту команду, и вся группа направилась к карьеру. Там виднелись такие же серые комбинезоны парней с соседней заставы.

Беглый зэк в одном только нижнем желтоватом белье спокойно сидел на большом обломке гранита. Умиротворенно щурясь, он подставлял бледное худое лицо утреннему солнышку. Уши его казались несоразмерно большими на выбритом черепе, кривоватый нос явно когда-то ломали и, возможно, не раз. Руки его, не скованные наручниками, были скрещены на груди, и если бы не застывшие по бокам и у него за спиной три напряженных бойца, этого средних лет мужчину можно было бы принять за лицо свободной профессии, выбравшееся поразмышлять на природу с утра пораньше.

К удивлению пограничников, где-то так оно и было. В Лагерь уже сообщили о поимке и теперь ждали, когда оттуда прибудет автозак с охраной. И задавали беглецу разные вопросы, без подковырок и злобы, потому что знали: сейчас этого убийцу увезут и вновь засунут под землю, и будет он там горбатиться до скончания своих дней. Оба взводных этим вопросам не препятствовали, а к ответам зэка прислушивались с любопытством. Многие бойцы толпились вокруг, а кое-кто устроился в сторонке и налег на сухпай.

Как выяснилось, взяли его без проблем. Зэк и не думал скрываться в выемках или среди камней, а спокойно сидел себе вот на этом самом месте, глядя на светлеющее небо, словно прирос к обломку. Услышав за спиной шаги пограничников, он оглянулся – и отвернулся, как будто не по его душу это шли, а мимо, за пивом. Так и сидел, пока не приблизились и не окружили. Кивнул, поздоровался. Потому и не стали его валить и вязать – человек явно не намерен был оказывать сопротивления. То ли утомился с непривычки, прошагав ночью несколько километров от Лагеря, то ли понял, что побег его не имеет смысла, то ли с головой у него было что-то не так… В общем, все прошло спокойно, без заламывания рук и уж тем более стрельбы.

– Чего ж ты сюда намылился, а не на юг? – спросил кто-то из пограничников. – Тут же дальше равнина да болота, без перспектив. Все же на юг стараются… Или надурить хотел?

– Стараются те, кто нарезать винта решил, – ответил зэк. Голос у него был хрипловатый и какой-то надтреснутый. – Я в такие игры не играю. Коль наелся грязи – значит, планида такая, чего кипиш поднимать? И бродить тут не в жилу, я вести жизнь дикаря не подписывался.

– А зачем тогда бежал? – удивился боец. – Просто погулять захотелось?

– Так уж масть легла… – загадочно усмехнулся зэк. – При таком раскладе почему бы и не размяться на воздухе? Мы же тут вспотевшие до упора. Обстановочку сменил хоть ненадолго, и то в кайф… Уж больно однообразная обстановочка…

– А что там вообще в шахте? – поинтересовался другой пограничник. – Дышать можно?

– Дышать везде можно, – вновь усмехнулся беглец. – Главное – вот тут все утрясти, – он постучал согнутым пальцем себя по лбу. – Привести в соответствие…

– А как эта архамасса выглядит? – раздался третий голос. – На что похожа?

Зэк помрачнел и осведомился:

– Дерьмо жидкое видел?

– Ну… приходилось… – ответил пограничник под смешки окружающих.

– Вот и прикинь. Только чуть погуще и с прозеленью.

– И как ее добывать?

Зэк с ухмылкой взглянул на бойца:

– Попросись в подземелье на экскурсию, вот все и узнаешь. Или замочи кого-нибудь, наверняка туда же и попадешь.

– Так как тебе сбежать-то удалось?

Зэк пожал плечами и опять прищурился на солнце:

– Помощничек нарисовался, хоть я и не просил…

– Тебе, значит, помог, а сам в Лагере остался?

– Да нет… Хотя, может, и вернулся. Я не в курсе… Но, так понимаю, он сам не с кичи – из другого места. А чего ко мне приклеился, понятия не имею. Говорю ж, я ноги не щупал…

– При чем тут ноги? – не понял боец.

– Ну, к побегу не готовился, – пояснил зэк. – Живот прихватило ночью, пошел в верзошник, вот там помощничек и объявился.

– Что за помощник? – пробрался вперед лейтенант Бебешко. – Как зовут?

– Он не назвался. Да и не из наших, точняк. Я, кабы все потом своими глазами не увидел, подумал бы, что это мозги у меня скисли…

– А ну-ка, поподробнее, – потребовал лейтенант.

И затаившие дыхание пограничники услышали невероятную историю о том, как этому зэку удалось беспрепятственно покинуть Седлаг со всеми его заборами и запорами, сигнализацией, видеокамерами и целой армией охранников. Если бы эти бойцы не несли службу у Пузыря, то, выслушав такое, просто покрутили бы пальцем у виска. Но тут столь простым действием было не отделаться.

Вот что поведал зэк, никуда не торопясь и продолжая щуриться на утреннее солнышко.

Он уже собирался выходить из туалета, тоже оборудованного камерами слежения, как вдруг услышал голос. Голос был незнакомым, он звучал прямо в голове и начал с места в карьер:

«Тебе надо уходить отсюда. Сейчас выберешься за ограду и иди куда хочешь».

Прежде чем зэк успел хоть что-то сообразить, от белого потолка отделилось такое же белое покрывало, моргнуло черным глазом, похожим на глаз хищной птицы, и окутало его с головы до пят. И тут же в мозгах его наступило оледенение, рот словно заперли на замок, тело стало деревянным, а ноги сами зашагали к двери. Сквозь эту полупрозрачную накидку вполне сносно было видно все окружающее. Зэк вышел из туалета, пересек жилой корпус и беспрепятственно миновал пост охраны. Судя по реакции охранника, тот его просто не видел и не слышал. И не видел не только он – экран, установленный перед охранником, показывал, что ведущий к двери проход пуст, словно зэк и не шел по нему, влекомый неведомой силой. На другом экране была картинка с камер, установленных в туалете, но цербер на нее не смотрел. Да и как сбежать из туалета? Нырнуть в унитаз и пробраться по канализации? Никак не получится, слишком узкая труба, да и унитазы не приспособлены для таких ныряний.

И тут пошли чудеса еще более расчудесные. Зэк приблизился к запертой двери корпуса – и прошел сквозь нее, словно это было не солидное препятствие, а какая-нибудь видеопроекция. Вернее, ноги пронесли его сами, без всякого желания их превратившегося в подобие зомби обладателя. По-прежнему окутанный диковинным покрывалом, зэк вышел в ярко освещенный двор и не успел сделать и двух шагов, как некая сила подняла его в воздух и переместила за стены и вышки с охранниками, в ночную темноту. Пронесла метров триста, а может, и пятьсот, и опустила на землю, под звезды.

«Иди куда хочешь», – повторили в голове.

Покрывало порхнуло вверх и растворилось в ночи. А зэк уселся на траву, и под стрекот ночных насекомых мозги его начали потихоньку оттаивать. Вот тогда он и решил, что погуляет на природе, пока его не хватятся. С одной стороны виднелся свет прожекторов Лагеря, с другой били в стенку Пузыря и в небо прожектора пограничников, и зэк неторопливо направился туда, где этого света не было – к карьеру. Вскоре вышел на старую дорогу и побрел по ней, наслаждаясь нежданной свободой, вдыхая ночные запахи, слушая ночные звуки и любуясь на звезды. Ну, и ломая голову над тем, что же за чудо такое с ним произошло. Так и гулял, вовсе не собираясь лезть из кожи вон и рвать жилы, чтобы уйти как можно дальше от Лагеря…

Ошеломленные услышанным пограничники готовы были засыпать зэка новыми вопросами, но тут припылил автозак, и церберы забрали невольного беглеца. Вдосталь надавав ему дубинками по почкам за нарушение их спокойствия.

Автозак умчался к Седлагу, а пограничники остались. Жевали сухпай и обсуждали эту невероятную историю. То есть они-то ее невероятной не считали. Им было ясно, что отдельные Простыни изменили тактику. Или получили иное задание. Ускользнув от глаз пограничников и охранников, одна-две обитательницы Пузыря проникли на территорию Седлага. Но вместо того, чтобы истреблять всех вокруг, затаились. У них была другая задача: выводить из Лагеря заключенных. Зачем? Рассчитывали на то, что, узнав о возможности покинуть Седлаг, зэки поднимут бунт, и в конце концов все там перебьют друг друга? Или это какой-то маневр? Уловка? Да, конечная цель была ясна: добиться прекращения добычи архамассы. Но в чем суть новых действий?

Как бы там ни было, все понимали: твари переходят к иным приемчикам, и скучать никому не придется…

Расставшись с соседями, команда Тамерлана Бебешко направилась в обратный путь. Стрельба у Пузыря не возобновлялась, вокруг стояла благостная тишь. Денек обещал быть погожим, и впереди ждал сытный завтрак. Да, уже подкрепились сухпаем – ну и что? Балабаса много не бывает! Бойцы топали назад бодро, тихо радуясь тому, что все кончилось сравнительно быстро и теперь ничто не может отвлечь их от заслуженного отдыха. Радовался в душе и Дарий Силва, шагая рядом с приятелем Тангейзером Диони и перебрасываясь с ним разными фразами по поводу удивительного рассказа седлаговского зэка. Эта их неспешная беседа была прервана взводным, получившим какое-то сообщение по комму.

– Опа! – воскликнул Бебешко, глядя на экран. – Наконец-то разродились, не прошло и полгода! Эй, бойцы, после обеда новая техника прибудет. Та-ак… Всякое «ба-бах» и… ох, ничего себе! – Он обернулся к подчиненным, поднял палец и торжественно провозгласил: – Танк «Мамонт», новейшее новье! Это за что же нам такой подарок? – Взводный изумленно покачал головой. – Похлеще наших «трицеров», описание я собственными своими двумя глазами видел. И в смысле насчет вооружения похлеще, и в смысле по поводу удобств. И дает его наш командир именно непосредственно нашей заставе, а не кому-то другому. А почему? Потому что мы лучшие! Правильно я говорю?

Подчиненные на всякий случай молчали – вопрос-то мог быть и риторическим. Да и Бебешко много раз заявлял о них совсем иное.

– И разобраться с этим зверем поручено непосредственно моему взводу, – с воодушевлением продолжал лейтенант. – А почему?

– Потому что мы лучшие, – на этот раз ответили ему нестройным хором. Правда, не очень уверенно, и не все.

Бебешко хмыкнул и заявил:

– Нет, парни, вы не лучшие. Просто остальные еще хуже вас!

Собственно, танки пограничники давно использовали только для двух целей: в качестве транспортного средства для поездок в поселковые кабаки и в качестве пунктов наблюдения за дневным и ночным небом. И с удобствами в «Трицератопсах» действительно было не очень.

– И кого же удостоить чести принять такую коробку? – на ходу размышлял Тамерлан Бебешко. – Чтоб осмотрел, изучил инструкцию, разобрался, опробовал… Это же не новый сорт пива дегустировать – или как? В голове должно иметься килограмм мозгов, и ни сантиметром меньше.

Бойцы затаили дыхание. Перспектива возиться после обеда с новой техникой никого не прельщала. Дарий Силва нервно сглотнул. Он был танкистом по специальности, и взводный, конечно же, об этом знал. Но ведь были во взводе и другие танкисты!

– Кто у нас сегодня лично отличился? – продолжал рассуждать Бебешко. – Кто обнаружил предмет, непосредственно похожий на вилку для приема внутрь пищи?

В организме у Дария все оборвалось и повисло, уныло покачиваясь и издавая тихие стоны. О поселковом кабаке сегодня можно было забыть. Тангейзеру и Поллуксу предстояло лакомиться пивом без него.

– Почему молчим? – обернулся к нему Бебешко. – Боец Силва!

– Здесь, господин лейтенант…

– Не здесь, а уже там, непосредственно в парке! Осматриваешь этого «Мамонта» и вникаешь, где у него хвост, а где, соответственно, вымя и жало. И не один вникаешь, а на пару… А вот с кем на пару?

– Разрешите мне, господин лейтенант! – сказал, как в воду прыгнул, Тангейзер Диони. Его скуластое лицо было хмурым, но серые глаза смотрели твердо.

– Ага! Мы с Тамарой ходим парой! – Бебешко вновь поднял палец. – Вот это по-нашему! Сам наливай и с товарищем выпивай! – Он пристально оглядел других повеселевших бойцов. – А дабы никто не думал, что ему лично страшно повезло, довожу до вашего непосредственного сведения: бойцы Силва и Диони от ночного дежурства освобождаются. И попробуйте сказать, что лейтенант Бебешко несправедлив!

Дарий с благодарностью легонько ткнул Тангейзера кулаком в бок. Что ж, сегодня Поллуксу Борсо придется проводить время в другой компании. Или без компании.

– Не боись, Дарик, – тихо шепнул Диони. – Карабарас, разберемся с этим «Мамонтом», найдем, где у него рога, а где копыта!

Тангейзер раньше тоже служил в танковых войсках, но вообще мало что рассказывал о своей прошлой жизни. Ростом он был с Дария, но поуже в плечах, и мягкие черты его лица скорее подошли бы детскому врачу, а не военному. У него было очень красиво выполненное светящееся сине-желтое тату на внутренней стороне левой руки, у самой подмышки – монограмма «ТД»: Тангейзер Диони.

– Спасибо, Тан, – прошептал Дарий. – Это тебе зачтется в следующей жизни.

Тангейзер скупо улыбнулся и ответно стукнул Силву под ребра.

Группа прошагала через очередную рощицу, еще раз вспугнув задремавших было птиц, и комм взводного снова ожил.

– Понял, – мрачно сказал лейтенант, выслушав сообщение.

Некоторое время он шагал, низко опустив голову, словно старался разглядеть что-то у себя под ногами, и бойцы опять насторожились. Такое поведение взводного не предвещало ничего хорошего. Он остановился и повернулся к ним, и по лицу его было видно, что радости в этом мире убавилось.

– У нас потеря, – скорбным голосом сказал Бебешко. – Боец Борсо испарился…