ВСЕ МЫ ЗНАЕМ ХАЛКА: умный, талантливый, деликатный учёный Брюс Беннер, который попал под воздействие гамма-лучей и начал громить город, словно разъярённый бык. Довольно неприятная история, правда? Его лучше не выводить из себя, потому что чем он злее, тем сильнее.

Ну что, есть контакт?

Давние фанаты Халка знают, что иногда он держит себя в руках, а иногда превращается в старую добрую машину для убийства. И я не сомневаюсь, что имею дело со вторым случаем.

Зажав под мышкой мистера Пушистика и вытянув руки в смиренной мольбе, я смотрю в его большие зелёные глаза и пытаюсь сделать то, что мне хуже всего даётся: воззвать к здравому смыслу.

– Тише, Халки, тише. Я понимаю, как это выглядит, но я бы никогда не сделал больно…

И тут он бьёт меня кулаком. Халк не из тех, кто умеет наносить неожиданные удары, – когда он готовится бить, это сразу очевидно. Я слышу, как трещат его мускулы, когда он заводит руку, давая мне время отскочить. И я почти успеваю. По сути, я даже не знаю, что именно нанесло мне удар – его каменная плоть и железные кости или воздух, спрессованный до плотности бетона. Так или иначе, мои кишки сворачиваются в клубок, ноги открываются от крыши, и я лечу!

В комиксах легко управлять временем. Одна капля может ползти через несколько панелей; целые столетия умещаются в короткую подпись «Тысячу лет спустя». Здесь, в повествовании от первого лица в настоящем времени, это сложнее. Но, пока я лечу и смотрю, как Халк становится всё меньше и меньше, позвольте мне чуть-чуть растянуть время до падения.

Помните: то, о чём вы читаете, занимает меньше времени, чем кажется.

Итак, начнём с крика боли:

– О-о-о!

В надежде смягчить приземление хотя бы несчастному мистеру Пушистику я стараюсь прикрыть его своим телом. Сначала мы врезаемся в лестницу, которая ведёт обратно в дом. Но наша сладкая парочка не скатывается вниз по ступенькам. Мы пробиваем их насквозь, как кулак пробивает пустую коробку.

Поверьте тому, кто пробивал в этой жизни не одну стену: обычно это слегка тормозит полёт. Но не сейчас. Мне даже кажется, что мы ускорились. Мы перелетаем через край крыши и устремляемся прямо в небо. Свобода! Нас ничто не остановит!

Ну, разве что гравитация.

К тому моменту, как мы пересекаем Вторую авеню, притяжение старушки Земли берёт своё, и мы врезаемся в крышу другого здания, чуть пониже. Крепко прижав к себе лабрадора, я переворачиваюсь на спину и качусь по крыше – не столько потому, что я опытный боец, который знает, как надо приземляться, сколько потому, что я нахожусь под властью законов физики и качусь по наклонной. Во всех смыслах.

К счастью, эта крыша больше, чем предыдущая, и не такая пустая, так что, стукнувшись о несколько кондиционеров, мы наконец замедляемся настолько, чтобы я мог предотвратить наше падение.

Халк не умеет летать – хотя я бы поостерёгся говорить ему это в лицо. Правда, это слабое утешение, поскольку он одним прыжком покрывает несколько километров. Едва я успеваю подняться и совершить несколько странных танцевальных па, чтобы удержаться на ногах, как рядом со мной приземляется зелёная махина. Он до сих пор в ярости, но кричит уже не так громко, так что хватит и заглавных букв:

– ХАЛК ВИДЕТЬ НА ЮТУБЕ, КАК ТЫ ОБИЖАТЬ ЩЕНОЧКА!

У Халка есть интернет? Невероятно. Но сейчас не время для вопросов о провайдере. На этот раз я точно уверен: меня сшибает с ног именно кулак Халка. Можете себе представить, насколько он зол. Если бы его правда волновали щеночки, он дал бы мне возможность отпустить Пушистика, но сами ему это скажите. Этот чокнутый руководствуется только эмоциями – у него вся душа нараспашку.

Или это у меня душа нараспашку? Вернее, не душа, а грудная клетка?

Мы пересекаем ещё одну улицу, врезаемся в офисное здание, пробиваем стену, проносимся над парой столов, а потом вылетаем в окно и падаем – всего каких-то четыре этажа, подумаешь. Я крепкий, но неуязвимым меня не назовёшь, однако на сей раз я отделался царапинами и синяками. Я смягчаю наше падение, по пути зацепившись за пару карнизов.

Я ударяюсь о тротуар. Мистер Пушистик падает мне на грудь, и воздух выходит у него из груди с презабавным звуком. Его трудно передать, но я попробую: что-то вроде «Р-р-р-рунф!».

Зелёный великан с грацией тонущего авианосца приземляется в нескольких метрах от нас. Я надеюсь, что он сейчас хлопнет в ладоши и вызовет оглушающую воздушную волну, потому что это не так больно. Но нет, он снова бьёт меня кулаком. Прямо по голове, где я храню все эти… как их там? Ах да, мысли.

Обычно я плавно проваливаюсь в галлюцинации, не различая, где кончается реальность и начинаются фантазии. То, что случилось сейчас, больше похоже на эффект от удара кулаком по сломанному телевизору. Картинки смазываются, звуки смешиваются. В «реальном» мире мы, кажется, проносимся мимо вентиляционного киоска метро, потому что я чувствую дуновение тёплого ветра, который напоминает мне о жарком летнем деньке.

О вполне конкретном летнем деньке. Я стою в парке на бейсбольном поле и потешаюсь над пухленьким мальчишкой, который всё время выбивает мяч в аут. Софи смотрит на нас. Я пытаюсь впечатлить её остроумием и случайно перехожу в своих подколах критическую черту. Мальчишка, на голову ниже меня, весь краснеет и напрягается, как будто у него запор. Он не знает, что делать – расплакаться или попробовать набить мне морду. Все ребята смотрят на нас, и мальчишка решает оказать сопротивление. Он подбегает и начинает колотить меня в грудь с криком:

– Я убью тебя! Убью!

Старое школьное правило: одолей самого большого парня, и все остальные от тебя отстанут. Только силы в этом карапузе ни на грамм – такое чувство, будто он тыкает меня в грудь ватными палочками. Это так жалко выглядит, что я смеюсь. И он ещё сильнее распаляется.

– Я тебя убью! Убью!

Он колотит всё сильнее и сильнее, быстрее и быстрее. Но он может не стараться – мне всё равно не больно. Я смеюсь ещё громче. Просто не могу сдержаться. От смеха я складываюсь пополам. И все остальные тоже смеются. В том числе и Софи. И даже родители мальчишки. Это, правда, очень смешно. По пухлым красным щекам текут слёзы, но малыш продолжает бить меня в грудь:

– Я убью тебя! Убью тебя!

Но потом всё меняется. Это я тот нелепый карапуз, который молотит противника кулачками, – только бью я не себя, а Халка. И он не смеётся. И во всём этом вообще нет ничего смешного. У меня всё болит: рёбра треснули, бедро сломано, кровь так и брызжет – полный джентльменский набор, в общем.

Халк поднимает меня над головой и замахивается:

– ТЫ ОБИЖАТЬ ЩЕНКА!

Хотя перед глазами у меня расходятся круги, у меня появляется интересная мысль. Я ведь встречал всех во вселенной «Марвел», а значит, и Халка тоже.

– Халк, послушай! Ты меня помнишь?

Он на секунду задумывается. Когда он думает, он становится милым. Нет, не так: становится немного милее.

– ДЭДПУЛ ОБИДЕТЬ ЩЕНОЧКА! ХАЛК КРУШИТЬ!

– Дэдпул – совершенно верно! Я Дэдпул. А значит, что ты со мной ни делай, я всё равно восстановлюсь. Меня ты не сокрушишь. Уж точно не навсегда.

Это его озадачивает.

– ХАЛК НЕ МОЧЬ КРУШИТЬ?

Он меня роняет.

– Ай! Да, верно. Так к чему тогда это всё?

Он прищуривается. Понижает голос.

– Халк не мочь крушить.

Наступает на меня – просто на всякий случай.

– Ай-яй-яй! Видишь? Я… всё ещё здесь.

– Не мочь крушить. Не мочь крушить. Что Халк делать? – он чешет в затылке. – Не крушить… Не крушить…

– Ты можешь, например… выслушать меня.

У него загораются глаза. Уверен, он щёлкнул бы пальцами, если бы мог, потому что на него снизошло озарение.

– ХАЛК СИДЕТЬ!

– Нет! Я не это… Подожди…

Я бы отполз, если бы мог, но я и шевельнуться не успеваю – огромный зелёный зад и вся остальная двухтонная туша обрушивается на то, что от меня осталось.

– А-а-а! Нет! Не-е-е-е-ет!

– Халк сидеть, пока ты не обещать, что не обижать щенка!

Возможно, стоит как-то прокомментировать тот факт, что он больше меня не бьёт, но я не знаю, что сказать. Надеюсь, что этот громила не ел сегодня на завтрак чимичангу. Я смотрю снизу вверх на его самодовольную зелёную физиономию.

– Халк… слушай… я не хочу обижать никаких собак, но некоторые из них могут оказаться монстрами.

Он склоняет голову:

– Собаки-монстры?

– Именно. А монстры могут обидеть людей.

– Обидеть людей?

– В точности! Халк, ты такой умный! Всё понимаешь с полуслова. Очень хорошо. Так вот, если монстр может причинить людям вред, значит, я могу причинить вред этому монстру, чтобы он не трогал людей, правильно? Так же как и ты причинил мне вред – да ещё какой, – потому что думал, будто я обижаю щеночков.

Он морщит лоб и поджимает губы.

– Разве я не прав, Халк?

Но потом он сжимает кулаки и ёрзает на месте, и у меня трескается ещё несколько рёбер.

– ЩЕНОЧЕК НЕ МОНСТР, ЩЕНОЧЕК – ЩЕНОЧЕК! Халк сидеть, пока Дэдпул не обещать, что он не обижать щеночков!

Это продолжается уже довольно долго. Я начинаю задумываться, где агенты Щ.И.Т. а или, на крайний случай, полиция и скорая помощь. Возможно, они издалека наблюдают за нами и надрывают животики от смеха.

Но мистер Пушистик по-прежнему со мной. Этот миляга даже пытается вытащить меня из-под Халка. Кажется, будто этот пёс – мой единственный друг, а ведь мы знакомы меньше часа.

Мы, люди, вечно наживаем себе кучу проблем. Вы только посмотрите, сколько времени ушло, прежде чем я понял, что можно просто соврать этому огромному зелёному болвану.

– Хорошо, Халк! Будь по-твоему! Я обещаю не обижать ни одного щеночка до конца своих дней. Мамой клянусь!

Он с подозрением косится на меня, но встаёт. Вместе с ним в воздух поднимается моя правая рука. Я пугаюсь было, что она застряла у него в заднице, но она тут же высвобождается. На меня больше не давит огромная масса, и размазанные по асфальту кусочки Дэдпула, всхлипнув, встают по местам. Исцеление займёт какое-то время, но оно уже началось.

Верный мистер Пушистик виляет хвостом и весело тявкает.

Что, конечно, не остаётся без внимания зелёного громилы.

– Щеночек! Халк хотеть щеночка!

Среднестатистическая собака понимает 165 слов. Судя по испуганному выражению мордочки, Пушистик сообразил, к чему клонит Халк.

– Не уверен, что это хорошая…

– ХАЛК НЕ ОБИЖАТЬ ЩЕНОЧКА! ХАЛК ХОТЕТЬ СВОЮ СОБАЧКУ!

Вряд ли кто-то из нас может ему помешать. Зелёный великан поднимает щенка в воздух, словно лохматую виноградную гроздь. Мистер Пушистик сжимается. Я пытаюсь показать ему глазами, что прошу прощения – ими, в отличие от остального тела, я ещё могу двигать, – а потом остаётся только затаить дыхание и ждать.

Халк гладит лабрадора по голове:

– Хороший щеночек! Мягкий щеночек!

Ну что, пока всё не так плохо. Неловко, словно гигантский младенец, Халк гладит щенка по шёрстке. Может быть, это успокоит громилу и вернёт его в человеческую форму.

Вот только он слишком увлёкся. Он гладит щенка всё сильнее и сильнее.

– Халк тебя тискать, и тискать, и тискать, и тискать.

– Тише! Осторожно! Ты же не хочешь…

Ой-ой.

– Щеночек? – Халк, широко раскрыв глаза, смотрит на застывшую зверушку у себя на ладони. – Почему щеночек не двигаться?

Он поворачивается ко мне. Его зелёные губы дрожат.

– Почему щеночек не двигаться?

Как бы ему это объяснить?

– Э-э-э…

Халк тыкает мистера Пушистика пальцем:

– Просыпайся, щеночек! Не надо… не надо…

В глазах у Халка стоят слёзы. Он кладёт бездыханного Пушистика на землю рядом со мной.

– Халк не хотеть. Халк не плохой.

Никогда раньше не слышал, как Халк плачет. Это… довольно дико.

Он отпрыгивает в сторону с криком:

– ХАЛК НЕ ПЛОХОЙ! ХАЛК НЕ ПЛОХОЙ!

И уносится прочь, прыжок за прыжком, пока треск ломающегося асфальта не стихает в отдалении.