Тави вышла из холодного нутра супермаркета. Разломила плитку шоколада, мгновенно подернувшуюся сизой пленкой конденсата, сунула в рот кусочек и, жуя, растерянно оглядела улицу. Она так привыкла прятаться за работой, экономить на всем, не позволять себе ни на минуту расслабиться. А потом – встреча с Дэнгом, Сумрак, Дозоры… вся эта круговерть. Тави просто забыла, как ведут себя нормальные туристы. Осматривают достопримечательности? Но на Каосан нет достопримечательностей, она – вещь в себе. Покупают сувениры? Поедают экзотическую пищу? Пьют коктейли из пластиковых ведерок, слушая хиты в исполнении местной группы – и заодно хиты в исполнении местной группы из соседнего бара, пытающейся перекричать первую? Идут на массаж? Отправляются в тату-салон, допив третий коктейль или пятую бутылку пива, и набивают на задницу пару иероглифов? Бродят туда и обратно, снимая сотни размытых кадров без всякой композиции, не говоря уже о смысле? Пробуют жареных насекомых? Тави передернуло. Этого она точно делать больше не будет. А вот прогуляться, щелкая фотоаппаратом, – мысль дельная.

Сначала она жала на спуск ради маскировки, но вскоре увлеклась и даже сделала несколько осмысленных кадров. Три парня с рюкзаками, растерянные и взмокшие, спорящие над картой. Продавец блинчиков в залихватски сдвинутом набекрень поварском колпаке, комок теста летает и вертится в руках, прямо в воздухе превращаясь в тончайшую лепешку. Тави даже посмотрела на всякий случай сквозь Сумрак – не волшебство ли? Нет, только ловкость и опыт. Бездомная, сидящая на ступеньках полицейского участка и глядящая в невидимое за огнями небо с такой улыбкой, будто на свете нет человека счастливей… та самая, что разняла их с Андреем. Странная. Абсолютно сумасшедшая. Заметив, что ее снимают, бездомная кивнула Тави, как старой знакомой, как близкому другу, с которым уже не нужны слова, чтобы понять друг друга. Тави замялась, разрываясь между желанием держаться подальше и – подойти, поговорить, узнать, что произошло с этой женщиной. Но бродяжка уже отвернулась и снова уставилась в мутное небо с отрешенным блаженством.

Тави так и не решилась потревожить ее. Смущенная, она прошла несколько метров и нацелила фотоаппарат на усача в растаманском берете. Тот разложил свой нехитрый товар на куске покрывала, расстеленном прямо на асфальте. Вязаные береты в красную, зеленую и желтую полоску, кулоны с портретом Боба Марли и пятилистником… Усач так старательно позировал, что в приступе благодарности Тави купила у него бандану – красную, с узором из все тех же неизбежных конопляных листочков – и тут же повязала ее на голову. У нее осталось ощущение, что спроси она, и у растамана нашлась бы конопля и во вполне натуральном виде, но этот пункт туристической программы точно был не для нее.

Однако встреча с веселым усачом вызвала в Тави желание совершить что-нибудь хотя бы немного хулиганское. В конце концов, она туристка, она отдыхает… пусть убийца видит, как она расслабляется. Слабенькая Иная, которая не пользуется своими способностями. Может, даже не знает о них. Она подошла к стенду, обещавшему плетение косичек и дредов, потрогала выставленные для примера синтетические пряди, блестящие и гладкие, переливающиеся всеми цветами радуги. Начала было подбирать оттенки, но, узнав, сколько времени займет сооружение прически, поспешно ретировалась. Сидеть два часа на табуретке?! Нет уж, даже если бы у Тави было время, она потратила бы его по-другому.

Однако вид косичек и дрэдов напомнил ей о баре, спрятанном в одном из переулков. Ничего выдающегося, даже перекусить, кажется, нечем: только два вида местного пива и энергетики пополам с водкой. Зато крутили там исключительно регги – по кругу, альбомами, без разбору.

Уже на подходе Тави начала приплясывать. Некоторые вещи не менялись, и как же это было славно! Бар никуда не делся, на месте были три тяжелых деревянных стола, пыльное, выгоревшее растаманское знамя на стене за стойкой и басы в характерном ритме из колонок.

– «Propaganda spreading over my name, say you wanna bring another life to shame, – запела Тави. – Oh, man, you just a-playing a game…»

Она запнулась, сообразив, что только что произнесла что-то важное. Впереди в тесной темноте переулка мелькнуло оранжевое: то ли велосипедные катафоты, то ли луч подсаженного фонарика… А может, кусок оранжевой ткани, в которою заворачиваются здешние монахи. Монахи, которые выходят из монастыря только в первой половине дня – если у них, конечно, нет каких-то важных дел. Очень важных дел.

– «And then you draw bad card…» – машинально проговорила Тави.

Он считает, что асуры способны только на зло. Он оказался рядом вчера, когда Тави стояла над только что убитым фокусником. Он поверил ей и спрятал от Ночного Дозора. Не потому ли, что точно знал: Тави не виновна, и не мог подставить вместо себя? Из религиозных соображений. Он много чего делает из религиозных соображений, добрый мудрый Дэнг…

Похоже, Тави нашла того, кто убивал Иных, забредших на свою беду в туристический центр Бангкока. Но была ли она этому рада?

Кажется, она только что вытянула очень хреновую карту.

Чем дальше Тави углублялась в похожую на ущелье подворотню, где исчезло оранжевое пятно, тем слабее становилась ее решимость. В оставшемся позади баре колонки, из которых все еще доносились жизнерадостные ритмы регги, вдруг, хрюкнув, выдали протяжный, полный смутной жути пинкфлойдовский запил. Тави охватила неясная тревога. Порыв найти Дэнга и объясниться с ним иссякал, ярость потускнела. Что она скажет монаху? Что станет делать потом? У нее нет сил даже на разговор, не то что на активные действия. Тави шла все медленнее; подошвы сандалий по-старушечьи шаркали по грязному неровному асфальту. В животе тяжелым холодным комом заворочался страх и затих, выжидая чего-то.

В переулке быстро холодало, будто где-то рядом работал мощный кондиционер. Пот высох, оставив липкую пленку, и тонкие волоски на руках встали дыбом. Неприятный сухой холод… Ладони вдруг стали влажными. Здесь отроду не водилось прохлады, наоборот – вечно несло чадным жаром из гостиничных кухонь, выходивших на зады. Неужели за год успели накрыть переулок крышей и поставить кондиционеры? Тави взглянула наверх – в расщелине между крышами пульсировало мутно светящееся небо Бангкока. На затылок давило, будто кто-то сверлил его взглядом. Следят, равнодушно подумала она, глаз не сводят, все никак не угомонятся. Ей захотелось разозлиться на преследователей, но эмоции были бледные, как вялый карандашный штрих, стертый ластиком. Слишком много всего произошло за последнее время. Способность Тави чувствовать просто истощилась. Ей хотелось хотя бы испугаться: что-то было не так. Но страх тоже не шел; лишь где-то под солнечным сплетением мелко дрожала от напряжения какая-то жилка.

Воздух становился все холоднее, желтоватый свет фонарей сменился синюшно-серым. Она так устала. Ноги налились бетонной тяжестью, в глаза будто песка насыпали. Так устала… Тави, горбясь, сделала последний шаркающий шажок и замерла. Навалилось свинцовое оцепенение. Так хорошо было бы сейчас отдохнуть. Прилечь прямо на асфальт – здесь, под стеной дома, в непроглядной тени между задним крыльцом и мусорным баком. Такое уютное, скрытое местечко. Свернуться в клубок, чтобы не замерзнуть, и подложить руки под щеку. Она только поспит, а потом пойдет дальше. У нее больше нет сил прятаться, догонять, говорить. У нее не осталось сил жить. Кто-то за спиной подсказывал: ей необходимо отдохнуть. Немножко поспать…

Вдруг стало горячо между лопатками, как будто к позвоночнику приложили камень, весь день пролежавший на пляже. За спиной раздался невнятный возглас, шум падения. Не рассуждая, Тави оглянулась, одновременно проваливаясь в Сумрак, как в ледяное желе. Увидела, как с поросшего какой-то синей дрянью раскрошившегося асфальта плавно поднимается длинная фигура, которую не разглядеть толком за туманом. Человек – нет, Иной – медленно, будто сомневаясь, протянул руку, и структура Сумрака нарушилась. От груди Тави мучительно медленно потянулись бледные, извилистые струйки. Мгновение она смотрела, как они утолщаются, становятся все быстрее. Отвратительное тянущее чувство внутри, будто этот туман – ее собственные жилы.

– Дэнг? – хриплым шепотом окликнула Тави.

Асур расправил плечи и шагнул на нее, продолжая вытягивать – что? Неинтересно… надо поспать, а подумать можно и потом. Убийца надвигался уверенно и спокойно, и Тави не могла, никак не могла поверить, что монах мог так поступить с ней.

– Дэнг… – снова прошептала она. – Не надо, зачем, не надо, Дэнг…

Она искала в себе хоть какую-то энергию, какие-то чувства. Обманута, предана; тот, кому она доверяла, шел убивать ее. Где ярость? Где горе? Только апатия, только тупое, равнодушное удивление: не может быть… Тави ухватилась за эту вялую тень эмоции, как за спасательный круг. Не может ведь быть…

– Ты не Дэнг! – выкрикнула она, и убийца чуть качнулся, будто его пошатнула звуковая волна. – Ты не он!

Тави прижала руку к груди, пытаясь удержать эти струйки, прекратить их неумолимое истечение, и дернулась, ошпаренная: краска, которой была расписана футболка, раскалилась, как под утюгом. Боль от ожога мгновенно прояснила голову. Тави взглянула на неотвратимо приближающуюся смутную фигуру, хрипло вскрикнула и бросилась бежать.

Отчаянно завопил сигнал, ногу обожгло горячим выхлопом, и Тави шарахнулась, едва разминувшись с тук-туком. Нагнулась, машинально потерла голень, опустила глаза – как раз чтобы успеть увидеть, как из-под ног метнулась жирная хвостатая тень. Взвизгнув, Тави отпрыгнула, нелепо замахала руками, пытаясь одновременно сохранить равновесие и не дать рухнуть стопке пластмассовых табуреток, подвернувшихся под ноги. Пот заливал лицо, мокрые пряди волос противно липли к щекам, футболка потемнела от влаги. Сердце тошнотворным комом билось в горле. Ныли ссадины, оставленные ремешками сандалий, все тело болело, будто от тумаков: черт знает с чем и сколько раз она сталкивалась, пока неслась не разбирая дороги, обезумевшая от страха…

Паническое бегство привело Тави на границу туристического района и нормального Бангкока, живущего собственной странной, жаркой, суетливой жизнью. Здесь вовсю кипел ночной рынок, воздух дрожал от вкусного пара и выкриков поваров. Столы стояли прямо на проезжей части; мопеды, тук-туки и передвижные макашницы мучительно протискивались между ними, рискуя задеть ужинающих людей. Цены здесь были ниже, чем на Каосан, но выше, чем на таком же рынке в паре кварталов, тайских вывесок – столько же, сколько английских, а за тесными столиками мостились, стараясь не перевернуться вместе с детскими пластиковыми табуретками, и туристы, и местные жители. Здесь ели, смеялись, ругались на тесноту, нерасторопных помощников, неуклюжих байкеров – и никто не шептал за спиной, не предлагал прилечь… отдохнуть… навсегда, навсегда. Здесь царила суета, здесь властвовало лишь сиюминутное. Здесь кипела жизнь. Здесь было безопасно…

Тави пробрала ледяная дрожь, колени подогнулись, и она опустилась на ближайший стул. Содрала с головы влажную бандану, вытерла мокрое лицо. Тут же кто-то шлепнул перед ней меню, поставил стакан, набитый льдом, и кувшин. Плохо соображая, что делает, Тави налила воды, выпила в несколько длинных глотков, плеснула еще. От бьющихся у края стакана кубиков льда ныли зубы, рука, сжимающая мокрое стекло, начала неметь, но это был живой, нестрашный холод, нечто, противоположное мертвящей стылости, что обрушилась на Тави в переулке. Он бодрил, привязывал к реальности, прояснял голову. Тави втянула кусочек льда, погоняла во рту. Такой гладкий. Такой настоящий. Она жива.

Рука затряслась, и Тави поставила стакан. Ну как, нравится быть приманкой? И где твое видео с лицом убийцы крупным планом? Хотя один плюс в случившемся есть: она не сама на себя напала и теперь точно знает, что вины за ней нет. И – чудом, но спасена при этом. Но как, ведь она ничего не делала? Она, как овца, обреченно ждала смерти, и не думая сопротивляться. И все-таки – жива.

Повезло. Как же повезло! Какая же она была дура, что полезла в это дело… Тави обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Очень хотелось найти защиту. Поискать дозорных или вернуться в монастырь, к Дэнгу? Она не могла выбрать. В момент смертельной опасности, ничего не соображая от страха, она поверила монаху – но что, если ошиблась? Измученный мозг раз за разом прокручивал сцену: Дэнг аккуратно прикрывает тяжелую дверь с ручкой, украшенной головой неведомого демона, поднимает руку, и в келье начинает стремительно холодать. И Тави, вдруг сраженная невыносимой усталостью, покорно опускается на циновку и смотрит, как жизнь вытекает из нее неторопливыми тонкими струйками.

Прохожие задевали стол, под ухом пронзительно вопил тук-тукер, зазывая клиентов.

– Нет же, – бормотала Тави, придерживая стакан и выдергивая ноги из-под чьих-то кроссовок, – нет, не он…

Но сама себе не верила. Не верила достаточно, чтобы перейти дорогу, вдоль которой тянулась беленая монастырская стена, и нырнуть в узкий проход, ведущий на территорию храма.

Тави будто приклеили к стулу – даже приподняться невозможно, не то что встать. Ноги превратились в два бетонных столба, вкопанных в землю. Она вдруг сообразила, что рано или поздно рынок закроется, и ее охватила паника. От одной только мысли о менее людном месте начинало тошнить от ужаса. Если она еще раз ощутит этот мертвенный холод – не сможет этого вынести. Будет кричать от страха, пока разум не отключится… навсегда.

К бордюру с грохотом подлетел мощный мотоцикл, с него спрыгнули двое и заспешили, снимая на ходу шлемы. Мелькнуло кукольное личико и густая черная грива тайской дозорной, и Тави, чье внимание привлек рев мотора, подобралась на своей табуреточке. Два мопеда, управляемых мототаксистами в оранжевых форменных жилетах, подъехали следом, и с них слезли Илья и Семен. Навстречу уже бежал Андрей, встрепанный, взъерошенный, возбужденно размахивающий руками. Тави всхлипнула от облегчения и вскочила. Ей захотелось вцепиться в рукав Семена, прижаться спиной к длинному задумчивому Илье. Умолять о защите серьезную девушку с детским лицом. Лишь бы не оставили одну, не подпустили убийцу, не дали погрузиться в стылый кошмар.

Лавируя между столиками, она бросилась к дозорным. Те бурно обсуждали что-то, не замечая Тави, которую отделял от них только поток прохожих. До нее уже долетали обрывки фраз Андрея:

– …зафиксировал нападение. Ее след, совершенно отчетливый! Трупа нет… Откуда знаю, может, у бедолаги был защитный амулет, энергетическая картина напоминает… Что-то помешало ей на этот раз, но…

Тави, готовая уже прыгнуть на шею ближайшего дозорного, резко притормозила. Защитный амулет? Она вдруг вспомнила раскаленный орнамент и боль от ожога, давшую ей силы бежать. Чувствуя себя крайне глупо, оттянула футболку на груди. Ткань, изрядно пропитанная акрилом, беззвучно затрещала. Ну, рисунок. Абстрактный. Тави сама сделала его еще на Шри-Ланке и даже могла еще вспомнить, какие пятна и линии нарисовала сама, а какие появились из-за ее полной неспособности аккуратно работать с краской. На всякий случай она взглянула на футболку сквозь Сумрак – и чуть не вскрикнула от удивления. Узор, который должен был выцвести до полной невидимости, не только не исчез, но и стал контрастнее. Монохромный орнамент, на первый взгляд хаотичный, но воспринимающийся как часть общей закономерности. Похожий на переплетение защитных линий, что пронизывали стены монастыря…

– Ну, молодец же, что, – сказала себе Тави вполголоса.

Она вывернула шею, бессмысленно привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть спину. Да, сзади футболка тоже раскрашена, она помнила, как злилась: ладно изгваздать подол, грудь, но спину? Что она делала, чесала лопатку, не выпуская из руки кисти? Тави всегда огорчалась, что уродилась неряхой. Похоже, пора было начинать радоваться.

Она попыталась вспомнить, о чем думала, когда расписывала испачканную одежду. Да не было у нее тогда ни единой мысли, никакого плана! Одни эмоции, захлестывающие с головой. Паника загнанного зверя, желание скрыться от подступающих асуров, спрятаться, не дать кругу сомкнуться. Защититься. А мыслей – не было, она рисовала не задумываясь, лишь бы выглядело гармонично, лишь бы старые и новые пятна могли сойти за цельный рисунок. Вот и нарисовала себе защиту – не приходя в сознание, на голой интуиции. Похоже, она намного сильнее, чем думает…

Тави снова взглянула на группу дозорных и неуверенно ухмыльнулась, размышляя над новыми перспективами. Так ли она нуждается в защите дозорных? Может, стоит вернуться к плану с фотоаппаратом, а потом уже сдаваться – с портретом маньяка в руках вместо жалких оправданий. Выйдет совсем другой разговор, не снизу вверх – на равных. С другой стороны, рисковать жизнью исключительно из гордости и упрямства глупо. С собственными эмоциями она как-нибудь справится, а вот убийцу может и не одолеть…

Двигаясь больше по инерции, чем по сознательному решению, Тави принялась протискиваться сквозь компанию бодрых немецких пенсионеров. Андрей уже почти кричал, нависая над невысокими тайцами.

– …в монастыре нет. А кто?! Мозги промыл…

Тави поморщилась. Похоже, ее держат за безвольную дуру, не способную думать самостоятельно: кто первый сказал, куда идти, того и послушала. Ну что ж, будет сюрприз. Еще пара шагов – и она похлопает Андрея по плечу. Тави хихикнула, представив его физиономию.

– …работают вместе. Монаха мы сами не сможем, но шеф…

Неуверенные интонации девушки. Семен увещевает. Девушка возражает, но сомнения в голосе все больше.

– …уверены в его святости? Нельзя никому доверять!

Тави остановилась, будто налетев на стену. Перед ней лежало ее будущее: разумное, безопасное, может быть, даже интересное – и абсолютно мертвое. Будущее, в котором нет места доверию. Они узнают, что Тави не убивала, что на нее саму напали, – наверняка у них есть методы проверить. Снимут обвинения. И переключатся на следующего подозреваемого – Дэнга. И они убедят ее. Вон, местную дозорную уже почти убедили… Тави ведь сама пришла к тем же выводам, верно? Просто не захотела поверить, что Дэнг мог попытаться убить ее. А с чего, собственно? Несколько разговоров… теплых, насыщенных разговоров. И – добрые глаза, одновременно и веселые, и грустные. И он не дал арестовать ее. Это – поводы доверять? Тави не знала.

Но совсем недавно в стылой подворотне вера в монаха спасла ее, дала силы не лечь и не сдохнуть покорно. Вера в Дэнга и дурацкие картинки на футболке.

Тави попятилась, развернулась и, так никем и не замеченная, быстрым шагом двинулась прочь.